Сыворотка правды

Когда Гермиона заходит в лабораторию и встречается глазами с Малфоем, он отшатывается, словно увидел Воландеморта, восставшего из мёртвых. — Я же сказал Поттеру: кто угодно кроме тебя. Гермиона кидает на него один из своих самых уничижающих взглядов. Ей хочется закатить глаза, хочется фыркнуть, хочется выместить своё раздражение, но она лишь вскидывает подбородок и идёт к подсобке с ингредиентами. На ходу она бросает: — Уж извини, вариантов не много. — Буквально кто угодно. Она мельком оборачивается на Малфоя через плечо. — Тебе доступна только я. Он отводит взгляд с таким выражением лица, как будто ему смертельно больно. Это, пожалуй, слишком драматично даже для него, и, не выдержав, Гермиона всё же цокает языком. Она видит, как он убирает руки в карманы брюк и вроде бы сжимает кулаки. Его плечи напряжены, и он переминается с ноги на ногу, словно подумывая уйти. — Сядь здесь, — Гермиона машет рукой в сторону одинокого стула, — это не должно занять много времени. Она берёт нужные ингредиенты и отходит к столу, принимаясь их раскладывать. Гарри вкратце описал ситуацию, но он не был щедр на подробности. Снова какая-то гадость, которая неведомым образом оказалась в организме Малфоя; снова чрезвычайные последствия, от которых требуется избавиться как можно скорее. Какие? Гермиону мало это интересовало. Ей хватило прошлого раза с этими тяжёлыми взглядами, противоречивыми фразами и малфоевским трусливым бегством. Прошло два месяца с того инцидента, и Драко, казалось, либо прятался, либо намерено игнорировал её существование, либо и то, и другое. Не то чтобы они постоянно общались до этого, но всё же новый оттенок безразличия говорил громче любых слов. Гермиона стойко уверяла себя, что ей всё равно. Ей не нужны хорошие отношения между ними, чтобы помочь Малфою. Ей не нужно понимать, что у него на уме. Ей нужно лишь знать, что от неё требуется. И на сей раз это нечто с сильным нейтрализующим эффектом. Фините Инкататем во флаконе. Но всё же пока Гермиона высчитывает пропорции, крошит ингредиенты, разжигает пламя под котлом, она ощущает, как любопытство овладевает ей. Она заставляет себя не смотреть на Малфоя и сосредоточиться на задаче, но внутри зарождается зуд от желания узнать, в чём же всё-таки дело. Любопытство против упрямства — её вечная борьба. В конце концов, Гермиона позволяет себе один быстрый взгляд. В её памяти до сих пор сохранился образ — то пронзительное выражение потемневших глаз, то пристальное внимание, похожее на густой туман, из которого не выйти, если только он сам не рассеется. Она думала о той ситуации и тех эмоциях чаще, чем признавалась даже самой себе. Однако к её удивлению в этот раз всё иначе. Малфой не глядит на неё — он смотрит себе под ноги, мрачный и задумчивый, и делает глубокие частые вдохи. Грудь поднимается и опускается, поднимается и опускается… Он кажется мучающимся и сильно встревоженным. — Что с тобой не так? Он замирает, его бледные губы приоткрываются на какой-то миг, а после Малфой исподлобья смотрит на Гермиону и тут же прячет глаза. — Пытаюсь применить окклюменцию, — рвано сообщает он. Но это не даёт ей никакой информации. — Зачем? — Грейнджер, просто… Её фамилия как будто дается ему с трудом, и он замолкает на полуслове. Дыхание сбивается, но Малфой зажмуривается и сжимает зубы, вероятно, стараясь взять себя в руки. Его лицо кривится. — Тебе плохо? Гермиона делает два шага к нему, забыв про зелье. — Не приближайся. Он отворачивается от неё и прижимает одну ладонь к лицу. Она видит, как он вдавливает пальцы в кожу, а после щипает себя за мочку уха. — Знаешь, Малфой, это уже неприлично… На его лбу проступает испарина, и тело начинает мелко дрожать. — …Помолчи!.. — Что?! — Гермиона задыхается от возмущения и приближается к нему ещё на шаг. Её распирают эмоции, смешанные с прежним любопытством и зарождающимся состраданием. Малфою явно плохо, но всё-таки это поведение… Она не может дать ему спуску. Гермиона говорит: — Прекрати быть такой занозой в заднице и… Наконец он поднимает на неё глаза — болезненно покрасневшие, с расширенными зрачками и полубезумным выражением. Не удержавшись, Гермиона вздрагивает и замолкает. Он шепчет: — Выруби меня, Грейнджер. — Что? — Я хочу, чтобы ты наложила Петрификус. Она скрещивает руки на груди, замерев прямо перед ним. Зелье за её спиной начинает закипать, и слышится характерное потрескивание. — Это смешно. — О, поверь, тебе не будет смешно после. Внезапно Малфой поднимается с места, быстро и неуклюже, словно что-то сдёргивает его со стула. Движение как будто машинальное, и он не сразу осознаёт, что делает. Гермиона хмуро склоняет голову к плечу и обводит его взглядом с головы до ног. Малфой дрожит, как будто ему больно или как будто он борется с собой. Кажется, что в его теле сила, которая отчаянно рвётся наружу, какая-то энергия, возможно, магия. Это больше, чем упоминал Гарри, и страдальческое выражение лица Малфоя указывает на то, что у них явно есть проблема. Задача Гермионы — решать проблемы. — Тебе больно? — спрашивает она. — Можешь описать симптомы? Я хочу помочь тебе. — Но ты не помогаешь. От твоего голоса становится хуже. Она видит, как стекленеет его взгляд, как подрагивает щека, как каменеют мышцы, но не может ничего с собой поделать — его комментарии злят и, честно говоря, расстраивают. — О, ну, тебе придётся потерпеть ещё и это, — огрызается Гермиона, пытаясь понять, что всё-таки с ним не так. Вдруг, расправив плечи и выпрямив спину, Малфой поднимает лицо и смотрит в потолок. Глаза задерживаются на одной точке, и он концентрирует всё своё внимание только на ней. Затем он открывает рот, облизывает бледные губы и говорит изменившимся, глухим голосом: — В этом и проблема, Грейнджер. Я больше не могу терпеть. Она вскидывает брови и нащупывает палочку. Ей бы наложить диагностическое заклинание, предложить ему обезболивающее или что-то вроде того, а после — вернуться к зелью. Ей бы пойти искать решение, но что-то в его позе, в его взгляде, в его тоне и в его вечном напускном равнодушии рядом с ней заставляет Гермиону замереть. Он добавляет ещё тише и медленнее: — Я не очень стойкий человек. Моя сила воли вообще-то очень ограничена. Окклюменция могла бы помочь, но я больше не могу удерживать стены. Я… — последние слова он почти шепчет: — Я не в силах это контролировать. Гермиона не так хорошо разбирается в людях, ещё хуже она понимает Драко Малфоя с его замкнутой натурой и безучастным поведением. Но в момент, когда он замолкает, за какую-то долю секунды она ясно и чётко различает эмоцию на его лице. Это нужда. Это потребность умирающего, последнее желание и самый яркий порыв. Это просьба и требование, смешанные воедино. Это… так много. И так сильно. Гермиона моргает от удивления и некоторого смущения. И пропускает момент, когда Малфой бросается к ней. Чёрное — его одежда — и белое — волосы и бледная кожа — мельтешат перед её глазами. Гермиона заторможенно отступает, но лишь ударяется бедром о край одного из пустых котлов и шипит от боли. Затем она ощущает череду прикосновений: тепло чужого тела, и напряжённые руки, и твёрдый корпус. И одновременно она теряет равновесие. Малфой подхватывает её, дёргает, тянет и, развернув, с лёгкостью сажает на стол, оказавшись между её раздвинутых бёдер. Одна его рука сжимает её ногу, вторая — жёстко придерживает за спину. Гермиона упирается ладонями ему в грудь, пытаясь отклониться, и в ужасе смотрит на него. Дыхание никак не поддаётся, сердце стучит, а голова на несколько секунд выходит из строя. — Что ты?.. — Тебе, правда, лучше обездвижить меня. Он смотрит на неё сверху вниз короткое мгновение; его глаза исследуют каждую чёрточку её лица, и Гермионе становится не по себе от жара его взгляда, от эмоций, от этого вида доведённого до предела человека. Она снова нащупывает палочку, пока рука Малфоя медленно скользит по её ноге. Что-то в глубине её тела отзывается на это прикосновение с трепетом. Она открывает рот, впрочем, не зная, что сказать, и этим привлекает внимание Малфоя. Он завороженно глядит на её губы. Его брови поднимаются, взгляд становится замутнённым. Гермиона не может отделаться от мыслей о его руках, и его теле, и его намерениях, и вот этой нужде во взгляде. Малфой наклоняется к её лицу близко-близко, но в последний момент отворачивается и утыкается носом в её висок. — Грейнджер, у тебя есть палочка, а у меня нет никакой выдержки. Он никогда не говорил с ней так строго и так серьёзно. Но его действия противоречат словам и тону. Одной рукой он проводит по её рёбрам и поднимается к шее. Пальцы путаются в волосах, ладонь прижимается к коже. Малфой делает глубокий вздох, как будто происходящее приносит ему облегчение и причиняет боль одновременно. Гермиона понимает, что он всё ещё дрожит, и судорожно сглатывает. Палочка у неё, она может наложить заклинание в любую секунду. Но она не торопится. Затем Малфой находит в себе силы отодвинуться и снова смотрит ей в глаза. Гермиона нервно наблюдает за ним, пока его большой палец ласкает её скулу. Она не знает, чего ещё от него ожидать, и немного волнуется, но, кажется, в глубине души на самом деле хочет узнать, что же руководит им. Кожа горит в местах, где он касается её. В прошлый раз это были вопросы и слова, а теперь движения и действия — нечто более масштабное и тревожное. И всё же Гермиона не боится его. Малфой моргает и снова наклоняется к ней. Дрожащей рукой он заправляет прядь волос ей за ухо. На мгновение ей кажется, что он поцелует её. Она почти чувствует его дыхание на своих губах, и его вес, прижимающий её к столу, ощущается успокаивающе тяжёлым, заземляющим. «Что ты имел в виду тогда, — хочет спросить Гермиона, — и почему делаешь это сейчас?» Но не успевает. Малфой тихо выдыхает: — Наложи заклинание. Ты снимешь его, когда противоядие будет готово. — Ты уверен? — Да. — Он делает движение губами, словно хочет произнести её фамилию, но останавливает себя и лишь добавляет: — Сделай это. Она коротко кивает, и Малфой закрывает глаза до того, как заклинание бьёт его в грудь. Его тело расслабляется и наваливается на неё, вынудив Гермиону неловко подхватить его. Он значительно больше её, но ей не сразу приходит в голову мысль применить магию, и несколько мгновений она пытается справиться с его весом самостоятельно. Но ничего не выходит, и она снова взмахивает палочкой. Когда Гермиона с трудом оставляет Малфоя на том же стуле и возвращается к зелью, она ощущает какое-то странное давление вокруг глаз и зудящее чувство в груди. Затем она приступает к работе и забывает обо всём.

***

Малфой выглядит уязвимым, когда наконец приходит в себя после того, как Гермиона вливает зелье ему в рот. Фиолетовая жидкость едва остыла, но ждать дольше нет сил и терпения. Щурясь из-за яркого лабораторного света, он оглядывается и мотает головой, разминая шею. Мышцы наверняка затекли от неудобного положения, но это должно быть единственным последствием. Зелье удалось, и Гермиона всматривается в лицо Малфоя, стараясь найти этому подтверждение. Он же отводит взгляд в попытке скрыться от неё. Это не очень-то приятно, но Гермиона молча поджимает губы и игнорирует собственные эмоции. Ей плевать. Она сделала своё дело — она решила проблему. На этом всё. В целом, Гермиона уверена, что он сразу уйдёт, выразив короткую бездушную благодарность, но Малфой задерживается. Он ещё раз обводит взглядом лабораторию, на миг обращая внимание на тот самый стол, а после всё же смотрит на Гермиону, будто накопив запас смелости. Выражение его лица нечитаемо, но голос мягкий, когда он говорит: — Спасибо, Грейнджер. Пожалуйста, прими мою благодарность и искренние извинения за то, что вёл себя неподобающе. Он вспылил и сорвался, зажал её у стола и чуть было не поцеловал. В самом деле не похоже на поведение джентельмена. Гермиона чопорно кивает. — Это не твоя вина. — И ведомая любопытством всё же спрашивает: — Что за дрянь ты выпил на этот раз? Помрачнев, Малфой кривится и быстро сжимает кулак. — Не то чтобы я сделал это специально. Но я начинаю думать, что это не было совпадением. Брови Гермионы приподнимаются от изумления, она дёргает подбородком, побуждая его продолжать, но Малфой молчит и кидает нетерпеливый взгляд в сторону двери. Тогда она уточняет: — И всё-таки что это было? Любовное зелье? Амортенция? Он стискивает зубы и выдавливает короткое: — Нет. Гермиона хмыкает с удивлением и прокручивает в голове произошедшее, чтобы сопоставить симптомы с действием известных ей зелий. Подходит многое, но ей не хватает подробностей, чтобы сделать вывод. Малфой снова косится в сторону выхода. Пока он здесь, Гермионе хочется воспользоваться ситуацией, чтобы задать ему все накопившиеся вопросы. Но она не понимает с чего начать. К тому же обычно он не склонен потакать ей, так что выбор стратегии, которая приведёт к успеху, — отдельная большая задача. Она всё ещё не знает его. Однако найти подход к Драко Малфою было бы интересно, хотя, возможно, и нереально. Гермиона думает обо всём этом, засмотревшись на него, и краснеет, когда понимает, что он глядит в ответ. Все эти длинные пронзительные взгляды — их собственный язык. Но Гермионе кажется, что она пока что плохо говорит на нём. Вдруг Малфой закрывает глаза, нарушая контакт и одновременно нарушая тишину тихими скомканными словами: — Оно всего лишь подавляет волю. — Что? — Зелье. — Он шумно вздыхает. Челюсть снова напрягается, и этот неспокойный, накалённый образ завораживает Гермиону. — Оно мешает сопротивлению. — В каком смысле? Она слышит, как он сглатывает. «И чему же обычно ты пытаешься сопротивляться?» — хочет спросить она. Но не говорит больше ни слова, потому что догадывается, каким должен быть ответ. Его нарочитое, почти грубое равнодушие скрывает многое. Но когда это многое прорывается наружу — любое избегание становится бессмысленным. Молча они смотрят друг на друга ещё несколько мгновений, пока, не выдержав, Гермиона не отпускает что-то вроде шутки: — Дай угадаю, — говорит она и тут же жалеет об этом, но не может остановиться: — Мне следует спросить тебя в следующий раз, когда ты снова будешь под кайфом от какого-нибудь зелья? Малфой хмыкает. Его плечи опускаются, словно от бессилия, и он разворачивается в сторону двери. Его профиль — острые черты, глубокие тени и отпечаток усталости. Уголок губы немного дёргается перед тем, как Малфой произносит: — Если ты правда хочешь знать ответ, Грейнджер, ты можешь спросить меня в любой момент. И он делает неспешный шаг от неё. Ещё один. И ещё. У неё есть все шансы его остановить. Но Гермиона молча смотрит ему в спину, замороженная неуверенностью и тревогой. А Малфой ускоряется, и вот он уже оказывается у выхода и, бросив последний взгляд не на неё, а куда-то ей под ноги, скрывается за дверью. Чёрное — его одежда — и белое — волосы и бледная кожа — мелькают последний раз, и Гермиона остаётся одна. Только она, остатки зелья — и знание, что труслив здесь не только Драко Малфой.