Жизнь с привкусом сладкой ваты

Это место буквально кишело жизнью. Жизнью в примеси с огромным количеством сахара и ванили, где каждый лучик света был забит неестественно неоновыми красками прямо из палитры детского воображения, переливаясь на розовой поверхности и делая вид вокруг похожей на какую-то бесконечную вечеринку. Естественно это дополнял огромный диско-шар, заменивший здесь иные светила, что возвышался над прекрасным миром Мэйблленда. Таким прекрасным и таким искусственным. Парень, сидевший сейчас в тени дерева неподалёку от красивого песчаного замка, презрительно ухмыльнулся. Он был едва ли не самым тёмным пятном в этой яркой картинке и сам себе удивлялся, так как до сих пор так и не привлёк ненужное внимание со стороны общества. Словно тень, затаившаяся где-то далеко за горизонтом, почти неощутимая. И именно это нравилось Сайферу — незамеченность. В его мире он уже давно позабыл об этом чувстве, в то время как здесь он мог насладиться им по полной. Оно давало то странное ощущение свободы и независимости, которое он потерял ещё со времён, когда жил в своём родном мире. Однако, следовало отдать должное — он весьма и весьма скучал по этому ощущению. Впрочем, едва ли это было здесь единственным плюсом, ибо все-таки очень и очень многое оставалось для Сайфера в этом мире отнюдь не совершенным. Однако, он не спешил вмешиваться — напротив, давно дал себе негласное правило никогда не влиять на конструкцию этого мира, полностью отдавая власть маленькой девочке, что сейчас находилась в пределах песочного замка в окружении своей свиты. Впрочем, он уже не раз пожалел, что вообще решил следовать этому правилу. Бесило, что все правила здесь устанавливались не им, а в некоторых аспектах даже его тело было ему неподвластно. А все это происходило поскольку его дряблая сущность тут же теряла все свои преимущества и становилась до крайности заурядной и восприимчивой к внешним факторам, которые оказывали колоссальное давление на его тело. К примеру, открытыми глаза долго держать не приходилось — едва ты осмотришь окружающую среду как они сами по себе рефлекторно начнут закрываться, желая поскорее избавиться от нестерпимой боли, которую им приносят чрезмерно большое количество кислотно-розового цвета. Глаза буквально разъедало под сильным напором красок и цвета, блëсток и шара. Любовь к такой плюшево-розовой жизни отторгала бы любого, но его почему-то лишь притягивала подобная неординарность. Наивность, детский лепет и широкие улыбки вокруг — столько атмосферности, которая одновременно отталкивала и притягивала, очаровывала и ужасала. Вероятно, свою лепту также вносило и то, что Билл был утончённым садистом и подобная среда была для него в диковинку. Впрочем, в этом месте определенно была парочка минусов. В ушах постоянно звенела заевшая музыка из 80-х, которая никогда не надоедала здешним обитателям, чего нельзя было сказать о Сайфере. Казалось, будто он был бы готов взвыть от отчаяния, услышь он вновь засевшую в голове строчку какой-нибудь мыльной попсы. Тошно было осознавать сколько же раз он слушал этот ужас. Сотню раз? Может, тысячу? Билл уже сбился со счёта и просто забыл когда в последний раз тут играла другая музыка. А ответ был до смешного очевидным — никогда, ибо все в этом мире оставалось неизменным. Приторный вкус леденцов ощущался не то что вокруг — даже в воздухе, заполняя ноздри смертельной дозой глюкозы и пролезая дальше, в самые лёгкие, выбивая из них кислород и заставляя судорожно вдыхать новую порцию ядовитого воздуха. Казалось, что проведи тут день-другой и ты либо сойдешь с ума и станешь частью этого безумного месива из блесток, радуги и конфет, либо выколешь себе глаза, не желая лицезреть такое большое количество ядовитой кислотности, что лезла под кожу и жгла, жгла до самой кости. Билл порою думал, что это была хитромудрая ловушка юной Пайнс, чтобы прогнать его из этого кошмарного места, но он быстро отгонял от себя подобные мысли — Мэйбл никогда не блистала умом и едва ли задумывалась о нереальности происходящего. Бедняжка даже не осознаёт где находится и как долго продлится её жизнь в этом мире. А Билл осознавал. Осознавал также четко, как если бы это была простейшая задача. Он любил решать подобные задачи. И даже сейчас, смотря на весь этот бесконечный поток веселья, что был окутан липким слоем сахара и мятной жвачки, он безуспешно пытался разгадать очередную задачу. Задачу по имени Мэйбл Пайнс. Хитро щурясь, он уже который день наблюдал со своего укромного местечка на близлежащей полянке, в окружении всей той премерзкой живности, которая тут обитала, за маленькой девочкой в её извечно-розовом свитере с падающей звездой, на которую она так сильно походила. И он мог бы поклясться, что его такое положение дел устраивало. Да, его устраивала такая маленькая увлечённость жизнью столь неординарной персоны, его устраивало молча следить день ото дня за маленьким существом, что с каждым днём занимало все больше и больше места где-то под толстым слоем черепной коробки, заняв там уже своё привычное место и каждый раз отбирая все больше и больше. Забавно, как быстро простая смертная стала паразитом в голове демона разума. Как иронично, что Биллу были подвластны все разумы на планете, кроме его самого. А как так получилось, демон и сам был не в силах сказать. Непонятно почему, но ещё тогда, после своего триумфа, когда он провозгласил себя новым правителем мира людей и стёр с лица Земли всех жителей Гравити Фолз, то не сподвиг себя избавляться от огромного пузыря, что возвышался над обломками некогда процветающего городишко. Вначале он пытался себя убедить, что все было во имя собственного развлечения и не более. Порою у него в голове даже проскакивала мысль, что он хранил её просто как трофей, напоминание о некогда Великой победе, что принесла ему власть над миром, который он так долго намеревался завоевать. И трофей он этот ни за что не хотел терять, пусть никогда не упоминал об этом. Среди круга его общения- — прочими демонами, что склонились пред ним и выжили — нередко ходили слухи, что этот шар таит в себе много секретов и на самом деле является местом, где Сайфер хранит свои сокровища. Подобные слухи естественно стали пылью в глазах, ведь привлекали ненужное Биллу внимание к этому месту и ставили под сомнение факт неприступности подобного места для Пайнс. Именно поэтому пустословов быстро находили и публично истребляли как грязных животных, чтобы остальные не смели даже думать об этом и остерегались повторить ту же участь. Естественно, просто потому что это был его трофей, ничего более. Потом Билл и глазом моргнуть не успел как осознал, что все его похождения в это место после каждого утомительного дня своего правления вошли в уже установленную привычку. Да, он привык незаметно идти сюда, к знакомой полянке, садиться в тени дерева в своей привычной вальяжной позе, заранее принимая человеческий облик и наблюдать. Наблюдать за юной правительницей через то маленькое окошко в её песчаном замке, которого порой было безусловно мало, чтобы полностью наблюдать за всеми действиями девочки. Такой расклад Билла отнюдь не устраивал, но менять он ничего не спешил, поскольку смертельно боялся быть замеченным. Да, Билл боялся, боялся этого до жути. Он считал, что одного взгляда Пайнс, брошенного украдкой на непрошенного гостя будет достаточно, чтобы полностью осознать нереальность происходящего, догадаться о недобром умысле Сайфера и расколоть хрустальную тюрьму к чертям. Именно в один из таких вечно радужных дней, когда девочка невзначай кинула взгляд в окно и увидела нового персонажа своей детской сказки, он понял как рискует. В голове тут же всплыло злое лицо Звездочки, что уже была полна решимости бежать. Ему тут же представился удаляющийся силуэт и топот маленьких человеческих ножек, что ударялся о осколки собственной тюрьмы, лопнувшей как воздушный шарик и разбившейся вдребезги после столкновения с землёй. Он представил свою беззащитность, нагнетаемую ненавистным взглядом больших зелёных глаз и в страхе ужаснулся, когда осознал насколько это близко к реальности. Его мания контроля достигла своего апогея, став его главной слабостью — ничто не может пойти не по плану. Ничто, а в особенности она. Иногда он себя одëргивал за подобные мысли, но в последнее время стал это делать все реже. Может потому что не хотел больше отрицать своей открытой привязанности к девочке, может потому что просто устал бороться с собственной слабостью и наконец-то её принял. Этого никто не знает и знать никому не дано. Одно он знал точно — её детская сказка будет длиться вечно. Её любимый свитер никогда не станет ей мал, ей никогда не надоест смотреть на мир сквозь призму розовых очков да и здесь это попросту не нужно, ведь весь этот мир — сплошная сказка, окутанная тонким слоем розового стекла и взлетевшая к небу, как на облаке. Весь мир является настоящей вечеринкой, начала которой никто не помнит, а конца никто не видит. Здесь юной девочке будет вечно 12 и ей никогда не надоест жить в своём замке, гулять по своему маленькому королевству и веселится со своими вечно веселыми друзьями. Это мир, где Мэйбл никогда не надоест обманывать себя, мир, где Диппер жив, Билл никогда не появлялся, а все друзья и подруги — настоящие и реальные. Это мир маленьких грез юной девочки, которая оказалась в капкане манипулятора. И совсем скоро даже этот на вид прочный шар даст трещину.