love you like catching the wind

Когда Бора в очередной раз не возвращается после полночи, Шиён, привыкая, не мучает себя переживаниями за неё. Но именно в тот день переживать стоило. В редких случаях у Боры пропадал инстинкт самосохранения и она уговаривала друзей сделать что-то опасное, отчего бурлит адреналин внутри. Когда-то они чуть не разбились на мотоцикле. Когда-то Бора чуть не утонула в озере, неосторожно спрыгнув с высокого обрыва. После встречи с Шиён Бора подобного не вытворяла. Представляя, что она сделает Шиён больно, Бора сбавляла скорость на мотоцикле, не вписывалась в опасные тусовки, не провоцировала пьяных парней на драки. Но, придя на заезженную машинными шинами поляну, в Боре бушевали чувства, срочно потребовавшие выход. Бора дышала и видела улыбку Шиён. Бора пила и чувствовала пальцы Шиён, переплетённые с её. Бора смеялась и думала, чем занята Шиён, смотрит ли она шоу, читает ли книгу, может пьёт чай перед сном или разговаривает с Гахён по телефону. Бора смотрела на пасмурное небо и представляла губы Шиён на своих. День ото дня становилось хуже, Бора чувствовала, что путается в себе сильнее, чем в семнадцать, когда родители просили определиться с будущим, а все, в чём была уверена Бора, что она желает никогда не останавливаться и вечно бежать, пока бежится. Поэтому Бора, когда внезапно накрывает волной, может, сорваться с любого конца галактики, чтоб примчаться домой, где обязательно будет ждать Шиён, мягкая и родная, до тёплой боли в груди, до солёных слёз по обветренным щекам. Поэтому Бора, когда внезапно убегает от поцелуя, но когда продолжает будто по-дружески обнимать Шиён по утрам, пока она готовит завтрак – само собой получается, что на двоих, – понимает, что делает всё неправильно. Она не хочет причинить боль Шиён, но причиняет. Она хочет с ней засыпать по ночами, но не засыпает. В последствии неправильных решений: по лбу стекает горячая кровь, замыливая и без этого нечёткий взгляд, а костяшки рук горят неумолимо, словно костёр исходит не снаружи, а изнутри. Когда Бора ввязывается в драку на поляне, якобы защищая честь друзей, она забывает – на самом деле помнит, но помнить не хочет, – что Шиён по обычному дожидается дома, чтоб вместе посмотреть запись сериала. Когда Бору больно ударяют в живот, а пред глазами вспыхивают звёзды, эти звёзды подозрительно похожи на те, которые она видит около Шиён. Бора сплевывает кровь на сухую землю. После драки она, едва передвигаясь, прислоняется к кирпичной, серо-бежевой стене и нашаривает в грязных джинсах монеты. Кабинка таксофона синяя и с глубокими царапинами, а стёкла обклеены старыми флаерами. Даже в их городке таксофонами давно не пользовались, но в моменты, когда телефон был утерян и разбит, это единственный способ спасения. Бора утыкается головой об стенку; на виски давит чудовищная боль. От трубки раздаются монотонные гудки. Следом тихий и неуверенный бархатный голос, действующий, как летний долгожданный дождь. – Алло? – сказав, Шиён приглушённо кашляет, и Бора, протяжно выдохнув, ворчит: – А я говорила, что вчерашнее мороженное было плохой идеей. От треска в борином тоне Шиён не на шутку пугается. Она на одном дыхании выпаливает тысячу вопросов, а Бора самозабвенно улыбается и, когда наступает тишина, просит её забрать. Бора знает, что Шиён хочет спросить ещё очень много вещей, но девушка поспешно говорит да, записывает адрес и сбрасывает резко звонок. Боре, по правде, не нужно было тревожить Шиён. Она же, как увидит в таком состоянии, может даже заплакать. Но Боре позвонить больше некому, и она ощущает, что вот-вот упадёт, потеряв сознание, самостоятельно до дома не добравшись. Она на мгновение перестаёт ощущать время. Не может разобрать, где она, что происходит, даже тогда, когда знакомые нежные руки притягивают к себе, когда знакомый нежный голос слышится откуда-то ото всюду. Бора просто знает, что она в безопасности. Бора просто чувствует, что может доверять без опаски. Уже дома она понемножку приходит в себя. Шиён суетится и мельтешит вокруг. Она усаживает аккуратно Бору на диван, убегает в ванную за аптечкой и дрожит вся-вся, едва не роняя бинты на обивку. – Почему ты такая дура, – Шиён всхлипывает, – зачем ты такое вытворяешь. Бора ей слабо улыбается. – Прости, – голос очень сиплый. Шиён от него ёжится. Она долгим взглядом осматривает Бору, красные пятна на лице, на толстовке, на руках, царапины на скуле, синяки на ключицах, вновь разбитая губа. Шиён задыхается от паники и дышит скорее чудом, чем своими силами. Бора это замечает, но не знает, как её успокоить. К лицу прижимается вымоченная в антисептике вата, и Бора громко шипит, за что Шиён судорожно извиняется. Глаза у неё красные. Бора воет внутри себя. Она, потревожив ноющее тело, перехватывает шиёновы руки и прикладывает к губам. Шиён смотрит поражённо и очень осуждающе, но Бора понимает, что заслужила. – У меня слов на тебя не хватает, – Шиён ещё раз всхлипывает и поджимает губы. – Я знаю. Несмело Бора целует шиёновы длинные пальцы. Благодарит и искренне просит прощения. Шиён, выхватив одну руку, опускает её на макушку Боры и медленно гладит. Бора под касаниями очень податливая. Либо виновато состояние, в котором она едва держится в сидячем положении. – Мне нужно закончить обрабатывать твои раны, – шепчет Шиён. Бора кивает и щурится от боли. – А как тебе станет лучше, мы поговорим. На этот раз Бора тянет невнятное «угу». Шиён двигается по дивану поближе и осторожно поднимает голову Боры за подбородок. Она бы прямо сейчас начала громко ругаться, но из-за вида Боры, беззащитного и раскрошенного на осколки, глотает в себе крики, молча вытирая с любимого лица кровь. Бора, сцепив зубы, молчит тоже и пытается по глазам Шиён угадать, о чём та думает. Но получается только осознать свою вину. И вероятно, Боре страшно, Шиён – как разрастающаяся буря, готова обрушить на голову град. И она точно безумная, раз упивается шиёновой заботе и радуется по влюблённому безрассудно. Шиён убирает со лба Боры волосы, дрожащими пальцами проводит по щеке – там с каждой секундой отчётливей виднеется синяк – и не думает, что ни разу так долго не прикасалась к Боре. А Бора об этом думает, и у неё сладко ноет в груди. – Голова не кружится? – тихо спрашивает Шиён. – Немного, – Бора была готова соврать, но зачем-то сказала правду. – Сотрясения точно нет. Просто… пережила много чувств. – В больницу всё равно сходить лишним не будет. В последний раз Шиён прижимает влажную вату к ссадинам, убедившись, что ничего не пропустила, отодвигается. Бора неловко сжимает ладони в кулаки и хочет от шиёнова взгляда укрыться. Губы печёт то ли от ударов, то ли от того, как сама смотрит на сжатые в полосочку губы Шиён. – Можешь идти спать, – выдохнув, решает Шиён. Ей бы расспросить прямо сейчас Бору о всём случившимся, но она вроде пообещала, что попозже. Иначе Бора и впрямь растворится в воздухе. У Боры очень побледневшая кожа. У Боры очень загнанный взгляд. И Бора медленно машет из стороны в сторону. Молчит и не может ничего ответить. Поэтому вновь тянет руку вперёд, а Шиён зажмуривается, ощущая на затылке холодные пальцы. – Снова сбежишь? – выпаливает Шиён. Голос садится неосознанно; там слышен неприкрытый упрёк, что снова задевает Бору. Дышать стало трудно. Бора перебирает разбитыми пальцами шиёновы волосы. – Не хочу, – почти плачем говорит она и не затухает порыв в солнечном сплетении, чтоб, как тогда у моря, почувствовать тёплое дыхание Шиён на своём лице. Бора скользит ногами по обивке дивана, от её движений Шиён вздрагивает, но с места не двигается, ожидая ощутить горячее на губах. Шиён думает, что Боре правильнее было бы спросить. Но Бора и без этого чересчур непостоянна, что от неудачного слога вскочит на ноги и унесётся в закат. Но Бора не целует. Она смотрит на Шиён, второй рукой гладит её брови, гладит родинку на подбородке, гладит совсем чуть контур розовых губ. Следом – Шиён ощущает крепкую хватку на плечах и гулки выдох в шею. Бора до серебряных мушек под веками жмурит глаза, трясётся не от ветра, ведь в их доме комфортно и тепло, и сжимает Шиён в объятьях до смешного отчаянно, но Шиён не может смеяться, она вообще – не может ничего. Бора носом зарывается в ямочку между ключиц. Шиён прижимается виском к растрёпанным тёмным волосам, сильно пахнущие морской солью и шумными волнами, и укладывает ладони на хрупкую спину. Так она говорит, что совсем не прочь обниматься. Бора улыбается – неуверенно и напугано. – Я бы хотела спать с тобой, – спешно шепчет Бора, – можно? Сегодня можно? Кажется, Бора никогда не была такой: не в детстве, не в отрочестве, не тогда, когда её бросили все друзья, не тогда, когда она осталась одна против всей вселенной. И Шиён видит Бору такой, но вместо того, чтоб отмахнуться, сказав, что Бора совсем перестала быть похожей на ослепляющее солнце, под которым Шиён понемногу находила себя, она целует Бору в макушку и обиженно отвечает: – Ты пока не заслужила. Бора сильнее смыкает руки вокруг шиёновой шеи. Бормочет невпопад и пытается уговорить. А Шиён лишь снисходительно целует вновь. Она подхватывает Бору на руки, Бора цепляется, цепляется, боясь утонуть, и боль внутри, боль снаружи, невыносимая, режет хлеще ножа. Рядом с Шиён буря превращается в штиль, и через секунду Бора спокойно сопит на ухо, доверительно оставаясь на руках. Бора весит почти ничего, и это снова роднит её с ветром. Шиён без проблем доносит девушку до кровати, закутывает плотно в одеяло и на ночь целует сухими губами в лоб.

\\

Когда по утрам по прогнозу из газет говорят про хорошую погоду и Бора при этом остаётся дома, Шиён начинает осознавать, что-то поменялось. Когда по утрам Бора подходит сзади и укладывает голову на плечо, заглядывая, что Шиён готовит, это осознание достигает понимания. – Ты поешь сегодня дома? – Шиён звучит очень удивлённой. – Ты же… по средам всегда ешь в кафешке через две улицы. Бора пожимает плечами, вжимается до нехватки кислорода в Шиён и хриплым после сна голосом: – С тобой завтракать лучше. Шиён фыркает, оборачивается, попадая в ловушку. Бора недозволенно близко. Надавливает бёдрами. За спиной шумит кофемашина и каша как бы не пригорела. На лице у Боры широкая улыбка, как бывает у людей, выспавшихся впервые за неделю и у тех, кто не терзается теми страхами, что преследовали всю жизнь. Шиён на долгое время зависает. Бора встаёт на носочки, чтоб дотянуться, и благодарно целует в щёку. Мгновенно Шиён краснеет. Как ни в чём не бывало Бора уносится в гостиную, жалуется на то, как побаливает тело после драки, громко смеётся, а Шиён остаётся на кухне безумно растерянной, с очередным переполохом из-за Боры. Оказалось, в жизни Шиён именно её не хватало. Утро приобретает иное значение, и бледно-жёлтое осеннее солнце, касающееся шиёновых голых коленок, внезапно греет, точно как неторопливые маленькие ладони.