Игры без правил

Он редко мог усидеть на месте, дома, и почти никогда не хотел этого, но сегодня, в этот холодный февральский вечер в жилом отсеке номер 767 горела лампа. Среди вороха изрезанных цветных бумажек, в основном розового и красного цвета, он пытался найти ту самую. Уже вырезанную. Она все равно лучше тех, что он искромсал после. Октавио уже пора было признать, что рукоделие не его конёк. Толи дело гонки и адреналин. — Уху! Hola, amigo!— Воскликнул Сильва, извлекая ту самую бумажку. Он повертел ее в руках, рассматривая со всех сторон своё творение. — Полный улёт! — Получило оценку вырезанное сердечко. Он хотел придумать что-нибудь эдакое, дабы оригинально подписать свою валентинку, но на ум не шло ничего серьезного и романтичного. Ведь на Валентинов день принято делать что-то романтичное? Наконец, Октейн смог вылезти из-за стола, сидя за которым он провёл — жутко подумать — полчаса! Он расчесал волосы, отыскал чистую рубашку и обрезанные под протезы брюки, даже воспользовался одеколоном. Осмотрел себя в замызганном зеркале. Он страшно волновался. Кто бы знал почему? Сегодня ему казалось, что и уши торчат сильнее обычного и надколотый передний зуб портит картину лучезарной улыбки, и шрам на носу делает его правую ноздрю ещё более рваной. Но она же знает, что Сильва такой? Знает и все равно дружит. И все равно рядом. С ним. Всегда. Октейн ещё десять секунд нервно повертелся возле зеркала, а затем нацепил тёплую парку цвета хаки и выскочил на мороз, чтобы добежать на своих бионических ногах до бара «Райский уголок». Как же хорошо, что ноги больше не мерзнут. Сегодня в баре творился настоящий аншлаг. Праздник как-никак. Бедный Пат и взмыленные официантки еле успевали разносить заказы. Самого хозяина «Райского уголка» видно не было — как же, Валентинов день, а Мираж будет работать? Даже ни одной своей копии не оставил — всех утащил за собой. Видать, там нужнее. — Привет, дружище! — Патфайндер с радостью подставил металлическую ладонь и Октавио не без удовольствия дал роботу пять. — Как дела, amigo? — Все просто замечательно, друг! Сильва заказал два коктейля, особо не разбираясь, что в них смешано, главное — красные, прямо как волосы Лайфлайн. Она должна быть тут с минуты на минуту. Сильва вертелся на барном стуле, раскручиваясь, как юла и периодически шаря в кармане бриджей, нащупывая заветную «валентинку», которую уже — вот незадача — всю измял. Он знал Аджей не первый год, бился с ней рука об руку на арене, бился и против неё, но впереди у сорвиголовы была новая битва. Возможно, самая главная в его жизни — битва за ее сердце. *** — Плохой док! — Лайфлайн стукнула по лечащему дрону ладонью и тут же погладила. Д.О.К. ворчливо загудел и снова потух. Девушка сидела на полу рядом с ним, облачённая в голубое вечернее платье. Волосы закручены в кудряшки — так не привычно — вечно норовят упасть на глаза и приклеиться к помаде. На дворе уже двадцать восьмой век, а помаду нормальную сделать не могут. И вот беда — она опаздывала на встречу с другом! В приоткрытое окно залетали мелкие снежинки, разбавляя нагретый воздух комнаты свежим морозцем. — Давай же, — пробормотала девушка, откручивая крышку с лечащего прибора. — Почему именно сегодня? Глупый Д.О.К.! Аджей подскочила и подбежала к ящику с инструментами, путаясь в подоле длинного платья. Быстро просмотрев глазами, она ловко выцепила из ящика с железяками нужный гаечный ключ. Выход из дома все откладывался и откладывался, а Лайфлайн нервничала все сильнее. Ей казалось, что она делает это намеренно. Ведь неисправность ее лечащего Дрона можно было бы устранить и после встречи с Сильвой. Так вырядилась, так старалась выглядеть безупречно, что теперь ей это казалось неуместным. Вычурным. Неправильным. Что уж там, она даже попросила Лобу помочь ей с макияжем, и от былой естественности не осталось и следа. — Так Д.О.К. сейчас я тебя исправлю, — Аджей уселась на ворсистый ковёр рядом с ворчавшим прибором, но лишь она протянула к нему руки, как он отъехал в сторону. — Да что с тобой?! — Да что с тобой? — Послышалось из открытого окна на втором этаже жилого отсека 722. Она не одна? Тяжелая поступь в массивных сапогах оставляла глубокие следы на свежем февральском снеге. Ветер задувал за шиворот, растрепывал волосы, кусал за щеки. Кто открывает окно в феврале? Лайфлайн. Рука в резиновых перчатках опустилась на дверную ручку, и та моментально поддалась, без скрипа пропуская человека внутрь жилого модуля. В нос ударил запах сладких духов. Приторный, тошнотворный. Только одна легенда пользовалась такими. Мисс Андраде. Была здесь. Или до сих пор остаётся. Это не важно. Человек взял с собой три шприца со снотворным. Хватит на целый отряд. Кто бы там ни был. Рука нашарила в кармане флакон. Секундное дело. Шприц наполнен. Мраморная лестница поднималась наверх и упиралась в приоткрытую дверь комнаты, из которой доносился голос легенды. Аджей Че была одна. Грустный Валентинов день? Что ж, хорошо. Она сидела на полу рядом с разобранным дроном у ног. Длинное платье, прическа, возможно даже макияж — не видно. Она развёрнута спиной. Два быстрых шага внутрь и шприц втыкается в тонкую шею. Легкий вздох девушки, рука поднимается к месту укола, а потом раз и человек ловит обмякшее тело, аккуратно поднимает на руки и быстро покидает дом, закрывая за собой дверь. Из кармана вываливается пустой пузырёк из-под снотворного, но человек этого не замечает, скрываясь в плохо освещаемых переулках. *** Бионические протезы, так заботливо сделанные Лайфлайн, несли Сильву прочь из бара Миража. Валентинка уже растрепалась и превратилась в бесформенный красный клочок бумаги. Но пальцы Октейна не выпускали подарок. Почему не пришла? Почему не отвечает на звонки? Перед глазами показался двухэтажный отсек номер 722. Сильва остановился у двери и постучал. Тишина. Он отступил на пару шагов назад и задрал голову. Окно открыто, в комнате горит свет. — Hermana? И вновь тишина. Сердце предательски билось в груди, подгоняемое бесконечными энергетиками и ещё каким-то мерзким предчувствием. В животе скручивался тугой узел. Разочарование? Обида? — Аджей? Ничего. Сильва провёл рукой по волосам, отпинывая с дороги маленький стеклянный флакончик. Он откатился в сторону и с глухим звяком угодил в водосточную решетку. Сильва ещё раз поднял голову на приоткрытое окно и грязно выругавшись, пошёл прочь в тусклом свете фонарей. С чёрного неба западали крупные снежинки, оседая на салатовых волосах Октейна. Они таяли на его горячем лице и стекали холодными каплями, заползая под ворот рубашки. Распахнутая парка отяжелела и грузом оседала на плечах сорвиголовы. Таким же грузом осел на его громко стучащем сердце камень. В жилом отсеке 722 открыто окно. Его сегодня не закроют, комната наполнится холодом, как и два сердца в эту темную февральскую ночь.