Слегка женаты

Поскольку Се Лянь уже дождался возвращения Хуа Чэна, ему больше не нужно было постоянно находиться в монастыре Водных Каштанов. Поэтому теперь он проводил часть времени, выполняя свои божественные обязанности на верхних небесах или в мире людей, а в свободное время частенько гостил во дворце Хуа Чена в Призрачном городе. Но всё равно монастырь Водных Каштанов оставался их любимым прибежищем. Лишь там они превращались из небожителя и князя демонов в Сань Лана и его гэ-гэ, отдыхая от всех забот. В один из таких визитов Се Лянь с удивлением обнаружил, что неподалёку от его хижины развернулось масштабное строительство. Он поинтересовался у рабочих, что они строят. – Храм Императора Небес, – ответили ему те. – Сань Лан, я же просил тебя больше не возводить для меня храмов. Мне вполне достаточно нашей скромной хижины, – упрекнул его высочество своего спутника. – Но это не я. Если не веришь, спроси их, – растерянно ответил Хуа Чэн. – Уважаемые, на чьи средства строится этот храм? – поинтересовался Се Лянь. – Дык, наместник распорядился и выделил из казны денег, а потом ещё местные собрали, чтобы храм был пышнее. Говорят, что при новом Небесном Императоре все молитвы исполняются и простому люду жить стало лучше: нет ни засух, ни ураганов, второй год подряд уродился небывалый урожай, молока у коров вдоволь, нечисть людей не тревожит. Вот и решили построить в знак благодарности Се Ляню этот храм. – Ой, да что вы, я просто выполнял свои обязанности, – смущённо покраснел его высочество. – Простите, Господи, не признали, – попадали ниц каменщики. Лишь один остался стоять, пристально всматриваясь в лицо Се Ляня. – Прошу вас, не нужно становиться на колени. Достаточно того, что вы веруете и искренне молитесь, – засуетился Се Лянь, пытаясь поднять то одного, то другого. – Я оказался прав – статую Небесного Императора следует изваять не в парадных доспехах, а в монашеском облачении, – промолвил тот из рабочих, который остался не коленопреклонённым. Судя по всему, это был скульптор. – Если бы его божественное высочество согласился мне позировать… – Нет, – смерив его полным ревности взглядом, перебил Хуа Чэн. – У его высочества слишком много дел и мало времени, поэтому тебе придётся полагаться на свою память. - Князь демонов считал, что лишь он может в полной мере передать то уникальное сочетание мужественности, красоты и сострадания, что таили в себе черты лица наследного принца. – Конечно, я понимаю, – сказал скульптор и поклонился. Се Лянь и Хуа Чэн попрощались с зодчими и скрылись за дверью своей хижины. – Что такое, Сань Лан, неужели ты боишься конкуренции? – поддел Се Лянь князя демонов, когда они остались наедине и от внешнего мира их скрыла завеса невидимости. – Ничего я не боюсь, – возразил тот. – Просто считаю, что никто кроме меня не имеет права прикасаться к твоему прекрасному лицу. Хуа Чэн обхватил ладонями лицо наследного принца и впился в его губы глубоким и властным поцелуем. – Ах, Сань Лан, ты же знаешь, что я твой, а ты мой, и лишь это имеет значение, – сказал Се Лянь, когда получил возможность дышать. К этому моменту его мужское естество уже мучительно ныло, требуя разрядки. – Если этого недостаточно, то я готов перейти с тобой последний мост. – Гэ-гэ, тебе же нельзя, – возразил Хуа Чэн. - Твои духовные силы… – Благодаря тебе вернулись ко мне и многократно приумножились. Что с того, что я лишусь их толики? Ведь ты в любой миг можешь поделиться со мной своими, – если раньше Хуа Чэн выступал в роли соблазнителя, то теперь сам Се Лянь страстно желал совратить Хуа Чэна и заставить его перестать относиться к себе, как к хрупкой фарфоровой статуэтке. Се Лянь был богом, но, несмотря на это, оставался человеком, а это означало, что ничто человеческое ему не чуждо. – Его высочество получит всё, чего он только пожелает, – улыбнулся Хуа Чэн и, щелчком пальцев заставив свои красные одежды рассыпаться в прах, предстал перед наследным принцем во всём великолепии своего тщательно придуманного и воплощённого в плоть сильного юного тела. – Сань Лан, что ты творишь? – простонал, стыдливо прикрывая глаза рукавом, Се Лянь. – Служу своему богу, – ответил Хуа Чэн и, встав на колени, снял с наследного принца сапог и поцеловал пальцы его ноги. Хуа Чэн знал, как сильно действует на его высочество эта ласка. – М-м-м, – выразил своё одобрение Се Лянь, торопливо развязывая завязки на своих белых одеждах. Закончив с пальцами, Хуа Чэн стащил с него нижние штаны и принялся покрывать поцелуями стройную ногу, двигаясь снизу вверх. Когда демон приблизился к паху, его высочество уже изнывал от желания. Они уже столько раз спали рядом и целовались бессчётное число раз; порой их ласки были довольно откровенными, но они ещё ни разу не переходили последней черты. Со временем Се Лянь перестал пытаться сбежать, если что-то его смущало, но до сих пор не решался раздеться донага перед Сань Ланом и поспешно отводил глаза, когда тот снимал при нём рубаху. Зато хотя бы не возражал, если в процессе ласк руки Хуа Чэна забирались к нему под одежды, поглаживая кожу. Это было, конечно, хорошо, но князю демонов хотелось большего – слиться с его высочеством, став хотя бы ненадолго одним целым. И вот, когда, наконец, этот миг настал, он был готов пойти на попятную. Потому что, несмотря на то, что градоначальник Хуа на протяжении сотен лет слушал звуки пипы во Дворце Наслаждений и был хорошо осведомлён об играх перевернутых облаков и опрокинутого дождя, к практической стороне вопроса никогда не переходил. Потому что всё своё посмертие был одержим лишь наследным принцем Сяньлэ, и никто другой ему не был нужен. Так что он был таким же девственником, как и Се Лянь, и потому опасался причинить боль своему богу. – Сань Лан, что же ты мешкаешь? – не понял его замешательства Се Лянь, так и не решившийся расстаться с нижней рубахой. Комкая пальцами подол, он смотрел на Хуа Чэна затуманенным взором, и не было зрелища прекраснее этого. Его высочество был стройным, но при этом необычайно сильным, и это сочетание утонченности и мощи сводило Хуа Чэна с ума. Он хотел, чтобы Се Лянь предался вместе с ним неистовой страсти, что много сотен лет сдерживалась в его душе. Чтобы растворился в наслаждении так же, как Хуа Чэн жаждал раствориться в своём божестве. Чтобы в свой первый раз они оба ощутили лишь блаженство. Хуа Чэн огляделся в поисках подходящего масла и, не найдя ни на импровизированном алтаре, ни на кухне ничего подходящего, понял, что придётся обходиться собственными средствами. Он увлёк Се Ляня на лежанку и крепко обнял. Хуа Чэн облизал изящное ушко его высочества своим длинным юрким язычком и зашептал в него непристойности. Его высочество покраснел, как маков цвет, но кивнул в знак согласия. Хуа Чэн покрыл его тело поцелуями, медленно двигаясь от шеи к паху. Обвёл на пробу языком уздечку, которую не накинешь на коня, и принялся вылизывать его нефритовый жезл и яшмовые бубенцы. Принц охал, стонал, впивался пальцами в его волосы. Затем Хуа Чэн настойчиво, но нежно перевернул принца на живот и, раздвинув ладонями половинки его персика, принялся вылизывать своим длинным язычком его хризантему, проникая в самую её сердцевину. Его высочество вздрагивал и постанывал от движений его языка, а Хуа Чэн старался доставить ему максимальное наслаждение, одновременно готовя к следующему этапу их близости. – Сань Лан, что ты делаешь? – задыхаясь от стыда и наслаждения, простонал Се Лянь. – Надеюсь, что делаю тебе хорошо, – ответил Хуа Чэн и продолжил всё глубже проникать в него своим языком. – Очень хорошо, – признался Се Лянь, – но это ужасно непристойно. – Нет ничего непристойного в том, что делают двое наедине по обоюдному согласию, – возразил демон. – Тогда продолжай, – выдохнул наследный принц, плавясь от нежного проникновения длинного язычка в свои сокровенные глубины. Когда хризантема принца полностью раскрылась, Хуа Чэн понял, что пришло время штурмовать медные врата, и открыл их своим нефритовым стеблем. Поскольку на тот момент оба пребывали в сильнейшем возбуждении, то вскоре достигли сияющих пиков. Хуа Чэн не был уверен, что с первого раза нашёл потайную жемчужину принца, но тот выглядел счастливым, а значит то, что они сделали сегодня, было правильным.