Наследница. Часть 2. Защитник

      — Нара Кохаку*! Сенджу Мамору!       Шино-сенсей дал знак начала поединка.       — Сложите печать конфронтации.       Мамору и Кохаку подняли указательный и средний пальцы в знак начала поединка.       — Бой!       Это был первый шиноби кумитэ в Академии, и Мамору не хотел оплошать. Мама и папа начали тренировать его год назад, и всё это время он постоянно упражнялся и совершенствовал то, чему научился.       Кохаку из клана Нара был мрачным ворчуном и брюзгой, но демонстрировал неплохие физические данные и способности в метании сюрикенов. Кроме того, он был на пол головы выше Мамору, что весьма напрягало.       Кохаку ринулся в бой, а Мамору же не торопился атаковать в лоб. Учиха отражал удар за ударом своего противника и ощущал какой-то странный прилив энтузиазма. Вкус сражения, самого факта поединка одурманивал. Мамору ещё ни разу не испытывал свои силы в настоящем поединке и ещё не совсем осознавал, на что способен. В сражении с Кохаку юный Учиха обнаружил, что в разы превосходит его по скорости, ловкости и умениях в тайдзюцу. Он с лёгкостью уворачивался от ударов и в одно мгновение сделал быстрый выпад ногой, отбросив своего противника. Кохаку неслабо отшвырнуло на несколько метров, но Нара тут же поднялся на ноги и пренебрежительно сплюнул, явно настроенный враждебно. Он снова кинулся в атаку, выхватив кунай, однако Мамору хватило секунды, чтобы схватить свой и атаковать в ответ.       По тренировочной площадке раздавался лязг металла и звуки ударов, поединок продолжался довольно долго. Кохаку отскочил на дальнюю дистанцию и ловко швырнул три сюрикена, а Мамору отразил их кунаем. Один сюрикен попал в цель, однако Мамору успел создать замену тела и возникнуть за спиной Кохаку, который выглядел ошарашенным. Нара быстро совладал с собой и постарался ранить Мамору кунаем, отчего тому пришлось держать дистанцию. Учиха быстро и незаметно создал два теневых клона, и когда Кохаку сделал очередной выпад, тело Мамору растворилось в воздухе, а он сам уже снова был за спиной противника, приставив кунай, подаренный Саске, к его горлу.       — Мамору победил! — Объявил Шино-сенсей. — Сложите печать перемирия.       Мамору опустил оружие и спокойно смотрел на Кохаку, который выглядел взбешённым. Учиха протянул печать, однако Нара не торопился соединять их, упрямо сложив руки на груди.       — Кохаку, уметь проигрывать каждый шиноби должен, — проговорил сенсей. — Традиционный спарринг шиноби — это товарищеский поединок, и вражды никакой или обиды здесь быть не может.       Нара хмуро посмотрел на Шино-сенсея и перевёл злобный взгляд на Мамору, который не понимал, чем заслужил ярость своего одноклассника. Тем не менее, Кохаку медленно, с большой неохотой протянул печать, и знак перемирия был сложен.       Мамору повернулся к группе и увидел недоумённые, подозрительные лица. Никто даже не шептался, все лишь молча таращились на Учиху. Под этими взглядами мальчику стало крайне неуютно, и он с мрачным видом присоединился к одноклассникам, ожидая следующего поединка. Даже Мираи притихла, украдкой поглядывая на Мамору. Когда на поле вышла следующая пара бойцов, дети отошли от оцепенения и зашевелились, а Мамору всё ещё не мог понять, что не так он сделал на этот раз.       Он учился с этими детьми уже почти два года, и они так и не приняли его. Одноклассники могли восхищённо ахать, наблюдая за тем, как Мамору бросал сюрикены и ловко попадал точно в цель, или завистливо цыкать, когда Мамору с лёгкостью создавал безупречных теневых клонов, или раздражённо закатывать глаза, если Мамору правильно отвечал у доски либо получал лучшие отметки за письменные работы. Но кроме Мираи к нему никто так и не подошёл, не заговорил с ним.       После занятий Мамору угрюмо плёлся по улицам Конохи, обуреваемый тяжёлыми размышлениями, как вдруг прямо перед ним возник Шестой, улыбаясь одними глазами. На нём была стандартная форма шиноби, ничего такого, что выдавало бы в нем главу деревни. Правда, прохожие зеваки всё равно с восхищением поглядывали на него. Такой приметный человек вряд ли смог бы слиться с толпой.       — Приветик, — добродушно промолвил он, глядя на мальчика сверху вниз.       — Здрасьте, — мрачно ответил Мамору.       — Как твои занятия в Академии?       Учиха подозрительно нахмурился и неуверенно ответил:       — Да... ничего вроде. А вы что? Отлыниваете от работы?       Какаши весело хохотнул и прищурился, и Мамору был уверен, чтоб под маской расплылась широченная улыбка.       — Прогуляемся? — Предложил Хокаге, и юный Учиха знал, что не мог отказать, потому как это была не просьба.       Мужчина и мальчик степенно шагали по улице в полном молчании, Какаши еле слышно насвистывал какую-то песенку, а Мамору подозрительно поглядывал на него. Хокаге вёл его на окраину деревни, и когда, наконец, они остановились на красном мосту, Мамору в нетерпении спросил:       — Я что-то натворил?       Такой наивный и детский вопрос вызвал у Какаши очередную улыбку, и он отрицательно покачал головой. Шестой повернулся к пруду, оперевшись корпусом на перила и какое-то время ничего не говорил. Мамору встал рядом и повторил позу Какаши, ожидая, когда тот заговорит.       — Я наблюдал за спаррингом, — вдруг произнёс Шестой и покосился на Мамору. — Ты очень хорош.       Мамору слабо улыбнулся. Похвала от самого Хатаке Какаши должна была приободрить его, но почему-то не прибавила радости.       — Дети не принимают тебя? — Осведомился Какаши и попал в самую точку.       Мальчик неуверенно кивнул и отвернулся.       — Это нормально. Быть лучшим — нелёгкая задача. Но я хотел поговорить с тобой о другом.       Шестой повернулся всем корпусом к Мамору, и теперь его взгляд был полон решимости и серьёзности.       — Проблема в том, Мамору, что твоё положение не позволяет тебе быть лучшим. Я объясню почему, — тут же спохватился Какаши, заметив реакцию мальчика, — это связано с тем, что тебе нельзя выделяться и привлекать внимание по причине, которая тебе хорошо известна. Ты умён и талантлив, хорош не по годам, это вызывает вопросы.       — Что плохого в том, чтобы быть лучшим? Я ведь демонстрирую то, чему учимся все мы, не больше.       — Верно. Но обычные дети не демонстрируют такие данные.       — Отец говорил, что вы окончили Академию в пять лет и стали генином, в шесть лет стали чуунином, в двенадцать джонином. Вас считали самым сильным шиноби, гением. «Обычные дети не демонстрируют такие данные».       Мамору начинал злиться и передразнивать Хокаге, но тот, кажется, и бровью не повёл.       — Мамору, все знали, кто я и кто мои родители, с тобой же иной случай.       Учиха скрипнул зубами и раздраженно отвернулся.       — Ладно, давай по-другому. Почему одноклассники не принимают тебя?       — Завидуют? — Тут же отозвался Мамору.       — Да, отчасти. Но главное, что они чувствуют твоё отличие от них. Они непроизвольно сторонятся тебя. У этих детей нет таких родителей, как у тебя, которые могут столькому научить. У этих детей нет таких генов, как у тебя. У них нет врождённых талантов и способностей, которыми обладаешь ты. Большинству из них придётся прилагать немалые усилия и трудиться в поте лица, чтобы достичь высот. Тебе же всё это дано от природы, оно у тебя в крови.       — По-вашему, я не прилагаю усилия и не тружусь? — С вызовом бросил Мамору и гневно взглянул на Хокаге, но тот снова остался невозмутимым.       — Я этого не говорил, но твой путь отличается от их пути. Я знаю, что значит быть лучшим и не принятым, когда все даётся легко. Со временем ты становишься заносчивым и слепым в своей гордости, что приводит к плохим последствиям. Я слишком поздно осознал, что вокруг есть куда более важные вещи, чем сила и таланты. В итоге я потерял двоих товарищей. Твой дядя тоже был таким, как ты. И я говорил ему, что гвоздь, который торчит, забьют первым. Саске не умел проигрывать, он не мог принять тот факт, что кто-то может быть лучше него, сила была для него важнее всего остального. В итоге это привело его на кривую дорогу. Путь самого лучшего всегда устлан страданиями и одиночеством, это плата за гениальность. В твоём случае плата может быть слишком велика.       — И что мне тогда делать? — Подавлено спросил Мамору, опустив голову.       — Обрати внимание на что-то другое. Если ты продолжишь возвышаться, это сделает тебя не просто гордым, а одиноким. Неспособность работать в команде приводит к нехорошим последствиям, уж мне ли не знать. Связь с другими людьми важнее, чем слепая погоня за силой. Ты никогда не будешь слабым, тебе это просто не дано. Но встать на путь одиночества куда проще, чем кажется. Ты и не заметишь этого.       Какаши замолчал, давая мальчику переварить услышанное. Мамору понимал, к чему клонил Хокаге: ему надо постараться держаться на среднем уровне и не выделяться. Но как это сделать, если у тебя есть истинный потенциал?       — Добавлю, что проблема кроется не столько в силе Сенджу, сколько в силе Учиха, — слова Какаши внедрились в напряжённые раздумья Мамору. — Ты знаешь, что шаринган активируется от сильных эмоциональных переживаний. Но не только. Чем сильнее ты будешь становиться, тем вероятнее пробуждение шарингана. Пробуждение шарингана выдаст в тебе Учиху. А это станет угрозой для деревни. Поэтому я прошу тебя не только как Хокаге, но и как друг твоей семьи: подумай о том, что действительно важно, а не о том, чего хочется. Шиноби всегда чем-то жертвуют, тебе же придётся пожертвовать статусом лучшего и уйти в тень.       — То есть, я должен стать худшим?       Какаши усмехнулся и потрепал мальчика по плечу.       — Вовсе нет, — уверенно ответил он. — Продолжай показывать хорошие результаты, но не слишком выделяйся. Пусть твои одноклассники видят, что ты работаешь над собой и своими навыками, что тебе даётся это так же нелегко, как и им. И не будь заносчивым...       — Я не заносчивый! — Возразил Мамору.       — Заносчивый, — твёрдо ответил Какаши. — Хотя бы потому, что лучший и знаешь об этом.       Учиха поник, мысленно соглашаясь с Хокаге.       — Я знаю, что всё это непросто. Ты чувствуешь, что в тебе кипит сила, что твой потенциал очень высок, что ты можешь многое, больше, чем другие. И желание продемонстрировать это вполне нормально и объяснимо. Но пусть это станет твоим испытанием, возможно, самым тяжёлым из всех. И если ты преодолеешь его, сможешь обрести верных товарищей и не потерять себя — это и станет той высотой, к которой ты так стремишься. Тренируйся и совершенствуй навыки, выходи на новые уровни. Пусть этого никто не увидит, но ты будешь знать, что обладаешь такой силой, которая в любой момент может помочь защитить то, что дорого. Это самое главное.       Мамору прекрасно понимал, что Хокаге абсолютно прав. Его способности угрожали деревне, и Какаши пригласил его в Академию только при условии строгой конспирации. Кроме того, юный Учиха пришёл к выводу, что, вероятно, действительно кажется другим детям высокомерным и заносчивым. Восторженные повизгивания девочек никак не меняли ситуацию, это просто несерьёзно. Мамору с самого начала хотелось установить связь хоть с кем-то из одноклассников, обрести товарищей и верных друзей, но он не знал как. Его мама говорила, что они с отцом всегда были одиночками, и эта «способность», очевидно, передалась и их сыну. Но Мамору не хотел повторять судьбу родителей, и советы Какаши явились полезными в этой связи.       — Я приму это испытание, Какаши-сан, — уверенно произнёс Мамору после короткого молчания. — И обязательно преодолею его.       Шестой взглянул на мальчика и одарил его улыбкой, скрытой под маской.       — Я и не сомневался, — бодро ответил он. — Ну что ж, мне пора. Удачи, Мамору.       Какаши в одну секунду исчез, оставив после себя облако дыма, а Мамору остался на мосту, преисполненный энтузиазма и уверенности.

***

      Два месяца в Академии прошли незаметно. Всё это время Шино-сенсей проводил тренировки на свежем воздухе, и занятий в аудитории практически не было. Мамору, следуя заветам Шестого, старался не выделяться, но и не отставать. Он и не думал, что выдерживать подобный баланс будет так трудно. Тем не менее, на него перестали подозрительно таращиться или шептаться за его спиной. И кое-какие дети даже стали с ним разговаривать.       Одна одноклассница, Касуми Мияко, начала оказывать странные и смущающие знаки внимания: то вручит полевой цветок, то с боем отвоюет место за одной партой, то начнёт тараторить о своих украшениях. Мамору совершенно непроизвольно обидел её заявлением о том, что украшения мешают на тренировках и, тем более, в бою. Он был уверен, что Мияко забудет о его существовании, но как бы не так. На следующую тренировку она явилась без единой рюшки, гордо продемонстрировав этакое достижение. Мамору не мог отнестись серьезно к девчонке, все помыслы которой были лишь в желании нравиться. Она была назойливой и болтливой, уделяла куда больше внимания своей внешности, а не тренировкам, боялась сломать ноготки при метании сюрикенов. Однако Учиха больше не решался обижать её, понимая, что всё это не его дело. Поэтому мальчик терпеливо и смиренно сносил её знаки внимания.       Некоторые одноклассники тоже оттаяли. Хьюга Окуро отдал весь свой обед бродячей собаке, и Мамору с готовностью поделился с ним бенто. Окуро сперва смутился и вежливо отказался, но, кажется, голод был сильнее, и мальчик сдался под его напором. За обедом они смогли поболтать, и Мамору узнал, что тренировки в клане Хьюга очень суровые, и детей ставят в спарринги с четырёх лет. Однако сам Окуро не проявлял больших достижений во владении бьякуганом, и его суровая воинственная мать была им разочарована. Мамору проявил сочувствие и понимание, и ему было неясно, почему родители оценивают своих детей, когда им достаточно просто любить их. Окуро оказался очень добрым и чувствительным мальчиком, который часто подкармливает бродячих животных или помогает старикам.       Нара Кохаку всё ещё держался особняком и, кажется, ненавидел Мамору. Однако Учиха узнал от Инузуки Изао, что Кохаку был сиротой: его отец, Нара Даэн*, погиб на Четвёртой Мировой войне, когда Кохаку только родился, а мать умерла от загадочной и неизлечимой болезни, когда мальчику было пять лет. Эти факты заставляли Мамору посмотреть на Кохаку другими глазами. Учиха заносчиво считал, что ему приходится тяжелее всего, потому что его родителей нет рядом. Но они у него были, в отличие от Кохаку, а в отличие от Окуро, его мама всегда поддерживала его и не оценивала способности или силу.       В один из промозглых ноябрьских дней Мамору возвращался домой с занятий. Учиха остался на дополнительные тренировки и в итоге ушёл последним, позабыв о времени. Уже стемнело, и мальчик торопился, ожидая нагоняй от тёти, однако недалёко от игровой площади его остановили возбужденные голоса и громкий смех. Мамору обернулся на звуки, и увидел весьма неприятную картину: трое взрослых генинов, лет четырнадцати на вид, пинали лежащего мальчика, бросали в него палки и камни. Мальчик без конца производил попытки подняться, но один из хулиганов ногой толкал его обратно на землю. Мамору без лишних раздумий ринулся на помощь, ощущая, как горячий, липкий гнев проникает под кожу.       — Отстаньте от него! — Крикнул он и молниеносным движением скинул одного из мальчишек с бедолаги.       Два других с яростными воплями кинулись на Учиху. Его противники были гораздо старше, крупнее и выше, но Мамору, не прилагая особых усилий, раскидал бездарей по площадке и самодовольно отряхнул руки.       — Малявка! — Рявкнул самый крупный из хулиганов, еле-еле поднимаясь на ноги. — Мы генины, а ты сопля!       Мамору расхохотался в ответ.       — Такие здоровые, а всё ещё генины, — с издевкой усмехнулся он. — Проваливайте отсюда!       Главарь «банды» побагровел и хотел было снова ринуться в атаку, но, кажется, его товарищи были куда благоразумнее и поспешили увести несдержанного друга. Мамору же чувствовал небывалый прилив сил и даже гордость, пока не услышал знакомый голос за спиной:       — Кто тебя просил лезть? — Гневно процедил Кохаку, вставая на ноги. — Выскочка.       Мамору был в крайней степени удивлён. В темноте он не разглядел лежащего на земле мальчика, да и не думал об этом. Кохаку был потрёпан, на лице красовались ссадины, одежда испачкалась.       — Ты же мог поколотить этих остолопов! — Не выдержал Мамору. — Ты же...       — Нет, не мог, ясно? — Прорычал Кохаку. — Они... я... Знаешь что...       Нара начал задыхаться от нахлынувшего негодования, и Мамору решил, что ему лучше уйти.       — Больше никогда не смей защищать меня, понял? — Крикнул Кохаку вслед, но Мамору даже не обернулся.