Сыворотка правды

Гермиона скучающе глядит на деревянную поверхность стола, покрытую сетью крошечных трещин. Перед ней бокал с потеплевшим пивом, распушившиеся волосы то и дело задевают люди, снующие позади, а музыка проникает в сознание, мешая сосредоточиться. Желания танцевать нет никакого, а попытки участвовать в разговоре коллег-невыразимцев обернулись провалом. Едва ли шум и гам позволили ей услышать больше, чем несколько невнятных отрывков слов. Она, правда, старалась, даже кивнула несколько раз, когда считала, что момент правильный, и улыбалась одновременно с остальными, хоть и не понимала шуток. В конце концов, Гермиона сдалась. Теперь уже несколько минут она склоняется к тому, чтобы покинуть этот праздник жизни — неформальную рождественскую министерскую вечеринку. Но что-то удерживает её. Нечто заставляет оставаться на месте, уставившись на столешницу и делая маленькие не слишком уж пьянящие глотки. Она ищет образы в переплетении трещин и природной текстуры древесного волокна, в светлых и тёмных пятнах, в градиенте цвета. Этот процесс так увлекает её, что Гермиона не сразу обращает внимание на Малфоя, который опускается на свободный стул слева от неё. Когда наконец она понимает, что этот силуэт и белизна на краю её поля зрения знакомы, Гермиона мельком смотрит на него. Малфой, как и она мгновением ранее, глядит на столешницу перед собой с увлечённым, расслабленным видом. Сначала Гермиона не удивляется. Неподалёку должна быть группа авроров, ведь Гарри подходил поздороваться не более пятнадцати минут назад, и Малфой наверняка откололся от своих. С этой мыслью Гермиона заставляет себя не обращать на него внимание, что и раньше было не самый простой задачей, но стало гораздо сложнее после двух, так называемых, инцидентов. Или происшествий. Гермиона мысленно называет их и так, и так. Не то чтобы она слишком часто думала о них… Тихо фыркнув, Гермиона машет головой, чтобы отвлечься, а затем смотрит перед собой. Впереди за стойкой — ров, в котором обитают бармены и официанты и в котором происходит чудо разливания алкоголя и приготовления коктейлей. Дальше на стене череда полок, заставленная всевозможными бутылками. И зеркало, еле различимое за этими рядами. В зеркале, кроме разномастной толпы и отражающихся огоньков, Гермиона видит размытые очертания их фигур. Малфой крупный, весомый, она сама же небольшая, но заметная из-за копны волос. Почему-то смутившись, Гермиона заправляет пряди за уши, прежде чем сделать ещё глоток. Малфой сбоку от неё вдруг издаёт тихий насмешливый звук — и только в этот момент Гермиона наконец удивляется и то скорее оттого, что слышит его сквозь музыку и чужую болтовню. Развернувшись, она встречается с ним взглядом. — Ставлю десять сиклей, что это зеркало не мыли больше года, — говорит Малфой так, словно продолжает непрерывающийся разговор. — Ставлю галлеон, что его не мыли с открытия. Чуть нахмурившись, он оценивающе смотрит в сторону зеркала. — Знаешь заклинание, которым это можно проверить? — Нет, — легко признаётся Гермиона. Он прищуривается. — Тогда придётся решать самим. Полагаю, я должен тебе галлеон. «Ты должен мне объяснения», — думает Гермиона, но вместо этого лишь спрашивает: — Что тебе подлили на этот раз? Снова какое-то зелье или просто чрезмерное количество алкоголя? Черты лица Малфоя ожесточаются, но всего на миг. Когда-то они разговаривали. Ничего особенного, но небольшие обмены колкостями или дискуссии были для них нормальным делом. Конечно, Малфой был мрачным и редко принимал чьё-то мнение всерьёз, но изредка когда он слушал, что говорила Гермиона, ей казалось, что между ними всё не так плохо. Затем он выпил Сыворотку правды и перестал с ней разговаривать. А после зелья, подавляющего волю, Малфой прекратил даже смотреть на неё. Поэтому его дружелюбие сейчас достойно этих вопросов. — Я выпил стакан огневиски, но он не замутнил моё сознание. — Ну, для тебя это успех. Внезапно за их спинами слышатся смех и ругань, и Гермиона вздрагивает, а Малфой оборачивается с подозрительным выражением лица. Мгновение он всматривается в толпу, которая благодаря приглушённому свету кажется единым организмом, движущимся и звучащим как дикий праздничный зверь. Этот зверь пышет жаром — Гермиона чувствует, что её шея влажная от пота, и, подняв руки, пытается кое-как завязать волосы. Когда она наконец справляется, то обнаруживает, что Малфой снова повернулся к ней. Поймав её взгляд, он говорит: — Случившееся, честно говоря, было довольно унизительно. А тот факт, что это произошло дважды… — Мне жаль, что всё так вышло, — быстро говорит Гермиона. Им необязательно всё это обсуждать. Унизительное влечение к едва знакомой коллеге и по совместительству подруге бывшего врага — ей достаточно этого образа, чтобы закончить разговор. Она не хочет продолжать и думает о том, чтобы уйти. Но Малфой смотрит на неё упор, и Гермиона не выдерживает: — Что? — Ты так и не спросила. Гермиона надеется, что полумрак бара скрывает её румянец. — О. Я не совсем… — Она не знает, как выпутаться из этой ловушки, и лишь бестолково бормочет: — Тут так шумно. Малфой слегка наклоняется к ней и одновременно повышает голос, чтобы она услышала его. Гермиона крепко сжимает свой стакан. — Я говорил, что ты можешь спросить меня в любой момент, но ты не стала этого делать. Его голос теперь звучит прямо у неё над ухом, и, наверное, расстояние между ними слишком мало, но Гермиона надеется, что никто не обратит внимание в этой суматохе голосов, музыки и приглушённого света. Она опускает глаза; линии на столешнице, к сожалению, не сообщают ей, как себя вести. Но Гермиона не зря прокручивала этот разговор в голове несколько десятков раз. Она вздыхает и отрубает: — Я не заинтересована. — О. Малфоевская вечно холодная уверенность, то и дело пошатывающаяся в её присутствии, окончательно рушится. Он шумно прочищает горло, и с его телом происходит что-то странное, словно, его всего прижимает к стулу, спина ссутулиться, а плечи кривятся, но он усилием воли заставляет себя распрямиться. Гермиона почему-то злится. И в этот момент в небольшое пространство между ними влезает чужая голова: — Гермиона, Малфой, хотите сыграть в плюй-камни? Их обдаёт волной алкогольных паров с примесью имбиря и корицы. — Нет, мы в порядке, — чересчур высоким голосом быстро отзывается Гермиона. Голова исчезает с той же скоростью и растворяется в толпе. Кто это был — Гермиона не уверена, а Малфоя и подавно не волнует ничего из происходящего вокруг. — Уверена, что ты в порядке? — подтрунивает он. Тон звучит доброжелательно, выражение его лица — нарочито расслабленное. Но Гермиона всё ещё видит напряжение в плечах и челюсти. Она знает это состояние по тем моментам, когда Малфой сидел в её лаборатории под властью зелий. Сделав глоток, чтобы смочить пересохшее горло, Гермиона зачем-то поясняет: — Я просто… Я не делаю этого. — Горечь пива расползается на языке, и Гермиона отодвигает от себя стакан, решив, что с неё хватит. Она говорит: — Нечто временное, без обязательств — я понимаю привлекательность этого, этой беспечности. Особенно для мужчин. Но я… Беспорядочные связи не для меня. Вот так. Она сказала это. Зачем? Ну, он вроде бы хотел каких-то объяснений. Только вот они его явно не удовлетворяют. — Грейнджер. — Голос Малфоя спокойный и тихий, но чётко доносится до неё сквозь шум толпы. — Что ты имеешь в виду? Она долго смотрит перед собой, набираясь решимости перед тем, как взглянуть на него. — Мне лестно, что ты находишь меня привлекательной в этом смысле, но я думаю, что меня интересует нечто более серьёзное. Огоньки отражаются в его глазах — танец отсветов в пасмурном небе. Малфой делает небольшой глоток и мгновение глядит в свой стакан, словно пытается обнаружить там прозрение или найти ответы на главные загадки Вселенной. Затем весь шум и ропот отступают прочь, темнота вокруг сгущается, и жар окутывает Гермиону плотным коконом. Малфой спрашивает: — Ты думаешь, что я просто хочу переспать с тобой? Она коротко нервно кивает. — Ну, да. Это логично. На его лице мелькает и исчезает тусклая улыбка, словно нечто забавное пришло ему в голову, но тут же было омрачено другими мыслями. Он всё смотрит в глубину своего стакана и выглядит при этом искренне расстроенным. — Это максимально нелогично. Гермиона неловко ёрзает на стуле. — Ты в самом деле решила?.. — Он обрывает сам себя и искоса глядит на неё; взгляд острый, требовательный и будто бы сердитый. — Если бы я хотел просто переспать с тобой, Грейнджер, я не нервничал бы в твоём присутствии, как ребёнок. Она вздыхает, но ничего не говорит. Он добавляет: — Я ведь… Я ведь сказал тебе спросить. — Ну, я в состоянии и сама сделать выводы. — Но ты сделала их неправильно! Малфой повышает голос — негодование, раздражение, надрыв. Гермиона хмурится и подаётся назад, пока его слова медленно проникают в неё. Слог за слогом, звук за звуком, и эти движения губ, этот взгляд, эта предыстория их отношений и инциденты, связавшие их. Гермиона резко трезвеет. Ей стоило выпить больше. Ей вообще не стоило пить. Ей стоило уйти раньше. — Спроси, какую тысячу вещей я бы хотел сделать с тобой. Осознание окружает её со всех сторон, но Гермиона мотает головой, сопротивляясь ему. От этого волосы, завязанные в хлипкий пучок, рассыпаются по плечам, липнут к шее и щекам. Прядка попадаёт в рот, и Гермиона трёт лицо, стараясь избавиться от неё. Малфой прослеживает это движение, задерживаясь взглядом на её губах. Это обжигает ещё сильнее. — Мне нужно… — Она вскакивает с места, на миг оказавшись слишком близко к нему, но тут же отступает. — Тут жарко, верно? И темно. И шумно. — Ты уже говорила это. Белёсые брови Малфой опускаются над глазами, пока он сам медленно поднимается. Гермиона ещё раз смотрит на него — это тело, прижавшее её к столу в лаборатории, и это лицо, выражавшее столько эмоций, столько напряжения и так мало терпения, эти волосы, привлекавшие внимание в полумраке, этот взгляд, тяжёлый, но не презрительный и не мрачный, а скорее, наоборот, полный чего-то светлого. Она смотрит на него… — Мне просто нужно на воздух. …И, развернувшись, бросается прочь.

***

— Я просто хочу убедиться, что ты в порядке, но если скажешь мне уйти — я уйду. Она прислоняется боком к стене и, коротко глянув на Малфоя, закрывает глаза, наклоняет голову и прижимается лбом к холодной каменной кладке. Снег закончился пару часов назад, и земля под ногами побелённая, а температура опустилась. Морозно освежающий воздух заставляет поёжиться. Гермиона обнимает себя руками; её куртка осталась внутри, где-то на вешалке, погребённая под кучей другой верхней одежды. Наверное, она не станет возвращаться за ней и просто заберёт через несколько дней. Или недель — в тот момент, когда сможет заново оказаться в этом баре без заметного сжимающего желудок ощущения. — Я в порядке, — бормочет она. И неважно, что ей холодно… Малфой накладывает согревающие чары и спрашивает: — Это значит, что мне лучше уйти? Его голос звучит ближе. Гермиона пожимает плечами и крепче зажмуривает глаза. — Сколько ты выпила? Короткий смешок вылетает из её рта. — Тот стакан пива — я растягивала его весь вечер. Малфой вздыхает с заметным облегчением — этот звук ещё ближе, буквально в двух шагах от неё, и Гермиона пугается этого, смущается, поддаётся волнению. Но не отступает. Он молчит какое-то время, и Гермиона старается совладать с дыханием. Она представляет, как облачка пара вырываются из её рта и медленно растворяются в воздухе. Наконец Малфой спрашивает: — Я могу сказать тебе про те вещи? — Про тысячу? Он тихо хмыкает. — Возможно, их немного меньше. — Везде обман, — бормочет Гермиона и осмеливается снова взглянуть на него. Драко Малфой выглядит так же, как выглядел в её лаборатории, в кабинетах Министерства, на совместных сборищах. Он знакомый, потому что она знает его столько лет — и вместе с тем не знает совсем. И сейчас всё же он кажется немного другим. Он взволнованный, но решительный. Он напряжённый, но не как перед боем, а как перед падением. Он готовый на многое — Гермионе предстоит узнать, на что именно. — Не пойми меня неправильно, Грейнджер, я хочу заняться с тобой сексом — и с этим связано немало моих фантазий. Вспыхнув, она закашливается от пронзившего её смущения. Малфой делает многозначительную паузу, но Гермиона не собирается её заполнять. Она ждёт, что он сам сделает это — о, она надеется на продолжение. В конце концов, Гермиона готова выслушать его лишь раз. И так как они уже здесь… — Но кроме этого, я хотел бы закрыть глаза на наше прошлое и пригласить тебя на свидание без всех тех переживаний о твоей реакции, что преследуют меня уже, ну, — он допускает крошечную заминку, — долго. Дело не в том, что Гермиона не доверяет мужчинам, или считает, что Малфой не смог бы снизойти до неё, или думает, что у него не может быть серьёзных намерений. Дело не в том, что он скрывал свои чувства и избегал признаний, словно чего-то постыдного. Дело не в том, что от мыслей об отношениях с мужчинами её бросает в краску — она вообще-то совсем не ханжа. Дело даже не в том, что их связывает болезненная предыстория: детские обиды, кровные распри и война. Дело в том, что в прошлый раз Драко Малфой чуть было не поцеловал её — и долгие недели Гермиона ловила себя на короткой простой мысли: она жалела, что этого не произошло. И всё же не могла поддаться, потому что на кону были её сердце и рассудок, а все выводы о его намерениях казались правильными, финальными. Но, возможно, Гермиона в самом деле ошибалась. Малфой наблюдает за чередой мыслей, сомнений и догадок, пробегающих по её лицу, а затем добавляет: — Я хотел бы станцевать с тобой медленный танец и взять ужасную еду на вынос, чтобы гулять до утра. Я хотел бы подарить тебе что-то, от чего твои глаза загорятся. Я хотел бы встретить тебя после работы и проводить до дома, слушая о том, как прошёл твой день. Я хотел бы сидеть рядом с тобой и издеваться над Поттером, одновременно обмениваясь с ним ухмылками, потому что он по какой-то неведомой причине, видимо, не против, чтобы я приблизился к тебе. Это что-то около десяти вещей, верно? Гермиона открывает рот, чтобы задать вопрос, но тут же закрывает, наткнувшись на сияющее пламя во взгляде Малфоя. Он делает ещё полшага к ней; пространство между ними сокращается, но теперь это не смущает и не пугает её. Выпрямившись, Гермиона поднимает голову. — Я хотел бы принести тебе куртку, которую ты оставила в этом балагане. Хотел бы поспорить с тобой и сойтись во взглядах, доказать свою правоту и признать твою. Я хотел бы узнать истории из твоего магловского детства и твои фантазии о будущем. Она позволяет себе улыбнуться. Ладно, у неё нет шансов — улыбка сама рождается в уголке губ и завоёвывает своё место на лице. И Малфой, видя это, еле заметно улыбается в ответ. — Я хотел бы стать частью этих фантазий, — он поджимает губы, выдыхает через нос, хмыкает: — Я хотел бы, чтобы всё, что я сейчас говорю, звучало бы не так ужасно слащаво, наивно и… — Что ещё? — вдруг спрашивает Гермиона охрипшим голосом. Он моргает. — Ещё? — Я сбилась со счёта, но наверняка это пока не всё. Она облизывает пересохшие губы, и мороз колет их даже сквозь согревающие чары, но ещё больше укалывает быстрый, твёрдый, яростный взгляд Малфоя. — Я хотел бы поцеловать тебя. Она закрывает глаза на долю секунды, просто чтобы взять себя в руки. Сердце, разум, весь организм, слившись, подчиняются единому намерению. Гермиона вскидывает подбородок. — Как? — Тебе нужно описание или демонстрация? — Второе. Его выражение лица не такое тяжёлое как обычно; теперь, кажется, Малфой не до конца верит тому, что видит перед собой. Он осматривает её с осторожностью и заметным предвкушением, он ласкает взглядом переносицу и скулы, лоб и подбородок, задерживается у рта. Один шаг разделяет их — крошечное расстояние. Малфой сокращает его и мягко прижимается к её губам. Короткое, пробное касание, всего лишь намерение, а не настоящее действие. Затем он отстраняется, проверяя её реакцию. — Хорошо, — бормочет Гермиона, заглядывая в его немного остекленевшие, но всё ещё осторожные глаза. — Допустим. Теперь ей совсем не холодно. Она сама тянется к нему, и больше в движениях и взгляде Драко не остаётся ничего случайного. Его рука обхватывает её шею, а вторая сжимает бедро — совсем как в лаборатории; и он прижимается к ней совсем как тогда, и его тёплое дыхание щекочет кожу, и её тело так же откликается трепетом… Но кое-что всё же иначе. Теперь Малфой целует её и она целует его — и вот они уже знакомятся друг с другом новым, чудесным способом. Больше не остаётся места невысказанным признаниям. Намёки, недомолвки, секреты растворяются в воздухе, в этой смеси зимнего холода и страстной горячности. Гермионе кажется, что теперь они оба выпили зелье, испаряющее сопротивление. Она знает, что не отличается терпеливостью, а Малфой и вовсе кажется отчаянно жадным, нуждающимся и несдержанным. Наконец дорвавшись, он как будто пытается взять всё и сразу. Их поцелуй беспорядочный, но глубокий. Его губы исследуют, терзают, а руки удерживают в крепких объятиях с некоторым обещанием, пока что высказанным лишь наполовину. Его дыхание — сбитое, и послевкусие огневиски на его языке смешивается с чем-то ещё, естественным и как будто хорошо знакомым. Каждая секунда приносит наслаждение. Какая-то крошечная неважная мысль мелькает на задворках сознания. Мысль о том, что Гермионе когда-нибудь придётся остановиться и обдумать всю сложившуюся ситуацию, препарировать её, прокрутив каждое слово, каждый жест, каждую эмоцию и искру, пробежавшую между ними. Но это будет позже. После того, как они вдоволь насладятся моментом, сплетаясь языками и прижимаясь к другу другу, словно спасаясь от холода или от жажды. Там приходит период времени, пролетевший как мгновение, но, скорее всего, являющийся десятком минут. Наконец что-то в сознании снова вспыхивает, и Гермиона, задыхающаяся и едва ли сдерживающая стоны, отстраняется. В эту секунду Малфой кажется жутко нетерпеливым, и это почему-то веселит её настолько, что Гермиона усмехается. Он подозрительно хмурится, и то, насколько это выражение свойственно обычному Малфою, угрюмому, мрачному, замкнутому, — это заставляет её улыбнуться ещё шире. Он обхватывает её лицо ладонью и поглаживает щёку, ловя большим пальцем край улыбки. — Почему ты улыбаешься, как сумасшедшая? — так же задыхаясь, ворчит он. Гермиона отвечает вопросом на вопрос: — Почему ты не сказал мне раньше? Он прищуривается. — Не было подходящего момента. — То есть дважды в моей лаборатории… — …В первый раз я мог выдать только кучу непристойных или жалких вещей. Во второй я вообще не был способен связно говорить. Её руки всё ещё на его плечах, и Гермиона перемещает их ниже, прижимает к грудной клетке; под правой ладонью ощущается ускоренный стук сердца. Пальцами она пытается повторить тот же ритм, но быстро сбивается. — Справедливо. Драко настолько выше, что ей приходится запрокинуть голову, чтобы глядеть ему в лицо. Снова глаза в глаза, снова безмолвная, но такая интенсивная коммуникация. Во взгляде столько эмоций — и теперь часть из них Гермиона способна различить. Но не способна выдержать их напор слишком уж долго. Она опускает голову и опирается лбом о его грудь прямо между своих ладоней; Малфой привлекает её ближе к себе. — Грейнджер, я говорил серьёзно, — произносит он, лицом утыкаясь в копну её волос. — Позволь мне пригласить тебя на свидание. Звучит формально и вежливо. И так по-малфоевски. С учётом их прошлого — и тёмного, и грубого, и неловкого, — эта попытка сделать всё правильно забавляет её; грудь заполняют ликование и умиление, которые умело вытесняют тревогу. Конечно, кое-какие опасения пока ютятся в уголках. В конце концов, Гермиона смелая и отчаянная, но не безрассудная. Ей нужно время, и она готова поставить ещё галлеон на то, что Малфою тоже захочется отступить, перегруппироваться и всё обдумать. Но, может быть, немного позже. — Начни с того, что принеси мне куртку и проводи до дома, — говорит она с вызовом и с обещанием в голосе. Малфой легонько отодвигает её от себя, придерживая за спину, и с подозрением глядит в лицо, будто пытаясь оценить, насколько всё же Гермиона одурманена, насколько он сам может быть не в себе и насколько реальность смешалась с фантазиями. Увиденное, вероятно, удовлетворяет его лишь наполовину, потому что он немного хмурится. Гермиона старательно копирует его выражение лица и деланно тяжело вздыхает, подчёркивая своё рвение и отсутствие выдержки. Демонстрируя свои желания. Он всё понимает — в уголке губ мелькает крошечная ухмылка. — Оставайся здесь. — Я никуда не уйду, — заверяет Гермиона. И только через мгновение, когда Малфой уже отступает на несколько шагов, добавляет: — Драко, кое-что ещё… — Да? Она выдерживает драматичную паузу, пока он стоит во мраке декабрьской ночи, привычно напряжённый, но одновременно с тем вдохновлённый и полный надежды. Пока он ждёт, кажется, любого её вердикта. Наконец Гермиона припечатывает: — Не пей больше ничего, что тебе предлагает Гарри Поттер. Широко улыбнувшись, Малфой кивает и скрывается за дверью.