Take me home

      Ришелье сидел за столом и переворачивал ложкой еду в тарелке. Он только начал восстанавливаться после отравления и все еще чувствовал себя неважно. Более того, герцог находился в подвешенном состоянии: Его Светлость не появлялся во дворце после трех попыток короля его убить, а монарх молчал и не вызывал министра к себе. Ришелье уже думал о том, что попал в опалу из-за Тревиля; это было бы верно хотя бы потому, что герцог не мог отрицать, что под боком грел одного из самых страшных врагов короля, да и не хотел бы этого делать. Он неоднократно думал о правильности своих поступков, но в такие моменты смотрел на третью копию наваррского указа и понимал, что все произошло именно так, как должно было. Ришелье еще накануне поездки понимал, что в случае непредвиденных обстоятельств, он мог доверять только Тревилю, и что Тревиль не отказал бы умирающему. Но герцог продолжал возвращаться к этим мыслям, ведь его друг из-за его действий подался в бега. Ришелье не мог себе этого простить. А еще он скучал. В очередной раз министр отметил, что дал слабину и стал сентиментальным. Это нравилось и не нравилось ему одновременно.       — Арман, ты мыслями где-то в другом месте, — сообщила невестка, завтракавшая с ним.       — Да, так и есть, — не стал отрицать герцог. Он поднял голову, чтобы посмотреть на Констанцию. Не знай мадам дю Плесси Ришелье с четырнадцати лет, еще когда ее прочили в жены младшему из братьев восемнадцатилетнему Арману, не пройди вместе с ним все испытания, выпавшие на их долю за двадцать два года знакомства, не имей представления о характере деверя, она бы испугалась этого взгляда и замолчала. Но Констанция четко выучила урок: когда боишься, говори как можно больше, тогда будет не так страшно. — Ты что-то хотела?       — Да, — не выдержала герцогиня. — Чтобы ты вернулся в реальность! — эмоционально произнесла она, отставляя в сторону столовые приборы. — Долго ты будешь так себя вести?       — Как? — намеренно удивленно поинтересовался Ришелье, не то, чтобы он знал ответ на этот вопрос, но его это не беспокоило.       — Я живу у тебя неделю, — начала Констанция, закатывая глаза.       — Да, живешь у меня уже неделю без моего разрешения, — подтвердил он. — Что-то еще?       — Да! Черт возьми, ты не выносим! — герцогиня схватилась руками за голову. — Так вот, — приходя в себя, продолжила Констанция. — Я живу у тебя уже неделю, и, знаешь, что мы делаем всю эту неделю?       — Что же? — без тени иронии спросил герцог. Как и в прошлый раз ответа у него не было. Предыдущие дни не отличались особой продуктивностью, особенно если учесть то, что в некоторые он даже не поднимался с кровати.       — Молчим! Ты никогда не молчал, Арман, ты всю жизнь свою говоришь, а сейчас ты молчишь и из тебя приходится вытягивать по слову. Арман, в твою голову невозможно залезть и узнать, о чем ты думаешь, поэтому прошу тебя, расскажи сам, я беспокоюсь ведь.       — А что я должен говорить? Нечего, Констанция, нечего копаться в моих мозгах, ты там все равно ничего не найдешь. Все в порядке, я просто выжидаю, — заверил герцог.       — Чего ты выжидаешь? — вспыхнула женщина, начиная терять над собой контроль. — Тревиль здесь не появится, потому что боится поставить тебя под угрозу!       — Я и сам понимаю, не стоит об этом говорить, — упоминание Тревиля вывело мужчину из состояния спокойствия, но герцог постарался скрыть это, хотя дрогнувший голос все равно выдал его. — Сегодня я отправлюсь на Совет.              — Ты еще слаб для этого, Арман, — попыталась напомнить Констанция.       — Это не обсуждается, — резко ответил Ришелье. — В чем смысл тогда от такого министра, который не выполняет свои обязанности? Я и без того злоупотребил отдыхом. Так не может продолжаться вечность, я не могу все время сидеть в этом доме в неведении. Это уже начинает раздражать.       — Зря ты это делаешь, — предупредила женщина.       — Посмотрим, — подсознательно он понимал, что невестка в этом споре была права, но признать это не мог, да и не хотел. — Покорми Люцифера, когда он проснется, — за прошедшую неделю только кот не успел вывести его из состояния душевного равновесия. Неглупое животное тоже скучало за вторым хозяином и поэтому было способно оказать необходимую поддержку первому.       Ришелье встал из-за стола и направился к выходу. Он ни секунды больше не мог находиться в этом доме. Карета его ждала. Герцог еще с трудом передвигался, поэтому шел медленно. Он думал о том, как должен был вести себя в подобной ситуации, что должен будет говорить во дворце, чтобы никого случайно еще раз не назвать изменником.       — Во дворец? — спросил кучер и получил утвердительный ответ.       Ришелье понял простую вещь: он должен был увидеть Анну. За принцессу было страшно, потому что брат короля мог сообщить об истинных причинах ее поездки. Рошфор отличался особой жестокостью к таким вещам. Герцогу было пора возвращаться в привычную колею несмотря ни на что. Даже, если он покрывал врага короля, даже, если король трижды приказал его убить.       Ришелье морально подготовился к Совету, про себя замечая, что, скорее всего, тема его будет связана с женитьбой короля. По этому поводу он не беспокоился. Герцог сдержал слово и вернул Наварру в подданство Франции, что и было обещанным подарком Рошфору на свадьбу. Но Ришелье все еще не знал, как его примут во дворце. Посещавшие его Леон, де Пардью и де Фуа уклонялись от ответов о настроении короля, в то время как Д’Артаньян был слишком приветливым, отчего складывались мысли, что он просто хотел увидеть свое имя в завещании. Несмотря на это, герцог чувствовал себя неплохо и даже смог выдавить улыбку. В его жизни бывало и хуже. Гораздо-гораздо хуже.       Охрана встретила героя приветливо, из чего следовало хотя бы то, что во дворце не знали о произошедшем, а значит Рошфор боялся. Король всегда с жестокостью относился к обычным своим врагам, сильнее которых был, но равных предпочитал игнорировать. Ришелье был почти уверен, что все эти ночи Рошфор трясся от мысли, что в столице кто-нибудь узнает о возвращении Тревиля, и ему ни минуты не было его жалко. Монарх заслужил. Нельзя издеваться над своими народом и страной долгие десять лет и спать спокойно по ночам.       — Ваша Светлость! — раздался противный голос за спиной, и Ришелье, отвыкший скрывать эмоции наедине с Тревилем или самим собой, закатил глаза.       — Маркиз, — фальшиво улыбнулся герцог, но улыбка слетела с его лица, как только он опустил глаза. На пальце Белгара красовался перстень первого министра. Ришелье почти был готов схватить его за горло и удушить. Рошфор кормил своего министра обещаниями, пока он был полезен, а как перестал быть таковым, монарх отдал обещанное маркизу. Но герцогу пришлось задавить в себе чувство брошенной собаки и вновь улыбнуться Белгару.       — Как ваше здоровье, друг мой? — почти искренне поинтересовался маркиз.       — Не дождетесь, друг мой, — Ришелье намеренно повторил формулировку Белгара.       — Хочу в это верить, но вы сами приближаете свой конец, имея дела с политическими преступниками, — предупредил маркиз, на что герцог ухмыльнулся. Он был уверен в том, что этот разговор — это личная инициатива Белгара больше, чем в том, что его зовут Арман Жан дю Плесси, герцог де Ришелье. Рошфор мог сетовать на сложившуюся ситуацию, но он никогда бы не позволил ее обсуждать. Слишком велик был его страх, что кто-нибудь узнает, что Тревиль жив. Ришелье знал это однозначно, и это его забавляло. Человек, покинувший Париж десять лет назад, не имевший за душой ничего, оставшийся почти без всех своих старых знакомых и друзей, давно утративший влияние и которого все считали погибшим, пугал короля больше, чем кто-либо другой. — Вы совершаете ошибку.       — Не могу понять, о чем вы, — изобразил удивление герцог.       — Все вы понимаете, — разозлился первый министр. — Я о вашей занимательной выходке с наваррским указом и вашем представителе на его подписании.       — А, вы говорите о генерале, — Ришелье очень хотелось поиздеваться над маркизом хотя бы потому, что он мог: Белгар никогда бы не доложил об этом разговоре королю, опасаясь за свою шкуру.       — Он не генерал.       — Нет, ошибаетесь, — развел руками герцог. — Генерал. Его ведь не повесили тогда, а значит он сохранил все свои звания и должности. Я вам больше того скажу. Он все еще военный и первый министр. Если вы не забыли, его назначили на эту должность за несколько недель до ареста, а в отставку Тревиль не подавал. Так что вы как порядочный дворянин должны немедленно освободить эту должность и передать тому, кто ее по закону должен занимать. Подумайте, маркиз, об этом на досуге.       — Я смотрю, Ришелье, — презрительно произнес Белгар. — Что вы прониклись симпатией к наглецу.       — Никак нет, — заверил герцог. — Моя единственная симпатия — это Франция.       — И все-таки вы совершаете ошибку.       — Пускай, — согласился Ришелье. — Но вам-то какая разница? Вы уже стали первым министром, что вам еще нужно? — не выдержал он. Герцог даже не знал, что его больше вывело из себя: то, что Рошфор его перехитрил, или то, что Рошфор назначил первым министром Белгара. Этого напыщенного глупого индюка, которого ничего не волновало, кроме денег. Видимо, его бесили и первый, и второй факты одновременно.       — А, — с облегчением вздохнул маркиз. — Вы на это обиделись? Я говорил Его Величеству, что вы наиболее подходящая кандидатура на этот пост и что необходимо дождаться вашего выздоровления.       — Не врите, — раздраженно попросил герцог.       — По крайней мере, друг мой, я так точно подумал! — продолжил настаивать на своем Белгар. — Всем очевидно, что вы не верны королю, но сейчас вы злы на него. Прекратите. В конце концов, у вас не девять жизней, а ваш ангел-хранитель в бегах, — маркиз уловил на себе удивленный взгляд. — В Париж вернулся Гримо и обо всем доложил. Все еще пытают Гастона, а он может многое рассказать, в частности, как принцесса и ваша невестка оказались в одной карете. Я не знаю, правда, почему Маршо даже не допросили. Будьте осторожны, потому что вы еще нужны мне и королю, хоть он в этом не признается, а вам нужна хотя бы чья-то поддержка. Согласитесь, было бы неплохо, если бы это была поддержка первого министра.       — Я все еще не понимаю, в чем ваша выгода меня поддержать, — сознался Ришелье, скрещивая руки на груди. — Только, если вы плетете какой-то свой неведомый заговор.       — Можно и так сказать, — загадочно произнес маркиз. — Против Ферона.       — Что против Ферона? — Ришелье начинал смутно понимать, о чем велась речь, и ему нравилось это все меньше.       — Заговор, — беззаботно ответил Белгар. Он взглянул на часы и понял, что дальнейшую беседу придется провести на ходу, из-за чего подхватил герцога под локоть, заставив идти вперед. — Послушайте. Ни мне, ни вам Ферон в качестве губернатора Парижа не нравится. Он же ничего не делает, более того, только вредит. Сколько уже лет мы считаем его испанским шпионом?       — Я не понимаю, о чем вы говорите, — намеренно громко произнес министр, опасаясь, что маркиз мог его специально провоцировать на этот разговор.       — Все вы понимаете, хватит, — разозлился Белгар и шикнул на собеседника. — Можете не бояться, это моя личная инициатива. Я хотел попросить вас переговорить с вашими испанскими друзьями…       — На месте испанцев я никогда бы не выдал подобного шпиона, слишком уж он близок к короне.       — А вы говорите, что ничего не понимаете, — ухмыльнулся маркиз. — Так-то оно правильно, но вы, друг мой, умеете убеждать, а еще лучше у вас начнет получаться после того, как я скажу, что поддержу предложенную вами кандидатуру на пост губернатора. Любую, кроме Тревиля, конечно.       — Не понимаю, да, — согласился Ришелье. — Какая вам выгода? На двух стульях усидеть пытаетесь? Не получится. Я знаю о вашем каждом финансовом промахе и в послерошфоровской Франции вам не удастся сохранить свое положение.       — Это тоже, — замялся Белгар. — Но меня больше интересует его недвижимое имущество. Знаете ли, послерошфоровская Франция еще далеко, а у меня меткий глаз, увидел я кое-что…       — Я понял, — гробовым тоном ответил герцог. — Вы преследуете низкие цели и на вас это очень похоже, но я не сказал «да».       — Вы не сказали «нет», — широко ухмыльнулся маркиз. — Я вас давно знаю, не захотите марать свое имя в подобном дельце, но все-таки подумайте об этом, а как подумаете — так сделайте. Тихо, незаметно, как вы любите, и об этом никто и никогда не узнает. Если что, то вы всегда знаете, где меня можно найти.       «Попал в очередную мутную историю», — про себя подумал герцог. Связываться с Белгаром он не хотел, но в отличие от короля маркиз чаще всего выполнял обещанное.       Войдя в комнату Совета, Ришелье поприветствовал всех присутствующих, которые на него удивленно уставились, и занял свое место справа от королевского. Два места за столом пустовали — Рошфора и Гастона, но монарх поспешил это исправить, появляясь в проходе.       — День добрый, господа, — особенно угрюмо поздоровался король. — Нам нужно быстрее породниться с испанской короной.       Коротко, немногословно, зато всем понятно, зачем собрались. Рошфор предпочитал не растрачиваться на слова, если, конечно, не заказывал чье-то убийство. Только Ришелье не понравилось, что Анну абстрактно назвали испанской короной, чутье говорило, что не к добру это все.       — Чем быстрее пройдет свадьба, тем лучше, — сообщил монарх. — Испанцы народ изменчивый, мало ли, что им в голову придет, а мы за этот брак уже сильно много отдали. Тем более, что последние события заставляют меня ускорить решение этого вопроса. Нам нужно найти организатора для начала.       Белгар, сидевший напротив Ришелье, поднял на того глаза, отчего герцог сразу понял, о каких событиях шла речь.       — Но у нас есть и хорошая новость, Ваше Величество, — поспешил сообщить первый министр.       — Интересно, какая же, — усмехнулся губернатор Парижа Ферон, почти смеясь от такой реплики.       Белгар метнул злобный взгляд на Ферона. И тут Ришелье наконец понял, в чем обстояло истинное положение вещей. Маркиз учуял перемену настроения в дворцовых интригах. Может, никто из них еще и не знал, что Ферон отвечал за поставку оружия в Наварру, но губернатора компрометировала сама связь с Гастоном.       — Какая-какая, у нас уже есть первый свадебный подарок. Наварра.       В зале повисла гробовая тишина, а все присутствующие уставились на Ришелье. Герцог в очередной раз заметил, что ему не нравится происходящее и ветер дует не в его сторону, а еще он окончательно принял для себя одно большое безрассудное решение и был готов его начать реализовывать.       — И потому что Его Светлость сдержал обещание, данное королю, а также вернул в Париж принцессу, я считаю его наиболее подходящей кандидатурой на пост организатора королевской свадьбы.       Когда первый министр закончил, раздались облегченно-обреченные вздохи. Предложение всем более, чем понравилось, потому что никто не хотел заниматься рошфоровскими свадьбами: свежи были воспоминания о том, как и организатора, и цветочника выпороли после заключения королем третьего брака за недостаточно белые лилии. Ришелье с его постоянными дерзкими выходками было не жалко, да и вряд ли этот дотошный бы допустил не тот оттенок цветов. В конце концов, и Рошфор не рискнул бы его пороть, но министров смущали отношения герцога с Его Величеством. Монарх оскалил зубы, зло поглядывая на Белгара.       — Вынесем этот вопрос на голосование. Кто за? — не унимался маркиз.       Министры еще раз переглянулись между собой, и, заметив массовую поддержку своей идеи, Белгар первый поднял руку, вслед за чем подняли руки остальные члены Совета. Король и герцог заявили о намерении воздержаться от голосования. Не собирался Ришелье ничего организовывать и оба они об этом знали, но агрессия по отношению к подданному вспыхнула в Рошфоре с новой силой.       — Кто-то против? Может, сам герцог что-то скажет, — махнул рукой монарх, понимая, что этот вопрос решен.       — Я, — вытянул руку герцог. — Я против, я могу проспонсировать организацию торжества частично в связи с тем, что потратил колоссальную сумму на наваррского графа, но самой организацией заниматься не буду. Это не в моей компетенции. Я не обладаю необходимыми для этого навыками. Моя работа состоит в другом.       Министры сильно удивились подобному выпаду даже со стороны Ришелье. Несмотря на свой скверный и резкий характер, министр всегда повиновался всем решениям Совета, так, например, герцог отправился, как все думали, на верную смерть в Испанию, а он мало того, что выжил, так и начал противиться единогласному мнению коллег.       — Да, к слову, раз пришлось, то зачем тянуть, — Ришелье улыбнулся. Он почти не хотел делать то, что задумал, понимая, что этот неразумный необдуманный импульсивный шаг обиженного человека не принесет ему ровным счетом ничего, и одновременно мечтал посмотреть на недовольное лицо Рошфора. Господи, герцог еще раз пять сказал себе, что поступает глупо, хотя прекрасно понимал, что в общем ничего и не потеряет. — Я покидаю пост министра иностранных дел и прошу немедленно освободить меня от выполнения обязанностей, присущих моей уже бывшей должности.       Раздался тихий смешок Рошфора. Он убрал руку, которой подпирал лицо, и сменил скучающий вид на заинтересованный.       — Решили разрядить обстановку?       — Что? — не понимающе переспросил Ришелье.       — Что-что, сидите здесь и шутки шутите, — хмыкнул король.       — Я не шучу, — нисколько не стесняясь ответил герцог. — Я намерен подать в отставку и решение свое не изменю.       — Обиделись, что я у вас игрушку отобрал?       О чем шла речь в этой комнате знали только трое — сами Ришелье и Рошфор, а также Белгар, ставший свидетелем всех событий. Безусловно под игрушкой имели ввиду Тревиля, но из-за своей не посвященности министры думали на должность первого министра, которую король так ловко перед самым носом у герцога отдал маркизу.       — Подданный Его Величества не может иметь никакой обиды на своего короля, — спокойно произнес Ришелье.       Рошфор сжал кулаки от одного вида этого деланного спокойствия. Он имел власть над каждым человеком в своем королевстве, кроме герцога. Монарх мог с легкостью приказать его убить еще раз пять, но даже это не исправило бы ситуацию. Его Величество не знал, что его ушлый соперник натворил и наговорил в Испании, но отечество его будущей невесты отказывалось теперь вести диалог с другими дипломатами и почти угрожало им расправой.       — Это, конечно, хорошо, но не забывайте, — король сделал тяжелый вдох. — Жизнь штука короткая, может и камень на голову упасть.       — Ну, — Ришелье улыбнулся и что-то начал пересчитывать на пальцах. — Может в четвертый раз он все-таки попадет в цель.       Его Величество еще раз сжал кулаки, но в этот раз с такой силой, что впился в кожу ногтями. Его прилюдно унижали, и он не мог с этим ничего сделать. Пока не мог. Именно в этот момент в его голове начал зарождаться план морального уничтожения врага.       — Прошу еще раз меня простить, — и Ришелье собрался встать, но на заседание ворвался запыхавшийся потный Маршо.       — Ваше Величество, — пробормотал капитан королевской гвардии. — Вы просили доложить немедленно, как Гастон расколется.       Герцог не на шутку удивился подобному раскладу. Гастона пытают, а его главный сообщник докладывает об этом королю. Ришелье перестал понимать, как и какую игру ведет Рошфор, но прекрасно осознавал, что все происходящее чревато отвратительными последствиями для Анны, Констанции, Тревиля и его самого. Рошфор же улыбнулся замешательству своего врага. Он допросил после всей той ситуации Маршо, который ему наврал обо всем, и отпустил. Этот идиот мог ему еще понадобиться, поэтому должен был чувствовать себя в безопасности, чтобы не переметнуться к врагам. Гастон же королю был не нужен, более того мешал, как один из претендентов на престол.       — Как поживает тот замечательный молодой человек, капитан? — усмехнувшись так, что еще более стал походить на лису, спросил герцог.       — Какой, месье? — Маршо растерянно посмотрел на короля, будто спрашивая, как ему себя вести.       — Тот, который пытался меня убить, конечно.       — Он мертв, месье, — без задней мысли ответил капитан красной гвардии. — Несмотря на неопытность стрелка, пуля попала в цель.       — Жаль, но с другой стороны его никто не заставлял пытаться меня убивать. Передайте родным соболезнования. И всего доброго вам, господа.       Ришелье больше не стал задерживаться и покинул заседание Совета. Как минимум, он провалил главную цель своего визита во дворец, не встретившись с Анной, но герцог понимал, что в сложившихся обстоятельствах свидание с испанской принцессой, которой он принес клятву верности, скомпрометирует ее. Как верный слуга Ришелье этого допустить не мог.       Уже бывший министр задумался на счет того, как можно было использовать свое положение. Несмотря на то, что на это решение повлияла ситуация с его другом, Ришелье был не из тех людей, которые из-за эмоций себе позволят разрушить все, что строилось с таким трудом. Как минимум, его подушкой безопасности был негласный договор с испанской короной, из-за чего он точно знал, что Рошфор еще будет просить его вернуться, как максимум, он мог действительно попытаться договориться с Белгаром. Кресло губернатора было лакомым куском, который, если отдать его кому-то своему, может принести немало, но Ришелье был намерен от этого отказаться. Ситуация не располагала и поэтому для него было важнее потребовать у Белгара определения к принцессе Констанции. Несмотря на то, что в распоряжении Ее Высочества уже были Адель и леди Винтер, герцог считал необходимым появления в ее окружении еще одного своего человека. А уж на Ферона он компромат найдет.       До дома Ришелье доехал быстро. Он внимательно все это время смотрел на дорогу, вспоминая, как они с Тревилем сбежали с бала. Правду говорят, что человек чувствует свое одиночество только после того, как узнает, каково это не быть одиноким.       Констанция ждала деверя в гостиной, сидя на диване и читая книгу. Она с облегчением увидела живого родственника, но после утренней беседы, оставившей неприятный осадок, даже не поднялась со своего места. Ришелье знал строптивый характер невестки и решил тактично промолчать. Женщина не оторвалась от своего занятия, и только теперь герцог заметил у нее на коленях спящего черного кота.       — Как он себя вел?       — Лучше своего хозяина однозначно, — усмехнулась герцогиня. — Как прошло?       — Никак, я ушел в отставку, — безразлично ответил герцог.       — Что ты сделал? — переспросила Констанция. Она все прекрасно услышала с первого раза, но ей очень хотелось верить, что слова деверя шутка.       — Я не буду повторять, ты все и так поняла, — и, считая, что разговор окочен, Ришелье подозвал слугу, чтобы тот помог ему подняться на второй этаж в кабинет.       Но этот разговор не был закончен, и Констанция, опомнясь через несколько секунд, побежала вверх по лестнице за деверем. Герцогиня уже была близка к выводу, что яд повлиял на ее дорогого родственника сильнее, чем это показалось Лемэю, и что Ришелье тронулся умом.       У двери Ее Светлость замялась: ей не хотелось ссориться с человеком, вернувшимся с того света неделю назад, но и молчать она не собиралась.       — Констанция… — раздраженно начал герцог.       — Нет, послушай меня, — прервала женщина, выставляя руку вперед. Она плавно подошла к креслу и села напротив деверя. — Ты делаешь безрассудные вещи из-за обиды на короля. Я понимаю, что лишиться друга это грустно, но… Вспомни о том, что десять лет до появления Тревиля ты потратил на то, чтобы сделать себе государственную карьеру. Все это было сделано разве для того, чтобы сейчас поддаться эмоциям и все бросить?       — Констанция… — повторил Ришелье уже спокойнее и сложил руки на груди, демонстрируя свою готовность к диалогу.       — Не перебивай меня, — продолжала стоять на своем женщина. — Ты сам говорил, что ни один мужчина не стоит того, чтобы менять ради него планы.       — Да ты ревнуешь, дорогая моя, — глухо рассмеялся бывший министр, подбородком оперевшись на руку.       — Не льсти себе. То, что ты когда-то давным-давно должен был стать моим мужем, еще не означает, что у меня есть хоть какая-то к тебе симпатия, тем более, я знаю о твоих предпочтениях.       — Так я не о себе говорю, — нагло усмехнулся герцог, обретая внешнее сходство с собственным котом. — Не подумай, я ни в коем случае тебя не осуждаю, со времени убийства твоего мужа, — Ришелье намеренно не сказал «моего брата». — Прошло уже больше пяти лет. Тебе давно пора позаботиться о своем будущем, а тут еще и вариант не самый плохой. В бегах разве что, — последние слова он пробурчал себе под нос. — Нет, я решительно тебя не осуждаю, в этом человеке много обаяния. Возможно, даже понимаю тебя, но все-таки спектр моих эмоций гораздо уже. Однако ты должна понимать, что эта затея значительно понизит твой социальный статус, поэтому я бы от нее отказался.       — Боже, я не это имела ввиду, — Констанция запрокинула голову назад, собираясь с мыслями. — Мы же не собираемся ссориться из-за мужчины?       — Нет, — замотал головой герцог. — Однозначно. Мы никогда не ссоримся из-за мужчин.       — Только из-за того, что ты идиот, — захохотала мадам дю Плесси. — Тем более в этот раз моя очередь уступать.       — Да, и я бы на твоем место присмотрелся к варианту попроще, какие уже твои годы, чтобы так волноваться.       — Ну конечно, — женщина закатила глаза, — Ладно, — она внимательно посмотрела на деверя. — Если ты сделал это не из-за Тревиля, то почему же?              — Я обязан отвечать на этот вопрос? — Ришелье устало вздохнул.              Только в этот момент Констанция заметила, как ее родственник постарел за последнюю неделю. Она прекрасно понимала, что герцог устал. Политические игры, государственные преступники и отравление — это вовсе не то, что хорошо сказывается на внешнем виде и здоровье. Самые активные интриганы приходят в точку, когда интриги надоедают. Констанция думала не раз о том, что герцогу захочется когда-нибудь бросить это бесперспективное дело и уйти в отставку, но она не думала, что это может произойти так скоро. Все-таки появления Тревиля ускорило многое в их жизни. Герцогиня не могла врать себе, что не ждала этого. Ждала и ждала давно. Несмотря на то, что она верила во все то же, во что и ее деверь, несмотря на то, что она была готова поддержать его во всем, он все еще был ее единственным другом, которого она не хотела терять. Возможно, новость об отставке немного даже успокаивала. Но мадам дю Плесси в глубине своей души прекрасно понимала, что все происходящее только начало, и, когда вернется Тревиль, а она не сомневалась, что так и будет, ее друг начнет действовать гораздо энергичнее.              — Нет, не обязан, — тихо ответила спустя пару минут Констанция. — Но все-таки бы очень хотелось.              — Я же не сказал, что сделал это не из-за Жана. Из-за него в том числе. Просто этот шаг не был вовсе непродуманным и сделанным на эмоциях. Нет, на них тоже, но я прекрасно понимаю, что Рошфор очень скоро будет просить меня вернуться.              — Да? — искренне удивилась герцогиня. Она, как и все дворяне во Франции, точно знала, что король никогда никого ни о чем не просит. — С чего такие мысли?              — На него повлияют испанцы.              — Как? — не унималась мадам.              Ришелье намеренно проигнорировал этот вопрос. Он доверял Констанции иногда даже больше, чем себе, но в этот раз раскрывать все свои карты не собирался. Ни к чему кому-то знать о том, что герцог рассказал испанскому королю свой замысел по выдвижению Анны на французский престол.              — Неважно, — отмахнулся бывший министр. — Мне нужна твоя помощь. Белгар… предлагал в обмен на информацию о Фероне кресло губернатора моему человеку. Я намерен отказаться. Мне куда больше нужно, чтобы ты вошла в окружение Ее Высочества.              — А почему не Величества, ты же ее уже назвал своей королевой, — хмыкнула Констанция, пытаясь скрыть явное раздражение. Ее выводило из себя то, что он ничего не объяснял. — Ладно, но ты уверен, что Рошфор это допустит?              — А что он сделает? Наплетешь во дворце парочку историй о том, какой я отвратительный, и тебя даже за свою примут. Так ты согласна?              — Куда же я денусь, — протяжно выдохнула герцогиня.              — Спасибо, — благодарно кивнул Ришелье. — Попросишь нам сделать чай? Не поверишь, Жан так разбаловал слуг своими просьбами, что приказы они теперь не воспринимают.       Следом за Ришелье заседание хотел покинуть и король. Ему не терпелось поскорее увидеть измученное лицо сводного братца и наконец-то узнать, что его невеста забыла в окружении врагов монарха. Но Рошфор понимал, что его скорый уход сразу после появления новости от Маршо вызовет много вопросов. В конце концов еще никто ничего не знал о произошедшем, кроме Белгара и самих участников событий, а лишних разговоров во дворце король предпочитал избежать.       Но стоило Белгару сообщить об окончании собрания, как Рошфор вскочил с места и почти бегом скрылся из виду министров. Маркиз, единственный во дворце знавший про Наварру, выждал минут десять и пошел за королем, опасаясь, что монарх заподозрит его в преследовании. Мало кто знал из ныне живущих о том, что главных врагов венценосца пытают не во всем известной тюрьме, а в подвалах замка. Впрочем, известно это было только Рошфору, Белгару и самим несчастным, уносившим этот секрет в могилу. Маркиз как-то даже задумался, какого это спать, зная, что двумя этажами ниже убивают твоих врагов. Нормальный человек сошел бы с ума, а королю, наверное, это даже доставляло удовольствие. Каково только было бы другими жителям замка, если бы им об этом рассказали?       Рошфор бежал до нужного коридора, совсем не опасаясь, что кто-то посчитает это странным, прыгал по ступенькам, ведущим в подземелье, и лицо его отражало крайнюю степень безумства. Увидь кто-нибудь короля на этой мрачной лестнице, счел бы сумасшедшим.       В этом подземелье давно уже никто не кричал до Гастона и запах крови, въедавшийся в стены долгие годы, почти выветрился. Король еще десять лет назад сразил своих последних действительно опасных врагов, которых оставалось только убить. Братец его не был в числе тех, кого бы тогда посадили в эти камеры, но Рошфор распорядился сделать так, чтобы сразу же узнать о признании.       Его Величество толкнул тяжелую дверь. Взгляду открылось не очень приятное зрелище: брат короля был привязан к деревянному кресту толстыми веревками, спина его была исполосована шрамами от ударов плетью и раны кровоточили.       — Ну? — нетерпеливо спросил Рошфор.       — Отвяжите меня, я все скажу, — прохрипел Гастон и сплюнул кровью.       — Да, конечно, — со злостью воскликнул король, он обернулся на палача, державшего плеть в руках. — Одолжите, пожалуйста.       — Ваше Величество… — трусливо начал палач. — Я боюсь, вы можете себя покалечить.       — А ты не бойся, — оскалился монарх. — Вы же ему расскажете, как я избивал вашего друга, да, Белгар? — Рошфор не оборачивался на дверь, но по стуку каблуков он узнал первого министра. — О, я никогда не забуду это чувство. Мне нельзя было его убивать, но калечить — сколько захочу. Я жаждал признаний, жаждал узнать имена всех заговорщиков. А он молчал. Я его бил, он глотал собственную кровь и молчал. Уверен, спина нашего друга до сих пор дает ему знать о собственном предательстве. Наверное, тогда я был недостаточно жесток, в конце концов, он когда-то был моим лучшим другом, а опытным палачам его было жалко, — король пронзительно посмотрел на братца. — Но хвала Богу ты не он, и никому жалко тебя не будет, предатель, — Его Величество замахнулся со всей силы плетью и ударил. Гастон завопил от боли. — Еще раз или все расскажешь?       Белгар отвернулся не в силах смотреть на отодранную живьем кожу с чужой спины. Маркиз был уверен, что для Гастона настали последние деньки, и его это пугало. Если король поступает так со своим сводным братом, то как он будет поступать с другими подданными?       — Может ему вызвать врача? — напомнил о себе палач. — Может пойти заражение…       — Нет, — перебил Рошфор. — Пусть сдохнет в муках. Вы свободны. Ну, начнем говорить?       Когда король полностью переключил внимание на своего братца, палача за руку схватил Белгар и вывел из камеры.       — Ни одна живая душа знать об этом не должна, иначе следующим к этому кресту привяжут тебя. Ты берешь сейчас и бежишь домой, до вечера собираешь вещи и вместе с семьей уезжаешь навсегда отсюда в Наварру. Графу Наваррскому я передам рекомендацию, чтобы тебя взяли на работу. Вот уже ему ты можешь случайно проболтаться об увиденном, пусть знает о плодах своей деятельности и боится, что это ждет и его. Ты все понял?       Запуганный палач кивнул и побежал прочь из подземелья, небезосновательно боясь, что король передумает его отпускать. Белгар устало вздохнул и вернулся в камеру. Маркиз оперся о стену и запрокинул голову назад, чтобы не смотреть на то, что когда-то называлось спиной Гастона, а не кровавым месивом.       — Ну? — повторил Рошфор.       — Я-я, — еле слышно начал принц. — Я хотел стать королем Наварры, а потом и Франции. Этот ушлый наваррец согласился мне помочь из собственного честолюбия. Я в свою очередь смог уговорить Ферона, и он поспособствовал поставкам оружия в Наварру, которого там теперь больше, чем в Париже. Все шло гладко, мы не планировали высовываться так рано, как злосчастный Ришелье захотел туда ехать. Но я знал, брат, что ты пошлешь за ним наемника, — Гастон закашлялся не в силах больше говорить, и Белгар побежал ему за водой. Жидкость смочила горло и рассказывать стало проще. — Как тут гвардейцы рассказали, как видели дам, приставленных к принцессе, одна из которых искала неприметную одежду, а другая продавала две алмазные подвески. Мне это показалось интересным, и мы с Маршо приняли решение проследить за Ее Высочеством. Какой удачей оказалось, когда эта глупая девчонка решила с нашей дорогой невесткой Ришелье отправиться в Наварру, как я подслушал, спасать герцога от королевского наемника. Тебе нужна испанка, потому что у тебя нет наследников и потому что у тебя плохие отношения с Испанией, ты отдал бы мне наваррскую корону сразу же…       Белгар не сразу понял, что раздавшимся хлопком была пощечина герцогу Орлеанскому. Все сказанное говорило о том, что принцессе теперь несдобровать.       Рошфор выскочил из камеры и подземелья злой, как тысячи чертей, маркиз бежал за ним, в какой-то мере даже беспокоясь за испанскую кровь. Уже у комнаты принцессы король отпустил ее охрану и повернулся к первому министру, отдавая приказы:       — Во-первых, леди Винтер первым же кораблем отправить в Англию, причем так, чтобы об этом никто не прознал. Во-вторых, вы должны арестовать губернатора Ферона и сопроводить в Бастилию, а на его место найти более надежного человека. Это понятно?       — Да, сир, — Белгар поклонился и поспешил исполнять приказания. Несмотря на то, что он понимал, что Рошфор отдал их теперь, чтобы маркиз не присутствовал во время разговора монарха и Анны, ему они доставляли радость, особенно часть про Ферона.       Его Величество без стука вошел в покои невесты, чем ее очень удивил. Анна готовилась к вечерней прогулке и не ожидала гостей. Лицо жениха привело девушку в ужас, и она интуитивно отошла назад к стене.       — Как вас понимать, мадмуазель? — тихо, но от того не менее зловеще спросил Рошфор.       — О чем вы, сир?       — Что вас заставило поехать в Наварру?       Анна сглотнула, понимая, что король узнал всю историю. Ее Высочество была готова впасть в панику, но вспомнила, что она благородных кровей и ее положению не полагается выдавать свои эмоции, в особенности страх.       — Как что? — невозмутимо переспросила испанка. — То, что меня похитили. Что же еще могло заставить невесту короля в связанном виде без предупреждения поехать на другой конец Франции?       — Острите, мадмуазель? И вы хотите сказать, что в вашем решении в связанном виде без предупреждения поехать на другой конец Франции никакой роли не сыграл герцог де Ришелье?       — Я не острю, Ваше Величество, и я хочу сказать, что господин Ришелье никак в этом не замешан. Я считаю, что у вас слишком предвзятое отношение к человеку, который спас вас от нежелательного конфликта с Испанией, нашел вам невесту, единственный из ваших людей не сдался пиратам и пытался меня защитить, и, в конце концов, смог вернуть меня из Наварры.       Рошфор не ожидал получить отпор и некоторое время простоял в замешательстве. Анна не спускала с него взгляда и все больше вжималась в стену от страха.       — Раз вы так думаете и говорите, — начал монарх. — Тогда покажите мне свои алмазные подвески, которые я вам подарил. Ах да, вы не можете это сделать, потому что оплатили ими поездку в Наварру, это так, и попросили разменять их на деньги леди Винтер, которая за свое предательство первым же кораблем отправится в свою Англию.       — Н-нет, — Ее Высочества помнила очередной совет Ришелье, призывающий в случае лжи лгать до конца, и она врала, прекрасно зная, что не сможет показать эти чертовы алмазные подвески.       — Я не люблю, когда мне лгут, принцесса, — переходя на крик предупредил Рошфор. — Последний раз я вас спрашиваю, зачем вы поехали в Наварру.       — А я в последний раз вам отвечаю, — не унималась Анна. — Никуда я не ехала, меня похитили прямо у вас под носом, потому что вы не смогли обеспечить мне должный уровень безопасности.       — Тогда, если Бог вам поможет, вы должны появиться на будущем балу с алмазными подвесками, иначе вы, Ваше Высочество, лишитесь всякой моей благосклонности и наша семейная жизнь станет для вас Адом, если не хуже, а ваш друг отправится на виселицу, и поверьте, если понадобится, я повешу его лично. Надеюсь, это отучит вас лгать, мадмуазель.       Король вышел из комнаты и громко хлопнул дверью. Анна в отчаянии сползла по стене и зарыдала от безысходности. И какая из нее теперь королева, когда она подставляет невиновных людей и врет? Но принцесса не могла себе позволить биться в истерике час, теряя драгоценное время, поэтому заставила себя встать и дернуть за шнурок между стеной и кроватью, открывавший тайный ход. Она понимала, что ей было необходимо рассказать о произошедшем герцогу.       Почти час испанка портила дорогую обувь по некачественным дорогам Парижа, надеясь хоть куда-то выйти, и в конечном итоге смогла выбраться, несмотря на то, что плохо помнила дорогу. Видимо, Бог, которого Рошфор призывал ей помочь, все-таки это сделал.       На пороге дома Ришелье ее встретили слуги и без лишних вопросов проводили до столовой, где в тишине ужинали герцог и герцогиня дю Плесси. Они очень удивились гостье, но не подали виду и предложили присоединиться к трапезе, но Анна предпочла отказаться.       — Я рад вас видеть, Анна, но так понимаю, что вы не старика-друга навестить пришли, — предположил герцог, не спуская взгляда с принцессы.       — Нет, — мотнула головой Ее Высочество. — Ваша Светлость, у нас с вами большие проблемы. Король знает, что я продала две алмазные подвески, и требует, чтобы я их надела на бал, иначе он вас повесит…