Восемнадцать и восемь сотен лет

Внимание: в главе присутствует подробное описание сцены ухода из жизни. Тема может быть болезненной для вас.

Зима вступила в свои права, и теперь повсюду лежал снег, преобразивший городскую серость во вполне себе приличный рождественский пейзаж. Школьники во всю праздновали наступающие каникулы, взрослые дорабатывали свои последние деньки перед выходными, обмениваясь вином и имбирным печеньем на корпоративах, а студенты... Студенты молились, чтобы грядущий месяц пролетел как можно быстрее. Рождественский снегопад. Практически любой человек, услышав такое словосочетание, скажет вам: хороший снегопад накануне великого праздника создаёт невероятную атмосферу и уют, и следует благодарить Бога (или в кого вы там верите) за такое явление. Но если вы спросите студента, проживающего в студенческом городке, что он думает о снегопаде, он ухмыльнётся, спрячет глаза, и, вероятно, выкурит сигаретку-другую. Не было ни единого года, чтобы сессии обходились без добровольного ухода из жизни учащихся университетов. Не важно, были ли это отличники, или студенты на грани отчисления, их всех объединяло одно: они предпочитали падать из окон собственного общежития и иногда кампуса, где учились. Кэйа много размышлял над тем, почему не избирали другие способы, и однажды понял: даже на пороге смерти те несчастные думали о тех, кто делил с ними четыре стены. Если бы они выбрали умереть в комнате... Вероятно, их соседям пришлось бы подавать прошение о переселении. А семье - оплачивать клининг. Такое явление, как самоубийство путем падения с высоты, и называлось среди студентов "снегопадом". И если самоубийство в обычных кварталах и в обычных домах считалось чем-то ужасающим, после которого случай обсуждался ещё как минимум полгода, то в студенческих городках очередной выход из окна воспринимался... Обыденностью. Редко кто плакал о погибшем, кроме разве что самых близких друзей, если они были. Редко кто вообще задумывался об очередной смерти: читали новости, пили утренний кофе, закрывали новостную ленту и шли на пары. Если первокурсники ещё впечатлялись последствиями "снегопада", то условные магистранты лишь вздыхали: они давно перестали считать тела, пролетавшие мимо окон. Когда Кэйа поступил в университет, ему, как студенту-сироте, попавшему на программу гособеспечения, выделили место в общежитии. Стоимость проживания была символическая: он мог просто отдавать часть стипендии, и дело с концом. Он знать не знал ни о каких "снегопадах", кроме буквального значения: его первый курс казался ему сказочным, интригующим, сложным - но правильным, интересным. Однажды, возвращаясь в общежитие уже в ночи, юный Кэйа невольно подслушал разговор идущих впереди старшекурсниц. Первая - с изящной сумкой, в строгого кроя пальто, вздохнула и пожаловалась: — Я так устала... Поскорее бы все это закончилось. Вторая - в черном берете и такой же черной лохматой шубе, пробормотала согласно: — Заебало всё. Первая, кажется, хотела развить тему, и потому добавила: — Я так мало сплю в последнее время... Еле как держусь, чтобы не сойти с ума. Нам ещё самый сложный зачёт поставили на последний день перед праздниками, как назло. Ни расслабиться, ни разом все сдать. Бесит. Вторая нахмурилась сильнее: — Согласна, расписание будто нелюди составляли. — ... Что мы хотим от нашего учебного отдела... — ... У тебя хотя бы проблем с языком нет. Я так опозорилась на последней паре по итальянскому, что боюсь, мне зачета не видать. — Да ну, — первая похлопала подругу по плечу, — не неси ерунды. Преподавательница же видела в твою работу в течении семестра. Ты в тот день себя плохо чувствовала, и это было заметно. Я думаю, она понимает это. Снова вздох. — Мы с Ники поссорились с утра. — Совсем отрешенно сказала вторая девушка. — Из-за чего? Что случилось? Первая мигом забыла о своих проблемах, и переключила свое внимание на подругу, взяв ее под руку. — Ты же знаешь, у него проблемы с деньгами. Кажется, на этой почве у него крыша совсем поехала: он просит приезжать к нему чаще, видите ли, ему без меня не спится. Я ему говорю: у меня важные пары с утра, я не хочу вставать на два часа раньше, чтобы трястись потом на автобусе в утренней пробке. Но нет, уговорил ведь. — Девушка в черном становилась всё эмоциональнее и эмоциональнее: накопленная в ней злость и обида закипали, как в котле. — Я ему сказала: "Ладно, я останусь, но пожалуйста, разбуди меня вовремя, я не могу опоздать на пару и тем более пропустить её". В итоге он меня не разбудил, я проспала первую и опоздала на вторую пару, мне придётся идти на отработку в мой, сука, выходной день... Я ему это все высказала, пока мы ехали в город... — Прям высказала? — Скажем так, обматерила и слушать не стала. Я же предупреждала, что не могу оставаться часто! Он как ребёнок, честное слово. Слово за слово, Кэйа не мог перестать слушать, а они уже были вблизи общежития. Девушка в строгом пальто пригладила шубу своей подруги, пытаясь её успокоить. — Тебе нужно выпустить пар. Ты же едешь на выходные к родителям, да? — Да. У меня самолет завтра вечером. Надеюсь, не опоздаю из-за отработки... — Отлично. Съездишь домой, повидаешься с родными, выспишься... Вон, синяки как выросли, тебе действительно нужно отдохнуть. Вторая девушка повернулась к ней лицом - бледным, как снег, – пристально посмотрела, но так ничего и не сказала в ответ. А подруга, тем временем, обратила свой взгляд на здание общежития. Большое многоэтажное строение казалось очень красивым в свете луны. Видимо, именно это и понравилось девушке. — И я тоже сегодня посплю. — Улыбнулась собственным мыслям девушка. — Посплю, а потом на работу. Хорошо ещё, что хозяйка перевела аванс вчера, а то я бы не дожила до зарплаты. — Все ещё финансовая дыра? — Не то слово. Помолчав ещё немного, первая девушка добавила. — С каждым днем перспектива выйти в окно все привлекательнее. — Понимаю. — Поддакнула страшным речам подруга. — Пришла пора сессионного снегопада. Обе как-то нервозно хмыкнули. — Ой, хороший вопрос... — задумалась первая девушка. — Кажется, какой-то мальчик с мехмата. Его вроде бы отчислять хотели... — Который из бедной семьи был? — Наверное, я не помню. Я вообще забыла, было это на летней или же зимней сессии. Там же ещё кто-то падал, но я даже не помню, кто именно. — Я тем более не помню. Да и не важно уже. Они остановились у крыльца. Девушка в чёрном осмотрела компанию курящих на лавочках: искала своих знакомых. И через секунду её лицо накрыло узнавание. — Я пойду покурю. — Тогда удачи. Мне бы поскорее, — зевнула первая девушка, — поспать. Выпью чаю, и сразу в постель. Подруги обнялись, и разошлись. Одна - в импровизированную курилку, другая - в двери общежития. Один Кэйа Альберих, еще юный первокурсник, остался стоять столбом. До него только сейчас дошло, что именно он имел счастье услышать.

***

Воотчию он столкнулся с сессионным "снегопадом" буквально через пару дней. Кэйа сидел на одной из тех лекции, где было достаточно присутствия на занятиях и пары сданных эссе, чтобы получить автомат на зачете. Лектор что-то рассказывала про раннесредневековое искусство, свет в аудитории был выключен во благо проектора с презентацией, и по всему помещению от одного студента к другому гуляла дремота, которая постепенно одолевала каждого. Альберих не стал исключением: он отложил в сторону ручку (он правда пытался писать в начале), подпер ладонью голову - даром, что не мог лечь полностью, первая парта всё-таки, и хотел было прикрыть глаза, обратив свой взгляд в окно, к которому сидел ближе всех... И тут раздался оглушительный звук, который заставил лектора замолчать, студентов - подскочить на собственных местах, а сердце Кэйи - пропустить удар. Мозг с опозданием обработал информацию о том, что секунду назад мимо окна пролетело и задело подоконник чье-то тело. Лектор - женщина средних лет, - медленно подошла к окну, но высунуться не смогла: слишком толстое стекло, защитные решетки. Она еле слышно вдохнула, взяла телефон, набрала кому-то, и вышла из аудитории. Кэйа успел только услышать, как она сказала: — Пусть охрана проверит и вызовет скорую. Она вернулась уже через пару минут. — Прошу прощения за задержку. Предлагаю... Продолжить нашу лекцию. Кэйа так и не узнал, кем был тот человек, что добровольно расстался с жизнью прямо на его глазах.

***

После того случая он стал относиться к новостям о "снегопаде" в рамках, допустимых для студентов - равнодушно. Сессии мелькали одна за другой, Кэйа переходил на другие курсы, и каждые полгода стабильно пару-тройку раз в новостях общежития и университета мелькало: "Сегодня в 5 утра было обнаружено тело молодой девушки под окнами общежития N-ного университета. Причина смерти - падение с высоты. Тело обнаружила женщина, выгуливавшая собаку..." "В 3 часа ночи охрана общежития заметила на камерах странное движение. В ходе проверки на улице было обнаружено тело молодого человека: опознание ещё идёт..." "Снова тело: в 4 утра молодая девушка на пробежке почувствовала необычный запах рядом с общежитием. Она обнаружила мертвого первокурсника с биологического факультета: по словам преподавателей и однокурсников, тот подавал большие надежды и демонстрировал особое усердие в учении..." — Каждый раз одно и тоже, — хмыкнула Розария, допивая свой кофе. Кажется, он ей не особо помогал: синяки девушки оттеняли её глаза настолько, что уже не могли сойти за "смоки айс". — Какие-то неправильные дары подает Бог тем, кто рано встает, — подытожил Кэйа, выключая телефон.

***

Рождество на четвертом курсе запомнилось Кэйе особенным образом. Они с Розарией договорились вместе отправиться в святую ночь в бар: Розария - за идею, Кэйа - за компанию. Однако девушка задержалась, ведя разборки с собственной соседкой, и Альберих решил прогуляться под окнами. Сначала он, как все нормальные люди, стоял в "лавочной курилке" и слушал новые сплетни, стрельнув у какой-то совсем юной девушки ванильный чампан. Через полчаса ему надоело: состав курильщиков поменялся, сплетни пошли по второму кругу, а молоденькая студентка, которая лишь раздавала сигареты и не курила сама, начала откровенно строить Кэйе глазки. Тогда Альберих раскланялся, пожелал всем приятного вечера, и решил сделать круг почета по территории студгородка. Зайдя за здание, он остановился ненадолго, чтобы рассмотреть луну. Странно, но его это расслабляло: Кэйа долго-долго всматривался в небесное тело. Сегодня было полнолуние, безоблачное небо, повсюду лежал снег, и холодный лунный свет ярко отражался от снега, придавая всему вокруг волшебное свечение. Но самое главное - луна была "кровавой". Оранжевый, почти что красный ареал вокруг спутника был такой завораживающий и приятный глазу, что невольно Альберих захотел задержаться здесь подольше. Он присел прямо на снег, подоткнув под себя пальто, и задрал голову. Что-то в его памяти, казалось, пыталось пробиться сквозь стену забытья, но безуспешно. Почему красное свечение так приятно ему? Почему, смотря на луну, он будто вспоминает кого-то из далёкого прошлого? Может, это знакомый из раннего детства, которого Кэйа не помнил? Мысли завели его далеко-далеко в закрома собственного разума, и, видимо, судьба решила выдернуть его в реальность эффективным, а главное - быстрым способом. Сверху что-то шоркнуло пару раз. Кэйа наконец оторвал взгляд от неба, обернулся на источник звука... И резко отпрыгнул в сторону. Неподалёку от него с отвратительно глухим ударом приземлилось чье-то тело. Кэйа молча сел, отряхнул снег с рукавов, медленно помотал головой. Боковым зрением он видел кровь, неестественно лежащий труп - кажется, бедолаге размазало голову при падении, - но напрямую он смотреть не хотел. Просто не хотел. В горле что-то застряло. Альберих впервые не знал, что делать. Ему вдруг резко захотелось опрокинуть в себя целую бутылку чистого спирта. Ну что б наверняка. Запах смерти достиг его носа. Кэйа все еще не мог заставить себя подняться и позвать на помощь, поэтому он просто достал из кармана сигару, подаренную каким-то магистрантом в той же курилке, и попытался поджечь ее. Получилось не сразу. Руки дрожали, и отнюдь не от холода. Из шока его вывела непреднамеренная затяжка. Кэйа закашлялся: запредельно крепкий и горький дым ворвался в его горло и легкие, вытесняя любые мысли, кроме желания избавиться от ужасного привкуса и запаха вокруг себя. Когда приступ закончился, Альберих понял, что пришел в себя. Он отвернулся от тела полностью, встал, чувствуя, как все мышцы задеревенели в конец. Отряхнулся, и пошел в сторону охранного пункта, продолжая выкуривать сигару. А по щекам текли слезы. В тот вечер Кэйа почувствовал, как Смерть, пришедшая не за ним, погладила его по голове своей костлявой рукой, и удалилась со своим новым компаньоном обратно в темноту.

***

— Кэйа, тебе нужно сходить к психотерапевту. Конечно, Розария чувствовала себя виноватой. Это ведь из-за её задержки Кэйа стал свидетелем очередной трагедии "снегопада": прошел уже год, а он никак не мог отпустить тот случай. Сама мысль о Рождестве вызывала у Альбериха рвотные позывы. — Ну не молчи! Хочешь, оплачу тебе сеансы? — Нахмурилась она. — Сестра, вы бы себе специалиста оплатили для начала, — улыбнулся наконец Альберих. Розария - давняя, единственная подруга. Они познакомились еще до университета: правда, девушка запретила кому-либо рассказывать об обстоятельствах их знакомства под страхом смерти. Непонятно, почему, но Кэйа предпочитал выполнять обещание. Розария мечтала изучать генеалогию, и при этом довольно наплевательски относилась к религии. По иронии судьбы, специалисты по генеалогии располагались именно на кафедре Истории церкви, и, сколько бы девушка не скрежетала зубами, ей приходилось ходить, во-первых, на кафедральные собрания в одну из церквей, а во-вторых - рыться в церковных и монастырских архивах, из-за чего (а также из-за своих извечных черных одежд) заслужила прозвище "монашка". Ну или более милосердное от Кэйи - "сестра". — Альберих... — угрожающе прорычала Розария, но, впрочем, быстро остыла. — Ладно, хер с тобой. Не буду уговаривать, я тебе не мать. — ... И слава Богу... — Всё, всё, молчу. Вечерело. — Точно не хочешь переночевать? — уточнил Кэйа, подавая подруге пальто. — Ну уж нет, спасибо. Завтра кафедральное собрание, меня Барбара живьём съест, если я пропущу третье подряд. А я точно его пропущу, если мне будет предстоять час езды до университета. Закончив с джентельменской помощью, Альберих прислонился к стене. — Еще раз: дом у тебя очень милый, — сказала девушка, поправляя свою черную помаду на губах. — Только я так и не поняла штуку с призраком. Здесь серьёзно что-то не так, или прошлый владелец был ебанутый? — Скажем так: у прошлого хозяина действительно были проблемы с... Психикой. Дом мне достался по счастливой случайности. — Вот везет тебе иногда, Альберих. Точечно, но везет. Наконец закончив с приготовлениями, Розария развернулась на своих высоченных каблуках, и кивнула своему товарищу. — Маякни, когда будешь устраивать новоселье. — Разумеется. — Тогда до встречи, Альберих. Снаружи послышался шум заводящегося автомобиля, а Кэйа, заперев дверь, уставился в пустоту. Все эти воспоминания о "снегопаде" действительно заставили его забыть о магии Рождества. И о Дилюке. К слову, о нём. Он появился в гостиной, неспешно присев на диван, где ещё минут десять назад сидела Розария. Лицо у него было странное-престранное, будто бы он увидел что-то подозрительное, но то ли не был уверен в своих догадках, то ли не хотел говорить. А может, и все вместе. Только Кэйа не хотел сейчас до него докапываться. Его собственная голова была занята другим. — Доброго вечера, Дилюк. — Всё же сказал он сквозь натянутую улыбку, и присел напротив. — Извини, я немного не в настроении. Никогда особо не любил Рождество, а прошлый год полностью испортил мне впечатление о празднике. — Я вижу. — Вместа приветствия ответил Рагнвиндр. Он указал на стол: — Ты совсем не заказал мяса, хотя обычно ешь его с удовольствием. Не самые приятные воспоминания вновь вернулись к Кэйе, и тот нахмурился. — Если не возражаешь, не хочу об этом говорить... — Как угодно. Однако было видно, что Дилюка что-то мучает. Он будто бы хотел что-то сделать, или сказать, непонятно: глаза бегали туда-сюда, нога чуть покачивалась, несмотря на то, что обычно призрак сидел, как положено, неподвижно. — Моя мать умерла в сочельник. — Наконец сказал он. О. — Я... Сожалею. — Пробормотал Кэйа. — Не стоит. На первое время я тоже потерял волшебство праздника, однако мой отец сделал кое-что, и я смог вновь вернуться к духу Рождества. Я подумал... Быть может, это поможет и тебе, Кэйа. Альберих колебался. Не то, чтобы он боялся, нет... Он и не чувствовал ничего. Просто он не думал, что его, Кэйю, можно исправить. — И что ты предлагаешь? — Неуверенно спросил Альберих. — Если не возражаешь, я хочу пригласить тебя в свой кабинет. Так они оказались наверху. В окно светила луна. "Снова полнолуние", сверкнуло понимание в голове Кэйи, и он невольно засмотрелся. Яркая, кровавая луна была для него магнитом... И катализатором ненужных воспоминаний. Он не тосковал по тому телу, абсолютно нет. Он даже не знал, кем был этот несчастный. Кэйа лишь до сих пор чувствовал этот холодок на шее от прикосновения Смерти. И это... Впечатлило его. Он одновременно боялся и восхищался этим чувством. До дрожи. — Кэйа? Альберих очнулся и перевел взгляд на Рагнвиндра. — Дилюк. — Да? — У тебя красные волосы. Пару секунд - а, по ощущениям, минут, - Дилюк смотрел на парня абсолютно нечитаемым взглядом. Потом брови поползли вверх, и он задал вопрос: голос сочился удивлением. — Да, красные. Почему ты... Подметил это сейчас? — Луна красная. Как твои волосы. — Тут Кэйа, неожиданно для обоих, рассмеялся. — Знаешь, раньше мне луна напоминала кого-то, кого я будто бы не мог вспомнить. А теперь кровавая луна будет напоминать мне тебя! Здорово, не правда ли? На такое заявление Дилюк промолчал и отвернулся. Когда Кэйа почувствовал, что дело неладно, и уже хотел извиниться, тот вдруг пробормотал: — Если так, то... Я рад. Пускай так и будет. После неловкой паузы Альберих прочистил горло, и спросил: — Ты что-то хотел показать мне, или... В общем, зачем мы здесь? — Да, точно. Посмотри сюда. Дилюк провёл Кэйю к книжному шкафу. Полки были забиты, как и прежде, с одним изменением: одна из них была расчищена в середине. А рядом стояла полуоткрытая коробка. Дилюк взял её, и поставил на пол. Внутри что-то громыхнуло, будто там было множество мелких деталей. — Вы, люди современности, отмечаете Рождество не так, как в мое время. Однако я заметил, что одна традиция все же сохранилась, пусть и не в таком масштабе, как раньше. Он достал из коробки что-то, и протянул Кэйе. В ладонь молодому человеку упала фигурка. Осознание пришло через пару секунд: — Дева Мария... Неужели вертеп? Дилюк кивнул. — Именно. Но вертеп непростой. Он подал коробку Альбериху. — Здесь много всего. Отец как-то сказал мне: мы можем выбирать предметы, точно также, как предметы могут выбирать нас. А еще мы можем наполнять предметы разным смыслом. Например, — он с нежностью взглянул на фигурку девы Марии, — я научился думать, что это - не только Богородица, но и моя мама. И что моя мама, даже если покинула меня, совершила чудо, за которое я всегда буду ей благодарен - позволила мне явиться на свет. А вот это, — он указал на фигурку, вероятно, одного из волхвов, — мой первый учитель. Очень на него похож. Он был старым, но очень мудрым. К сожалению, ушел из жизни, когда я был совсем маленьким, но успел заложить основы моих знаний. Дилюк настойчиво погремел коробкой, и протянул Альбериху. — Хватит обо мне. Я хочу, чтобы ты попробовал составить свой вертеп. Изобрази Рождество... Как видишь его ты. Кэйа посмотрел на призрачные руки, подтягивающие ему коробку. На юное лицо, выражающее беспокойство. Обернулся, чтобы еще раз взглянуть на кровавую луну. И понял, что слезы вновь бегут по его щекам. — Кэйа?.. Он сморгнул, и отшутился: — Извини, я задумался. Да, я думаю... Стоит попробовать.

***

Это Рождество не вернулось к Кэйе магией прошлого, и не осталось кошмаром недавних пор. Расставляя фигурки, он невольно вспоминал лица, иногда - имена, а порой и все вместе. Тех, кто ушел, тех, кого он никогда не знал, и тех, кого желал бы знать, но обстоятельства сложились иначе. – Я бы хотел... Чтобы каждый из тех, кто обернулся "зимним снегопадом", остановился на секунду. Подумал, чего он истинно желает. Сделал шаг не в пустоту, а к тем, кто может понять их. К тем, кто мог бы помочь. Или чтобы они также, как я, могли засматриваться на красоту луны, и быть преданными жизни, не смерти. Чтобы им хватило сил... Не останавливаться. Перебороть себя, и идти дальше. Он посвятил фигурку каждому, кого мог вспомнить. Каждому, кто закопал себя в землю из-за пары пустяков, как выражались чужие языки. Когда последняя фигурка в вертепе заняла свое место, та тяжесть, что принадлежала злочастному "снегопаду", упала с сердца Кэйи. Часы пробили двенадцать, за окном пошел снег. Искрящийся, белый, волшебный. И снегопад уже не стал казаться таким страшным, каким был до этого. А кровавая луна наконец обрела лик молодого юноши с алыми, как огонь, волосами.