Первая гроза: Оттепель

Снегопад заполнял комнату жидким серебром. Всё казалось сказочным и новогодним, хотя до всеми любимого праздника ещё оставались дни. Сергей, положив голову на грудь Демидова, смотрел в огромное окно, за которым танцевали свадебный вальс искристые снежинки. Вспомнилось что-то далёкое, но не забытое, сердечное и важное, что возможно только когда тебе лет шесть, и ты, вернувшись домой после катания с ледяной горки, восседаешь себе в кресле, а чьи-то тёплые руки снимают с тебя меховую шапку, шубку, валенки, и, конечно, варежки на резинке. Непременно синие, с оленями и снежинками. Зима. Сказка. Пушистый снегопад. И ожидание чуда, которое появляется вместе с первой декабрьской снежностью. Сергей всхлипнул. Ему стало так горько, что захотелось, как ребёнку, разрыдаться в голос. Он чувствовал защиту и силу, что исходили от генерала, но вместе с этим сердце тронула тревога. Он привык работать. Что будет, когда изменится привычный для него уклад жизни? Да и траур, возникший после потери бабушки, никуда не делся. И странно было думать, что именно Дима теперь единственный близкий и родной для него человек. — Тише, тише, — негромко и спокойно сказал Демидов, поглаживая супруга по спине. — Мне холодно, — Беляев чувствовал, как леденеют ноги и руки, хотя генерал и надел на него шерстяные носки. Дмитрий, обнимая мужа, медленно перевернулся с ним на другую сторону кровати, оказываясь сверху. Согревая Сергея теплом своего тела, он принялся прокладывать дорожку поцелуев по его шее. Ему хотелось покусать Беляева, но приходилось сдерживаться. Когда муж находился в таком размякшем состоянии, всегда возникало желание как-то «пожрать» эту самую мягкость. — Так теплее? — спросил он хрипловатым и каким-то коньячным голосом. — Да, — прошептал Беляев, прикрывая глаза, и водя ладонями по волосам и спине мужчины. — Я боюсь… — Чего? — горячие губы коснулись ключицы. — Что не смогу без работы. — Сможешь. Верь мне, — властно отозвался генерал. Ему нельзя было не поверить. И где-то в глубине души Беляев понимал, что Дмитрий всегда прав. Что бы ни сделал этот мужчина, что бы ни сказал, в конечном счёте Сергей смирится абсолютно со всем и даже поймёт, что нашёл в этом нечто новое, и перемены были не такими грустными, как ему сперва казалось. Засыпая, Серёжа ощущал на себе приятную тяжесть тела генерала, чувствовал запах его кожи, цитрусового одеколона и пены для бритья. Уже проваливаясь в негу сновидений, он вдруг совершенно по-детски почувствовал себя неприлично счастливым. И опять тихонько всхлипнул.

***

Утро просачивалось в комнату ясным светом зимнего солнца. Беляев от души потянулся и, окончательно проснувшись, понял две вещи: у него побаливало горло, а с кухни тянулся аромат еды. Сергей встал и направился «по следу». Увидев Дмитрия, стоящего у плиты и что-то жарящего, он немало удивился. За десять лет их брака Демидов что-либо готовил в исключительных случаях, когда Серёжа физически не мог заниматься пищей. И обычно всё ограничивалось жаркой яиц или варкой гречки и макарон. — Ты что делаешь? — спросил Беляев, касаясь першащего горла. — Решил приготовить тебе завтрак, — ответил мужчина, мельком глянув на Сергея. Тот зарделся, понимая, что для генерала это настоящий поступок. Ведь он вполне мог ничего не делать, но сделал, проявив заботу. — Пахнет вкусно. Что там? — невольно улыбнувшись, Беляев подошёл к Демидову и поцеловал его плечо. Дмитрий был одет только в свои форменные галифе, демонстрируя спортивный торс. — Сырники. — Не думал, что ты знаешь рецепт! Сергей был восхищён. Сырнички генерала, аккуратные, пухлые, с корочкой, производили впечатление. — Оказалось, я его помнил, — чуть ухмыльнулся мужчина. — Здорово. Страшно захотелось есть, — Беляев поцеловал мужа в щёку. — Не заболел? — Горло немного болит. Но ничего, я выпью микстуру, да чай с лимоном. — Надо бы вызвать врача. — Нет, не волнуйся. Других симптомов простуды нет, только горло. Демидов выключил плиту и начал, быстро работая деревянной лопаткой, выкладывать сырники на тарелку. Беляев отправится в ванную, чтобы умыться, почистить зубы, и вернуться к завтраку. — У тебя отлично получилось. Вкусно, — честно сказал он, пробуя сырник. — Хорошо, — чуть кивнув, отозвался генерал. — А мне сегодня… уже никуда не идти? — осторожно, но с потаённой тоской спросил Беляев. Взяв банку со сгущёнкой, полил ею свой жареный творог. — Можешь сходить в магазин. Если ты о работе, то нет. С этого дня ты не работаешь, — строго ответил Демидов и сделал глоток кофе. Отставив чашку, посмотрел на наручные часы: — Мне пора, машина уже ждёт. — Хорошо. До вечера, — жуя сырник в сгущённом молоке, отозвался Сергей. — И спасибо за завтрак. Он чудесен. Дмитрий протянул руку и накрыл кисть мужа своей. Пару мгновений они смотрели друг другу в глаза, а потом мужчина встал и вышел из кухни. Вскоре хлопнула входная дверь. Серёжа всё съел, напился чая с лимоном, и вернулся в постель. Думая о своих коллегах, которые теперь стали бывшими, он прислушивался к тишине квартиры, и сам не заметил, как уснул. Он проснулся спустя несколько часов, когда солнце уже сделалось блёклым, освещая золотистым светом верхушки деревьев и крыши домов. Беляев не чувствовал особых признаков болезни, горло уже не болело, поэтому он решил пройтись до магазина. Надев меховую шапку, дорогое коричневое пальто с белым меховым воротником и ботинки, Серёжа вышел на улицу. Просто любуясь снегом, горящим от солнца, он дошёл до аптеки, купил там микстуру от простуды, затем заглянул в гастроном и приобрёл различных продуктов, включая кое-что из разряда «вкусно и для души». Ну нужно же было как-то утешить самого себя. Возвращаясь домой через небольшой сквер, Сергей увидел красную коляску. Она стояла под деревом и была запорошена снегом, что указывало на то, что её туда поставили нарочно. Но самым странным был факт того, что из неё доносился детский плач. Оглядевшись в поисках того, кто мог бы бросить коляску, и не увидев ни одной живой души, Беляев приблизился к ней, взялся свободной рукой за рукоять и откатил на пару метров в сторону. Внутри лежал ребёнок примерно двух-трёх лет. Его щёки были алыми: его оставили тут достаточно давно. Плакало дитя не сказать, что громко, укутано оно было тепло, на голове крепко сидела завязанная под подбородком вязаная красная шапка. — Ну и где твои родители? — тихо спросил Беляев. В ответ ребёнок перестал плакать и заугукал, во все глаза глядя на Сергея. Тот растерялся, не зная, что делать. Ясно было одно — дитя нужно отогреть. Поэтому, немного помешкав, он повёз коляску в сторону дома, и вскоре уже заходил в квартиру. Обращаться с детьми Сергей не умел, поскольку не имел подобного опыта, но в тот момент ему казалось, что в этом нет ничего запредельно сложного, и он справится. Положив покупки на кухонный стол, он снял шапку, бросил её на комод, вернувшись в коридор, потом разулся и занялся коляской. Вытащив ребёнка, Серёжа посадил его в кресло, снял с него шапку, обувь, верхнюю одежду. Светлые волосы чуть вились, в жидких прядях виднелся сиреневый бантик. «Стало быть, ты у нас девочка», — подумал Беляев, откладывая вещи в сторону. Гостья не рыдала, а просто смотрела на мужчину широко распахнутыми карими глазами. — Может быть, где-то тут указан твой адрес? — предположил Сергей, начиная исследовать содержимое коляски, а потом и её саму. Но ничего не было обнаружено. — Ты, наверное, есть хочешь? — спросил Серёжа, глядя на щёки девочки. Ещё недавно они были красными, а теперь начали бледнеть. «Что едят дети?», — подумал Беляев, медленно выпрямляясь. Его обдало холодом, и совсем не сразу Сергей сообразил, что в квартиру кто-то вошёл. Обернувшись, он увидел Демидова. Почти чёрные глаза того метали молнии. — Так вот, чем ты занимаешься, пока меня нет?! — рявкнул генерал, быстро доставая револьвер из кобуры и надвигаясь на мужа. — Кого ты притащил в наш дом? В ужасе распахнув глаза, Сергей уставился в потолок, стараясь отдышаться. Было неестественно тихо, рассеянный свет солнца проникал в комнату, ложился на шкаф, кресло, книги. Облизав пересохшие губы, Беляев приподнял голову и осоловело огляделся. «Сон. Просто дурной сон», — подумал он облегчённо. Поразмыслив, Сергей сообразил, что прилёг после завтрака, и уснул. А то, что он якобы проснулся, было сном. Встав с кровати, он добрался до ванной, умылся холодной водой, и сел на борт ванны, стараясь осмыслить всё, что ему приснилось. Ребёнок… Впервые за всё время брака с Демидовым, Беляев вдруг подумал, что они могли бы завести дитя. Конечно, это представлялось Серёже с большим трудом, но тем не менее. «Интересно, как Дима отнёсся бы к моему предложению?», — мелькнуло в голове. Сергей прошёл в гостиную и, сев на диван, попытался прогнать остатки сна. В нём, казалось бы, не было ничего ужасного, но почему-то разъярённое лицо Демидова всё ещё стояло перед глазами, а обнаружение брошенного ребёнка казалось очень странным. Беляев прислушался к самому себе, и понял, что, возможно, был бы не против иметь наследника. Но тут же оборвал такого толка размышления: заводить детей, лишь бы скрасить безделье — далеко не лучшая идея. Из коридора донеслась трель телефонного аппарата. Сергей встал и поспешил на звук. — Алло? На том конце послышался шорох и чей-то шёпот. — Вас не слышно. Алло? — громче произнёс Беляев. — Здравствуй, Сергей. А дядя Дима дома? — послышался приглушённый и отдалённый голос того самого Антона, племянника Демидова, которому генерал, ещё будучи полковником, помог с жильём десять лет назад. Тот изредка звонил дяде, чтобы поздравить с какими-нибудь праздниками, но в последние годы это происходило всё реже. Поэтому Сергея немного удивил этот звонок. — Он на службе. — У меня к нему срочный и важный разговор. Я могу зайти к вам? В голосе Антона ощущалось напряжение. Беляев не видел причин отказывать, к тому же, если что-то стряслось, Дмитрий обязан об этом знать. Как-никак, родственник. — Заходи, — ответил он просто. — Через часок будет удобно? — Да. — Тогда до встречи. Спасибо. — Пока. Беляев первым положил трубку. Мать Демидова умерла два года назад, посреди весны. Дмитрию позвонила Галина, позвала на похороны. Чекист взял на себя все расходы на погребение и поминки, тем не менее, он не казался расстроенным или сбитым с толку. На похоронах он вёл себя молчаливо и сдержанно, как и всегда. На поминках он не участвовал в сентиментальных воспоминаниях, как делали другие члены семьи. С одной стороны, Беляев не был удивлён холодности и отчуждённости супруга, с другой, ему казалось странным, что мужчина так ровно отнёсся к смерти матери. Тогда Сергей осознал, что тот к любой смерти относится именно так. И, вероятно, вообще от природы не может испытывать всю ту гамму чувств, что испытывают другие люди.