Восемнадцать и восемь сотен лет

— Так ты... И впрямь призрак? Дилюк посмотрел на свою правую ладонь, затем левую, пожал плечами и ответил: — Вроде не воскрес. Почему ты сомневаешься? Кэйа смутился. — Я не то чтобы ранее встречал призраков. И всю сознательную жизнь отрицаю... Паранормальные явления. Ты к ним относишься. Кстати, он уже и забыл, когда они с Дилюком перешли на ты. Забавно, однако, получается: мертвый аристократ, который старше Кэйи в бог знает сколько раз, спокойно говорит вполне себе на современном немецком в современной манере, а Кэйа сидит и робеет перед ним, как первокурсник на первом экзамене. Дилюк, кажется, понимающе кивнул. — Я постараюсь как можно корректнее ответить на твой вопрос. Я... Не знаю, кто я, но точно не живой человек. — Как это понимать? — Видишь ли, Кэйа Альберих: в моё время меня бы назвали скорее демоном. Если говорить о ваших, современных представлениях, привидение и призрак - понятия разные, и сколько бы я классификаций не изучил, нигде нет согласия, что являлось при жизни человеком, что - лишь фрагментом его воспоминаний, а что и вовсе миру людей никогда не принадлежало. Полтергейст? Возможно, ведь я могу прикасаться к предметам и взаимодействовать с миром, но есть одна проблема. — Какая? — Я не помню, как я умер. — О. Что-то подобное Кэйа ожидал услышать, и всё же. — Мне кажется, я понимаю. Ты не знаешь, как умер, значит, не жаждешь мести, так ведь? При таком раскладе, тебя нельзя классифицировать как мстительного духа, и любые существующие варианты отпадают? — Не совсем. Есть ещё один, но его тоже подтвердить никак нельзя. — И какой же? Дилюк, кажется, тихо вздохнул. — Мое тело не было захоронено должным образом, при этом моя смерть не была на поле боя и в любом другом сражении, и потому мой дух остался неупокоенным. Кэйа задумался. То, что он услышал, полностью соответствовало тому, что он читал о мировоззрении людей позднего средневековья. Сейчас идея "правильного" захоронения казалась смешной: множество народов по всей Земле проводят ритуалы погребения совершенно по-разному, и каждому кажется, что именно он делает правильно. Но вдруг это действительно имеет смысл? В плане... — То есть, ты имеешь в виду, что с твоим телом не попрощались? — Возможно. Я не хотел бы в это верить. — А почему ты так не уверен? — Потому что я не знаю, где находится мое тело. Кэйа, который уже начал надеяться, что в подвале всё-таки найдет скелетик хорошей сохранности, даже немного подрасстроился. — А почему же ты тогда здесь, в этом доме? — Мне здесь нравится. Близко к родным местам, и в то же время не приходится раздирать себе душу постоянным созерцанием мест, где я проводил время, будучи ещё живым. Альберих замолк. Он ещё переваривал то, что происходит, и откровения юного аристократа окончательно поставили его в тупик. Этот призрак, надо сказать, абсолютно не вписывался в рамки любого сверхъестественного существа. Он, видите ли, ещё самовольно выбирает, где ему лучше жить! Кэйа ощутил острую потребность выпить ещё вина. Дилюк, кажется, наблюдал за ним: секунды не прошло, как он уже наполнил бокал заново. — ... Спасибо. Тишина воцарилась на какое-то время. — А что с комнатой? — А что с ней? — Пришла пора удивляться Дилюку. — Она, ну... Не открывалась. И это окно, которое есть здесь, но которого нет снаружи. Как это объяснить? — Ах, это. Полагаю, это из-за меня: я выбрал кабинет своей обителью, и никто, кроме меня, не может войти сюда без разрешения. Это элементарное правило домашнего этикета. "Точно..." — раздосадованно подумал про себя Кэйа, а Дилюк продолжал: — Что же касается окна... Изначально, чтобы не сильно докучать хозяевам дома, я выбрал комнату без него. Кажется, раньше это была кладовая. Когда я поселился здесь, понял, что желаю естественный источник освещения. И в какой-то момент здесь появилось окно. — Просто взяло и появилось из ниоткуда? Кэйа остро ощутил подступающую головную боль. — ... Да. Тебя это удивляет? Теперь его ещё и за дурака принимают! — Ладно, допустим, я понял. Кэйа свел брови в раздумьях. На его насупившийся вид Дилюк снова подлил вина. Только сейчас, когда "заботливый хозяин" уделял ему столько внимания, Альберих заметил, что призрак не притронулся к алкоголю. Совсем. — А... "Точно! Он же призрак, как он может пить!" — мысленно хлопнул себя по голове Кэйа, однако юноша, видимо, читал его мысли. — Я не пил алкоголь при жизни, и тем более не было необходимости прикасаться к нему после смерти. Их общение складывалось удивительным образом. Обычно именно Кэйа становился душой компании: находил подход к каждому, улыбался, шутил, вел разговор, а тут - здрасьте, приехали: не может подобрать нужное слово в разговоре с, хоть и призраком, но на вид - ровесником! "Умер молодым..." Это мысль чуть охладила Альбериха, и он вновь вернул себе самообладание. — Кстати, Дилюк... — Да? Владелец комнаты как раз отошел к книжному шкафу, попутно снимая свой сюртук. — Ты ведь знаешь, что предыдущий владелец съехал из-за тебя? Случаем, ты не специально его выводил? Некоторое время Рагнвиндр молчал, развернувшись лицом к книжным полкам. Солнечные лучи проходили сквозь него: Кэйе вдруг подумалось, что, вероятно, его ярко-алые волосы прекрасно переливались в лучах солнца. Когда-то очень давно. — Почему ты спросил? Альбериху стало неловко. — Если этот вопрос неприятен тебе, то, конечно, можешь не отвечать... — Нет, это обычный вопрос. Просто я подумал, что за ним стоит что-то ещё. А он прозорлив. — Да, — тихо рассмеялся Кэйа, — есть кое-что. Как давно ты здесь живёшь? Сколько владельцев успело при тебе смениться? — Двое. Дилюк повернулся к нему. Взгляд был чуть затуманен, будто он погрузился в воспоминания: в руках же он держал свиток ткани, по виду, приличного размера. "Гобелен?" – мелькнуло у Кэйи в голове. Его глаза, в отличие от дилюковских, загорелись почти что непристойным интересом, но он сдержался. Тем временем Рагнвиндр вернулся к своему креслу. — Я вернулся сюда, в Дармштадт, не так давно. В середине прошлого века я познакомился в Швейцарии с одной девочкой: во время Второй мировой войны они с родителями, евреи по происхождению, укрывались там у своих богатых родственников. В то время я как раз обитал там: присматривал за домашней библиотекой и винным производством местного аббатства. Рагнвиндр слабо улыбнулся. — Девочку травмировала война. Она плохо спала по ночам: звала своего старшего брата, которого, к сожалению, потеряла в самом начале войны. — Что с ним произошло? — казалось, Кэйа уже знал ответ. Холодок вместе с иррациональным любопытством пробежали по всему его телу. — Он учился в старшей школе в самом центре Берлина. Его сдали одноклассники сразу же, как был отдан приказ. Вопросы, почему семья не покинула Берлин раньше, и почему они были так безрассудны, Альберих решил не задавать. А Дилюк решил на них ответить. — У отца семейства был бизнес, серьезное дело, приносящее большой доход. Они старались не уезжать до последнего, чтобы не бросать его, но... Смерть сына заставила. Дилюк пригладил пальцем свиток, и продолжил: — Мне стало жаль девочку, и в какой-то момент я показался ей. Обычно я этого не делал: люди очень... восприимчивы к моему образу. Однако она была ребенком, к тому же - одиноким, и быстро стала считать меня другом. Война шла, взрослые были заняты вопросом выживания, малышка была целыми днями предоставлена сама себе в закрытой комнате. Я развлекал её рассказами из истории, читал ей Библию и пересказывал книги, которые знал, и которые было невозможно достать. В какой-то момент я заметил, что ей чрезвычайно нравится слушать истории о том, что сейчас зовётся поздним средневековьем и эпохой раннего возрождения, и обрадовался: ведь то время было, прежде всего, моим родным. "Так и знал!" — обрадовался про себя Альберих. — После войны семья вернулась в Германию, и я... Мне не захотелось бросать всё так, и я поехал за ними. После этого ещё лет десять ходили слухи о призраке на Северном Швейцарском экспрессе, но это уже была не моя проблема. Кажется, Дилюк хмыкнул. Он явно успел позабавиться в пути. — Девочка выросла, и стала уважаемым искусствоведом в области позднего средневековья. Она сделала очень много для сохранения наследия того времени, в том числе что-то она обнаружила и официально задокументировала по моей подсказке. После замужества она поселилась здесь, в этом доме, но муж её скоро скончался, у них даже не родилось детей. Тогда она замкнулась в себе, и в доме вскоре остались только мы двое, да её исследования. На бледное лицо Дилюка набежала тень. — Она умерла пять лет назад. Кэйа молчал. История была очень трогательной и очень понятной, но он не знал, как реагировать на неё. Нужно выразить сочувствие, или же призраку оно не нужно? Он ведь сам... Мертвый. — Мне жаль, что она покинула тебя. — Наконец нашелся с ответом Альберих. — Мне было определенно жаль с ней расставаться, ведь мы были с ней друзьями. Однако... Она прожила долгую, насыщенную, и хоть и не совсем счастливую, но жизнь. То, что тебя интересует, произошло уже после её смерти. Во взгляд Кэйи вновь вернулись искорки любопытства. — Дом купил Йохан. Вы успели познакомиться при заключении договора, так что описывать его нет нужды. — Верно. — Первое время он мне нравился. Да, иногда он не прибирался вовремя, иногда приводил шумных друзей, но, в целом - ничего, выходящего за рамки приличия. А год назад я узнал, что, оказывается, он все это время изменял своей жене. Вот этого Альберих совсем не ожидал. Он широко распахнул свои глаза, и у него вылетело: — Какого х... Черта? Кэйа резко осушил свой бокал. Легкое опьянение уже подступало, но ему было не до этого: к тому же, Дилюк вновь услужливо подлил порцию. — Он говорил, у него нет жены! — Теперь нет. Дилюк выглядел чрезвычайно довольным собой, и это пробудило в Кэйе ещё больший интерес. — Боюсь, вынужден попросить о подробностях. — Ну разумеется. Гобелен отправился на кофейный столик, и Кэйа был вынужден косить взглядом между ним и Дилюком, чтобы удовлетворять всё свое любопытство сразу. — Полтора года назад Йохан стал приводить сюда какую-то девушку. Со временем она стала оставаться здесь на ночь. Я не одобрял такой порядок вещей, но, раз в современном обществе официально разрешены такие отношения до брака, я не возражал, и Йохан продолжал ничего не знать о моем существовании. Через пару месяцев он вдруг явился сюда со своей, как оказалось, супругой: выглядела та крайне суровой и рассерженной. Еще бы, он, как оказалось, купил дом без её ведома, и оправдывался долгими командировками, чтобы жить здесь. Видимо, Дилюку доставляло удовольствие говорить. "Должно быть, ему приходилось много молчать за свою... Жизнь". — В первую же ночь я сделал так, чтобы она узнала о любовнице. — Как? — Достал из запертого шкафа её вещи и положил супруге в комнату. "Как коварно", восхитился про себя Кэйа. — Она довольно быстро развелась с Йоханом. А я потерял к нему всякое уважение и захотел избавиться от него. И вот теперь... Они здесь. — Надеюсь, я ничем тебя не разочарую, — посмеялся Альберих. — Надеюсь, ты на это не способен, — вежливо улыбнулся Рагнвиндр. — Я не переношу изменщиков, предателей и тех, кто использует силу не по назначению. — Клянусь, ничего подобного никогда и в мыслях не было! — Вот и славно. После рассказа Дилюка у Кэйи возник вполне разумный вопрос. — Скажи, почему ты показался мне сразу же? Тот потупил взгляд. Сейчас Дилюк блуждал где-то между своими мыслями... И сверлением взглядом гобелена. — А? — Я поступил эгоистично. Ты... Напомнил мне кое-кого. — Ту девушку, которая жила здесь раньше? — Альберих уже и сам предположил такое. — Отчасти. — Согласился с ним Дилюк. — Но не только поэтому. — А могу ли я узнать... — Если позволишь, то позже. Я и сам... Не уверен до конца. И Кэйа не стал настаивать. — Ты ведь историк, так ведь? — Продолжил затянувшийся разговор Рагнвиндр, убирая наконец бутылку и бокалы со стола. Хорошо, что у него не было цели споить Альбериха: вино было и впрямь настолько хорошим, что он смело бы выпил в три раза больше дозволенного. — Верно. Специализируюсь на позднем средневековье, конкретно - на духовно-рыцарских орденах на территории германских княжеств. — Замечательно. — Дилюк улыбнулся так, будто ему вручили, по меньшей мере, корону императора. — Значит, нам будет о чем поговорить. И... Думаю, тебе понравится это. Он бережно пододвинул к Кэйе свернутый гобелен. От предвкушения у Альбериха сердце зашлось в бешеном танце. Он взял гобелен в руки, и, осматривая его внешнюю сторону, спросил: — Он похож на гобелен из Байё. Какая у него история? — Здесь... Иллюстративное жизнеописание человека из давно исчезнувшего ордена. Ты, вероятно, не знаешь о нем. — Хочешь проверить мой профессионализм? — Заартачился Альберих, но Дилюк охладил его: — Отнюдь. Я был свидетелем того, как этот орден встретил свой конец, и вместе с городом и главным собором канул в небытие. Ох, черт. Неужели Дилюк говорит о своей родине? — Ordo Favonius, или Орден Фавония - так называлась эта крохотная организация под крылом бенедектинцев. Располагалась в таком же крохотном городе Мондштадт, ныне давно поглощённым другим княжеством... А гобелен вышила в одиночку настоятельница монастыря Фавония - сестра Барбара. Кажется, в груди Кэйи что-то рухнуло вниз, а свиток в руках резко потяжелел. Даже ощущения от находки скелета в стене не шли ни в какое сравнение с тем, что Альберих испытывал сейчас. — Это же... Редчайшей ценности реликвия! Ты уверен, что хочешь дать мне её в руки? — Казалось, Кэйа колеблется между разумом и чувствами. — Я, — рука Дилюка подвинулась ближе, — хочу не просто дать тебе гобелен святой Барбары. Я хочу... Обмен. Ах, вот оно что. — Что тебе нужно? — Ты все равно не сможешь достать информацию об Ордене Фавония без меня. Пообещай мне, Кэйа Альберих, что будешь приходить чаще... И тогда я смогу рассказать тебе больше. Гораздо больше, чем ты можешь себе представить. — Дилюк Рагнвиндр, — усмехнулся Кэйа, — ты думаешь, что после того, как я выйду отсюда, я смогу забыть, что видел своими глазами? Забыть о том, кого я встретил? Или думаешь, что я тоже побегу продавать дом первому встречному? Было видно: Дилюк тщательно скрывает что-то. Свои эмоции, свои мысли, своё... Что-то. И это что-то хотелось разгадать. — Я хочу уверить тебя: теперь я заинтригован настолько, что буду ходить не просто каждый день. Несколько раз в день! Да к тому же, ты и сам не привязан к одному месту: можешь ходить по дому, когда никого нет, кроме меня. — Но... — Не думай о вежливости! Я правда, правда не против! Настолько необычного соседа у меня ещё не было, и это интересно! Чуть пригладив гобелен, Кэйа поднялся, собираясь уйти к двери. — Вот. Он выдернул ключ из связки, и положил на столик. — Это от кабинета. Думаю, будет разумнее оставить его тебе: мне он все равно не пригодится. Дилюк кивнул, и забрал ключ. В его взгляде читалась благодарность, и... Уважение. — И спасибо, что накормил вчера. Без понятия, когда ты успел, но это спасло мой желудок от фастфуда! Тут Рагнвиндр скривился. По одному его лицу было видно, как сильно его коробит одно упоминание о еде быстрого приготовления: — Обращайся. И как вы только можете есть эту грязь... — Не у всех есть деньги на домработниц, увы. Поняв, что мог только что оскорбить бывшего аристократа сравнением с "домработницей", Кэйа мигом распахнул дверь, и только пробормотал: — Хорошего дня, Дилюк! ... И умотал вниз по лестнице быстрее ветра. Дилюк долго смотрел ему вслед. Наконец, на светлом лице появилось то самое выражение, которое он прятал с момента их встречи. — ... У тебя очень красивые глаза, Кэйа Альберих. — Прошептал он, приложа руку к сердцу. ————————————————————— Ночью Кэйа долго не мог уснуть. Потрясения и открытия сегодняшнего дня сказались, да и самое осознание того, что в доме, кроме тебя находится ещё кто-то, и отнюдь не мама или подруга, давало результат. Он был определенно счастлив, и всё же некая тревожность присутствовала. Так продолжалось какое-то время, пока Кэйа не услышал знакомую мелодию. "В этом доме есть фортепиано?" — сперва удивился он, а затем утонул в прекрасных звуках. Конечно, следовало ожидать, что Дилюк великолепно играет на музыкальных инструментах. За столько лет существования, вероятно, музыка была его самым верным собеседником: именно она могла выразить чувства, явить голос миру, не боясь преграды между жизнью и смертью. Музыка, как и сам Дилюк, была частью истории, частью былого, которое жило теперь лишь в памяти потомков. "Лунная соната... Так банально, и так красиво..." Под звуки до боли знакомой мелодии глаза Кэйи начали смыкаться. "Я впервые слышу, как она звучит так пронзительно и так смиренно одновременно". Конечно. Мучительнее невысказанной тайны может быть лишь тайна, навсегда унесённая в мир иной.