Начиная с сегодняшнего дня

      План прошел успешнее, чем ожидалось: Се Лянь говорил, что потерял деньги, изображал великие страдания и страшную вину, а в горле при этом пузырился какой-то глупый смех из-за таблеток. Встревоженные лица отцов размазывались перед глазами, превращаясь в карикатурные маски, словно кто-то наложил на них фильтр из инстаграма в реальной жизни. Все вокруг сияло, празднуя его победу.       Еще более приятным сюрпризом стало то, что они позволили ему остаться дома на пару дней, пока синяк не станет менее заметным. Лишь одно омрачало эту радость:       — Ты помнишь, как они выглядели? — глаза Му Цина горели как у детектива, напавшего на след. — Где это произошло?       Се Лянь медленно сделал глоток чая, не глядя ему в лицо. Подумал: знали бы вы, какое еще событие я от вас скрыл.       — Темно было, — размыто отозвался он. — Вроде их было трое…       Вспомнил крепкое телосложение Сяолэя — сойдет за троих?       Добавил:       — Высокие. Вышли из переулка, я даже понять ничего не успел.       — Вот поэтому я и звал тебя в зал с собой столько раз, — укоризненно проворчал Фэн Синь, разгрызая арахисовое печенье. — Ты со спины на девушку похож, так и думал, что подобное когда-то случится.       — Я ходил с тобой в зал, — напомнил Се Лянь. — И даже не раз.       — Ага, месяц от силы, а потом свалил на эту свою скрипку, или что там у тебя было.       — Гитару!       — Да хоть контрабас, — закатил глаза Му Цин, который, в отличие от него, ходил на уроки игры на гитаре до сих пор. — Тебе нужно обратиться в полицию. Вдруг там есть камеры!       — Нет там камер, — сказал Се Лянь, специально назвавший место, за которым ниоткуда не проследишь. — И полиция меня нахрен пошлет без каких-либо данных. Забудьте, это всего лишь пара синяков.       — И куча денег, — напомнил Му Цин любезно.       — Не так уж там много было, — почти с сожалением возразили ему. Будь там больше, он бы и купить побольше смог, но лучше уж так, чем совсем ничего. — В следующий раз буду осторожнее.       — Ну, хочешь, мы тебя будем провожать? — предложил Фэн Синь. У Се Ляня от ужаса такой перспективы зашумело в ушах. Еще чего не хватало!       — Нет, спасибо, — отказался он, надеясь лишь, что прозвучало не слишком поспешно. — Хватило и того, что отцы меня на учебу возили. Я сам могу дойти до своего репетитора.       Ребята посмотрели с сомнением, но отстали, а он перевел дух — и тему.       Запас, полученный таким трудом, ушел до обидного быстро, и вот ему снова пришлось думать, где же взять денег. На попытку повторно открыть курсы каллиграфии все студенты разве что пальцем у виска не покрутили — кто же пойдет туда перед экзаменами? Отлично звучала идея писать за других дипломы, Се Лянь был уверен, что справится с этим на раз-два за пару дней, но из-за постоянного нарушения концентрации внимания первая же попытка чудом не увенчалась провалом, и он решил больше не рисковать. В жизни словно бы наступила длинная и беспросветно-черная полоса, за что бы он ни брался, все валилось из рук и получалось так-сяк. Временами ему казалось, что его подменили, что это тело, этот разум даже не его. Как он мог настолько измениться всего за несколько месяцев?       Брать в долг у Цинсюаня, не возвращать и опять брать становилось уже неловко. Все вновь сводилось к одному: нужно было убедить отцов… ему нужны были деньги. Полной суммы, которую они отдавали за его курсы, хватило бы, наверное, на несколько недель. Если экономить, разумеется. Нельзя все спустить за пару-тройку суток вместе с ребятами, даже если это означало бы лучшие несколько дней в его жизни. Однако все эти деньги ему не получить точно, оставалось надеяться лишь на единичные выплаты.       Се Лянь вытер подрагивающие руки о джинсы и медленно спустился по ступеням вниз, пытаясь подстроить каждый шаг под удар нервно бьющего в висках пульса. Раз, два, три. Раз, два, три. Еще немного осталось, ему не придется вновь испытывать эту жгущую внутренности жажду. Он успеет добраться до Ци Жуна раньше собственной совести.       — Пап, — позвал он почти робко, заглядывая на кухню. Воздух там пропитал запах мяса и специй, и если раньше у Се Ляня слюнки бы потекли, то сейчас он почувствовал лишь легкую тошноту.       Мэй Няньцин, стоящий у плиты с лопаткой наперевес, обернулся и тепло взглянул на него. Се Лянь не позволял этому взгляду обмануть себя- ничто не помешает отцу запереть его, если он вновь проколется.       — А-Лянь, ты уже пошел? Еще есть время, сядь и поешь. Я помню, как ты любишь свинину по этому рецепту, специально вернулся пораньше, чтобы приготовить ее для тебя…       Тошнота, до того ворочавшаяся где-то в области желудка, теперь медленно поползла по пищеводу. Се Лянь сглотнул и покачал головой. Он не хотел есть. Когда вообще последний раз у него был аппетит? Сейчас все, чего хотелось постоянно — это освободить голову, расслабиться и погрузиться в свой маленький мир удовольствий. Желательно видя где-то рядом Хуа Чэна.       — Спасибо, — сказал он, понимая, что его молчание затянулось, а улыбка отца потускнела, когда он не увидел ожидаемой реакции, — я не хочу есть. Позже, ладно? Я спешу, сегодня госпожа Пан попросила прийти пораньше, у нее срочные дела. И еще попросила отдать деньги за это и предыдущее занятия сегодня.       Мэй Няньцин отложил лопатку в сторону. Се Лянь видел, как он заметно поник, явно пораженный и огорченный таким сухим отказом попробовать блюдо, приготовленное специально для него. Раньше он бы бросился обниматься, наверное? Сейчас Се Лянь не подошел бы к отцу ближе, чем на метр — от него еще пахло травкой, и хоть запах и выветрился большей частью, чуткий нос отца мог почувствовать остатки. Так рисковать было нельзя.       — Прости, что я тогда так глупо потерял все, — добавил он, пытаясь надавить на жалость. — Но в этот раз ей точно нужны деньги для каких-то ее дел, потому я постараюсь быть осторожнее.       — Нет, А-Лянь.       Ему показалось, что он ослышался.       — Что?..       — Ты больше не будешь ходить по темноте один, тем более с деньгами. Я сам буду тебя возить. Или вызывать такси.       О, нет-нет-нет. Се Лянь почувствовал, как от наступающей паники немеют пальцы.       — Но… это было всего раз, больше не повторится, обещаю!       — Как ты можешь это обещать? Нам хватило и одного раза, мы не хотим однажды потерять тебя.       Итог этого спора был решен еще до его участия, возражения не принимались и давились в зародыше проснувшейся отцовской паранойей на тему безопасности. Он подозревал, что не последнее место тут играли обожаемые ими криминальные сводки и сериалы с кучей убийств самыми разными способами — возможно, они уже мысленно представили его на месте главного героя и придумали сюжет не хуже сценаристов этих самых сериалов.       — Да делайте что хотите! — в сердцах выпалил он наконец и поспешно скрылся в комнате, чувствуя непреодолимое желание что-нибудь сломать. Планы рушились, все шло куда-то не туда — и в очередной раз из-за семьи.       — Ты можешь говорить, что хочешь погулять со мной после занятия, — предложил Цинсюань, когда Се Лянь позвонил ему перед сном, привычно сообщив лишь половину правды. — Не пойдут же они вместе с нами. Сделаем вид, что собираемся в кафе или кино, а сами смоемся через черный ход и поедем к ребятам. Но нам придется координировать свои действия, чтобы каждому было удобно, так что лучше предупреждай заранее, если захочешь провернуть этот трюк — родители не в духе, и с братом я опять поругался на днях, пока не могу уходить когда вздумается, иначе он совсем разозлится.       Се Лянь повернулся на бок, комкая край одеяла в пальцах. Его немного тошнило. Знать бы: от голода или наркотиков?       — Раньше ваши ссоры было так хорошо слышно, а в последнее время тишина, — заметил он.       Цинсюань вздохнул:       — Ему было очень неловко, когда он узнал о том, что все соседи в курсе наших проблем. Теперь он не кричит, но, знаешь… звучит куда жутче. На крик можно ответить криком, а когда он начинает вот так разговаривать… как сейчас… я тут же теряюсь.       Се Ляню хотелось спросить про родителей — Цинсюань упоминал их так редко, что иногда вообще вылетал из головы сам факт их существования, — однако решил не расстраивать друга еще сильнее. За спиной его, жизнерадостного и улыбчивого, копились и скрывались свои проблемы и секреты, и далеко не обо всех следовало знать остальным.       — На самом деле, — прервал воцарившуюся меж ними тишину Цинсюань, — я страшно хочу выпить. И увидеться с Хэ-сюном. Когда там у тебя следующая консультация?       Впрочем, на деле оказалось, что они больше волновались: как и обещали, после работы отцы по очереди отвозили Се Ляня к дому мадам Пин, а после занятия вызывали ему такси, однако на встречи и «ночевки» к Цинсюаню все еще отпускали. Они показательно шумели какое-то время, затем формировали подобие спящих в кровати фигур, вылезали через окно, и вскоре Се Лянь уже мчался по трассе, сжимая коленями сиденье байка. Иногда друг уезжал раньше, не дожидаясь его, но оставлял окно открытым, чтобы он мог залезть внутрь, оставить вещи и отправиться следом — все складывалось так славно, что даже пугало, и Се Лянь молил всю свою удачу о том, чтобы никто не раскрыл их обман.       Относительно разобравшись с одной проблемой, он столкнулся с другой, которая никуда и не уходила: темой денег. Он уже потерял счет тому, сколько должен Цинсюаню, и число это неумолимо росло. Удачей иметь столь щедрого и обеспеченного друга он пользовался с наглостью, присущей отчаявшимся и бессовестным людям, однако и эта река в конце концов начала мелеть.       — Это все, что я пока могу дать, — с сожалением сказал Цинсюань на очередную просьбу помочь, протягивая ему несколько купюр. Се Лянь поймал его, слегка шатающегося от выпитого, у выхода. — Брат опять начал что-то подозревать и ограничил мои расходы. Если я не подыграю, все может закончиться тем, что он просто увезет меня в клинику… а я туда вообще не хочу. Ужасное место!       Наверное, подумал Се Лянь, только такие люди могут назвать комфортабельную клинику с бассейном, массажистом и пятиразовым питанием ужасным местом.       Он вскинул взгляд, вновь опустил на протянутые деньги и через силу покачал головой.       — Ничего. Оставь себе. Не так уж мне и надо, на самом деле.       И спрятал в карманах трясущиеся пальцы. Вокруг слишком пахло травкой, неподалеку кто-то нюхал кокаин, и Се Лянь был слишком уверен, что почти у каждого здесь есть несколько запрещенных препаратов, чтобы оставаться от такой мысли спокойным. Слишком хотелось закинуться хоть чем-нибудь, чтобы приглушить эту постоянную нервозность и спутанность мыслей. Чтобы вообще перестать думать.       — Отстань от него, — сухо велел подошедший Хэ Сюань, удерживая зажмурившегося и оттого чуть не упавшего куда-то вбок Цинсюаня за плечо. — Он едет домой.       — Ты запрещаешь мне разговаривать с другом? — изумился от подобной наглости Се Лянь. — С какой это стати?       Хэ Сюань не стал тратить время и силы на ответ. Повернулся спиной, игнорируя его так откровенно, что Се Лянь не нашел слов, и слабо подтолкнул Цинсюаня к выходу. Тот заворчал, но послушался. В отличие от Се Ляня, Цинсюань всегда ездил исключительно с одним водителем — как и Хэ Сюань соглашался возить только его одного.       — Увидимся, дружище! — крикнул он Се Ляню, взмахивая свободной рукой на прощание.       — Угу, — пробормотал тот в ответ, глядя на то, как удаляется его последняя надежда. Люди здесь могли заставить его расслабиться и почувствовать себя уютно, однако вот денег они не давали принципиально.       Даже Цзянь Лань и Сюань Цзи покачали головой на его робкую просьбу.       — Мы студентки, — сказала Цзянь Лань, накручивая на палец прядь волос скорее нервозно, чем кокетливо. Золотистый глиттер гипнотически поблескивал на ее скулах, притягивая взгляд. — Нашел ты, у кого в долг просить, нам самим кто бы подкинул.       Однако, подумав немного, она схватила его за рукав и притянула ближе. Заинтригованный и полный надежд, Се Лянь послушно наклонился, чтобы было удобнее шептать.       — Но ты можешь попросить у Чэнджу, разве нет?       Ох, полное разочарование. Се Лянь едва сдержался, чтобы не застонать.       — Я думал, ты что-то более дельное придумаешь. Это бесполезная и абсолютно унизительная затея.       — Ты попросил даже у Сяолэя, с которым недавно почти подрался, — фыркнула Сюань Цзи, совершенно не впечатленная, — а теперь говоришь про бесполезность и унижение? Чэнджу — самый близкий тебе человек здесь, не считая нас и Сюань-Сюаня, и он явно тебе благоволит. Пожалуй, единственный тут, кому он может дать в долг — это именно ты.       — Он не даст, — повторил Се Лянь, но уверенность этих двоих пробудила в нем надежду: а если и правда получится? В конце концов, в постели он часто делился с ним сигаретами, несмотря на когда-то высказанное противоположное обещание.       — А ты проверь, — будто лисицы-обольстительницы шептали ему девушки, — если даст, представь, как остальные обзавидуются!       Сдавшись под их напором, Се Лянь нашел Хуа Чэна взглядом: тот играл в карты с еще тремя парнями, и с каждым их ходом тень усмешки на его губах становилась все более торжествующей. Сидящие вокруг зрители благоразумно не отдавали никому явного предпочтения — быть на стороне противников Хуа Чэна не хотелось так же сильно, как и показаться ему подхалимами, коих тоже не особо жаловали.       Каждый раз неожиданно приятным казалось чувство, возникающее, когда он подходил — и люди, сидящие (слишком) близко к Хуа Чэну, безмолвно уступали место, словно он действительно имел право занять его. Увитая браслетами женская кисть убралась с колена с короткой заминкой в ожидании, что ей позволят остаться, однако Хуа Чэн не обращал внимания на пересадки рядом — бросив на стол последнюю карту, он откинулся на спинку, не скрывая торжества.       — Сегодня кто-то остается без зарплаты.       Один из игроков выругался, бросил карты и вскочил с дивана.       — Ай, да пошел ты! Мухлюешь!       — А ты докажи, — развел руками Хуа Чэн. — Не доказано — не факт. Ты же юрист, сам знаешь.       — Меня жена прикончит, если я без денег вернусь!       — Не слишком ты о ней думал, когда садился играть.       Парень, скрипя зубами, достал бумажник, оставил пачку купюр на столе и куда-то убежал, бормоча ругательства себе под нос. Остальные с неохотой добавили свои ставки, а Хуа Чэн, дав им вдоволь налюбоваться на картину кучки денег, нарочито медленно сгреб ее к себе, пересчитал, сложил пополам и небрежно сунул в карман. Се Лянь, глядевший на это как завороженный, с трудом опустил взгляд, сдерживая желание выхватить их и убежать. На эту сумму он мог бы столько всего купить!       Настроение у него немного поднялось: если Хуа Чэн только что выиграл, то вряд ли станет жадничать.       — Тоже будешь играть? — он, погрузившийся в мечты, не сразу осознал обращенный к себе вопрос.       — Я? — переспросил на всякий случай. Рядом кто-то хихикнул.       — Ты, ты, — вздохнул Хуа Чэн, кивая на карты. — Вместо этого идиота.       Се Лянь видел достаточно таких игр, чтобы знать — против любого из них, не говоря уж о Хуа Чэне, со своим уровнем и неумением незаметно хитрить он не продержится и десяти минут.       — Ты у меня последнее забрать хочешь? — укорил он. — Знаешь ведь, что я тут же вылечу.       — За твоими проигрышами забавно наблюдать, — не стал скрывать подлых намерений тот. — Когда что-то идет не так, как хочется, ты делаешь довольно смешное выражение лица.       Се Лянь возмущенно уставился на него.       — Ты… Ты просто… — он не нашел подходящего слова, осекся, вспомнив, что нельзя сейчас ругаться, и махнул рукой. Пускай смеются сколько влезет, его это не слишком-то и заботит. — Не буду я с вами играть.       Поняв, что веселье накрылось, остальные постепенно расползлись по углам. Се Лянь сидел, ковыряя ткань брюк, дожидаясь терпеливо, пока они останутся наедине — ну, относительно. Хуа Чэн, бросая на него косые быстрые взгляды, зажег сигарету, но предлагать не стал.       — И? — спросил он наконец, когда на диванах рядом с ними никого не осталось. — Тебе что-то от меня надо, я прав?       — Да, — не стал скрывать Се Лянь. — У меня… непростой период. И мне… мне… — он замялся, перебарывая гордость, но Хуа Чэн, словно назло, выдохнул дым в его сторону — и это все решило, — … мне очень нужны деньги! Разумеется, я верну позже.       Се Лянь понял, что из этого вряд ли что-то выйдет, как только Хуа Чэн открыл рот.       — Зачем? — спросил он коротко.       — А какая разница?       — Это не ответ.       — У меня есть дела, которые тебя не касаются, — отозвался Се Лянь, начиная сердиться. — С каких пор я должен отчитываться о своих тратах перед кем-то?       — Я не дам тебе ни юаня, — отчеканил Хуа Чэн, прищурившись. Он застыл, не ожидая такого холодного отказа. — И больше даже не поднимай со мной эту тему.       — Но… почему? Я же не так уж много прошу. Мне действительно очень нужны эти деньги!       Хуа Чэн вскинул брови и повернулся вбок, глядя ему прямо в глаза.       — О, правда? Какая печаль, ведь я уже сказал, что ничего не дам, так что лучше тебе забыть про эти свои… планы, — он выделил это слово почти с презрением, и Се Лянь закусил губу, чувствуя себя так, будто только что извалялся в грязи. Подумал: а ведь знал, что так будет, но все равно позволил глупым надеждам затуманить разум. — Возможно, ты решил, что я стал твоим… как это называют?.. папочкой, который будет радостно выполнять твои прихоти? Глупое предположение. Дам совет: не надумывай себе больше, чем можешь получить, и не лезь туда, куда тебя настойчиво просят не лезть. А еще лучше, — продолжил он как бы между делом, — вообще сюда больше не приходи.       Се Лянь моргнул, пытаясь понять, не послышалось ли ему.       — Повтори, — попросил он.       — Повторяю: не хочу, чтобы ты здесь находился.       — Ты меня выгоняешь? — это ощущалось больнее даже, чем удар по лицу от Сяолэя. Се Лянь растерянно уставился на него, не понимая, как все пришло вот к этому. Хуа Чэн выглядел слишком спокойным для подобного разговора.       — Мне повторить еще пару раз, чтобы до тебя дошло?       — Да пошел ты! — выплюнул Се Лянь, вскакивая на ноги. Несколько человек обернулось на них, но это его не волновало. Обида жгла изнутри, отчего-то защипало глаза. Он повторил еще раз, тише, — пошел ты… я никуда не пойду. Давай, заставь!       Хуа Чэн не сдвинулся с места, но смерил таким взглядом, что Се Ляню самому захотелось оказаться как можно дальше от этого места и хорошенько оплакать осколки своего доверия. И сколько таких, как я, уже прошло через подобное? — подумал он. Как я мог довериться подобному человеку? Как мог позволить себе думать, что возвысился над остальными, что стал особенным? Слова Линды, сказанные когда-то в клубе, столь не совпадавшие тогда с его пониманием мира, наконец сложились в голове пазл к пазлу, обрели смысл и наполненность: всегда одного можно сменить на кого-то поинтереснее, говорила она; ты не можешь предъявлять права на человека, который тебе ничего не обещал.       Никто здесь никому ничего не обещает, осознал он. Это правило, взятое за основу.       И тем, кто про него забывает, остается лишь бессильно злиться с полным обиды сердцем.       Возможно, сложись все иначе, он, оскорбленный и разбитый, действительно вернулся бы домой и на какое-то время забыл об этом месте, чтобы не бередить душу лишний раз, однако сделать ему этого попросту не дали: вальяжно въехавшая во двор дорогая белая машина преградила путь и коротко просигналила два раза, словно приветствуя. Се Лянь отошел назад, надеясь лишь, что это не была попытка его задавить.       Возникший в голове вопрос, кто тут может ездить на такой издевательски пафосной тачке, вылетел из головы, как только водительская дверь распахнулась. Бай, как всегда неразделимый со своей маской, выбрался наружу с хладнокровным изяществом человека, привыкшего быть на виду, и небрежно хлопнул дверцей.       Ну и почему, чёрт ты выпендрёжный, подумал Се Лянь почти сердито, явился именно тогда, когда мне нечем заплатить? Где ты шлялся, когда был так нужен?       Он знал, что его недовольство заметно — впрочем, и не пытался его скрыть.       — Прошло время — а в твоих глазах все та же грусть, — вздохнул Бай, оказываясь рядом. Говорил он вкрадчиво и медленно, как раньше, и Се Лянь поймал себя на странном чувстве ностальгии. — Могу ли я надеяться, что ты скучал по мне и моим подаркам?..       — Может, совсем чуть-чуть, — отозвался он тихо. В голове зрела идея и вновь рождалась из пепла надежда. — Где ты был?       — В разных местах, — уклонился от ответа Бай. — Не стоит забивать этим голову. Главное, что я вернулся.       Се Лянь не стал уточнять — понял уже, что честный ответ ему вряд ли понравится.       — Я пропустил что-нибудь интересное? — Бай положил ладонь ему на спину, под лопатками, и легко подтолкнул в сторону гаража. Се Лянь застопорился было, но решил — а почему бы и нет? Он знал, что этот человек в нем заинтересован, и мог убить двух зайцев разом: и получить от него выгоду, и Хуа Чэна позлить вместе с тем.       Ведь одного всегда можно сменить на другого? Так, кажется, ему говорили?       — Ничего, — сказал он и попытался улыбнуться. — Совсем ничего интересного.       Возвращение Бая всколыхнуло гараж как взрыв — особенным удовольствием для Се Ляня было видеть кислое лицо Ци Жуна, осознавшего, что его продажи опять упадут почти до минимума. Хуа Чэн глянул хмуро, на насмешливое приветствие ответил тем же тоном, и на этом, вроде бы, все застопорилось, однако Се Лянь отметил, каким взглядом тот смерил их, сидящих слишком близко друг к другу, и почувствовал злорадное удовлетворение, прижавшись еще ближе. Злость колола изнутри, но не имела под собой достаточных оснований — Хуа Чэн не заставлял его привязываться и что-то себе надумывать, он с самого начала вел себя как привык и меняться явно не планировал. Единственный, кто изменился, это Се Лянь: эти изменения накапливались постепенно и медленно, по капле, просачивались в его жизнь, копились и нарастали, обтачивали, словно вода камень, в ожидании момента, и теперь, когда плотина сдалась под их напором, оставалось учиться справляться с последствиями.       — Я раньше не видел здесь этой машины. На которой ты приехал.       — Да, — усмехнулся Бай, отпивая из стакана. — Потому что она новая. Старую сейчас, боюсь, не найти даже при всем желании.       — Вот как, — пробормотал Се Лянь, неловко кашлянув. — Вижу, ты времени зря не терял.       Бай поставил стакан на стол и повернулся к нему, свободной рукой заправляя выпавшие из хвостика пряди волос за ухо. Се Лянь сделал вид, будто большой палец, скользнувший по его губам, задержавшись на несколько мгновений, всего лишь случайность.       — Полагаю, ты тоже. С того момента, как я здесь появился, господин Хуа смотрит на меня так, словно кто-то умер по моей вине. Раньше он никогда не одаривал меня таким количеством внимания.       — Может, очень соскучился, — криво улыбнулся Се Лянь, не позволяя себе посмотреть в указанном направлении. Нет, он не поведется. Плевать, куда там смотрит Хуа Чэн и почему. В конце концов, есть столько людей, готовых, как и прежде, радостно занять место в его постели.       — К слову о скуке… — протянул Бай. — Я приехал не с пустыми руками. И для тебя у меня припасены особые подарки.       — Спасибо? — пробормотал он неуверенно, раздумывая, что означает это «особые», сказанное таким тоном. — Но я бы хотел попросить тебя кое о чем… если ты, конечно, сможешь мне помочь.       — Разве есть что-то, в чем я мог бы тебе отказать?       Се Лянь вздрогнул: тот словно знал все, говоря такие слова именно тогда, когда Се Лянь больше всего в них нуждался.       — Иногда кажется, что я не успеваю за своей жизнью. Не знаю, как сказать попроще. Поэтому… мне нужно что-то… посильнее, — пробормотал он, склонившись к его плечу. — Чтобы прямо… вау. Понимаешь?       Ему не хотелось даже думать о том, как глупо он поступает — знал, что такие мысли только принесут еще больше проблем и тревог. Куда проще позволить течению жизни нести себя — в конце концов, может, это судьба повернула все так, чтобы Бай вернулся именно сегодня — и именно сегодня что-то должно было закончиться, а что-то начаться.       — Как пожелаешь.       Се Лянь бросил взгляд на диван, однако там уже никого не было — Хуа Чэн исчез. Он поборол желание встать и посмотреть, сдвинуты ли банки с люка — как бы там ни было, их тайное убежище все еще помнило его присутствие. Он знал их секрет.       Ты ли один, мелькнуло в голове. Кто еще? Кто сейчас может быть там вместе с ним?       — Не отвлекайся, — Бай подцепил его подбородок и повернул голову к себе. В прорезях маски его глаза выглядели темными и глубокими. — Смотри и учись.       Се Лянь такое видел лишь в кино — как богатые люди с пафосным видом скручивают крупной ценности купюры и нюхают через них кокаин. Это выглядело пафосно и дерзко, и сейчас, глядя на то, как чужие пальцы ловко формируют трубочку, ему страстно хотелось почувствовать себя персонажем такого фильма.       — Я не стану зависимым с одного раза? — спросил он.       — Не ты ли утверждал, что все держишь под контролем? — усмехнулся под маской Бай, формируя дорожки. Сейчас эти слова казались Се Ляню забавной и немного наивной шуткой. Насмешкой над ним же.       — Я уже не уверен, что могу держать под контролем хоть что-то, — пробормотал он.       Прежде чем позволить попробовать, Бай провел целый урок: о дозировках, о способах применения, о том, как правильно делить и как правильно вдыхать — вот уж чего Се Лянь точно не ожидал в своей жизни, так это подобной лекции в прокуренном гараже. Впрочем, он чувствовал крупицу благодарности за то, что о нем так своеобразно позаботились.       Бай придерживал ему волосы, пока он вдыхал порошок, шептал «не торопись, медленнее», и Се Лянь послушно подстраивался под его слова. Ноздри — и почему-то горло — онемели почти сразу. Откинувшись на спинку дивана, он лениво наблюдал за тем, как тот делит порошок для подошедших ребят — купить подружке наркоту, как оказалось, считалось довольно щедрым подарком. Щедрым и приятным. Не завянет, как цветок. От этой мысли Се Лянь тихо захихикал, ловя на себе несколько быстрых любопытных взглядов.       Все его зависимости были связаны с двумя людьми, Хуа Чэном и Баем, и это, видимо, было его личным проклятием.       От кокаина мир вокруг не слишком менялся, и для Се Ляня, привыкшего к увлекательному эффекту галлюциногенов, это стало почти непривычным чувством. Приятно было другое. Он чувствовал себя прежним: активным и умным, знающим множество разных вещей, способным сосредоточить мозг на каком-то деле и успешно это дело завершить. Счастливым. Внутри словно кипел генератор бесконечной энергии, заставляя, казалось, каждую его мышцу сокращаться в непроизвольном желании двигаться и что-то делать, напрягать ум, говорить о чем-то. Вибрация от струн гитары играющей неподалеку Баньюэ пронзало его внутренности, притягивало к себе, шептало: ну же, давай, повеселись, пока можешь. И он поддавался этой влекущей силе: от угла к углу, от человека к человеку, чувствовал себя таким счастливым, постоянно говорил о чем-то, а когда танцевал, тело само двигалось под мелодию, давая разуму настроиться на следующую цель. Ему хотелось разорваться на части, чтобы успеть все и везде побывать, хотелось всего на свете.       Бай подозвал его к себе, усадил на колени.       — Нравится?       Се Лянь кивнул и поерзал. В месте, полном полуголых людей и откровенности, которой никто не стесняется, возбуждающий эффект наркотических веществ не мог себя не проявить. Раньше он просто нашел бы Хуа Чэна, зная, что тот сможет утолить этот голод, однако теперь он скорее удавился бы, чем попросил его о подобном.       Бай провел ладонями по его бедрам, обхватил за талию, притягивая ближе. Се Лянь коснулся края его маски, но тут же отдернул руку.       — Могу я?.. — спросил он с надеждой.       — Не полностью, — попросил Бай ему куда-то в шею. Се Лянь недовольно нахмурился.       — Ты мне не доверяешь? — спросил он, сдвигая нижнюю часть маски вбок и разглядывая тонкие губы и узкий, гладковыбритый подбородок. Слишком мало, чтобы составить портрет.       — Всему свое время, — отозвался тот спокойно, стягивая с волос Се Ляня резинку и притягивая его для поцелуя. Это отозвалось воспоминанием — как давно был тот день, когда он находился в таком же положении? Когда его целовали точно так же?       — Ты бы видел себя со стороны, — пробормотал Бай ему в губы, — так прекрасен в своем желании. Кто бы ни разбудил в тебе это, его стоит поблагодарить… позже.       Се Лянь, стараясь действовать незаметно, бросил еще один взгляд на пустовавший было диван — скрываемая в глубине души надежда увидеть Хуа Чэна, жалкое и по-детски глупое, но яростное желание досадить ему сплелись так, что не разделить, и невозможно было ни избавиться от этих настойчивых мыслей, ни подавить их. Он чувствовал себя зависимым, и это напрягало. Не от наркотиков даже — от человека.       Хуа Чэна на диване не было — и чем он, черт возьми, занимается? — зато был вернувшийся Хэ Сюань, хрустящий чипсами, уткнувшийся в телефон и в целом выглядевший как подросток, которого родители притащили на скучную семейную встречу. Се Лянь непроизвольно вздрогнул, когда тот поднял голову и уставился в ответ. То, насколько чутко Хэ Сюань ловил направленное на себя внимание, немного пугало.       Расскажи потом своему другу о том, что видел, мстительно подумал Се Лянь, заметив в чужих глазах неодобрение. Уже не волновало, насколько неразумно он вел себя в этот момент — каждое действие ощущалось как истинно верное и очень логичное, словно скрытая самоуверенность, вся до капельки, решила вылезти на свет.       — Что такое? — спросил Бай, вновь обращая на себя все внимание. Се Лянь извиняюще улыбнулся.       — Ничего, просто показалось.       Он смутно помнил остаток вечера — кажется, вдохнул новую дорожку, когда действие начало спадать, затем проглотил еще что-то, попавшее в рот во время поцелуя. Бай не отпускал от себя ни на минуту, а потом Се Лянь нашел себя уже в машине на заднем сиденье, где-то на обочине трассы, болезненно возбужденным и с его рукой в своих штанах. Наличие там смазки и целой упаковки презервативов натолкнуло бы на мысль, что все это не случайно, если бы Се Лянь сейчас вообще мог соображать. От напряжения хотелось избавиться как можно скорее — и в то же время растягивать удовольствие так долго, как только получится. Секс был той вещью, о знакомстве с которой он никогда не собирался жалеть, а под наркотиками превращался в настоящее искусство.       — Ты такой бесстыжий, — шептал Бай на ухо, толкаясь меж его ягодиц. Маска была отброшена, но в темноте Се Лянь, филигранно обманутый своим больным разумом, различал черты совсем иного лица. — Любой может проехать мимо, тебя это заводит? Ты ведь мечтал о подобном раньше, выпячивая перед всеми свою праведность? Я трахну тебя здесь, чтобы ты всегда вспоминал это, садясь в машину к папулям.       Окружающий полумрак рассеяла полоска света, шорох шин приблизился и начал отдаляться. Се Лянь прикусил ладонь, чтобы заглушить дрожащие стоны, вздрогнул всем телом. Если бы кто-то обнаружил его в таком положении… Сложновато было бы объяснить, как это все вообще, черт возьми, произошло. Обхватив его за шею свободной рукой, Бай склонился ниже, жадно врываясь языком в рот и продолжая вдалбливаться до самых яиц, с пошлыми шлепками бьющихся о кожу. Спина проскользила по дорогой обивке, влажной от смазки и спермы, когда Се Лянь кончил, пиная ступней дверцу машины, выгибая спину и почти рыдая обессиленно с пониманием, что возбуждение, поддерживаемое искусственно составами в его крови, не дает расслабиться окончательно.       Бай пугающе довольно засмеялся ему в шею.       — Куда ты собрался? — спросил он почти ласково, убирая пряди волос с его взмокшего лба. — Не торопись, мой дорогой, ведь только я могу помочь тебе сейчас.       — Да? — хрипло пробурчал Цинсюань на том конце. — Что-то случилось? Третий час ночи, ну в самом-то деле…       Се Лянь одернул футболку и поежился, прижимая мобильник ближе к уху. Окна в его доме пялились черными провалами, родители уже легли спать. Бай довез его и сразу же уехал, но Се Лянь был только рад — на сегодня его присутствия было даже слишком достаточно.       — Се Лянь? — позвал Цинсюань, теперь звуча встревоженно. — Ответь что-нибудь!       — Можешь открыть окно?       — Что?..       — Окно открыть. Я тут, внизу.       На том конце молчание сменилось шорохом одеяла и шлепаньем босых ног по полу. Встрепанная со сна голова Цинсюаня высунулась наружу.       — Ты чего тут делаешь так поздно полураздетый? — зашипел он, вцепившись в подоконник. — Не лето на дворе! Я думал, ты с ребятами остался…       — Я тоже так думал, — пробормотал Се Лянь, потирая болезненно ноющий укус на шее. Его все еще немного пошатывало, вело голову. От кокаиновых энергичности и ясности ума не осталось ничего. — Я не могу вернуться домой сейчас, можно переночую у тебя до утра?       — Ох, ну что с тобой делать. Только давай тихо.       Се Лянь испытал внезапный прилив любви к другу. Столько времени прикрывать его, постоянно давать в долг без возврата — Цинсюань почти приобрел лик святого в его глазах.       На то, чтобы притащить лестницу и влезть в чужое окно, понадобилось минут пять — они так часто это проворачивали, что он мог бы повторить и с закрытыми глазами. Цинсюань помог ему перебраться через подоконник, спрыгнуть на пол и снять обувь.       — Ух, — пробормотал, принюхиваясь, — дай-ка я закину твою футболку в стирку.       Се Лянь с радостью закинул бы в стирку себя всего.       — Как хочешь, — отозвался он еле слышно, стянул одежду, пока Цинсюань, не требуя ответа, копошился в ванной, и обессиленно рухнул в постель, ощущая, каким тяжелым стало тело — будто кто-то добавил к весу несколько десятков кило. Произошедшие события вымотали его сильнее, чем казалось.       Когда Цинсюань вернулся, Се Лянь уже спал, не накрывшись даже одеялом.       Утром он чувствовал себя не лучше — болели голова, шея и бедра, а глаза из-за полопавшихся капилляров выглядели так, словно он не спал суток трое. Живот сводило от голода, но спускаться на кухню в таком виде было опасно — вдруг дома кто-то еще, помимо них?       Зевая, Се Лянь вытащил из сушилки свою футболку и натянул прямо так, не гладя — впрочем, не такой уж мятой она оказалась. Джинсы нашлись под кроватью, обувь под окном. Тоскливо глянув на себя в зеркало, Се Лянь обернулся на спящего Цинсюаня, трогательно обнимающего подушку, и похлопал по карманам. Чего-то не хватало. Лишь спустя несколько мгновений он осознал, что забыл в гараже куртку вместе с бумажником.       Ну отлично, подумал он мрачно, в каком состоянии я вчера вернулся, раз даже не заметил пропажи куртки под холодным осенним ветром?       Содержимого кошелька не хватило бы даже на один косяк — куда больше волновала сохранность того, что лежало во внутренних карманах. От мыслей, как другие разбирают драгоценные запасы, в виски будто вбили гвозди. Дрожащими руками распахнув окно и безуспешно пытаясь справиться с паникой, грызущей изнутри, он едва не рухнул с лестницы в попытках спуститься как можно быстрее, и от глупости всей этой ситуации не сдержал нервного смешка — только сломанного чего-нибудь сейчас не хватало для полного счастья.       Несмотря на то, как сильно местные не любили позволять «чужакам» подъезжать близко к своей вотчине, Се Ляню ничего не оставалось, кроме как вызвать такси на взятые — одолженные — у Цинсюаня деньги, ведь на гоночном месте рано утром вряд ли кто-то был. Точного адреса он не знал, пришлось показывать водителю все повороты с надеждой на то, что память не подводит. Память не подвела — от вида знакомых ворот вдалеке у него внезапно волнительно сжалось в груди. Сразу вспомнился и конфликт с Хуа Чэном, и то, что было после — многое произошло всего за сутки, но погружаться в эти дебри он себе не позволил. Не сейчас, иначе сил войти внутрь просто не останется.       — Спасибо, тут я сам дойду, — сказал он, останавливая водителя поодаль, чтобы не привлекать внимание звуком подъезжающей машины. Тот смерил полным сомнения взглядом его измученный вид, покрасневшие глаза и тонкую футболку, затем глянул на ворота, открывающие вид на изрисованный гараж и кучу байков вокруг, и явно сделал свои выводы — по крайней мере, деньги из рук брал почти кончиками пальцев.       Ну да, подумал Се Лянь насмешливо, хлопая дверцей, еще в антисептике искупайся, чтобы наверняка.       В гараже играла приглушенная музыка, что-то звенело — ребята постепенно просыпались. Несколько взглядов без интереса скользнули по вошедшему Се Ляню — он сомневался, что они вообще помнили про его отъезд. Взгляд нашел куртку скомканной на диване — Баньюэ, даже спящая в обнимку со своей драгоценной гитарой и выглядевшая сейчас совсем юной — сколько ей лет, пятнадцать? — использовала ее вместо подушки.       — Спи, спи, — прошептал он, вставая на колени напротив и осторожно вытаскивая ее по сантиметру, когда потревоженная возней девушка приоткрыла мутные со сна глаза. — Я только куртку заберу.       Баньюэ издала в ответ невнятный звук и снова задремала. Се Лянь проверил карманы и выдохнул с облегчением — ничего не пропало. Картины мрачного будущего, надуманные им во время поездки, медленно и неохотно растаяли.       Развернувшись к выходу, он едва сдержал вскрик ужаса и схватился за грудь, где заполошно бьющееся сердце едва не пробило ребра. Хуа Чэн стоял прямо за его спиной, материализовавшись словно из ниоткуда — Се Лянь не слышал ни шагов, ни скрипа пола.       — Твою ж мать! — выдохнул он. — Ты зачем так подкрадываешься?!       — Сюань сказал правду? Ты уехал с Баем вчера?       Чужой взгляд скользнул по лицу, задержался на шее.       — Что? — Се Лянь прикрыл глаза на мгновение, постепенно успокаиваясь. Ушедшая было головная боль вновь зашевелилась внутри черепа, змеей оплела его снаружи. — А… Да. Смысла отрицать не было — при желании можно найти тут с десяток свидетелей из тех, кто еще мог в тот момент воспринимать окружающий мир.       — Зачем вернулся?       — Я не собираюсь тебя слушаться и уходить. Кажется, вчера я уже дал это понять.       — То, что мои слова для тебя ничего не значат, я уже понял, — заметил Хуа Чэн сухо. Лянь не сдержал нервной усмешки: сколько раз тот говорил ему не связываться с Баем, и вот чем все закончилось — сексом на заднем сиденье машины черт пойми где и черт пойми под чем. Несмотря на то, что какое-то время им представлялся рядом другой человек, долго обманывать себя не вышло. Бай отличался от Хуа Чэна слишком сильно, чтобы их можно было спутать даже под кайфом.       — Они многое значили, когда ты говорил со мной, а не раздавал приказы, — поправил он. — Из чистого любопытства… люди вообще хоть когда-то интересовали тебя для чего-то большего, чем секс?       — Из чистого любопытства, — передразнили его, — почему я должен тебе отвечать?       Се Лянь поджал губы. В дни до раскола между ними ему казалось, будто Хуа Чэн оттаял к нему, словно они неплохо поладили: шутили, беззлобно друг друга дразнили — совсем не так, как сейчас, — и обсуждали разные темы почти без ссор и споров. Это ощущение близости заморочило ему голову, заставило думать о вещах, о которых думать не стоило, и позже ему довольно четко дали это понять.       То, как с ним говорили сейчас — словно не было всего этого — неприятно отзывалось где-то в груди.       — Понятно, — холодно сказал он. — Значит, на этом ставим точку?       Он развернулся, желая уйти с остатками достоинства, выглядеть так, будто ему совершенно все равно, однако остановившая рука не позволила сделать и шага. Се Лянь почти возненавидел себя за вспыхнувшие внутри искры надежды на то, что сейчас попросят остаться.       — Что за реакция? — Хуа Чэн развернул его к себе лицом. — Я тебе ничего не обещал, твои обещания мне тоже не нужны. Ты привлекаешь меня, признаю, мне нравилось с тобой спать, но ни о каких чувствах речи не шло. Это не любовь, а голое желание. Научись различать.       — Сейчас я различаю только желание, чтобы ты убрал от меня руки, — мрачно отозвался Се Лянь, стараясь держать выражение лица максимально бесстрастным. Хуа Чэн отпустил его и отступил на шаг, скрещивая руки на груди: красивый, но холодный. Уставший.       — Полагаю, тебе все равно есть к кому пойти.       — О чем ты?       — Прекращай изображать невинность, это уже утомляет. Не знаю, в какую игру ты играешь, но участвовать в ней мне не особо-то хочется.       Се Лянь коснулся шеи, вспоминая с неловкостью оставленные на ней следы. Этот момент ощущался как легкое дежавю. Осознание пришло внезапно: Линда, ее засос и взгляд Хуа Чэна во время и после сеанса. Значит, вот какие мысли о нем уже тогда формировались в его голове?       — Это… это даже не моя инициатива! — вскинулся он возмущенно, не зная точно, за что пытается оправдаться, прошлое или настоящее. — Это просто случайный укус — и ничего большего!       — Я уже сказал тебе — мне плевать. Спи с кем хочешь.       — Не переноси на меня свои привычки.       Хуа Чэн вскинул брови, словно забавляясь, однако в глазах у него не было ни капли веселья.       — Вот как? Ты обвиняешь меня в распущенности? Ты? Смешно.       — Что в этом кажется тебе смешным?       — То, как ты до сих пор мнишь себя праведником, трахаясь с двумя, а распутны при этом, разумеется, другие.       Се Ляню показалось, что этими словами ему дали пощечину — с размахом и от души. Откуда он так быстро узнал о произошедшем? Кто мог сказать? Бай? Но зачем?       Он не стал раздувать этот спор, хоть и хотелось объяснить, что же толкнуло его на подобное, как-то оправдаться. Бессмысленность затеи он видел во взгляде Хуа Чэна: тот смотрел на него как на чужого. Он не стал бы слушать, он не смог бы понять.       — Ладно, — признал Се Лянь тихо, — я и правда сделал это с ним, пусть и всего раз. Сложно отрицать, я действительно сплю с двумя. А со сколькими спишь ты? Придумали ли еще такое число?       — И ты вновь переводишь все на меня, — перебил его Хуа Чэн. Он покачал головой, поднял ладонь в безмолвной просьбе дать договорить.       — Я не снимаю с себя ответственности за совершенное. Но давай смотреть правде в глаза: в этом споре, кто из нас грязнее, я с самого начала был проигравшим.