Первая гроза: Оттепель

— Рад тебя видеть, — сказал Антон, открыто и тепло глядя в глаза Беляева. — Ты… как здесь? — чуть улыбнулся тот. — Привёз счета-фактуры. Вообще, я не должен этим заниматься, но человек, ответственный за это, на больничном. А ты здесь работаешь, я прав? — Нет, я нахожусь здесь временно, — сдержанно ответил Сергей, внутренне испытывая что-то вроде лёгкого самодовольства. — Я заместитель начальника отдела театрального искусства в Министерстве культуры СССР. — Ого! Поздравляю. Это сильно, — улыбнулся Морозов. «Интересно, куда тогда отправил его Демидов? Давно ли он вернулся?», — подумал Беляев, понимая, что просто не сможет произнести всё это вслух. — Спасибо, — ответил весьма скупо. — Здесь есть какой-нибудь кафетерий? Мы могли бы попить кофе и поговорить, — вдруг предложил Морозов. Беляев испытал смутные чувства, какие-то противоречивые и, как ему самому показалось, неправильные. Потерев ладонью щёку, Сергей обвёл туманным взглядом пустынный коридор. Свет снегопада, струящийся из окна, дарил этому пространству зимнее умиротворение. — Да, здесь есть кафетерий, — по-деловому ответил Беляев и зачем-то глянул на наручные часы, в глубине души понимая, что просто потому, что это выглядит солидно и весомо. — Идём. Морозов, продолжая мягко улыбаться, кивнул. Он смотрел на Сергея так, словно не мог найти в себе сил отвести от него взгляд. И Серёже, хоть он сие не особенно осознавал, это льстило. Старые знакомые прошли в просторный зал, в котором стояли уютные белые столики и такие же стулья. Посетителей было немного, большинство пили горячие напитки с бутербродами, но были и те, кто ели супы и второе. Беляев и Морозов подошли в раздаче и заказали два кофе. Взяв по коржику в сахарной пудре, они расплатились и заняли один из дальних столиков. — Ну, как же ты жил все эти годы? — спросил Сергей, сделав глоток кофе. Чашка чуть обжигала пальцы. — Да потихоньку. Работа, походы, работа. Ну и лагерь, конечно, — на последнем слове Морозов тихо рассмеялся. — Да, вот так. «Он, кажется, не знает, что попал в него из-за меня. Оно и к лучшему», — подумал Беляев, внимательно рассматривая лицо Антона. — За что тебя? — спросил вслух. — За антисоветские высказывания. Но я вообще не помню, чтобы говорил что-то подобное, хоть убей. Дали пять лет, но я отсидел два, вышел по амнистии после смерти Иосича, — Морозов немного откусил от коржика, глядя на Беляева. — Тяжело тебе пришлось. — Да. Но то уже дело прошлое. — Значит, ты до сих пор ходишь в походы? — обведя кончиком пальца кромку кружки, спросил Сергей. — Ага. Это весело. Помнишь, как ты хотел сходить с нами? — обаятельно улыбнулся Морозов, попивая кофе. — Помню. — Если всё ещё хочешь, то… милости прошу. Беляев натянуто полуулыбнулся. Взгляд его оставался холодным. Сергей задался вопросом: «А хочу ли?». Но ответа не было. Когда-то он слушал Антона, чуть ли не разинув рот, грезил походами и песнями под гитару где-то в ольховом лесу, да у яркого костра, в котором запекается картошка. А теперь всё было иначе. — Серёжа, — мягко позвал Морозов. Тот резко вскинул взгляд на лицо мужчины. — А кем был тот человек, который поймал нас тогда в парке? Это твой… партнёр? — Да. Это был мой муж. Улыбка Антона стала шире, но в глазах что-то мгновенно изменилось. Быть может, он начал догадываться, с чем был связан его арест, быть может, дело было в чём-то другом, более личном. — До сих пор женаты? — спросил Морозов. — Да. Уже десять лет. — Хм, здорово. — Ты правда так считаешь? — А как же. Семья — это святое, — неискренне рассмеявшись, Антон отпил ещё немного кофе. — Наверное, ты прав. — Ладно, Серёж, мне пора, — Морозов слишком суетливо и оттого неестественно посмотрел на наручные часы и торопливо вытер губы салфеткой. — Дела-дела. Рад был с тобой поговорить. — И я тоже. Антон встал, чуть улыбаясь. Кивнув, он отошёл от стола и вдруг обернулся. Беляев так и сидел, обхватив чашку с кофе ладонью. И вдруг Морозов сказал то, от чего в душе Сергея всё перевернулось. — А ведь всё могло быть совсем по-другому, — негромко сказал Антон с тёплой ностальгией и грустью. По-осеннему улыбнувшись, он отвернулся и вышел из кафетерия. Беляев, точно громом поверженный, долго смотрел на дверь. Слова Морозова не выходили из его головы весь оставшийся день. Возвращаясь домой, Сергей сам не заметил, как затерялся в рассуждениях, вызванных ими. Он вдруг представил свою жизнь совсем другой: они с Антоном вместе, и счастливы. У них есть общие приятели-ровесники, они ходят в походы, они не просто любовники, но и друзья. Они — представители одного поколения, понимают друг друга с полуслова, делят друг с другом все свои переживания и интересы. Да, могло бы быть так… Всё это так взволновало Сергея, что он на миг прикрыл глаза, стараясь успокоить будто бы взбесившееся сердце. Беляев уже очень давно не представлял себя кем-то другим, или просто человеком, живущим какой-то иной жизнью. Он уже давно смирился, что его муж годится ему в отцы, что у них совсем не те отношения, которые бывают между ровесниками, что их брак не такой, как у большинства советских граждан. И теперь эти совершенно ненужные мысли… Они душили. Домой Беляев вернулся в крайне задумчивом состоянии. Демидов, вышедший из гостиной, сразу же заметил это. Выглядел он мрачно и неприступно. Молча смерив Сергея уничтожающим взглядом, мужчина вернулся в гостиную. — Здравствуй, — сказал Серёжа, заходя в комнату спустя пару минут. Его лицо было красным от мороза. — Ну здравствуй, — холодно ответил Дмитрий, сидящий на диване. Он был облачён в чёрный махровый халат, и его взгляд не сулил Беляеву ничего хорошего. — Развлёкся? — О чём ты? — внутренне съёжившись, спросил Сергей. — Ты знаешь. «Он в курсе. Конечно же, в курсе. Иначе и быть не может», — мелькнуло в мозгу. — Мы с Антоном просто поговорили за чашкой кофе… — стараясь подавить волнение, ответил Беляев. — Как мило. А ты не забыл, почему он оказался в лагере? — отчеканил Дмитрий. Каждое слово — выстрел. — Не забыл, — тихо сказал Сергей. — Тогда какого чёрта? Вопрос повис в воздухе. Беляев не знал, что ответить. Опустив голову, он рассеянно провёл ладонью по щеке. — Всё к тому и шло. Я принимаю решение. Больше ты не работаешь, — сказал Демидов ровно, спокойно и ужасно холодно. По спине Сергея пробежали мурашки. — Нет! — выпалил он, вскидывая на мужа блестящий взгляд. — Пожалуйста, нет. — Я всё сказал, — Дмитрий величественно встал и подошёл к столу, на котором лежали зажигалка с гравировкой «НКВД 1939» и пачка сигарет. — Мне очень важно работать, ты же знаешь это! — Серёжа порывисто подошёл к супругу. Он был готов схватить его и развернуть к себе, но понимал, что никогда себе не позволит подобные вольности. — Всем будет лучше, если впредь ты будешь сидеть дома, — отозвался генерал, лениво закуривая. — Не будет! Мне точно не будет! — Ты меня не переубедишь, Сергей. Даже не пытайся. — И что это будет за жизнь? — сделав шаг назад, с болью спросил Беляев. — Я буду целыми днями сидеть дома и готовить обеды? Ты правда этого хочешь? — Вполне. — Морозов просто хотел поговорить со мной. Ничего особенного! Мы вспомнили прошлое! — Я в курсе, — медленно повернувшись к мужу, Дмитрий отнял сигарету от губ и выпустил струйку дыма в сторону. — «А ведь всё могло быть совсем по-другому». Интересно, как? Сергей распахнул глаза. Он, конечно, знал, что Демидов следит за ним, но не думал, что всегда. Не думал, что даже знает все его разговоры. — Что онемел? — ухмыльнулся генерал, лениво сбрасывая пепел в пепельницу. — Откуда ты знаешь дословно то, о чём мы говорили? — голос Беляева дрожал от эмоций и накатившего страха. — Подумай. — Ты знаешь все… все мои… разговоры с кем бы то ни было?.. — Да. Сергей пошатнулся и, дойдя до дивана, опустился на него, пытаясь переварить услышанное. — Что ж, если ты всё слышал, то знаешь, что я не говорил с ним ни о чём особенном. Не лишай меня работы, прошу, — сказал он спустя несколько минут и вскинул взгляд, полный надежды и мольбы, на Демидова. Но тот был непреклонен. Сергей понял — мужчина всё решил. И, быть может, давно. — Нет, — сухо ответил Дмитрий и потушил сигарету в пепельнице. — Тема закрыта. Больше мы это обсуждать не будем. Серёжа ощутил удушливое, сжимающее горло своей сильной рукой, отчаяние. Переубедить Дмитрия было невозможно, давить на жалость — бессмысленно, приводить доводы — пустое. Беляева даже затошнило от силы накативших эмоций. — Тебе плевать на меня, — выпалил Сергей. — Просто плевать. Ему казалось, что ещё немного, и он разрыдается. — Это мы уже тоже проходили, — холодно ответил генерал. — Будь иначе, ты бы прислушивался ко мне хотя бы иногда. Демидов взял со стола бумаги и погрузился в чтение, не обращая на мужа никакого внимания. — Ты меня слушаешь? Дима! — позвал Сергей. Его начало трясти. Генерал даже не удостоил Серёжу взглядом. И тогда внутри Беляева словно прорвало плотину. Резко встав, он вышел в коридор, схватил с крючка пальто, взял шапку и почти что вернулся в гостиную, замерев на пороге. — Можешь и дальше относиться ко мне, как к пустому месту — это твоё право! Но я ухожу! Если я так тебе безразличен, то моего отсутствия ты даже не заметишь. Прощай! Говорить всё это было дико больно. Беляеву хотелось, чтобы Дмитрий остановил его, прижал к себе, утешил и пообещал, что всё будет хорошо, будет как раньше. — Очередная истерика, — язвительно прокомментировал происходящее Демидов, даже не взглянув на Сергея. И это было последним ударом ножа в сердце. Сергей всю их совместную жизнь очень сильно контролировал себя, стараясь по минимуму выносить супругу мозг и показывать яркие эмоции. И Дмитрий должен был знать, что порой это даётся Беляеву крайне непросто. «Очередная истерика» — это как признание того, что Серёжа не прикладывает никаких усилий, чтобы избегать ссор. Обесценивание его самоконтроля. — Больше ты их не увидишь, — сказал Беляев глухо и сухо. Неожиданно даже для самого себя. Развернувшись, он дошёл до двери, сунул ноги в ботинки, и вышел из квартиры, хлопнув дверью.