Первая гроза: Оттепель

Похороны проходили под лёгким снегопадом. Мельтеша, развесёлые снежинки летели на стылую землю. Они не знали и не могли знать человеческого горя. Беляеву было даже немного обидно от мысли: «Какой же жестокий этот снег». Было немыслимо и странно думать, что отныне у него не осталось ни одного родного человека. От этого становилось так горько, что хотелось плакать навзрыд. И один раз он и впрямь заплакал, когда уже гроб начали опускать в землю. Хотелось подбежать к могильщикам и заорать: «Оставьте её!», но он силой воли заставил себя устоять на месте. Поминки прошли словно в полубреду. Беляев выпил на голодный желудок, и впервые почувствовал то сладостное ощущение, которое было попросту подзабыто. Сергей уже несколько лет совсем не брал в рот спиртного. И вот его слегка «повело». Заметив это, сидящий рядом генерал сдержанно предложил Серёже поесть пюре и гуляш, но тот только поковырялся в горячем ложкой, не найдя в себе сил даже просто попробовать. Зато, пока Демидов куда-то отходил, влил в себя ещё рюмку коньяка. Поэтому, когда они уже возвращались домой, и дворники сонно скользили по зимнему лобовому стеклу, точно начинающие фигуристы, Беляев задремал. Дмитрий перевёл на него тяжёлый взгляд и снова посмотрел в окно. Генерал разбудил супруга, когда автомобиль остановился, сжатием его плеча и лёгким встряхиванием. Демидов планировал завести Беляева домой и отправиться на службу, но в прихожей нетрезвый Серёжа повис у него на шее. Раскрасневшийся от мороза и выпитого, податливый, словно пластилиновый, он простонал: «Димочка, не уходи, пожалуйста! Останься со мной. Мне страшно». И «Димочка» остался, даже закрыл глаза на такое обращение. Он лежал рядом с Беляевым, пока тот, уткнувшись в подушку, с содроганием, очень громко и горько плакал. А потом Серёжа развернул своё зарёванное лицо к генералу и шмыгнул носом. Он почти не видел мужа из-за потока слёз. — Что же будет дальше? Что?.. — Ты окончательно вырастешь. — Как это? — Беляев явно очень плохо соображал. — Всё, что происходит в жизни — это опыт. И плохой опыт делает человека сильнее, если он готов принять его. Если же он предпочитает оставаться в зоне комфорта, то любая драма его просто сломает. Сергей с замиранием сердца слушал спокойную речь Демидова, который смотрел на него своим привычным ничего не выражающим взглядом. В эти секунды Беляев восхищался им. Ему хотелось своровать у Дмитрия частичку этой тихой мудрости, этого слоновьего спокойствия, этой военной уверенности. — Если бы не ты, я бы уже сломался. И спился, — несколько остервенело произнёс Сергей прежде, чем успел подумать, что несёт. И тут же понял, что сказал чистую правду. Если бы рядом не было Дмитрия, он бы сейчас начал пить. Пил бы скотски много, и в конечном итоге спился. А, может быть, это случилось бы ещё раньше. — Я слабый человек, — всхлипнув, Серёжа положил щёку на грудь генерала. Медаль на кителе слегка царапнула кожу. — Не упивайся этим. — А что же? — Становись сильнее. — Я уже столько лет с тобой вместе, — понесло Беляева, которому алкоголь всегда развязывал язык, — но до сих пор не разгадал тебя. Как можно быть таким сильным? Бесстрашным? Не иметь слабостей? Иногда мне кажется, что тебя вовсе нет, что я тебя придумал… — У тебя очень богатое воображение, — скупо ухмыльнулся Дмитрий, глядя в потолок. — Дима… Таких, как ты, больше нет. Ты не такой, как остальные, — пробормотал Сергей, снова непроизвольно плача и заливая китель мужа солёными слезами. — Вероятно. — Ты всегда был таким? — Ты же знаешь, что да. — И тебе никогда не хотелось стать… мягче? Проще? — Нет. Беляев знал, что его супруг совершенно не склонен к рефлексии. И это опаляло его душу будто бы мятной свежестью. Холодком. Он упёрся в грудь мужчины подбородком и стал поглаживать её, пуговицы, мокрыми глазами рассматривая добротный китель. Сергей догадывался, что теперь Демидов вёл самые сложные и важные дела. Дела, которые всегда находятся под грифом «Секретно» и которые решаются на самом высочайшем уровне. После смерти Сталина произошли большие чистки, многие «сталинцы» были скинуты с пригретых мест, иные и вовсе арестованы, но Дмитрий в числе немногих всего этого избежал. Его чистейшей репутации и верности делу можно было только завидовать. Серёжа знал, что супруг ведёт контроль его жизни, но не догадывался, насколько детальный. Не думал, что за ним всегда следят, куда бы он ни пошёл. — Дима, можно я напишу дяде Толе? Он должен знать, что случилось… — вдруг тихо произнёс Сергей и посмотрел в тёмные глаза. Но те упрямо было устремлены в потолок. Сейчас было даже немного дико вспоминать, как Демидов избавился от дядюшки супруга, отправив его в очередную командировку. С тех пор тот проживал в другом городе и лишь три года назад Сергей выпросил у генерала позволение написать ему. Тот ответил суховато, видимо, понимая, что переписку читают. И был прав — Дмитрий сканировал все письма своим прожигающим взглядом перед тем, как вручить их Беляеву или позволить отправить. — Ну напиши, — скупо отозвался тот. Обычно сдерживающий себя Сергей почувствовал, что алкоголь изрядно развязал ему язык. Подтянувшись выше, он нагло накрыл губы генерала своими и толкнулся этим языком в его рот, воруя поцелуй. Демидов не шевельнулся, лениво отвечая на него и поглаживая коньячный язык Серёжи своим. А потом Дмитрий встал, сообщив, что принесёт Сергею немного кофе, но когда он вернулся с чашкой дымящегося напитка, Беляев уже спал. Из его приоткрытого рта вытекала слюна и даже во сне он умудрялся всхлипывать. Демидов отпил из чашки и, развернувшись, вышел из комнаты.

***

Проснулся Сергей с ноющей головой. Казалось бы, выпил он совсем немного, а развезло прилично. И Серёжа осознавал, что это является одним из основных признаков того, что он латентный алкоголик. Умывшись холодной водой, Беляев ощутил себя более-менее живым. На работу идти совершенно не хотелось. Он знал, что вся эта предновогодняя суета и все эти прогоны и показы будут его изрядно раздражать. Демидов шуршал бумагами в гостиной, и Сергей заглянул туда. — Доброе утро. Что хочешь на завтрак? — осторожно спросил он, боясь, что супруг будет зол из-за того, что вчера произошло. — Доброе. На твоё усмотрение, — вкрадчиво ответил Дмитрий, мельком глянув на Беляева и снова устремляя цепкий взгляд в какие-то документы. Он был одет в форму, но без кителя. И волосы спадали на лицо, делая его не таким суровым и собранным, как всегда, а более домашним. Серёжа кивнул и отправился на кухню. Он испытывал облегчение, что генерал не сердится. Дмитрий не был привередлив в еде и ел всё, что готовил Беляев. А тот уже не мог не готовить, и если по каким-то причинам был вынужден пропускать эти занятия, то злился из-за того, что Демидов ест в столовой, а дома обходится бутербродами или консервами. Ревновал. Сергей быстро взбил массу для омлета, добавил в неё полукопчёную колбасу и помидоры, затем поставил это чудо жариться. Пока аромат проникал во все уголки квартиры, Беляев занялся бутербродами с сыром и кофе. Готовил он умело и быстро, зная, что и где лежит, полностью ориентируясь на кухне. Она была его и только его. Её он тоже мог сильно ревновать, благо, поводов не было. Когда Дмитрий появился на кухне, Сергей уже раскладывал горячий омлет с корочкой по тарелкам. Демидов сел, дождался, когда муж поставит всё на стол, взял вилку и начал есть. Они уже прикончили омлет и занялись бутербродами, когда Дмитрий вдруг сказал: — Может быть, нам стоит завести ребёнка? Беляев вздрогнул и чуть не подавился. Быстро-быстро зажевав, он во все глаза уставился на генерала. Дмитрий не любил детей, и предлагал усыновление вовсе не из-за желания стать отцом и воспитателем. Всё было куда прозаичнее: мужчина желал, чтобы Сергей сидел дома. Недавнее событие, произошедшее с другом, который потерял молодого возлюбленного, заставило паранойю генерала гореть ярким пламенем. Если вместо работы Беляев будет сидеть дома и заниматься детьми, то всё будет вполне себе. — Дети? Ты же не любишь их, — слабо выдавил Серёжа. — Дело не в любви. — Ох, даже не знаю… Мне ведь тогда придётся оставить службу… — Именно. Тогда Беляев не понял, что значит горячий пристальный взгляд мужа. Его мозг работал замедленно и лениво. — Подумай, Сергей, — сдержанно добавил Демидов. Серёжа встревоженно кивнул. Дмитрий задел одну из тех тем, что когда-то волновала Беляева. Он видел, как другие пары заводят детей, и невольно думал, что вопреки мезальянсу они могли бы кого-нибудь усыновить. Это приблизило бы Сергея к остальным, к типичным парам. Но это были просто тревожные мысли, не мечты. И тут такое предложение… После завтрака Беляев второпях вымыл посуду, надел белую рубашку и синий костюм и, поцеловав Дмитрия, поспешил на работу. Генерал настоял, чтобы Серёжу отвёз его личный водитель. Поэтому Сергей не опоздал. Половина дня прошла стремительно и напряжённо: пришлось отчитать костюмеров, дать новые указания гримёрам, просмотреть часть музыкального концерта. К обеду Серёжа ощущал жуткую сонливость. За высокими и широкими окнами шёл снег, то и дело взволнованно и любопытно прилипая к стеклу. Всё казалось невероятно белым, не было видно соседнего здания и дороги. Только линии, серебристые линии деревьев, их очертания… — Серёжа, — вдруг позвал будто бы знакомый голос. Беляев обернулся, и сердце его невольно ёкнуло. В паре метрах от него стоял Антон Морозов. За эти десять лет он не стал хуже, напротив, «расцвёл», возраст придал ему колорита и шарма. Теперь на правой его щеке виднелся небольшой шрам, а глаза были будто бы наполнены светом летнего моря. Эмоции захлестнули Сергея. И не только потому, что это был человек из прошлого, к которому у него когда-то имелись тёплые чувства, но и потому, что он прекрасно помнил, чем закончилось их рандеву в парке. Демидов тогда покарал парня, отправил его куда-то… И Серёжа чувствовал себя виноватым. — Антон? Здравствуй, — Беляев сам удивился, как по-доброму и мягко прозвучал его голос, в то время, как внутри царила смута. — Привет, — чуть улыбнулся Морозов. Его непослушные волосы, светлые, зацелованные солнцем, казались шелковистыми. Серый костюм в мелкую крапинку подчёркивал стройное тело. Беляев растерялся, не зная, стоит ли протягивать руку для пожатия. И даже не зная, что сказать. Мыслями он вернулся в тот погожий денёк, когда забитый и донельзя погружённый в себя юный парень был ужасно взволнован из-за близости популярного и улыбчивого Антона Морозова. Но тот мальчик остался в прошлом. Умер. В эти секунды, заглядывая в изумрудно-золотой кувшин со своей прожитой жизнью, Беляев остро ощущал, что теперь, зимой шестидесятого года, в этом просторном белом коридоре стоит совсем другой человек.