Наследница. Часть 2. Защитник

      Тысяча невидимых острых осколков разом вонзились в тело Мамору. Тяжёлый, сковывающий по рукам и ногам ступор пригвоздил его к месту. Казалось, вокруг образовался пустой вакуум, где не было никого, кроме Мамору и его отца. Мальчик смотрел на человека, которым восхищался и которого так сильно любил, и не верил своим ушам.       — Как же... — прошептал Мамору. — Почему?       — Послушай... — отец сделал шаг вперёд, но Мамору непроизвольно отшатнулся от него.       — Не подходи, — тихо и угрожающе проговорил он, делая ещё два шага назад.       Все присутствующие настороженно смотрели на Мамору, мама плакала, а он сам горел внутри себя.       — Мамору... — капитан Ямато протянул к нему руку, которую мальчик с силой отбил, звякая браслетами.       — Вы все... всё знали! И лгали мне! Это же... я не понимаю... Зачем вы...       В голове творилась полная каша, Мамору никак не мог сформулировать мысль, гнев застилал разум, а боль сдавила грудную клетку, отчего воздуха в лёгких не хватало.       — Оставьте меня все в покое... — только и смог выдавить он.       Ноги сами понесли его в лес. Он не желал видеть никого из них, не желал слушать и не желал говорить. Все, чего он хотел, это исчезнуть, будто его никогда и не было, чтобы эта боль, наконец, ушла, чтобы голова перестала гореть, чтобы тяжесть горечи и потрясения растворилась в воздухе вместе с ним.       Мамору выбежал к маленькой, неглубокой речушке и не сдержал порыва: протяжный крик отчаяния разнесся по лесу, отчего птицы беспокойно улетели, а притаившиеся звери зашуршали прочь. Мальчик обессилено упал на землю, сел и крепко обхватил руками колени, уткнувшись в них лбом. Ни одна четкая или дельная мысль так и не посетила его, он никак не мог собрать в кучу этот разбросанный хлам в своей голове. Его отец — убийца, а люди вокруг, зная это, ведут себя так, будто всё нормально. И это всё, о чем мог думать Мамору.       Легкое прикосновение заставило его вздрогнуть, но он не стал поднимать головы. Ему было плевать, кто это.       — Я в браслетах, — рявкнул Мамору в свои колени. — Нечего за мной таскаться, я не опасен.       Последнее слово он произнёс со всем презрением, на которое был способен.       — Я знаю, — низкий бархатный голос Саске раздался совсем близко.       Мамору все еще не поднимал головы, но спеси в нем поубавилось. Он вдруг понял, что Саске — главная фигура во всех этих трагедиях, но почему-то вёл себя, как и все остальные. Мамору не мог понять, как его дядя смог простить своего брата за те преступления, которые он совершил.       — Вас там много, — злобно прошипел Мамору. — Почему жребий пал на тебя?       Саске тихонько усмехнулся и ответил:       — Я сам вызвался.       — Зачем?       Дядя какое-то время молчал, и Мамору решил-таки оторвать голову от коленей и взглянуть на него. Саске смотрел на бурлящий поток воды с какой-то еле уловимой меланхолией, хотя его лицо, как обычно, ничего толком не выражало.       — Потому что я лучше всех смогу тебя понять, — наконец, ответил дядя и взглянул на Мамору. — Если, конечно, ты захочешь говорить об этом. Я не настаиваю.       — Взрослые! — Презрительно выплюнул Мамору. — Вы думаете, что делаете как лучше, но все получается только хуже. Люди с возрастом глупеют?       Саске снова усмехнулся.       — В некоторых отношениях, — ответил он. — Я всегда считал, что дети могут понять и принять гораздо больше, чем взрослые. Они выносливее, чем кажутся.       — Тогда почему никто ничего мне не рассказывал? — С вызовом осведомился Мамору.       Дядя тяжело вздохнул и снова перевёл взгляд на реку.       — Было ещё слишком рано. Ты не готов.       — Я уже узнал! — Не сдержался мальчик.       — Да. И как тебе то, что ты услышал? Хорошо справляешься?       Вызов, с которым говорил дядя, задел Мамору за живое. Он и правда был не готов. Поэтому у него назрел следующий вопрос:       — Разве к такому можно подготовиться?       — Нет, — с грустью ответил Саске. — Но зрелость и эмоциональная крепость не помешали бы. Однако это уже не важно. Все случилось так, как случилось. Что именно ты услышал от своих одноклассников?       Мамору задумчиво уставился на воду, опустив подбородок на колени.       — Что отец служил в АНБУ, а потом... вырезал весь клан Учиха, оставив в живых только тебя. А ты потом якобы его убил.       Саске мрачно хмыкнул.       — С тех времён и по сей день люди никогда не задавились вопросом: почему? — Проговорил дядя. — Я в том числе. Единственный раз, когда я задал его, был в день резни.       — И каков был ответ?       — Ответ был неубедительной ложью, в которую я безоговорочно поверил.       — Почему?       — Потому что так было проще, — спокойно ответил Саске. — Как и для тебя сейчас: тебе проще поверить в то, что твой отец злодей и убийца, чем искать причины.       — Не правда! — Воскликнул Мамору. — Думаешь, я не хотел бы... — Нет, в том-то и дело. Это природа человека: делить все на чёрное и белое, добро и зло. Найти полутон всегда тяжелее.       — Убийство клана и собственных родителей — это не зло? — Спросил Мамору.       — Безусловно, если не знать причины.       — Да какие могут быть причины? — Закричал Мамору, ощущая кислый привкус ярости на языке.       — О причинах тебе расскажет твой отец. А я расскажу о следствиях.       Саске всем корпусом повернулся к Мамору и посмотрел на него так пристально и пронзительно, что мальчику стало не по себе. Его дядя обладал уникальной способностью приковывать людей к месту одним взглядом, в котором была вся тяжесть мира.       — Мне было восемь лет, когда это произошло, и остальную часть жизни я посвятил мести и ненависти. Я ушёл из деревни и стал нукенином, бросил своих друзей. Я избрал путь одиночества, который привёл меня в ад и чуть не убил. Если бы не Наруто...       Голос Саске осекся, он нервно сглотнул и продолжил:       — Я сразился с Итачи в жестокой схватке и победил, но лишь потому, что он сам мне это позволил.       — Как это? — В недоумении спросил Мамору.       — Если бы Итачи действительно захотел меня убить, то убил бы. Он был гораздо сильнее, опытнее и лучше меня. Этот поединок был фальшью, которую он подстроил, чтобы умереть от моей руки.       В этих коротких репликах было так много информации, что Мамору не знал, с какого вопроса начать.       — Он хотел умереть? — Спросил он после небольшой молчаливой паузы.       — Да, — уверенно ответил Саске. — Он считал, что будет справедливо умереть именно от моей руки в наказание за свои преступления.       — Бессмыслица какая-то... — пробормотал Мамору.       — Я не хочу нагружать тебя сразу всем, твои родители поведают свои истории. А я рассказываю свою.       — А что потом?       — Потом меня заставили посмотреть на все под другим углом, я узнал правду, которую не должен был знать. Я думал, что Итачи мёртв и это... стало самым большим потрясением в моей жизни. С того момента я постепенно начал терять себя.       Мамору не знал, что ответить. Он все еще не понимал, о чем говорил Саске и какую правду об Учихе Итачи он должен знать.       — А теперь хорошенько подумай: зачем кому-то в Конохе помогать твоему отцу, если он злодей? Пятая и Какаши, Ямато и Ясуко... Вспомни все моменты с родителями и скажи: в чем отличие между тем, что ты чувствовал тогда, и тем, что чувствуешь сейчас?       Мамору задумчиво нахмурился и принялся с усердием ковыряться в воспоминаниях: все дни рождения, которые устраивали ему родители несмотря на постоянные переезды и их занятость, их поддержка и терпение, тренировки и обучение новым техникам , любовь и понимание и многое-многое другое. Мамору всегда считал их лучшими людьми на свете... А сейчас он не знал, кто они такие, словно те люди из прошлого — ненастоящие.       — Ты знаешь свою маму, — продолжал Саске. — Вышла бы она замуж за злодея, которого ты успел нарисовать в своём воображении?       Мамору растеряно покачал головой.       — Это все еще твои родители, те самые люди, которые вырастили и воспитали тебя. Для тебя ничего не изменилось, Мамору.       Саске потрепал племянника по плечу и легонько улыбнулся. Дядя очень редко улыбался, поэтому такое проявление заботы немного успокоило Мамору.       — Если бы на моем месте была Сарада, что бы ты ей сказал? — Вдруг спросил мальчик.       Саске опешил и нахмурился, улыбка тут же погасла. Мамору знал, что эта тема весьма болезненна для дяди, но почему-то в этот момент ему было все равно.       — Я сказал бы ей все то же самое, — сухо ответил Саске и перевёл тему. — Ну а тебе следует остыть и успокоиться перед разговором с отцом. Ты должен внимательно выслушать, чтобы всё понять и простить его.       — А ты простил? — Ещё один вопрос, который вызывал ступор.       Саске не отвечал довольно долго, напряжённо размышляя о чем-то.       — Трудно сказать, — наконец, ответил он. — Я отпустил ненависть и злобу, но прощать... тяжело. Я всегда очень сильно любил Итачи, даже когда ненавидел всем сердцем, а сейчас я уважаю его и считаю, что никто не смог бы сделать то, что сделал он. Твой отец... великий шиноби и настоящий герой.       Мамору был удивлён тому, с каким благоговением, пусть и в суховатом характере Саске, он говорил о своём брате. Это было совсем не похоже на дядю и стало для Мамору причиной переосмыслить своё отношение к ситуации и принять верное решение.       — Я согласен, — тихо проговорил Мамору. — Сначала нужно все обсудить и внимательно выслушать, а уж потом делать выводы.       — Я и не сомневался, что ты так скажешь, — мягко произнёс Саске и снова улыбнулся. — Все говорят, что мы с тобой похожи. Наверное, так и есть, но будь я на твоём месте в том возрасте, я бы не захотел слушать. Я был... чересчур эмоционален.       Мамору удивлённо вскинул брови.       — Ты? — Недоуменно воскликнул он. — Что-то не верится.       — Это правда. Я тщательно скрывал ото всех свои чувства, однако это не значит, что их не было. Если бы я лучше владел собой, возможно, смог бы избежать много ошибок и плохих поступков. Ты другой, Мамору. Ты лучше нас всех, поэтому я не опасаюсь за твоё будущее.       — Ты один и не опасаешься... — буркнул Мамору.       — Это нормально, что родные переживают за тебя. А насчёт Какаши не переживай: он всегда был излишне осторожным.       Мамору опустил голову и посмотрел на браслеты, от которых уже образовались кровоподтеки на запястьях. Он смог унять свою ярость, но страх никуда не ушёл: страх неизвестности, страх перед истиной, страх перед самим собой. Мамору знал о шарингане лишь в теории, но, получив его, понял одну очень важную и не самую приятную вещь: это додзюцу способно управлять чувствами носителя. Пробуждение шарингана осталось Мамору незамеченным до того мгновения, пока он не открыл глаза и не обнаружил у себя неестественно чёткое зрение. До этого момента мальчик испытывал такую злость, какую никогда раньше не испытывал, и если бы поблизости были люди, он мог бы навредить кому-то. Это пугало Мамору, и он пока не знал, как с этим бороться.       — Ну что, пошли? — Подал голос Саске и встал.       На дрожащих ногах Мамору смог кое-как подняться, ощущая слабость во всем теле. Причиной были не только браслеты, сдерживающие чакру, но и эмоциональное изнурение. Учихи неспешно шагали через лес к дому в полном молчании, начало уже смеркаться, воздух стал пронизывающим и по-осеннему студёным. Мамору полностью отдавал отчёт своим действиям и чувствам, с трудом поддерживая готовность к разговору с отцом. Эта решимость была настолько хрупка, что Учихе казалось, будто она тут же улетучится, если он хотя бы моргнёт.       Когда Саске и Мамору снова вышли к знакомой рощице, все глаза тут же обратились к ним. Какаши-сан с группой всё еще были здесь, мама сидела на крыльце и тут же встала, заметив приближение двух Учих, а отец стоял чуть поодаль с хмурым и задумчивым видом.       — Все хорошо, — произнёс Саске, приобнимая Мамору за плечи, и обратился к Шестому. — Дальше мы сами.       Какаши-сан подозрительно нахмурился и недоверчиво посмотрел на Мамору, который выглядел слишком подавленно и устало.       — Хорошо, — наконец, ответил Какаши-сан. — Тогда мы пойдём.       — Спасибо, что привели его и... за все, — подала голос мама.       Вместо ответа Шестой протянул ей малюсенький свиток со словами:       — Это печать для снятия браслетов.       Мама сдержано кивнула и попыталась выдавить что-то наподобие улыбки, однако получилось совсем неубедительно. Капитан Ямато ободряюще потрепал ее по плечу, кивнул отцу, а потом перевёл взгляд на Мамору.       — Все будет хорошо, — мягко проговорил он. — До встречи, Мамору.       Мальчик сдержано кивнул, и это было первое телодвижение, которое он произвёл за эти бесконечно долгие минуты.       Группа вышла через барьер, а Мамору в каком-то ступоре медленно направился к дому, не глядя на родителей. Это было безмолвное приглашение к беседе.       Дом был маленький, но довольно уютный. В небольшой гостиной стоял двухместный диванчик, а напротив два креслица, по центру — кофейный столик. Гостиная разделялась с кухней небольшой стойкой. На полках Мамору увидел несколько фотографий, на которых был он один или с мамой, но без отца. Мамору раньше не задумывался о том, почему папа не делает фотографий, теперь же все стало ясно. Мальчик сглотнул болезненный ком в горле и уселся в одно из кресел в ожидании своего семейства.       Родители выглядели растерянными и сконфуженными, а Саске, напротив, довольно уверенным. Дядя вошёл первым и сел в кресло рядом с Мамору, мама заняла место на диване напротив, а отец не торопился садиться. Он пристально разглядывал сына одним своим глазом, и от этого взгляда Мамору стало не по себе. Он впервые в жизни чувствовал себя крайне неловко в обществе своих родителей, а ведь раньше они были так близки...       Никто не нарушал тишину, поэтому Мамору решил-таки подать голос:       — Я готов услышать правду.

***

      На протяжении всего рассказа Мамору ни разу не перебил отца и не выдавал никаких реакций. Он весь обратился в слух, и когда история достигла критической точки, все внутри мальчика буквально заледенело. Папа говорил спокойно и размеренно, никак не показывая своего отношения к фигурантам истории или определённым событиям. Для Мамору же это стало еще одним потрясением, хоть и не столь сильным. Когда рассказ был завершён, юный Учиха ещё долго не мог подобрать слов и хоть что-то сказать. Вопросов стало ещё больше, чем было до этого, и все они слились в единый поток.       Тем не менее, Мамору заметно расслабился, облегчение от осознания того, что его отец — не злодей и не подонок, было гораздо сильнее потрясения от поступка Конохи и в частности Шимуры Данзо. Теперь мальчик мог смотреть на отца уверенно и спокойно.       — Я понимаю, — наконец, проговорил он. — Понимаю теперь, почему ты это сделал.       И Мамору не солгал. На такое пошёл бы далеко не каждый, но определённо храбрейший и сильнейший из всех.       — Но как же... как же ты это пережил?       Отец печально улыбнулся и уверенно ответил:       — Я не пережил. И никогда не переживу, как и все мы.       Мамору грустно посмотрел на Саске, а потом перевёл взгляд на маму, которая больше не плакала, но выглядела подавленной.       — Это того стоило? — Вопрос не предполагал вызова или претензии, он был более чем прямым.       — Определённо, — без тени сомнений ответил отец.       Мамору снова взглянул на Саске, который согласно кивнул.       — Раньше я этого не понимал, — тихо сказал он. — И даже хотел отомстить деревне. Я не понимал намерений Итачи.       — Такое трудно понять... — Пробормотал Мамору.       Саске усмехнулся.       — На самом деле нет, — проговорил он. — Мною двигала ненависть, а это чувство подавляет все остальные.       — Ото-сан, а если бы твой друг, Шисуи, смог отговорить клан от восстания, то что тогда?       — Тогда ничего бы этого не было, и ты рос бы в большом и сильном клане, — спокойно ответил отец.       Мамору даже на секунду представил это в своём воображении. Он знал о кланах и их традициях лишь по рассказам и иногда даже радовался, что не является частью такой жизни.       — В клане Учиха было много разных проблем, большая часть которых заключалась в шарингане. Некоторые называли это «проклятием ненависти», — произнёс Саске. — Думаю, что-то подобное повторилось бы вновь, независимо от силы глаз Учихи Шисуи.       — Возможно, — отозвался отец. — А, может, и нет. Мы этого уже не узнаем.       — Данзо не хотел мирного решения проблемы, — вдруг подала голос мама. — В противном случае, он не стал бы похищать глаз Шисуи-сана и строить козни за спиной Третьего.       — Ты его тоже знала, ока-чан? — Спросил Мамору, осознав вдруг, что у мамы ведь есть своя история, связанная с кланом Учиха.       — Встречались пару раз, — ответ был уклончивым и вялым, и это не понравилось Мамору.       — Раз уж мы начали говорить на чистоту, теперь твоя очередь, мам, — холодно проговорил он, пристально глядя на маму.       Она тяжело вздохнула и по очереди оглядела троих Учих. У мамы были свои тайны, и путь, который она прошла, тоже наверняка был совсем не простым.       — Что было после... резни? — Спросил Мамору, решив задавать наводящие вопросы.       — Ничего, — с большой не охотой ответила мама, и Мамору одарил ее недобрым взглядом, на который она тут же добавила:       — В прямом смысле: ничего, пустота. Четыре года бесцельного, пустого существования в вакууме. Я жила одним днём и ничего не замечала вокруг, ничего не чувствовала, кроме боли, к которой успела привыкнуть. Не было даже ненависти или желания возмездия. Я тренировалась с Третьим или Тензо, работала в чайной и старалась как можно реже бывать дома. Об этом я потом сильно жалела...       — Почему? — Не унимался Мамору.       — Потому что... я вдруг осознала, что самый родной человек, которого я так горячо любила, переживал всё в полном одиночестве, и я была слишком несостоятельной, чтобы быть рядом и поддерживать его...       — Это не так, — оборвал ее Саске, но мама покачала головой.       — Это так, — непреклонно ответила мама. — Я была старше и должна была заботиться о тебе, а вместо этого я позволила себе отдалиться и замкнуться.       — Это нормально, — спокойно возразил Саске. — Тебе не в чем себя винить.       — В любом случае, все изменилось в определенный момент, — продолжала мама, оставив реплику Саске без ответа. — На одной из тренировок с Тензо меня обнаружил Данзо и попытался убить. Третий заступился за меня, но я была вынуждена покинуть деревню в целях безопасности. Перед уходом я нашла для себя цель, к которой шла в последствии в течение трёх лет.       — Что за цель? — Осведомился Мамору.       Мама неловко кашлянула и как-то странно посмотрела на папу, а после довольно сконфуженно ответила:       — Я решила, что... сама найду Итачи и убью его.       Мамору вздрогнул от подобного заявления, в ужасе уставившись на маму.       — Ты тоже... хотела отомстить? — Спросил он хриплым голосом.       Мама отрицательно покачала головой.       — Нет, дело было не в мести. Я хотела защитить Саске, хотела, чтобы он не нёс на своих плечах эту ношу, — ответила мама.       — И что потом? — Наседал Мамору.       — Потом я присоединилась к преступной организации, про которую тебе уже рассказал твой отец, и довольно долго в ней проработала. Я мухлевала, конечно, старалась предотвращать жертвы и осторожно избавляться от членов организации. И вот настал тот день, когда мы... сошлись в смертельной схватке.       Мамору не мог поверить, что мама и папа когда-то были врагами и сражались на смерть. В их семье было много проблем и трудностей, но родители всегда были образцом пары, в которой царили любовь и взаимопонимание. Мамору видел, какая крепкая между ними связь.       — Твоя мама сильно меня потрепала, — с небольшой долей юмора проговорил отец и улыбнулся.       Мама усмехнулась и укоризненно ответила:       — Ты поддавался.       — Неважно, — спокойно возразил папа. — Я не ожидал, что будет так тяжело. За все годы сражений с самыми разными шиноби твоя мама стала для меня одним из самых сильных противников.       — Не преувеличивай! — Смущённо воскликнула мама, а отец выглядел достаточно серьёзным, чтобы пресечь дальнейшие возражения.       — И чем закончился бой? — Спросил Мамору, с каким-то особым восхищением глядя теперь на своих родителей.       — Я не смогла... — грустно ответила мама. — Чувствовала, что что-то не так, многое не сходилось, да и вёл он себя подозрительно. Я потребовала ответов, и твой отец все мне показал. И я... это стало для меня облегчением, камень с души.       — А Саске? — Мамору взглянул на дядю, лицо которого, как всегда, ничего не выражало.       — Твой отец стоял на своем, как бы я его ни уговаривала, — ответила мама с некоторой укоризной. — Я уже ничего не смогла сделать.       Мама продолжала рассказывать о прочих злоключениях, произошедших с ней в те годы, о долгом плену, о короткой схватке с Данзо и появлении Саске в неподходящий момент, о Четвёртой Мировой войне и воскрешённых Хокаге. Последний рассказ произвёл особенное впечатление на Мамору: им довелось пообщаться с великими людьми прошлого. Его родители и Саске пережили достаточно трагедий, ужасов и невзгод, но, между тем, и множество удивительных приключений, от которых захватывало дух. Такие люди имели не просто богатый опыт и багаж знаний за плечами, но и невероятную силу духа и воли. Его семья — удивительная.       — Сам Первый Хокаге лично пожелал тебе удачи, — с улыбкой проговорила мама, заканчивая свой рассказ.       — Мне? — В недоумении воскликнул Мамору.       — Да. Я уже была беременна на момент его воскрешения. Первый был первоклассным медиком, единственным в своём роде, он сразу заметил мое положение. И он верил, что ты станешь символом перемирия двух враждующих кланов, что твоё рождение положит конец войне.       Мамору вдруг вспомнил о своих снах, в которых он так часто видел Хашираму и Мадару.       — Мне часто снится... — решил он озвучить свои мысли, — будто я стою на окровавленном поле боя, повсюду трупы и непрекращающиеся сражения, и Первый Хокаге вместе с Учихой Мадарой просят меня остановить это. Я не верю во всякие вещие сновидения, списывал всё на свою впечатлительность от прочтения книг по истории. А сейчас... кто знает?       Мама и папа смотрели на него с тоской и грустью, и Мамору не понимал почему.       — Прости нас, малыш, — тихо начала мама. — Я так хотела, чтобы у тебя было нормальное детство, ведь ни у кого из нас его не было... Чтобы все эти тёмные дела не коснулись тебя как можно дольше. С самого твоего рождения над тобой нависло бремя ответственности за два практически вымерших клана, и я боялась... Но несмотря на все это... мы очень ждали тебя, Мамору.       В маминых глазах заблестели слёзы, и она неловко смахнула их тыльной стороной ладони. Этот жест получился таким наивным и детским, что Мамору непроизвольно умилился.       — Я обещал себе, что с тобой не повторю своих прошлых ошибок, — подавленно добавил отец. — В желании защитить тебя, как когда-то Саске, я снова наступил на те же грабли, скрывая от тебя правду.       — Вам не о чем беспокоиться, — мягко оборвал его Мамору с легкой улыбкой. — Со мной все будет хорошо. Теперь я должен приступить к тренировкам.       Мамору многозначительно взглянул на отца, и тот согласно кивнул.       — Безусловно, — уверенно ответил он. — Вот только... есть проблема.       Мамору усмехнулся и почесал затылок.       — Да неужели? — С усмешкой произнёс он.       — Ты не понял, Мамору, — вмешалась мама. — Ты первый шиноби на свете, у которого сразу два столь мощных кеккей генкай. Но это не главная проблема. Видишь ли, клетки Хаширамы всегда представляли собой огромную ценность, поэтому некоторые использовали их в своих корыстных целях. Во-первых, это регенеративная способность, то есть, внедряя в своё тело клетки Первого Хокаге, пользователь получал способность исцелять любые раны за считанные секунды. Во-вторых, увеличение количества чакры и уменьшение риска истощения, потому как пользователь быстро накапливал ее. Другими словами, физическая и жизненная энергия увеличиваются в десятки раз, и в бою это становятся огромным преимуществом. У Учихи Мадары был лишь кусочек клеток, но он и его шаринган были неуязвимы.       — В общем, — продолжил отец, — если клетки Хаширамы увеличивают физическую и жизненную энергию, то шаринган под их воздействием становится фактически неуязвимым. А ты, как кровный обладатель мокутона, имеешь все эти преимущества и способности от природы, что увеличивает силу твоего шарингана не в десятки, а в сотни раз.       — У Данзо были шаринганы, — мрачно добавил Саске, — но эффективны они были лишь благодаря клеткам Первого.       — Учиха Обито не ослеп благодаря клеткам Первого, соответсвенно и второй его глаз, находящийся у Какаши-сана, работал по той же схеме, — объяснил отец. — Я думаю, ты уже догадался, к чему был весь этот экскурс.       Мамору в ступоре кивнул. Он не задумывался об этом раньше, да и причин не было. Шаринган он пробудил лишь два дня назад, а мокутон никогда не казался ему чем-то столь уж выдающимся. Он и подумать не мог, что сила Первого настолько велика.       — Такая сила опасна, Мамору, — вкрадчиво проговорила мама. — Нужно быть предельно осторожным. Кроме того, чем сильнее шаринган, тем больше он влияет на чувства и мозг обладателя.       — Мамору не такой, как его предшественники, — мягко добавил Саске. — Какой бы силой он ни обладал, это не станет определять его. Уже сейчас он всё понимает и блестяще умеет анализировать, он спокоен и рассудителен. Он справится, а мы будем рядом.       Дядя потрепал мальчика по плечу и ободряюще улыбнулся.       Мамору ещё не знал, как именно он будет справляться, а силу, которой обладал, он ещё не успел осознать. Тем не менее, услышав рассказы своих родителей, прочувствовав их боль, посмотрев на всё их глазами, Мамору ощущал полную готовность ко всем испытаниям, и твёрдое воодушевление проникло глубоко в его сердце.