Первая гроза: Оттепель

Зимнее утро смотрело в окна. Улица была будто бы закрашена белой краской, снег искрился на холодном солнце. Беляев сидел за столом и проверял отчёты подчинённых. Сконцентрироваться было сложно, глаза болели от слёз, пролитых накануне вечером. Серёжа до сих пор не мог до конца поверить в то, что всё происходит на самом деле, мысли беспокойно разбегались, а сердце то и дело сжималось в тиски. Было страшно чувствовать себя отчаянно одиноким, но по-другому не получалось. Ксения Александровна была человеком, который заменил ему родителей. И вот этого человека не стало. Беляеву казалось, что обрушилась какая-то стена, и теперь он был не защищён от пурги и ветров. Хорошо, что Дмитрий взял похоронные хлопоты на себя: в таком состоянии Сергей не смог бы как следует всё организовать. Всю ночь Демидов держал его в своих объятиях, и это успокаивало. Холодное спокойствие генерала невольно передавалось и Беляеву. Так происходило достаточно часто. Серёжа уже привык к тому, что если душой овладевает сильное смятение, простое присутствие супруга снимет часть напряжения. Бесстрашию и стойкости Демидова можно было только позавидовать, и Сергей не мог не восхищаться этими качествами. В дверь постучали. Беляев отложил отчёт и негромко сказал: «Проходите». В кабинете возник Булдаков, заместитель Сергея. — Доброе утро, — поздоровался он, подходя к столу начальника. — Доброе утро. — Пришла машина с костюмами снежинок, Снегурок и Морозов. — Хорошо. Не забудь сделать сверку. — Конечно. — Всё по табелю. — Да, я помню. Сергей Алексеевич, примите мои соболезнования, — Булдаков сделался грустным. — Спасибо, — во рту Беляева неожиданно стало сухо. Он мысленно поклялся, что не позволит себе пустить слезу. Только не при постороннем. — Если что-нибудь понадобится, я имею в виду, не связанное с работой — зовите в любое время, — Булдаков слегка опустил голову. — Спасибо, — Сергей был тронут. Когда дверь за заместителем закрылась, Беляев судорожно выдохнул и потёр лицо грубым рукавом пиджака. Захотелось курить, но Серёжа не курил. А если бы Демидов узнал, что тот дымит — «надавал бы по шее». Молодой человек встал и подошёл к окну. Ему нравилась зима в солнечные дни. Пусть в зимнюю пору темнело очень рано, да и солнце было весьма холодным и рассеянным, был в бело-золотистых деньках какой-то особенный шарм. Сергей вспомнил, как буквально неделю назад они с Демидовым прогуливались по зимнему лесу. Говорил, как обычно, в основном Беляев, а Дмитрий слушал и иногда вставлял какие-нибудь краткие реплики. В тот день Серёжа чувствовал себя спокойно и уверенно, этому способствовал тихий и неспешный снегопад, опадающий серебристой пыльцой на ворот пальто. Обычно Беляев не давал особенную волю своим чувствам, но тогда ему вдруг захотелось обнять мужа и коснуться его губ своими, увлекая в поцелуй со вкусом морозца. Так он и поступил. Просто остановился, сжал плечи генерала и поцеловал. Демидов медленно положил ладонь на спину Сергея, ответил на поцелуй, нагло проникая языком в его горячий рот. Вспомнив об этом, Беляев коснулся своих губ пальцами и вернулся к столу. Подняв телефонную трубку, он набрал личный рабочий номер Демидова. Тот ответил почти сразу, голос его звучал собрано и будто бы немного недовольно. — Дима, это я, — сказал Сергей, подпирая бедром стол и глядя в окно. — Здравствуй. Что-то случилось? — ровным голосом спросил Дмитрий. — Нет, ничего. Просто захотелось с тобой поговорить. Ты не очень занят? — Не очень. — Я сегодня после работы хочу зайти на бабушкину квартиру. — Зачем? — Я сам выберу платье, в котором её… похоронят, — на последнем слове голос Беляева дрогнул. — Хорошо, сходи. Только не задерживайся, — после небольшой паузы отозвался генерал. — Конечно. До вечера. — До вечера. Если кто-то со стороны послушал бы большую часть их разговоров, то подумал бы, что Демидову даром не нужны эти отношения: он не выдавал никаких особенных эмоций, говорил скупо, по делу, словно платил за каждое слово. Но Беляев знал, что Дмитрий его любит, просто его проявление любви отличается от общепринятых. Сергею пришлось проделать над собой большую работу прежде, чем заглушить в себе большую часть тревожных мыслей на тему «Он остыл», «Он меня не любит» и т. д. И пусть сейчас временами всё равно накатывало, по большей части Серёжа научился существовать рядом с Демидовым. Жизнь показала, что чем больше Беляев пытался вывести супруга на эмоции, тем сильнее тот закрывался, а иногда впадал в ярость, и это было жутко. Опытным путём Серёжа пришёл к выводу, что нужно принимать Дмитрия таким, какой он есть, не пытаясь «разговорить», укорить и тому подобное. Сергей положил трубку, провёл пальцами по телефонному аппарату и, сбросив с себя накатившую печаль, взял папку и пошёл на смотры. Большинство выступлений ему не нравились, а Новый год становился всё ближе. На сей раз Беляеву совершенно не хотелось, чтобы этот праздник наступал. В четыре часа Серёжа вышел из автобуса и двинулся в сторону дома, где в последнее время жила Ксения Александровна. Он вспоминал её любимые наряды и думал о том, что выберет, пожалуй, платье из сиреневого шёлка. Оно было таким же, как бабушка: мягким, изысканным, нежным. Не из этого времени, а оттуда, из прошлого, заваленного пожелтевшими фотографиями и не отправленными письмами. Когда Сергей проходил в квартиру, ещё хранящую лавандовый запах духов Ксении Александровны, на глаза снова навернулись слёзы. Он выпустил из руки портфель, тот грохнулся на пол, а Серёжа припал лбом к стене и тихо, беззвучно заплакал.

***

Беляев тихо закрыл за собой дверь, стянул шарф, меховую шапку, начал расстёгивать пальто. В эти мгновения из гостиной вышел Демидов. Взгляд у него был цепким и настороженным, рентгеновским, что называется. Он скользил им по лицу мужа, словно проводя бессловесный допрос. К этому взгляду Сергей уже тоже привык. Дмитрий всегда «держал руку на пульсе», знал всё, что творится в головушке супруга, контролировал его двадцать четыре на семь. Единственное, в чём он терялся — это быт. Порой, бывает, подойдёт к Серёже, который готовит обед, спросит рассеянно, чуть хмурясь, что-то вроде: «А где у нас прищепки? Не могу найти». Тогда Беляев убавляет огонь и идёт доставать коробку с прищепками. С этой квартирой он давно на «ты», тут всё лежит так, как ему нужно, так, как удобно для обоих, даже включая различные документы и личные вещи Демидова. — Привет, — произнёс розовощёкий от мороза Сергей, снимая пальто. — Привет. Как сходил? — Хорошо. Выбрал, в чём её хоронить, — сев на стул, он указал подбородком на портфель, мол, там лежит. Дмитрий подошёл к Серёже, взял его холодные щёки в свои ладони и заставил Беляева посмотреть на себя. Чёрный халат контрастировал с его белым лицом и сочетался с тёмными, уже тронутыми сединой, волосами. — И плакал опять, — тихо и строго произнёс Демидов. — Немного, — признался тот, потому что врать этому мужчине не имело смысла. Дмитрий молчал и поглаживал щёки и скулы мужа большими пальцами, при этом не выпуская из рук его лица. — Ты ужинал? — спросил Сергей. Он часто это спрашивал. А ещё ему было приятно, эти нежные прикосновения успокаивали. — Нет, тебя ждал, — ответил Демидов. — Тогда сейчас разогрею, и будем есть, — чуть улыбнулся Беляев, глядя в поблёскивающие глаза генерала. Тот кивнул и опустил руки. Сергей встал и направился в ванную. Вымыв руки с мылом, он прошёл на кухню, закатывая рукава свитера. Демидов, несмотря на всю свою мощь, был в глазах Беляева несколько беззащитен в вопросах быта. И сейчас ему было приятно от того, что пока он разогревает вчерашнее рагу, генерал безропотно сидит за столом, сложив руки на столе. В те дни, когда Серёжа по какой-то причине не готовил, Демидов питался бутербродами и яичницей, что очень не нравилось Беляеву. Сергей уже накладывал блюдо в тарелки, когда вдруг кто-то позвонил в дверь. Дмитрий, словно сторожевой пёс, сразу напрягся, его глаза вспыхнули, Серёже даже показалось, что у мужчины обострился «нюх», как у животного. Демидов пристально посмотрел на мужа, что замер с кастрюлькой и ложкой, после чего встал и направился в коридор.