Первая гроза: Оттепель

Октябрь, 1950 год. Второй раз Беляев побывал в Павловском Посаде в октябре, уже будучи студентом пятого курса. Демидов, придя накануне со службы, сообщил, что утром они отправятся к его матери. Зачем — не уточнил. Серёжа не стал допытываться, поскольку супруг и без того казался весьма мрачным. Когда Беляев и Демидов вышли из автомобиля, остановившегося неподалёку от дома, в котором прошло детство полковника, начал накрапывать кроткий и тихий дождь. Дмитрий, сжимая в руке чёрный чемодан, первым поднялся на крыльцо. Серёжа знал, что Дима привёз семье гостинцы, он самолично рассматривал их накануне. — Ой, Димочка приехал! — обрадовалась Наталья Юрьевна, когда полковник вошёл в дом, ощущая запах выпечки и яблочного варенья. — Здравствуй, мама, — сдержанно улыбнулся Демидов и тут же угодил в её объятия. — Ой, и Серёженька тут! — весело прощебетала мать Дмитрия, отпуская сына и обнимая его супруга. — Всё такой же мальчик! Я забыла, сколько тебе годков-то? Только школу окончил, небось? Студент вспомнил, что в прошлую их встречу она говорила то же самое. — Здравствуйте… Мне двадцать, — смущённо ответил Беляев, ответно приобняв женщину. — Двадцать — это уже немало! Уже взрослый молодой человек! — заметила Наталья Юрьевна, выпуская Серёжу из объятий. — И скоро будет двадцать один. — Правда? Когда ж? — Через десять дней. — Ой, октябрьский, значит? — как-то лукаво улыбнулась Наталья Юрьевна и поспешила на кухню, к печи. — Пятнадцатого, значится, октября? Пятнадцатого-то православные вспоминают святых Куприяна и Устинью. Народ считал их защитниками от злых духов, чар и наваждений. Вот так-то… — Я что-то читал об этом, — ответил Сергей, косясь на Демидова. Тот, словно находясь в глубокой задумчивости, прошёл в смежную комнату. Беляев видел, как он расхаживает вдоль стен и осматривается, заведя руки за спину. — Сейчас курники будут. Любишь курники, Серёженька? — мягко произнесла пожилая женщина. — Люблю… — На улице-то дождик? — Да. — Тогда будем есть в доме. — Вам помочь со столом? — Если не трудно, то можешь, миленький, тарелки пока достать и расставить… Прямо тут, в стряпушке, и соберём стол. — Хорошо, только руки сперва помою. — Ага, да это только во дворе, в колодце. Сергей вышел из дома и пошёл мыть руки. Пока он возился с колодцем и засохшим куском жёлтого мыла, скрипнула калитка и на территорию дома вошли Галина и Лида. — Ой, вот это да! Приехали! — улыбнулась Галя и помахала Беляеву. Тот смущённо улыбнулся в ответ и тоже махнул мокрой рукой: — Здравствуйте… Мыться студёной водой в холодный октябрьский день — удовольствие весьма сомнительное. Серёже было холодно и хотелось вернуться в дом. Он, вздрагивая, умыл лицо и поднялся на крыльцо следом за сестрой мужа и её дочерью. — Лидка, иди за дядей Вовой! Мухой, — шепнула Галина. Девочка кивнула и, развернувшись, врезалась в Беляева. — Ой, извините, — буркнула, краснея, и быстро сбежала по скрипучим ступеням на влажную землю. Вскоре все сидели за столом и ели ароматные пышные курники. Сергей медленно и осторожно жевал, прислушиваясь к разговорам и не участвуя в них. — Я щас вспомнил, как мы с Димкой летом двадцать шестого года цацки буржуйские нашли… Помнишь? — нетрезво глядя на брата, спросил Владимир, которого намного больше курников интересовал самогон, что белел в его стакане. — Как такое забыть, — ухмыльнулся полковник. — Как это «нашли цацки»? — подала голос Лида, широко распахивая глаза. — Золото? — Всякое там было, и золото в том числе, — хитро ответил Володя и икнул. — Дядя Дима, расскажете? — попросила девочка, переведя взгляд на полковника. — Было тут до революции поместье, ты и так знаешь, — без вступлений начал Демидов. Лида кивнула, мол, знаю. — Жил в нём помещик Неклюдов с семьёй. В семнадцатом году его расстреляли, поместье отвели под госпиталь. Всё имущество этого буржуя перешло государству. В июне двадцать шестого года мы с Вовой решили заглянуть в это поместье, к тому времени это был уже заброшенный госпиталь. Ну и под половицами на первом этаже нашли ящик, а в нём — золото, серебро, драгоценные камни. — И вы всё-всё отдали государству? — ляпнула Лида и тут же прикусила язык. — А как иначе? — оскалился Дмитрий и нехорошо прищурился. — Ну и вопросы, Лидка, — покраснев, хохотнула Галина. — И не стыдно? Дядя твой служит на благо нашего прекрасного государства, а ты… — Простите. Я глупость сказала, — промямлила девочка и опустила взгляд. — Детям не страшно. На то они и дети, — миролюбиво произнёс Владимир и залил в себя очередную порцию самогона. — Слышь, Лидка, ты кем станешь, когда вырастешь? — Не знаю, — нервно теребя пальцы, ответила та, не поднимая взгляда. — Врачом, может быть. — Так это ж в город придётся ехать учиться! — фыркнул Володя. — А пущай езжает, может, долю лучшую найдёт, — сказала Наталья Юрьевна, подкладывая Дмитрию курник. — Ага, а колхоз кто поднимать будет? Если все молодые в города хлынут, помрёт деревня! — зычно произнесла Галина, бросив ехидный взгляд на дочь. — Где родился, там и пригодился. Слыхала? — Мы с вашим отцом очень любили деревню. Ни за что б не уехали. — На врача всё равно придётся учиться в городе. Выучится, да вернётся, — задумчиво произнёс полупьяный Владимир и плеснул себе ещё самогона. — В колхозе будет работать. Вы меня слушайте, а она сопля ещё, вся в мечтах, — ухмыльнулась Галина. — Все мои детки хорошие ребятишки, — вдруг сказала Наталья Юрьевна, подпирая ладонью щёку. — Но Дима, конечно, всех переплюнул. Таких высот достиг… Он ведь не только в Москве, да в НКВД, он уже полковник! Женщина говорила так, словно присутствующие за столом этого не знали. — Да, Дима вообще молодец! — бойко произнесла Галина и налила себе самогона. — Сто лет не пила эту дрянь… — И зря, — облизнувшись, с наслаждением ответил Владимир. — После войны совсем немного времени-то прошло… Нужен особый контроль, стране нужна жёсткая дисциплина, вот на таких вот и держится она. На таких, как Дима, — словоохотливо произнесла Наталья Юрьевна и посмотрела на Беляева. — А ты на кого учишься? Запамятовала малость… — На искусствоведа, — ответил Сергей с курником за щекой и, ощутив на себе взгляды всех собравшихся, покраснел в ушах. — Это хорошось. Искусство оно вон чаво… Развития требует. У нас всего один клуб, да и кино иногда привозят. Раз в субботу, кажись, — задумчиво произнесла Наталья Юрьевна. — Да, по субботам, — смущённо вставила Лида. — И чаво? Интересное? — прищурилась старушка. — Ну да… Мне нравится… — Я в последний раз на фильму ходила лет двадцать назад… Любушку Орлову помню, Утёсова, — мечтательно произнесла Наталья Юрьевна. — Ой, хмара-то кака на улочке. Чернёхонько. Дмитрий встал и подошёл к чемодану, который оставил у входа в дом. Поднял его, положил на комод и щёлкнул замком. — Я вам кое-что привёз. Всё внимание мгновенно приковалось к полковнику. Женщинам он вручал платья, шёлковые платки и духи, брату — пиджак, коньяк, сигары. А потом, когда все куда-то разошлись, Дмитрий дал матери конверт. «С деньгами», — понял Сергей и отвернулся. Спустя некоторое время Беляев подошёл к окну и увидел Демидова. Тот был по пояс обнажён. Набрав из колодца полное ведро студёной воды, он поднял его над головой и вылил на себя. От этой картины у Серёжи внутри всё похолодело. Изо рта мужчины вылетело облачко пара. Он наклонился, поставил пустое ведро на землю и двумя ладонями убрал с лица мокрые чёрные волосы. Открыл глаза. Его ресницы были слипшимися. Он смотрел прямо на окно, за которым стоял Беляев. Вокруг всё было жёлтым, по-октябрьски грустил осенний сад. И только яркие поздние алые бархатцы цвели отчаянно и страстно. Серёжа был восхищён мужчиной, и душа его подрагивала.

***

Из коридора доносились приглушённые голоса. Беляев разобрал, что это пришёл Аркадий, фронтовой друг Демидова. Тот самый, который был в числе прочих товарищей генерала на встрече в знаменитом ресторане «Арагви». Вскоре оба мужчины появились на кухне. — Здравствуй, Сергей, — поздоровался Силиков. — Здравствуйте, — сдержанно поздоровался сидящий за столом Беляев. Гость выглядел помятым и раздавленным. Глаза были покрасневшими, волосы стояли торчком. Аркадию было уже шестьдесят, но он остался таким же спортивным и подтянутым. — Извините, что сваливаюсь на голову вот так, без предупреждения… Захар ушёл от меня. Не знаю, что делать. Хоть пулю в лоб, — с трудом произнёс Силиков и рухнул на стул. Схватившись за голову, он стал покачиваться из стороны в сторону. — Объяснился как-нибудь? — негромко спросил Демидов, открывая один из шкафчиков и доставая бутылку марочного экстрактивного коньяка под названием «Праздничный». Его производили с пятьдесят седьмого года. — Сказал, что нашёл кого-то… Моложе меня, — хрипловато ответил мужчина и, опустив руку на стол, сжал её в кулак. — Собрал вещи и ушёл. Я пытался удержать — бессмысленно. Сказал, что я стар для него, что я «из прошлого века»… Он какой-то молодой режиссёр. Убил бы. Обоих! Четыре года назад Силиков расстался со Станиславом, поскольку без памяти влюбился в двадцатилетнего студента ВГИКа Захара Павлова. Сергею понравился этот парень, наконец-то во время встреч с друзьями Демидова он мог пообщаться с почти что ровесником, не ощущая себя детсадовцем. Беляев заметил, как потемнели глаза Дмитрия, когда он садился за стол и ставил перед другом стакан, наполненный коньяком. Генерал как-то странно посмотрел на Серёжу. Сердце того ёкнуло. — Ужинать будете? — спросил Сергей, стараясь не смотреть на мужа. — Нет… Спасибо, — с трудом проговорил Аркадий. — Пей, — жёстко сказал Демидов, кивая на стакан. Сергей почувствовал острое желание оказаться подальше. Сославшись на головную боль, он ушёл в спальню, понимая, что его присутствие вовсе необязательно. Беляев долго лежал в прохладной постели и смотрел в окно, сложив ладони под щекой. За стеклом струился белый снег, напоминая новогоднее конфетти. На душе молодого человека было мутно, темно. Будущее казалось ему совершенно туманным. Теперь, когда бабушки больше не было, приходилось признаться себе в том, что дальше придётся как-то ступать самостоятельно, отпустив её руку. В коридоре хлопнула входная дверь и через несколько мгновений Сергей услышал, как генерал заходит в комнату и начинает раздеваться. Затем Дмитрий медленно лёг на свою половину кровати. Беляев столь же медленно повернулся на другой бок, чтобы оказаться лежащим лицом к мужчине. — Ну как, удалось его успокоить? — спросил шёпотом. — Немного. — Как думаешь, они помирятся? — Нет. — Почему? Демидов, смотрящий перед собой, медленно перевёл взгляд на мужа. Даже в темноте Серёжа чувствовал тяжесть тумана этих кофейных глаз. Сердце Беляева забилось учащённей. — Потому, что Захар захотел молодого, — сухо произнёс Дмитрий. И вдруг Сергей всё понял. На душе посветлело, тревога значительно уменьшилась. «Он представил, что я тоже нашёл кого-то помоложе», — подумал Беляев и невольно умилился. Вслух он этого произнести не мог, ибо генерал очень не любил, когда его уличали в ревности, но губы дрогнули в улыбке. Демидов тут же подозрительно прищурился. — Знаешь, что я хочу тебе сказать? — шёпотом спросил Сергей. — Что? — тихо и злобно отозвался Дмитрий. — Я тебя люблю, — и, опалив шею мужчины тёплым дыханием, Серёжа нежно коснулся её губами. Демидов напрягся от происходящего, а Беляев уложил голову на грудь супруга и устроил ладонь на его живот. Эта поза всегда его успокаивала. Дмитрий тихо засопел и спустя пару мгновений опустил-таки ладонь на волосы Серёжи. Тот не сдержал улыбку. — Не представляю, как буду с ней прощаться. Если бы было можно, я бы не пошёл на похороны, — сказал Беляев спустя несколько минут. — Я не особенно верю в ценность всех этих традиций. — В каком смысле? — Многие бойцы захоронены в братских могилах, например. И что? Им уже всё равно. Если кто-то страдает, так только родственники, — со стальными нотками ответил Демидов. Судорожно выдохнув, Серёжа приподнял голову и посмотрел в лицо Дмитрия. Иногда он сам не верил, что уже целых десять лет является мужем этого непростого и жёсткого человека. Время летело достаточно быстро. Казалось, ещё совсем недавно он был тревожным студентом, который был готов рухнуть в обморок от одного только сурового взгляда Демидова, а теперь… теперь он имел любимую и интересную работу, коллеги его ценили и даже чуточку опасались, а Дмитрий вполне комфортно существовал в семейном гнезде, свитом благодаря огромным усилиям Серёжи, который всячески старался обеспечить супругу комфорт. Рассматривая лицо генерала, отчасти поглощённое зимней тьмой, он замечал новые морщинки на его лице, видел, что и некогда блестящие чёрные волосы подёрнула лёгкая седина. И вдруг, повинуясь порыву души, он потянулся вверх и коснулся губами проседи в густой шевелюре. Демидов напрягся, его ладонь скользнула с головы на спину молодого человека и слегка сжала кожу на ней. Дмитрий скрипнул зубами, позволяя супругу зацеловывать свои волосы. Пришедший Силиков принёс с собой смуту. Генерал и без того ревновал своего молодого мужа, контролируя каждый его шаг даже на работе, а тут ещё эти чёртовы новости… И пусть холодный рассудок говорил, что Серёжа всё равно не уйдёт ни к кому ни «помоложе», ни «постарше», мужчине хотелось, чтобы Беляев сидел дома. Соблазн запретить Сергею работать был невероятно сильным. Он и позволил-то это с большим трудом. Но, привыкший слушать холодный разум и мыслить логически, Демидов понял, что в противном случае Серёжа закиснет, закуксится, будет страдать от безделья в четырёх стенах. Теперь же, чувствуя, как тёплые губы касаются волос, мужчина чувствовал себя неуютно. До ужаса захотелось сжать горло Беляева и шепнуть ему в лицо: «С завтрашнего дня сидишь дома!». Ведь он так молод, ему всего тридцать. А ему, Дмитрию, уже пятьдесят.