Take me home

      Ветер к утру стал стихать, решив пожалеть путников. Королевский флаг на корме выглядел знатно потрепанным, палуба корабля была залита водой. Ночь выдалась тяжелой и для гостьи судна, и для ее сопровождающего. Последний, кроме прочего, не отличался сильным здоровьем, отчего прошедший шторм оставил на нем еще больший отпечаток: этот почтенный господин трижды успел исповедаться в своих грехах самому себе за неимением на корабле священника. Принцесса держалась более стойко, единственное, что она позволила себе сделать, так это помолиться за команду корабля, оставшуюся на палубе.       — Мы в состоянии продолжить путь? Какие прогнозы на этот счет? — сухо поинтересовался человек, который не имел ни малейшего понятия о кораблях, моряках и штормах. Он вообще не любил путешествия. Его задачей на этом корабле была та самая принцесса, которую было необходимо доставить в столицу целой и невредимой, ведь король прочил ей будущее своей жены.              — Да, Ваша Светлость, нам повезло. Мы откупились от моря смертью одного из матросов.              — Можно с этого момента подробнее? — Ришелье вовсе не волновали ни судьба несчастного матроса, ни море с определенной ценой спокойствия, но он старался вести себя вежливо с порядком осточертевшей командой. Не то, чтобы команда была главной причиной его скверного настроения, но эти моряки со своими предрассудками, легендами и прочим ему уже надоели, и все, чего он хотел, ограничивалось скромным желанием вернуться в Париж как можно скорее.              — Бедолага выбросился в море, милорд, нам неизвестно почему. Это случилось под самое утро, после чего тучи мгновенно разошлись. Не магия ли это? — лоцман задал вопрос самому себе, ведь знал ответ Ришелье. Ему, как и никому на этом корабле, герцог не нравился своим высокомерием. — Если верить морю, нам удастся попасть в Париж до того, как погода испортится.              — Но нам же еще два дня пути, если я не ошибаюсь.              — Не ошибаетесь, но я считаю, что мы успеем зайти в порт.              — У этого бедолаги была семья? — скучающим голосом спросил этот очень высокий по сравнению с командой господин.              — Да, Ваша Светлость, его ждала в Марселе жена.              — В Марселе?              — Я не знаю всех подробностей.              — Мне и не нужно, — Ришелье протянул мешочек со звенящими в нем монетами. — Отдашь его жене по прибытию.              — Да, Ваша Светлость.              Ришелье мрачно посмотрел на лоцмана, с которым вел эту незанимательную беседу, и развернулся, возвращаясь в каюту. Принцесса Анна заканчивала с завтраком. Аппетит у нее был чудовищный в сравнении с Ришелье, который не мог есть на этом корабле.              — Что вам сказали, герцог? — живо поинтересовалась девушка. — Я, надеюсь, все уцелели?              — Сказали, что до Парижа мы доберемся без приключений, Ваше Высочество. Мне доложили только об одном моряке, который выбросился в море.              — Какой ужас, — с сожалением произнесла Анна.              — О чем вы? — переспросил Ришелье, который принялся что-то писать. Принцесса подметила, что он вел записи весь их путь, только о содержимом их не догадывалась.              — О чем я? Человек выбросился в море! Как вы можете так безразлично говорить об этом? Я давно поняла, что вам чужды человеческие страдания, герцог… — Анна не успела продолжить, месье прервал ее.              — Лоцман считает, что, пожертвовав собой, бедняга отогнал шторм и успокоил море, — произнес он, даже не смутившись.              — Правильно команда о вас говорит — вы человек без сердца. За время нашего странствия я в этом убедилась.              — Дело не во мне, — Ришелье отвлекся от записей и посмотрел на свою спутницу. — Дело в вас и в остальных, но, прежде всего, в вас. Чувствительность и сострадание хорошие качества для обычной женщины, но не для королевы. Вы даже не представляете, насколько опасна ваша доброта. Она сгубит вас при французском дворе.              — Я отказываюсь в это верить, — возразила неугомонная испанка.              — Ваше дело, — согласился герцог и вернулся к своим записям.              В данный момент они даже не представляли, где окажутся вечером. Ришелье еще скажет, что старый лоцман своими рассказами про матроса, отогнавшего шторм, накликал новую беду.              К обеду королевское судно догнал другой корабль, на котором гордо развевался простреленный не единожды пиратский флаг. Этим ребятам удача наоборот улыбалась, шторм прошел мимо них, а трюм был забит наворованным. От взгляда смотрящего не ускользнул королевский корабль.       — Там королевский флаг, капитан, — громко крикнул он, продолжая наблюдать за судном, плывущим перед «Орлеанской девой».       — Быть того не может, — бросил капитан. — Король боится моря, думает, что мы на него нападем, — вся команда захохотала. — А кто еще выйдет в море под его личным флагом?       — Предлагаю это и узнать, капитан, — заявил старпом. — Представьте, как мы сможем нажиться на этом.       — Ты прав, Арамис, догоняйте, — приказал капитан. — У нас кончаются запасы, а в парижский порт мы не сможем зайти.       Отдав распоряжение, капитан устремил свой взгляд к морю. Он, как и любой моряк, спрашивал у воды совета. Тревиль не знал, кто плывет на этом корабле и внутри у него теплилась надежда касательно наступившего возмездия, но редкие волны колыхались так, будто говорили ему «нет».       — Капитан, приближаемся, — воскликнул Арамис.       Команда восприняла эту новость с огромной радостью. Как уже сказал Тревиль, их трюмы были наполнены золотом, но оно не заменило бы запасы продовольствия для голодной команды. Тем более, ограбить корону было и просто в радость этим честным душой, но не кошельком, людям, ведь до жизни такой их корона и довела, погрузив в нищету.       Капитан с безучастным видом наблюдал за дракой на королевском корабле со своего мостика и вступил на палубу только после того, как последний королевский моряк одержал поражение.       — Кого вы везете, господа? — вопрос адресовался непосредственно капитану судна, хоть обращение и прозвучало ко всей команде.       Люди короля даже не стали пытаться играть в благородство, взять реванш, отстоять корабль или хотя бы попытаться защитить того, кто находился в каюте.       — Мы везем принцессу, месье, невесту для короля.       — Испанку? — Тревиль и понятия не имел о нынешнем положении дел в политике Франции уже как десять лет, но в этот момент это достаточно глупое предположение, ведь у Испании и Франции всегда были натянутые отношения, показалось ему обоснованным и единственно верным.       — Да, месье, испанку.       «Решил породниться с испанской короной, Рошфор», — подумал капитан и подозвал Арамиса, своего старшего помощника, предлагая навестить гостью корабля. Вместе они вошли в каюту, где принцесса с утра не переставала препираться со своим сопровождающим о том, насколько он черствый и высокомерный, поэтому и не сразу увидела пиратов.       — Ваше Высочество, — Тревиль снял шляпу и учтиво поклонился, что сделал и Арамис. — Какая неожиданная и приятная встреча.       Анна потеряла дар речи от происходящего, в то время как Ришелье планировал поступить как благородный человек (видимо, единственный такой на корабле) и направить на пиратов пистолет, но опыта у него в подобном не было, и он двигался слишком медленно, отчего шпага старпома оказалась у его шеи. Арамис покачал головой, намекая, что попытки сопротивления будут безрезультатными. Тревиль велел определить принцессу в капитанскую каюту, а ее бледного сопровождающего в камеру для пленников. После того, как Арамис удалился, капитан принялся изучать записи герцога, которые привлекли его внимание, как только он вошел. Тревиль, прочитав одно из писем, понял примерное содержание остальных бумаг и предпочел их забрать с собой. Чертов король вновь поселился в его мыслях спустя десять лет, только к нему теперь прибавился изменник-герцог.       Увидев количество приданного принцессы, которое они хотели поделить между собой, пираты подобрели и даже отпустили всех, кроме Анны и герцога. Они бы и их отпустили, но приказ капитана не соглашался с ними в этом решении. На удивление этих честных малых, принцесса держалась достойно, не отвечала на сальные комплименты и ехидные смешки и преподносила себя так, будто уже была королевой Франции, а не пиратской пленницей, правда и пленницей ее сложно было назвать. Это слово скорее подходило к герцогу, которого подселили к крысам, ей же предоставили половину капитанской каюты и покровительство Тревиля, что уже не походило на пленницу. Признаться, она даже не скучала: в каюте она нашла книгу о созвездиях и увлеченно ее изучала, пока Тревиль продолжал читать записи герцога.       — Наверное, неправильно, что я сижу здесь, а он там, каким бы невыносимым человеком он не был? — вслух произнесла Анна, откладывая книгу. — Что вы планируете с нами делать?       — Все честно, вы куда более ценны, Ваше Высочество, — невозмутимо заметил Тревиль, ни на минуту не отрываясь от чтения. На второй вопрос он не ответил, потому что и не знал, что сказать.       — Вы считаете, что человек, которому король доверил переговоры, касающиеся собственной женитьбы, и сопровождение новоиспеченной невесты, ничего не стоит?       — Он плохо вас сопроводил, Ваше Высочество, — капитан вздохнул. — За этого человека, только если он сам за себя не заплатит, король ни даст ни ливра, можете мне поверить. Я схожу потороплю нашего кока, верно, вы уже проголодались.       Он не дождался ответа и торопливо ушел, перед этим накрыв письма несколькими картами. Капитан действительно пошел к коку, но не за порцией для принцессы, которую он поручил Арамису (принцессу, конечно), а за порцией для герцога. Тревиль настоял на том, чтобы пленнику хотя бы добавили мяса к ужасно приготовленной стряпне, и с тарелкой направился к камере.       Ришелье сидел на полу и смотрел в одну точку, не отрывая взгляда. Он поджал под себя колени, ведь в этой части корабля было беспощадно холодно, и о чем-то размышлял.       — В гляделки со стеной играете, Ваша Светлость?       Ришелье обернулся на голос капитана, но ничего не ответил. Вместо этого он уставился на тарелку, вспоминая, что последний раз ел позавчера, он протянул руку. Благо, Тревиль не был человеком противным и дал герцогу то, чего он хотел.       — Это самая мерзкая еда в моей жизни, — пробормотал Ришелье, при этом с охотой поедая «мерзкую еду».       — Вы просто не знаете еще, что едят остальные — их порции не включают в себя мясо.       — Вы говорите ужасные вещи, — иронично заметил герцог. — Будь здесь принцесса Анна, она бы уже организовала профсоюз пиратов и начала бороться за их права.       — Что правда, то правда, — закатил глаза Тревиль.       — Зачем вы пришли?       — Я хочу помочь вам. Я видел ваши записи.       Оба не ожидали услышать эту фразу. Мужчины переглянулись. Ришелье оценочно посмотрел на Тревиля и помотал головой.       — Мне не нужна помощь от такого как вы: пирата, бандита, вора, убийцы и преступника, капитан. Если вы планируете меня этим шантажировать — я не поддамся, — предупредил герцог, продолжая оскорблять своего собеседника и обвинять во всех преступлениях, о которых только знало человечество.       — Значит я вор и преступник? — это был риторический вопрос. На самом деле, Тревиль знал, что последние десять лет так и было, но эти слова настолько глубоко его задели, что он снял со своей шеи фамильный кулон и бросил его в камеру. — Теперь вы знаете имя вора и преступника.       Герцог побледнел и поднял кулон, покрутил золотую вещицу в руках и раскрыл ее, глядя на герб и не веря своим глазам.       — Это невозможно, — прошептал он. — Вы его украли. Люди, носившие эту фамилию, давно мертвы.       — Все возможно, Ваша Светлость. Мое имя Жан де Тревиль, официально покойный генерал королевской армии. Я помню все события пятнадцатилетней давности, когда Рошфор стал королем, а я в двадцать генералом.       — И спустя пять лет вы увидели истинное положение дел и вступили в открытую оппозицию королю, — продолжил Ришелье таким тоном, будто этой информацией владел любой ребенок. — Но как?       — Как я выжил? Сбежал из тюрьмы. Король не мог объявить об этом в открытую, иначе часть его людей перешла бы ко мне, поэтому и придумал байку про то, что я умер от чумы. Я убрался далеко от Парижа и поклялся не возвращаться, не мстить, но судьба рушит все мои клятвы. Вы появились здесь не просто так, значит моя месть состоится.       — Я приношу извинения… — единственное, что нашел ответить Ришелье.       Как только Ришелье увидел герб, он позволил себе усомниться, да и как было не усомниться, если человека, которому принадлежала эта вещь, считали мертвым уже десять лет? Тем более, об этом говорил пират. Но вряд ли бы этот пират так точно оперировал выдуманными цифрами. Его слова сходились с реальностью: генерала де Тревиля десять лет назад приговорили к смертной казни путем повешения, но объявили, что он не дожил до казни и умер в тюрьме. Ходили разные легенды: и то, что его убили, чтобы король мог избежать позора и падения оставшегося авторитета, ведь без генерала к власти он бы не пришел; и то, что генерал самостоятельно перерезал себе глотку; и то, что генерал умер не в тюрьме, а в пыточной; и даже то, что он сбежал. Однако все сошлись на самом адекватном варианте — чума, в тот год как раз была ее вспышка. До этого момента Ришелье думал, что правду может знать только тот человек, которого повесили тогда же, когда при загадочных обстоятельствах погиб Тревиль, а теперь их оказалось два.       — За то, что назвали меня вором, убийцей, преступником и бандитом? Не стоит, в этом вопросе вы были правы.       — Да, безусловно, — безэмоционально согласился герцог. — Но за нами всеми такой грешок водится. Кто из знати не убивал и не воровал? Поэтому мои слова были достаточно несправедливыми в ваш адрес, но я хотел бы получить доказательства ваших слов, кроме кулона, уверен, у вас их достаточно.       — Я каждый раз ношу их на себе, — горько усмехнулся капитан. — Не здесь, но до конца дня вы получите доказательства.       Ришелье ничего не ответил, лишь поджав губы. Он понимал, что заставить человека раздеваться в этой бесконечно холодной части корабля было бы преступлением против этого человека, с другой стороны у него был чисто научный интерес о эффективности и эффекте сквозь года от французских пыток, да и знаменитую лилию ему хотелось увидеть. Герцог не показал своего нетерпения, кивнул и отошел от решетки, понимая, что разговор окончен.       Тревиль тоже ничего больше не сказал и поспешил подняться на палубу, куда уже перебралась вездесущая принцесса и расспрашивала Арамиса. Тот с видом самым достойным и спокойным объяснял:       — Этот достопочтенный господин квартирмейстер, его лучше не злить, ведь именно он нас ведет в бой и распределяет добычу, — Арамис кивнул на Атоса. — Это, — он указал на Портоса, который стоял недалеко от Атоса. — Не поверите, наш клерк и штурман, а по нему и не скажешь.       Арамис продолжил экскурсию, представил боцмана, канонира, врача, кока, мастера парусов, плотника и прочих.       — А это наш капитан, — он указал на появившегося на палубе Тревиля. — Полагаю, что вы уже знакомы, Ваше Высочество.       — Проводите экскурсию, Арамис?       — Да, капитан, развлекаю нашу гостью, как вы и просили.       — Хорошо. Было бы неплохо, если бы вы нашли занятия и для второго нашего гостя, ему, наверное, одиноко за решеткой, а так бы он мог сделать что-нибудь полезное.       — Да, конечно, коку как раз требовались помощники, — Арамис поклонился принцессе и поцеловал ее руку со словами: — Прошу меня простить, я скоро вернусь.       Старпом удалился. Капитан перебросился несколькими фразами со штурманом. Тревиль окончательно вознамерился отправиться в Париж спустя десять лет странствий. Когда он закончил разговор с Портосом и смутно представил путь, по которому корабль будет передвигаться, к нему подошла Анна, которая уже освоилась и чувствовала на корабле себя комфортно.       — Так значит вы решили сжалиться над ним? — Анна откинула назад распустившиеся золотистые волосы и внимательно посмотрела на капитана. — Я благодарна вам.       — Не стоит.       — Можно вас попросить еще кое о чем? — осторожно узнала принцесса, глядя в глаза собеседнику. — Возможно, это слишком дерзко для пленницы, но… Позвольте мне провести эту ночь под звездами и надоесть людям, которые не будут спать этой ночью. Я очень хочу посмотреть, как определяют маршрут с помощь звезд. Мне кажется, что это удивительно.       Это действительно было удивительно. Особенно слышать это из уст принцессы. Тревиль их видел всего несколько, однако впечатлен не был — избалованные и малообразованные, интересующиеся только модой девушки. Чаще всего еще и скверные характером. Анна была полной противоположностью, судя хотя бы потому, что он видел сегодня. Она была добра и тянулась к чему-то новому.       — Вы не пленница, вы временная гостья, поэтому вы можете делать, что захотите и не бояться, потому что вы находитесь под моей защитой.       — Благодарю вас.       Капитан кивнул Анне на прощание и ушел в каюту. Тут же из-за спины принцессы появился Арамис, который философским голосом заявил, что капитан о чем-то задумался и в такие моменты его лучше не трогать. Это было действительно так. Первым делом Тревиль потянулся к недочитанным записям. Они шокировали его. Возможно и тем, что их обладатель так спокойно хранил их рядом с невестой короля и на корабле, где все были людьми короля. В бумагах Тревиль обнаружил конкретные планы герцога по постепенному отстранению короля от трона и общие слова недовольства о проводимой монархом политике, включая почти начавшуюся войну с Испанией. Все эти десять лет, как уже было сказано, капитан провел в море, изредка ступая на берег, где он ни с кем толком не разговаривал, поэтому он не знал, что Рошфор успел нанести серьезное оскорбление испанской короне — испанский король вызвал его на дуэль, но французские дипломаты вовремя принесли извинения за Рошфора — а после помириться с испанцами и собраться с ними породниться. Тревиль заметил, что в бумагах было упомянуто множество имен, но ни одного ему знакомого. Это наводило на мрачные мысли о том, что же произошло с его соратниками и друзьями. Самого Ришелье он тоже не знал, по крайней мере достаточно близко, ведь физиономия герцога все-таки казалась Тревилю знакомой, но у Тревиля была ужасная память на лица.       Тем временем в камбузе Ришелье было не до мыслей о высоком. Его определили в помощники коку, с которым они не поладили ввиду скверных характеров.       — Вы варвар, месье, — со всей ответственностью заявил Ришелье. — Кто же так режет? Даже я понимаю, что это неправильно.       — Ваше Высочество… — кок зло на него посмотрел, но не продолжил.       — Ваша Светлость, — исправил герцог. — «Ваше Высочество» применимо исключительно к принцам и принцессам.       — Мне плевать, Ваше Занудство, это мой камбуз, и я здесь решаю, как и что готовить, но, если вы настаиваете, — кок зло усмехнулся, отчего Ришелье стало не по себе. — Есть для вас работенка, — кок поставил перед ним тарелку. — Я принесу вам публичные извинения, если капитан скажет, что ваша еда лучше.       — Договорились.       В эту же секунду Ришелье пожалел: он ничего не знал о готовке. С другой стороны, герцог пробовал еду кока и решил, что отвратительнее быть точно не может, а поэтому принялся за работу. Больше они не препирались.       Судя по внешнему виду и запаху, все было не так страшно, как представлял Ришелье. Возникла другая проблема: капитан ушел в каюту, и команда в один голос уверяла, что лучше бы его не трогать, но герцогу уже было порядком на все наплевать. Вот уж действительно незабываемые приключения. Ришелье спокойно зашел в капитанскую каюту и обнаружил Тревиля, склонившегося над все теми же злополучными записями.       — С вашей стороны было глупо их вести, они могли попасть в любые руки, а вы мне не показались глупым человеком.       — Видимо, удача сопутствует мне, — кивнул Ришелье. — Я принес вам еду, Тревиль.       Тревиль недоверчиво покосился на тарелку, но ничего не сказал и принялся за трапезу, пока Ришелье рассматривал его каюту.       — Это готовили вы, — утвердительно сказал капитан. — Потому что это хотя бы съедобно.       — Приятно это слышать.       — Я человек слова.       Ришелье не успел понять, к чему было это сказано, как Тревиль повернулся к нему спиной и стянул с себя рубашку. Герцог был неприятно поражен. Он прекрасно понимал, что изменников пытающие их палачи не любят, но не думал, что настолько — вся спина Тревиля была усеяна шрамами и их происхождение не вызывало сомнение. Вдобавок на плече красовалась лилия, отчего Ришелье, у которого, впрочем, уже не было сомнений, окончательно убедился, что перед ним генерал королевской армии Тревиль, но смутно он вспомнил, что видел похожую картину.       — Насмотрелись, герцог?       — Да, вполне, — согласно кивнул Ришелье. Сделал он это из общей тактичности и своего не стабильного положения на корабле, хотя ему безумно хотелось задать еще несколько вопросов.       — Чудно, — ответил Тревиль, застегивая пуговицы уже надетой рубашки. — Перейдем к делам насущным. Что Вы планируете делать, герцог?       — Вы и сами знаете.       — Да, — задумчиво сказал капитан. — Вы собираетесь свергнуть короля. Но как именно вы планируете его свергнуть?       — Никак, — Ришелье усмехнулся. — Он сам наделает еще ошибок, да и строить планы более узкие… ненадежно. Например, откуда я мог знать, что встречу королевского генерала в роли пиратского капитана?       — Вам не стоит об этом говорить на этом корабле, — предупредил капитан. — Я уже давно не королевский генерал.       — Однако вас так и не разжаловали, генерал. Поэтому я буду называть вас именно так. Вы покинули Париж генералом, им и вернетесь.       — Я покинул Париж изменником. Я изменил клятве, которую давал королевству. Я изменил клятве, которую давал французам. Я не имел права бежать из Парижа, я должен был остаться и умереть, поэтому я трус и изменник, Ваша Светлость, но не генерал, о котором вы говорите.       — Тем не менее, вы согласились мне помочь, — Ришелье не взволновала тирада нового знакомого. Герцог и сам был изменником, уже десять лет плетущим козни против короны. Разница была только в том, что он все еще держался на плаву, в отличие от других представителей оппозиции. Ришелье прищурился, внимательно изучая черты лица Тревиля. Что-то щелкнуло в голове герцога, и он вспомнил, где уже виделся с капитаном. Это был один из кабаков Марселя, куда он отправился к родителям после убийства королем его второго брата. Злость еще кипела в жилах, хотя он никогда не любил своих братьев, и Ришелье продал встречному пирату все данные о королевском корабле с огромным количеством золота за возможность не пить ту дрянь, которую местные жители называли вином, в одиночестве. — В обмен на вашу помощь я готов предоставить вам голову Рошфора.       — Что от меня требуется?       — Что? — Ришелье до последнего не верил, что Тревиль ему поможет. Струсит, не захочет возвращаться в город, где убили всех его друзей и родителей, придумает отговорку, но не поможет. Герцог не осуждал — он поступил бы именно так, как и многие другие, но Тревиль не собирался отступать. Ришелье еще не знал, хорошо это или плохо.       — Я обещал помочь, но я ни черта не знаю. Расскажите мне, что от меня требуется.       Ришелье кивнул и принялся за объяснения. Сначала они обусловились на том, что корабль должен зайти в парижский порт, однако это было невозможно — их бы арестовали, как только они прибыли; тогда было принято решение зайти с обратной стороны города в заброшенный порт, которым не пользовались потому, что туда было тяжелее зайти, тем более, он примыкал к одному из Дворов Чудес. Следующий вопрос касался организации прибытия: во-первых, оба понимали, что пленников отдать за выкуп должен кто-то малознакомый короне, во-вторых, они понимали то, что Тревилю придется надолго задержаться в Париже, а, следовательно, передать кому-то корабль и команду.       — Первым на берег спуститесь вы, — сказал Ришелье, не отрывая взгляда от собеседника, тот же смотрел на карту Парижа. — Вы передадите письмо одному из моих друзей, в котором будут ему даны указания касательно дальнейших действий. После того, как вы отдадите письмо, один из ваших пиратов попытается нажиться на нас с принцессой. Мы разыграем комедию, в ходе которой я героически спасу испанку. Уважение короля я не заслужу, но смогу считать его своим должником, это просто будет мне греть душу. Сразу после этого мы отправим ваш корабль к берегам Англии. Да, это займет достаточно много времени. По пути они должны будут посетить Мадрид. Я отмечу все островки на карте. Это очень важно. То, что они найдут, способно поставить под законность нахождение у власти короля. В Лондоне они встретят женщину, она отдаст им еще кое-что. Это тоже важно.       — Вы говорите загадками, — уставшим голосом произнес Тревиль.       — Сейчас это необходимо, — ответил Ришелье вслух, но в голове его пронеслось: «Потому что доверяю только себе». — В Париже вы все узнаете. Вернемся к нашему плану. Все это время вы будете находиться со мной в Париже. Я представлю вас как своего давнего друга, который после смерти отца уехал в странствие по миру, но вернулся в Париж, когда получил известие о смерти матери. Последующие инструкции будут даваться по мере развития событий. Будут вопросы?       — Нет, Ваша Светлость, никаких вопросов.       — Хорошо, — Ришелье бросил еще один короткий взгляд в сторону Тревиля. — Дю Пейре живы. И он, и она. Они были убиты горем, но нашли способ двигаться дальше. Ваша мнимая смерть и самоубийство вашего отца их потрясли, но не сломили. Им даже удалось отпеть вашего отца.       Тревиль ничего не ответил, но в глубине души он понимал, что это были одни из самых желанных слов, которые он мог услышать, и он был благодарен. Благодарен Богу, который сохранил жизнь его бабушке и дедушке, судьбе — за возможность их снова увидеть, Ришелье — за эти слова. Все же в Париже остался кто-то ему дорогой.       — А граф де Фуа? — этот вопрос вырвался сам собой. Десять лет назад де Фуа был его лучшим другом и открытым соратником. Не стоило даже надеяться, что он мог быть жив.       — Мертв, — сообщил Ришелье. — После вашего ареста его заключили под стражу в собственном доме. Когда вы, как оказалось, сбежали, в его дом проникла женщина. Ее пропустили стражники. Она зарезала графа в постели, застрелила его жену и задушила сына.       Тревиль ужаснулся этим словам, потому что это случилось с его другом, с которым они вместе осуществляли оппозиционную деятельность, и потому, что Ришелье об этом говорил так спокойно.       — Вы слишком чувствительны, Тревиль, для того, чье ремесло убивать, — посчитал нужным объяснить герцог, наблюдая за реакцией собеседника.       — Смерть на войне и в политике — разные вещи, Ваша Светлость. Политическая смерть мне противна.       — И тем не менее, — Ришелье поджал губы. Он еле сдерживался, чтобы не съязвить, что генерал сам погиб от рук политики по официальной версии.       — Много?       — Человек двадцать, включая де Фуа, — герцог сразу же понял, что речь шла о количестве убитых. — После вашего побега казнили аббата, ваших друзей-офицеров и еще парочку не связанных с вами оппозиционеров. Спустя несколько лет был убит брат аббата. Из старых людей на плаву остались только Леон и Ферон, который занял ваше место и которого очень любит король, предатель, каких поискать нужно, меня терзают опасения, что он и вовсе выступает на стороне испанской короны. Леон все это время работал в подполье. Он человек своеобразный, ему не все можно доверить, но он верен своим принципам, хоть и труслив. Ему удалось расширить его производство оружия, корона стала его покупателем. Кстати, за Леона. Вы нашли в моих вещах письмо?       — Да, но на нем стояла печать. Я его не трогал.       — Правильно, — согласился Ришелье и без разрешения занял капитанский стол. — Мне нужны чернила и бумага. В ходе последних событий я напишу новое письмо, которое вы лично доставите в руки Леону. Это важно.       Тревиль кивнул и предоставил Ришелье все необходимое. Обладая чувством такта, капитан покинул каюту, чтобы не мешать герцогу в написании письма.       — Сколько нам еще плыть, Портос? — поинтересовался капитан у штурмана.       — Два дня, капитан. Меня несколько напрягает такая резкая смена курса. Это не к добру.       — Не начинай, это необходимо. Заодно вы получите выкуп за принцессу, — он произнес это тихо, чтобы пленница его не слышала. — Ей об этом знать не нужно. Мы можем зайти в порт раньше?       — Это займет больше суток точно, но с улыбкой фортуны это будет раньше названного мной срока.       Тревиль еще раз хозяйским взглядом обвел корабль. Что-то сжалось внутри. Он полюбил море за это время. Беспокойное и неукротимое. Теперь его ждала суша — такая же беспокойная, но укротимая, отчего становилось страшно. Он нарушил свое обещание и возвратился в Париж.       Капитан подозвал старпома и кратко обрисовал путь, по которому должен будет идти корабль, когда капитан сойдет на берег.       А за горизонтом был город. Город, который породил его и, вероятно, убьет его, который подарил ему все самое прекрасное и ужасное в его жизни, который он искренне любил и также искренне ненавидел. Тревиль не мог поверить, что возвращался. Все это казалось сном, но сном прекрасным, который дарил ему надежду. Он закрыл глаза. Нет, это точно был не сон.