Take me home

      Прошла неделя с того момента, как Ришелье и Тревиль выехали из Парижа, и вот они возвращались назад. Дю Плесси всю дорогу пели песни в один голос, что звучало из ряда вон плохо, но из вежливости им об этом никто не сказал. Анна спала на плече у Тревиля, до этого он, несмотря на упреки герцога, учил ее играть в карты. Кот периодически перелазил от ног одного хозяина к другому.       А Париж гудел. На улицах было солдат больше, чем обычно. Никто ничего не знал, но все искали пропавшую принцессу. Страшно было представить, что творилось во дворце, к которому подъезжала карета.       Ришелье и Анна выбрались на улицу, Тревиль и Констанция же остались. Генерал поинтересовался мнением своей знакомой, чего стоит ожидать, она же пожала плечами. Тем временем герцог и принцесса поднялись по вековым огромным лестницам к королю. Ришелье не стал нарушать свою традицию и без стука вошел в личные покои Рошфора, в его кабинет.       Рошфор бросил беглый угрюмый взгляд на своего министра. Он не знал, как себя вести, потому что не мог понять, знает ли герцог что-то о пропаже принцессы. Гастону король доверять не мог. Его брат вернулся в Париж с утра и успел с ним переговорить. Гастон обвинил Ришелье в похищении принцессы, утверждал, что герцог начнет скоро шантажировать короля Франции. Но тогда министр не вернулся бы, а сейчас он стоял перед королем.       — Ваше Величество, — герцог приветственно кивнул, намеренно игнорируя, как и обычно, установленный церемониал. — Можно?       — Можно, говорите, Ришелье, — одобрительно махнул рукой король. — Как ваши успехи в Наварре?       — Наилучшим образом, — заверил герцог. — Его Сиятельство граф Наваррский выдвинулся в Париж вместе с нами, но у него произошла заминка уже в пригороде. Через несколько часов он приедет. К вечеру вы подпишете соглашение о вхождении Наварры в состав Франции на правах автономии.       — Я рад, — произнес Рошфор. — Что у меня есть хоть один министр, который держит свое слово. Это дорогого стоит, герцог. Очень дорогого в тех условиях, что у нас нет первого министра. Я хотел бы предложить эту должность вам, — король лукавил, но Ришелье этого не заметил, его внимание было переключено на внезапную головную боль.       — Это честь для меня, — заявил герцог.       — Я знаю, — пренебрежительно ответил Рошфор. — Вам больше нечего мне сказать?       — Есть, сир, что, но я даже не знаю, как начать этот чудной рассказ.       — Уж соизвольте начать хоть как-нибудь.       — Вряд ли я могу такое говорить, — начал затягивать интригу Ришелье. — Но… Дело касается герцога Орлеанского. Ваш брат похитил Ее Высочество и мою невестку, когда я был в дороге. Он планировал выдать их наваррцам и сорвать этим переговоры. Благо, они смогли сбежать от него и добраться до Наварры. Не представляю, как тяжело было Вашему Величеству в эти дни, когда о принцессе ничего не было известно…       — Очень тяжело, но ваши слова меня успокоили. Вы свободны на сегодня, проследите, чтобы Ее Высочество заняла свои покои, я навещу ее вечером.       Ришелье поклонился не так низко, как следовало бы, и покинул короля. Анна не пожелала говорить, напомнив, что она очень устала, и сразу же отправилась к себе. Было понятно, что ей хотелось провести время наедине с самой собой после такого приключения, осуждать ее за это было нельзя. Герцог быстро покинул дворец, не желая встретиться с кем-либо из Гастона, Ферона или Белгара. Его даже мало волновала мысль о том, что Рошфор планировал сделать его первым министром. Проблема на тот момент состояла в другом: дорога ли так плохо повлияла на него или что-то еще, но чувствовал он себя ужасно.       Тревиль и Констанция ждали его в карете, обсуждая живопись. Вернее, говорила герцогиня, а генерал ее слушал и гладил кота. Не очень внимательно слушал, потому что ничего не понимал и ждал Ришелье. Последний совсем скоро запрыгнул в карету и приказал гнать лошадей. Констанцию высадили на центральной улице, где располагался семейный особняк дю Плесси, доставшийся ей от мужа, вернее, ее сыну, но тот жил в казарме; на часть дома права имел младший брат ее мужа, ее деверь, но он благодушно отказался от них.       — Что сказал король? — наконец спросил Тревиль.       — Ничего толком, — отрешенно ответил герцог. — Что он предлагает мне должность первого министра. Я сказал, что польщен. А после выдал ему все про Гастона, наваррец подтвердит мои слова. Рошфор с удовольствием избавится от своего брата. Про вас ничего не спрашивали.       — Ну и хвала Господу за это, — заметил Тревиль. Он обратил внимание на бледный вид герцога, который напоминал статую из мрамора. — Вы вообще как себя чувствуете, вас укачало? Все хорошо?       — Нет, — сознался Ришелье. — Из ряда вон плохо. Но я надеюсь, что это скоро пройдет. Я, знаете ли, хочу пожить еще при новой власти.       — Поживете и переживете, — усмехнулся Тревиль.       Карета подъехала к дому Тревиля. Выйдя из нее, Ришелье сразу же начал раздавать команды прислуге, при этом не останавливаясь ни возле одного. Герцог направлялся на второй этаж, но не в спальню, а в кабинет, Тревиль следовал за ним, держа на руках кота. На столе лежала записка, почерк Белгара они оба узнали. «Обхитрил», — было сказано на бумаге. Ришелье достал из кармана ключик и открыл верхний ящик, вытащил оттуда документы.       — Здесь абсолютно все, Тревиль, смотрите внимательнее, — предупредил герцог, перебирая листы. — От акта о присоединении Наварры, до договоров с Португалией и правами на дом. Все, что здесь лежит, кроме последнего, пожалуй, способно и спасти, и уничтожить Францию. Этот ключ также подходит ко второму ящику и третьему. Во втором — все, что я нашел на нынешних мировых деятелей, преимущественно, наших. Третий ящик ваш: допросы, обвинительный приговор, письма… там все. Я хочу, чтобы ключ хранился у вас, Жан, — Ришелье протянул ему ключ. — Вы единственный, кому я могу это доверить.       — Зачем это все? — переспросил Тревиль, не совсем понимая, к чему клонил герцог.       А герцог ни к чему не клонил, скорее клонило его. Серые глаза закрылись. Тревиль молниеносно выпустил кота и подхватил Ришелье.       — За врачом! Быстро! — во весь голос закричал Тревиль, впадая в панику.       Он потряс герцога за плечи — тот не очнулся. Тогда Тревиль прислушался к чужому дыханию, его почти не было слышно. Мужчина еще раз крикнул прислуге. В доме послышался топот и грохот: это прислуга выбирала, кто отправится за Лемэем. Тревиль подхватил герцога на руки, как пушинку, и понес в спальню. Ему было некогда думать о том, что он чувствует, но он был чудовищно растерян и не знал, что ему делать.       Тревиль аккуратно опустил своего друга на кровать, сам же приземлился в кресло, стоящее напротив. Прислуга доложила о том, что за Лемэем отправили людей. Мужчина благодарно кивнул и вновь обернулся к герцогу. Ришелье стал еще бледнее и цветом кожи больше напоминал луну, чем здорового человека. Тревиль сложил руки в замок и прислонил к лицу, начиная погружаться в неутешительные мысли. Он ни черта не понимал из происходящего, хотя события начали выстраиваться в логический ряд. Все, что говорил герцог в последнее время, было вызвано его самочувствием. У Тревиля промелькнула мысль, что его друга отравили. Генерал допустил ее, потому что понимал, что со стороны короля было бы глупо рассчитывать на одного наемника, если он решил окончательно убить своего противника.       Когда Тревиль немного успокоился, он уставился на лежащего Ришелье. Мысли покинули его голову, он просто смотрел в одну точку. Так он не заметил, когда в комнату вошел Лемэй и пихнул его в плечо, пытаясь привлечь внимание.       — Что произошло? — обеспокоенно спросил лекарь.       — Ничего хорошего, — угрюмо ответил Тревиль, поднимаясь с кресла. — Я не знаю, честно. Мы были наверху, в кабинете, герцог уже тогда себя нехорошо чувствовал, о чем поспешил мне сказать. Через несколько минут он потерял сознание, а я приказал послать за вами и перенес его в комнату.       — Правильно все сделали, месье, — согласился Лемэй. — Я давно наблюдаю за герцогом и могу сказать, что он отличается стабильным здоровьем. Да, дороги его утомляют, но не более. Самое страшное, что происходило за последние три года было то, что он простудился, уверяю вас.       — Страшное потому, что он постоянно ворчал? — усмехнулся Тревиль, представляя лежащего на кровати Ришелье, который раздает всем указания, отказывается от лекарств и требует государственных деятелей к нему на разговоры, а между этим ругается на Лемэя. Да, картина была вполне реалистичная.       — Угадали. Он становится крайне невыносимым, когда что-то идет вразрез тому, что он представлял. Только не говорите ему об этом.       — Ладно, — Тревиль еще раз улыбнулся, в этот раз широко и искренне, будто вспомнил что-то хорошее, теплое, родное. — Я постараюсь. Лучше скажите, что мне делать. Я очень переживаю.       — Принесите мой чемоданчик из кареты, я пока осмотрю герцога.       Тревиль согласно кивнул и бросился на выход из комнаты, в несколько прыжков преодолел огромную каменную лестницу и выбежал на улицу. Он завернул за угол, где стояла карета лекаря, приблизился к ней и вытащил тяжелый чемодан Лемэя. Не сбавляя скорости, Тревиль ринулся обратно на второй этаж. Он боялся оказаться слишком медленным в сложившейся ситуации.       — Слишком высокая температура, — сообщил Лемэй. — Нужно что-то предпринять. Кровопускание.       — Нет, — категорически заявил Тревиль. — Я знаю с десяток случаев, когда это убило людей; несколько, когда превратило в калек, и только один, когда это действительно помогло. Это крайние меры, нужно попытаться сбить температуру иначе.       — Вы правы. Кровь пустить мы еще успеем.       Тревиль сам побледнел от ужаса. Он побежал за полотенцами и прохладной водой. В голове крутилась только мысль о возможной смерти герцога. Они не были давними знакомыми, знали друг друга едва ли две недели и были совершенно разными. За такой короткий срок сложно привязаться к кому-то, но Тревилю казалось, что со смертью герцога он потеряет последнюю еще живую часть своей души. Он не мог этого допустить.       Окружающий мир погрузился в туман. Тревиль не помнил, когда принес полотенца, когда их смочили и начали обтирать герцога; едва ли помнил указания Лемэя, потому что делал все на автомате, и ничего не понимал. В очередной раз перед ним лежал умирающий человек и в очередной раз Тревилю хотелось забиться в угол и рыдать, как маленькому ребенку, потому что к смертям невозможно привыкнуть, чтобы кто ни говорил.              — Это яд, я в этом уверен, — заявил Лемэй. — Медленный, но это точно яд. Однако мне нужно еще раз все хорошенько изучить, чтобы найти наиболее эффективное противоядие.              — Я хочу помочь.              — Я понимаю, но…              Лемэя прервал слуга, который доложил о приезде графа Наваррского. Страшное сомнение охватило Тревиля, и он выбежал из комнаты, всем своим видом показывая недружелюбные намерения по отношению к графу.              Наваррец сидел в гостиной, закинув ногу на ногу, и смотрел в неразожженный камин. Он обернулся, когда услышал за спиной шаги, и приветливо улыбнулся Тревилю.               — Дай Бог тебе сказать, что ты непричастен к происходящему, — прошипел Тревиль.              — О чем речь? — поинтересовался граф.              Тревиль дернулся с места, схватил графа с дивана и прижал к ближайшей стене, фиксируя руку на чужом горле. Он не любил неоправданное насилие, но контролировать уже себя не мог.              — Это ты отравил герцога? — последовал прямой вопрос от Тревиля. — И не смей врать.              — Нет, конечно, — прошептал граф с огромным трудом. — Что за глупости? Мы ели из одних тарелок! Тогда должны быть отравлены мы и вся моя семья.              Слова графа показались Тревилю убедительными, и он отпустил наваррца, отходя и закрывая лицо руками, тяжело выдыхая в ладони.              — Подожди, — до графа дошел истинный смысл слов Тревиля. — Герцог отравлен?              — Скорее всего. Я надеюсь, что эта ситуация останется между нами? — предупредил Тревиль. — По старой дружбе.              — Конечно, — согласился наваррец. — Ты спас меня тогда, и я твой вечный должник. Никто об этом не узнает от меня или гореть мне в Аду за это. Клянусь, — граф приложил руку к сердцу. — Я могу чем-то помочь?              — Нет, только молчать.              Тревиль резко развернулся, закинул голову назад, смотря вверх и будто бы прося о помощи. Он не подумал даже спросить у наваррца, зачем тот прибыл, а побежал обратно наверх, боясь потерять даже несколько минут. Лемэй отошел от кровати, склонился над чемоданчиком и вытирал руки. Герцог, как и следовало ожидать, все еще лежал без сознания и тихо-тихо медленно дышал. Кожа по цвету все еще не походила на человеческую, а напоминала белоснежное полотно с зеленоватым отливом, мелкие морщины стали заметнее, круги под глазами потемнели, губы стали еще тоньше, чем обычно, волосы с проседью слиплись от капелек пота, руки слегка подрагивали. Тревиль смотрел на это, и впервые его пробрало чувство чудовищной близости смерти. Все его друзья и родные умирали вдалеке от него, собственная смерть его никогда не страшила. Лемэй не говорил ничего про смерть, но некогда генерал королевской армии, а теперь самый большой трус, потому что боялся он ужасно, понимал, что это действительно было так: его друг умирал.              — Я теперь уверен в том, что его отравили, — наконец сообщил Лемэй, возвращая Тревиля в реальность. — Это медленный яд и практически незаметный. Он не оставляет следов, а только поражает органы. О нем можно узнать только на той стадии, когда… вы сами все видите. На такое способны два яда, известные во Франции, у меня есть специальный отвар, но противоядие от одного убьет организм, если это окажется другой яд. Если мы не узнаем, какой из них, завтра придется рискнуть.              — Как я могу узнать, что мне сделать? — поинтересовался Тревиль, понимая, что за спасение этой жизни он мог бы отдать свою.              — Этот яд не добавляют в пищу, он предназначен для предметов. Найдите предмет, который могли отравить.              В голове Тревиля сразу же что-то щелкнуло. Кольцо. Это точно было оно. Он бросился ко второму креслу, схватил верхнюю одежду герцога и начал рыться по карманам. В одном из них Тревиль нашел злосчастное кольцо. В темноте кареты он не видел его неестественный блеск, но сейчас это заставило его окончательно убедиться в своей правоте. Тревиль взял одно из полотенец и завернул кольцо, передав сверток Лемэю.              — Это оно. Иначе быть не может.              — Хорошо, — кивнул лекарь. — Я могу занять какую-нибудь комнату и начать работать над ядом и противоядием?              — Да, конечно, на первом этаже есть пустая комната, можете занять ее. Попросите слуг, они вас проведут.              — Благодарю.              Тревиль за последние десять лет разучился паниковать: за себя он никогда не боялся, а никого другого, за кого можно было переживать, рядом не было. Поэтому мужчина относительно быстро вернулся в реальность, гоня прочь негативные мысли. Да, все было плохо, но могло быть и хуже. В конце концов, его друг до сих пор был жив, а это уже являлось большой победой.              — Поверить не могу, Ришелье, что все это происходит с нами, — недобро усмехнулся Тревиль, закинул голову назад, уставился в потолок и сглотнул. — Я даже не знаю, почему. Возможно, потому, что я привык, что вы везде и всегда рядом и что-то вытворяете. Да, наверное, это нужное слово. У меня, знаете, несмотря на постоянные ограбления королевских кораблей, разборки в трактирах, путешествия по Европе, жизнь до вас была гораздо спокойнее. А еще я ни разу не чувствовал себя одиноко. Вокруг всегда кто-то был, а вы сейчас эгоистично бросили меня наедине с самим собой, — он рассмеялся сам себе. — А, возможно, потому, что вы в открытую строили козни королю, поддерживали его личных врагов, называли членов королевской семьи изменниками, а отравили вас только сейчас, — продолжал мужчина с восхищением. — Это, безусловно, мастерство.              Тревиль опустил голову и ему на секунду показалось, что герцог еле-еле улыбнулся, но Жан не придал этому значения, потому что это даже звучало глупо. Мужчина скрестил руки на груди и откинулся на спинку кресла. Позволить себе выйти из этой комнаты он не мог.              Не до конца закрытая дверь отворилась и в комнату с гордым видом и немного обиженным за то, что о нем забыли, прошел Люцифер. Огромный черный кот запрыгнул на колени Тревилю, вытянулся во весь рост и оперся лапами на плечо мужчины. В следующую минуту он уже обвился вокруг шеи Тревиля и больше не собирался никуда деваться. Мужчина усмехнулся, вытягивая руку назад, чтобы погладить животное. Правду говорят в заморских странах, что коты лечат. Тревиль окончательно успокоился.              Как статуя Тревиль просидел в кресле еще несколько часов, пока снизу не послышался шум. В этот раз мужчина решил остаться на месте. Его посетила мысль, что гостем мог быть Лемэй, но лекарь уж точно не нуждался в сопровождении.              Теория Тревиля была неверна. Гостьей оказалась Констанция, которая ничуть не смутилась тому, что ее никто не встретил, и проследовала на второй этаж. Приоткрытая котом дверь сразу ей указала на нужную комнату. Возможно, светлую голову герцогини посетила какая-то абсурдная мысль, почему не стоило заходить в спальню, но она по-хозяйски ее откинула.              — Что здесь происходит? — последовал первый вопрос герцогини. На деле в ее голове уже зрели мысли по этому поводу, с учетом того, что это Лемэй, которого она встретила, натолкнул на мысль посетить деверя.              — Здравствуйте, Констанция, — Тревиль выровнялся в спине, отчего кот быстро соскочил с его плеч и шеи и бросился ко второму своему хозяину под руку.              — Что с ним? — сразу же спросила женщина.              — Отравлен, — кратко ответил Тревиль.              — Как?              — Не знаю.              Констанция на несколько минут замолчала, обдумывая ситуацию. Для начала она точно поняла, что Тревиль не умел врать. Все он знал, просто решил тактично умолчать. Ничего, ей было бы проще добиться информации от Лемэя. Она взглянула на лежащего бледного деверя, и у нее в голове пронеслось: «Выживи». Третьей ее мыслей была та, которая касалась государственных дел.              — Наварра! — резко воскликнула она. — Он должен был составить акт о вхождении Наварры в состав Франции. Его же должны две стороны сегодня подписать.              — Он его составил.              Тревиль вытащил из кармана ключ и жестом пригласил женщину следовать за ним. В кабинете он открыл верхний ящик, в котором и лежал тот самый акт. Тревиль был уверен, что его друг задолго до этих событий строил планы на Наварру и составил его. Констанция, внимательно наблюдавшая, заметила один неровно лежащий в ящике документ.              — Гляньте, что это. Он всегда держит все, что касается документов, в полном порядке.              Тревиль выполнил просьбу и вытащил лист, передал его Констанции.              — «Я, Арман Жан дю Плесси, герцог де Ришелье, находясь в полном здравии и при уме, требую от графа де Клермона в случае своего отравления, гибели или иной причины, которая может помешать моим планам, доставить акт о присоединении Наварры во дворец и стать свидетелем его подписания», — прочла Констанция. — Это его печать, его почерк. Он знал.              — И ничего не сказал, — прошипел Тревиль, сжимая кулаки. — Что я должен сделать?              — Отправиться во дворец и доставить акт.              — Исключено, — отрезал генерал.              — Я понимаю, что вам там рады не будут, — заверила Констанция. — Но вы должны это сделать и осуществить волю моего деверя. Возможно, этой бумажке Франция обязана своим будущим.              — Я не могу сейчас оставить его одного, — запротестовал Тревиль.              — Я побуду здесь, друг мой, до вашего возвращения, — Констанция нежно улыбнулась и похлопала мужчину по плечу. — И найдите что-то более приличное. В конце концов, вы собрались к королю.              Тревиль широко улыбнулся этому замечанию, но не преминул воспользоваться ее советом. Выбор пал на черный костюм, один из тех, что заказал ему герцог вместе с нарядом для бала.              Мысль о том, что Ришелье успел оставить письмо для короны, приводила в ужас как минимум потому, что в таком случае герцог знал, что его отравят и ждал этого. Не то, чтобы сама ситуация была неожиданной с учетом того, что их преследовал наемник с самого начала, но произошла она именно тогда, когда Тревиль был к ней не готов. Он не знал, что творилось у герцога в голове, когда тот составлял злосчастное письмо, потому что выглядело оно как приговор для генерала. Тревиль должен был явиться во дворец и предстать перед королем, которого лишил глаза и который лишил настоящей жизни его, некогда первого человека в армии и второго в стране. Но он не планировал как-либо пытаться вывернуться: во-первых, это было не в его стиле, а, во-вторых, он был обязан исполнить волю своего друга.              Тревиль быстро собрался, еще раз проведал Констанцию, герцога и Люцифера, бросил на кота завистливый взгляд, потому что тот оставался с Ришелье, и поспешил в карету. Время медленно тянулось к назначенному часу.              В отличие от прошлых раз Тревиль не смотрел на дорогу. Мысли несколько перемешались из-за быстрой смены событий. Вот он приехал из Наварры, вот уже нес на руках герцога в бессознательном состоянии, а вот ехал во дворец, где обитал его главный враг для того, чтобы осуществить волю своего нового друга. «Или накинуть себе петлю на шею», — промелькнуло в голове, но Тревиль не придал этому значения. Пусть так. Он был обязан расплатиться со всеми долгами, в том числе, и с родственниками пострадавших или убитых из-за него людей.              Солнце закатывалось за горизонт, и впервые за поездку Тревиль посмотрел в окно. Улицы Парижа приняли фиолетовый оттенок на своих стенах, силуэты редели, а в кабаках, которые было видно, кипела жизнь. Один из них вспомнил Тревиль. Его затащил тогда, двадцать лет назад, в кабак покойный граф де Фуа, собираясь познакомить своих друзей. Так был представлен Тревилю Белгар: молодой статный блондин, который во всем пытался подчеркнуть свою принадлежность к аристократии. Правда, вся напускная картина улетучилась, когда пятнадцатилетний парнишка позвал его на дуэль. Почти сразу, потому что Белгар позволил себе оскорбить какую-то девушку. С поединка и началась их недолгая дружба, закончившаяся предательством со стороны министра финансов.              Дворец встретил Тревиля своим особенно угрюмым не при дневном свете внешним видом. Мужчина уже заготовил речь и шпагу для охранников, но увидел у входа своего старого-нового знакомого наваррца. Граф стоял и отдавал распоряжения своему камердинеру. Наваррец тоже заметил Тревиля и отпустил слугу.              — Что вы здесь делаете? — не без восхищения в голосе спросил граф.              — Поручение герцога.              — Он очнулся? Герцог явится чуть позже?              — Ни то, ни другое, — с прискорбием сообщил Тревиль. — Он все еще находится без сознания, поэтому я и здесь. Герцог составил документ, в котором требует выполнения своих обязанностей по заключению договоренностей с наваррской стороной от меня в случае, если их не сможет исполнить он.              — Вас же убьют, — участливо сообщил граф.              — Не посмеют, друг мой, не посмеют. Я им нужен, если они хотят заключить союз с Наваррой.              — Вас могут убить после. Сразу, как вы покинете комнату, где будет подписан акт, — продолжал наваррец.              — Ничего страшного, — отмахнулся Тревиль. — Ришелье четко написал: «Я, Арман Жан дю Плесси, герцог де Ришелье, находясь в полном здравии и при уме, требую от графа де Клермона в случае своего отравления, гибели или иной причины, которая может помешать моим планам, доставить акт о присоединении Наварры во дворец и стать свидетелем его подписания». Пусть надо мной нависла угроза, но я обязан выполнить его волю. Во-первых, я в долгу у него, а, во-вторых, он умирает.              — Всем бы таких друзей, — усмехнулся граф. — Тогда, раз вы уверены, пойдемте. Я вас проведу.              — Благодарю.              Тревиль следовал за наваррцем по королевским коридорам. Этот дворец вновь возвращал его на десять лет назад, когда он был молод и не так труслив. Граф резко остановился и сообщил, что они прибыли. Тревиль еще раз осмотрелся. Раньше в этом крыле была столовая. В голове всплыло воспоминание о том, как он, Тревиль, отказался пить отравленное вино, за что подвергся нападению.              — Иронично, — заметил он. — Здесь я лишил Рошфора глаза.              — Действительно, — хмыкнул граф. Ему было не иронично и не смешно. — Может не пойдешь?              — Отчего же? — удивился Тревиль. — Конечно, пойду.              Наваррец закатил глаза и постучался в дверь, которую после открыл и зашел первый. В дальнем углу сидели Рошфор и Белгар и перешептывались о чем-то. Как только они увидели наваррца, поспешили замолчать. Тревиль вошел позже на несколько секунд, появляясь совершенно неожиданно для Белгара и Рошфора. Король и его прихвостень побледнели сильнее прежнего.              — Ваше Величество, — поприветствовал Тревиль. — Маркиз Белгар.              За то время, что все переглядывались и молчали, Тревиль увидел на пальце Белгара перстень первого министра. Рошфор взял и обдурил Ришелье сразу после того, как приказал его убить.              — Я прибыл по просьбе герцога, — Тревиль протянул им документ с печатью Ришелье. — На данный момент из-за проблем со здоровьем он не может присутствовать во время подписания акта. Я буду вместо него.              Белгар попытался возразить, но Рошфор взмахнул рукой, приказывая ему заткнуться. Он усмехнулся. Возможно, думал о том, что его заклятый враг сам пришел к нему в руки. Потому что Тревиль думал именно об этом: как перерезать королю глотку.              — Что же, все действительно так, месье Клермон, — согласился король. — Можно узнать, чем вы заслужили подобную честь?              — Я не считаю это необходимым вопросом, — прервал монарха наваррский граф. — Я намерен как можно скорее заключить соглашение между нами и отъехать в Наварру, поэтому для меня совсем неважно, кто оставит третью подпись.              — Разница большая, — нетерпеливо возразил Рошфор. — Могу ли я вам двоим доверять? Могу ли я положиться на ваши клятвы?              — Можете и можете даже больше, чем себе, — вмешался Тревиль. — Вы сами это прекрасно знаете. В отличие от вас я не предавал данные мной клятвы. Вы имели удовольствие в этом убедиться.              — Не понимаю, о чем вы. А вы, Белгар? — король изобразил неподдельное удивление и обратился к назначенному первому министру.              Белгар был благодарен за предоставленное слово и подтвердил слова монарха, а также в очередной раз показал перстень, который заслуживал не он, а человек, отравленный по приказу Рошфора.              — Все вы прекрасно понимаете, — не выдержал Тревиль. — Мы собрались в этой комнате по одной причине — подписать договор между Францией и Наваррой. И, несмотря на то, что вы знаете, кто я такой, а я не намерен больше скрываться, это наша первоочередная цель.              — Сначала акт, Тревиль, — задумчиво повторил Рошфор и взял в руки перо. — Я согласен.              Король оставил свою подпись первым, а рядом королевскую печать. Наваррец повторил все эти действия вторым, а Тревиль — последним, только вместо его печати стояла печать Ришелье. Еще несколько минут все молчали в ожидании, а после подписали еще две копии акта.              Тревиль без единой эмоции стоял и ждал приговора. Он понимал, что просто так из дворца ему не уйти. Рошфор тоже ждал приговора для своего врага. Король не знал, как ему поступить, потому что казнить человека, объявленного мертвым десять лет назад, было немыслимо; и Ришелье, если бы выкарабкался с того света, мог сообщить всем о возвращении «чудесного генерала», если бы с этим генералом что-то случилось. Но монарх смотрел на мужчину, стоящего перед ним, и в его жилах закипала кровь от ненависти. Нет, он должен был отомстить за свое унижение.              — Стража, схватить этого подлеца! — воскликнул Рошфор.              В комнату ворвались солдаты, которые стояли у двери и только и ждали команды. Вбежав, они несколько растерялись, не понимая, кого хватать хотя бы потому, что Белгар походил на подлеца в большей степени, чем кто-либо. Тревиль, несмотря на то, что на него были направлены многочисленные шпаги, воспользовался заминкой, ловко выскочил из окружения и прыгнул в сторону окна. До земли нужно было преодолеть огромное расстояние, но он решил, что стоит попытаться спастись, и выпрыгнул, в полете еле ухватившись за выступ. И наваррец, и Белгар, и Рошфор, бросились смотреть за беглецом с удивлением и восхищением.              — Какой человек, — мечтательно произнес граф и столкнулся с осуждением со стороны короля и первого министра.              — Если мы узнаем, что вы помогали этому изменнику по старой дружбе… — предупредил Рошфор.              — Ни в коем случае, сир.              — Я отправлю свои войска в Наварру, — закончил монарх.              — Сразу после того, как выкупите у меня оружие, — ехидно ухмыльнулся наваррец, понимая, что на оружии еще сможет сколотить состояние.              — Белгар это обсудит с вами.              Рошфор вновь обернулся к окну и увидел, что Тревиль без повреждений спустился по стене и схватил чужого коня, запрыгнул на него, не подумав даже о седле, и помчался прочь. Король, наблюдая, то краснел, то бледнел, понимая, что его враг, которого он приговорил к смерти еще десять лет назад, снова сбежал.              — Что вы стоите?! — возмущенно крикнул стражникам Рошфор, начиная злиться. — Быстро за ним! Нет, не ты, Маршо, ты иди сюда.              Капитан гвардейцев не знал, чего ожидать от короля, потому что был причастен к похищению принцессы.              — Если ты хочешь сохранить голову, то бери любого из солдат, самого безжалостного, и отправляйся во вторую резиденцию Ришелье. Твоя задача узнать, как можно больше о графе Клермоне, твоего спутника — убить Ришелье. Хватит с меня этих игр в короля, под носом у которого зреет заговор. Ты все понял?              Рошфор сказал это настолько гробовым голосом, что Маршо не рискнул даже ответить: «Да». Гвардеец сразу удалился на поиски помощника.                     Тревиль, который в очередной раз сбежал от короля, уже начинал жалеть о своем поступке, но он понимал, что времени у него на это нет. Он знал Рошфора давно, поэтому безошибочно предполагал, что король отправит кого-нибудь к его другу завершить начатое. Тревиль не мог этого допустить.              Доехав, он бросил сильно запыхавшуюся лошадь на слуг и вбежал в дом. В гостиной разговаривали Констанция и Лемэй, по их лицам было видно, что состояние герцога утешительно. Мадам дю Плесси заметила его и, конечно, поинтересовалась, как прошло подписание акта.              — Подписали, — кратко ответил Тревиль. — С минуты на минуту здесь будут стражники. Я буду наверху у вашего деверя. Прошу вас меня не выдавать.              — Что вы наделали? — удивилась Констанция, окончательно переключая на него внимания.              — Попался на глаза королю, такое бывает, — усмехнулся Тревиль. — Вы меня не видели.              Тревиль шустро поднялся по лестнице, Констанция закатила глаза и вновь повернулась к Лемэю.              — За что мне все это, друг мой? — рассмеялась она. — Где я нагрешила?              — Нигде, — ответил лекарь. — Вы грешны только в том, что вы прекрасны, — сказал он, глупо широко улыбаясь, не зная, куда себя деть.              Герцогиня благосклонно ему улыбнулась. Эта женщина в комплиментах не нуждалась, но всегда таяла, когда ей говорили добрые слова, к тому же, Лемэй ей нравился, хотя бы потому, что она уже устала от одиночества, а он был не худшим вариантом. По крайней мере так было, пока ее деверь не нашел себе друга, после этого момента ей уже уставать по этому поводу не приходилось, потому что теперь Ришелье и Тревиль отлично перетягивали все ее внимание на себя.              Как Констанция и предполагала, пришли за ее новым знакомым скоро. Возможно, даже слишком. Самым неприятным оказалось то, что король отправил за Тревилем Маршо. Мадам дю Плесси прекрасно понимала, что обязана держаться с аристократической гордостью, но жутко ей хотелось что-нибудь сделать с капитаном красной гвардии, чтобы отомстить за похищение.              — Капитан Маршо, — холодно поприветствовала герцогиня гостя, не удосужившись даже сдвинуться со своего места на диване.              — Ваша Светлость герцогиня дю Плесси, — издевательски ответил капитан. — Не ожидал, что мы увидимся так скоро, еще и при таких обстоятельствах.              — Я тоже думала, что во время нашей следующей встречи увижу вашу голову в петле, — честно призналась Констанция и попыталась скрыть свое волнение.              — Вы как всегда язвите, Ваша Светлость.              — Нет, что вы, — запротестовала герцогиня. — Ни в коем случае. Я лишь говорю то, о чем думаю и что считаю правильным. Попробуйте, это очень интересно.              — Что именно? — не понял Маршо.              — Думать, капитан, думать.              Маршо обнажил зубы и бросил полный ненависти взгляд на собеседницу. Он понимал, что она делала это специально, чтобы вывести его из себя, и у нее это отлично получалось.              — Где ваш деверь? — последовал вопрос от капитана красной гвардии.              — На том свете, — очень спокойно ответила Констанция.              — Как? — новость поразила Маршо. — Ришелье мертв?              — А, вы про Ришелье, — рассмеялась герцогиня. — У меня просто два деверя было, я говорила про Анри. Насчет Ришелье даже не переживайте: он и вас, и меня, и короля переживет.              Констанция думала о том, как бы еще потянуть время, потому что надеялась, что Тревиль услышит их и сбежит, но она заметила, что исчез куда-то спутник Маршо. Сердце пропустило удар, и герцогиня было бросилась на верх, но капитан гвардии распознал ее намерение и схватил за руку, выкручивая ее.              — Не так быстро, Ваша Светлость, не так быстро.              Тревиль действительно все еще был на втором этаже, в спальне. Он услышал приближающиеся шаги и вскочил с кресла. Очередной наемник вошел в комнату с пистолетом в руках с очевидным намерением добить не умершего герцога, за что подвергся нападению со стороны Тревиля. Друг злосчастного герцога накинулся на стражника, пытаясь выбить из рук пистолет, за что получил удар в живот и сам пострадал. В ожесточенной схватке в небольшой комнате верх брал то один, то другой, пока наемник не пошел на хитрость, к которой Тревиль оказался не готов и одержал бы поражение, не случись непредвиденное. Раздался выстрел. Стражник замертво упал у ног Тревиля. В постели лежал герцог с открытыми глазами, крепко сжимающий подаренный ему пистолет, а под боком у него все также грелся кот, в шерсть которого он запустил пальцы, успокаивающе гладя животное.              — Вы можете хотя бы чуть-чуть, хотя бы не так часто попадать в проблемы? — слабым голосом спросил Ришелье, закрывая глаза.              — Я ваш должник.              — Бросьте. Как все прошло?              — Наварра — автономная провинция, — не безрадостно сообщил Тревиль. — Но за мной началась охота. Поэтому я покидаю вас теперь, когда уверен, что вам ничего не грозит и вы в порядке. Я не хочу вас ставить еще раз под угрозу. Свидимся позже, когда все успокоится.              С этими словами Тревиль распахнул окно. Он не рискнул взглянуть на своего друга, опасаясь, что не сможет его покинуть. Мужчина перелез через подоконник и скрылся из виду в ту самую секунду, когда в комнату прибежали и Лемэй, и Констанция, и Маршо из-за раздавшегося ранее выстрела. Они сильно удивились, особенно капитан гвардии, увидев мертвого стражника, и несколько растерялись.              — Уберите этого подонка из моей комнаты, — потребовал Ришелье и добавил: — Пожалуйста.