Начиная с сегодняшнего дня

      Как бы сильно Се Ляню не хотелось пропустить учебный день, он просто не мог так подставить Цинсюаня, пообещавшего его родителям, что приглядит за ним. К тому же, в таком случае его точно никуда больше не отпустят, а у него были определенные планы на ближайшее время.       Остаток ночи он провел в веселом мутном мареве. Ни о какой подготовке к тесту, разумеется, и речи не шло. Утром, с завистью глядя на спящие друг на друге тела вчерашних компаньонов, Се Лянь вышел наружу, вдыхая свежий воздух и зевая во весь рот. Солнце, лениво разлегшееся на горизонте, выглядело таким же сонным.       Благо, ему нужно было лишь ко второй паре, однако менее уставшим он себя от этого не чувствовал.       — Готов? — спросил единственный согласившийся подбросить его до дома парень. Когда он хотел обратиться с этим к Хуа Чэну или Хэ Сюаню, те загадочным образом куда-то исчезли, хотя их байки стояли на прежнем месте, и за всю ночь Се Лянь так и не смог их найти. Мистика да и только.       — Готов. Ты сам-то за рулем не уснешь?       Парень посмеялся, словно это была хорошая шутка, но ничего не ответил.       Как учил оставшийся в гараже с остальными Цинсюань, Се Лянь попросил остановиться в конце улицы, чтобы у соседей не было вопросов, и остаток пути проделал пешком, периодически останавливаясь, чтобы переждать головокружение. Родители уже уехали на работу, оставляя дом в его распоряжении, и первым делом он избавился от купленных самокруток, спрятав их в одной из трех свободных прикроватных шишечек и отметив между делом, что две из них он уже успел выкурить ночью, даже не помня этого.       Наверное, подумал он лениво, все же вытаскивая одну и пряча ее во внутренний карман куртки, надо бы все перепрятать, но подумаю об этом позже.       Сейчас хотелось только принять душ и поесть, складывалось ощущение, словно желудок не видел еды как минимум месяц. А уж насколько, по ощущениям, от него пахло тем, чем не должно — отдельная история. Одежда полетела в стиральную машинку, а Се Лянь почти двадцать минут старательно отмывал себя от всей грязи, которую мог собрать в гараже. Что-то подсказывало, что уборкой там занимались нечасто.       В холодильнике нашлись остатки вчерашнего ужина. Жадно жуя даже не разогретый в микроволновке рис, Се Лянь зашел в мессенджер, ожидая увидеть там сотню сообщений, но непрочитанным оставалось только одно — от Му Цина. Вспомнив вчерашний эпизод со звонком, он едва не подавился едой и жалобно застонал. Ну надо же быть таким глупым, какой черт его дернул вообще кому-то звонить?       Он ожидал увидеть в сообщении что угодно, однако Му Цин ограничился всего одним предложением: «я никому ничего не скажу, но последствия будешь разгребать сам».       — Ну, — пробормотал Се Лянь, чувствуя одновременно облегчение и тревогу, — кажется, все не так уж плохо.       Всего за несколько дней жизнь поменялась настолько, что теперь он чувствовал себя учеником в новой школе, понятия не имеющим, чего ожидать от будущего.       До пары оставалось сорок минут, когда Се Лянь, закончив с подобием завтрака, вернулся в комнату и наскоро побросал в сумку тетради и письменные принадлежности. Сверху полетел планшет с учебным материалом — он предпочитал не таскать с собой кучу учебников, а держать их все под рукой в одном месте. Впрочем, не то чтобы сегодня он вообще планировал что-то открывать.       В университет он поехал на такси — до остановки пришлось бы идти половину оставшегося времени, а об опоздании, он знал это точно, тут же доложат отцу.       У дверей, к удивлению, никто не встретил. Се Лянь остановился и, оглядываясь по сторонам, подождал несколько минут на случай, если ребята опоздали, но ни Му Цина, ни Фэн Синя вокруг не наблюдалось, а время текло.       — Ты чего стоишь? Пара сейчас начнется, идем, — поторопила проходящая мимо одногруппница. Растерянный сверх меры, Се Лянь кинул на почти пустой двор последний взгляд и послушно поплелся за ней.       Первым, кого он увидел, входя в аудиторию, был Му Цин, спокойно восседающий на своем месте, склонившись над телефоном. Сердито выдохнув, Се Лянь в несколько шагов оказался рядом.       — Ты мог бы написать, что уже здесь, чтобы я вас не ждал!       Му Цин медленно поднял на него взгляд.       — Я полагал, что сегодня тебя не стоит ждать, — невозмутимо произнес он. — Приятно удивлен.       Се Лянь бросил рюкзак на соседний стул и подбоченился.       — Удивлен чему? За все время обучения я ни одной пары не пропустил без уважительной причины!       — Вчера у тебя, кажется, была очень уважительная причина, судя по звукам, — мрачно парировал Му Цин, заставив этим Се Ляня смешаться. — Не расскажешь, где ты был ночью?       Он невольно напрягся, пытаясь придумать хоть какой-нибудь достойный ответ, но в голову упорно лезло лишь грубое «не твое дело» почему-то голосом Хуа Чэна. Говорить так другу он, разумеется, не собирался, но и от постоянной лжи становилось совестно. Пока он ломал голову над ответом — по ощущениям прошел час, не меньше, а на деле не больше минуты, — в аудиторию вошел преподаватель, и никогда еще Се Лянь не был так рад его видеть.       — Не расскажу, — сухо отозвался он наконец, усаживаясь и открывая рюкзак, чтобы избежать пристального взгляда. — Нечего рассказывать.       Лучше бы я остался дома, думал он уже через пятнадцать минут, тупо глядя на вопросы, расплывающиеся перед глазами, и понимая лишь, что больше всего хочется просто лечь на лист и уснуть. Он знал эти темы, учил их весь семестр, делал по ним доклады, чтобы получить максимально возможный балл, однако сейчас не мог вспомнить абсолютно ничего. Даже формулировки вводили в ступор — приходилось перечитывать каждую несколько раз, чтобы сложить все слова в одно предложение.       Лист Му Цина был уже наполовину решен, и, глянув на свой нетронутый тест, Се Лянь впервые в жизни захотел у кого-нибудь списать. Он осторожно огляделся вокруг, однако так и не понял, как найти кого-то с такими же вопросами и, что немаловажно, умудриться увидеть ответы. И как только люди это делают? Попытка провалилась, даже не начавшись, Се Лянь уныло вернулся к собственной работе и, понадеявшись на удачу, начал выбирать ответы наугад.       Из аудитории он вышел совершенно убитым — и физически, и морально, некстати вспоминая о том, что Цинсюань, например, сейчас спит себе сладко, а не шатается по дурацкому вузу как неприкаянный. Зависть свернулась жгучим плотным комочком где-то под солнечным сплетением.       — Ты поздно закончил, — отметил догнавший его Му Цин. — Вопросы сложные попались?       Безумно, подумал Се Лянь с досадой на него, себя и весь мир.       — Теперь контролируется даже то, когда я сдал тест? — выдохнул он и прибавил шагу, чувствуя, как стучит в висках и нарастает головная боль. — Какая вообще разница?       — Никакой, просто ты всегда выходил одним из первых, — Му Цин, кажется, растерялся от пассивной агрессии в его голосе. — Тебя какая собака укусила сегодня? Я что, в чем-то тебя обвиняю?       Ну началось. Се Лянь зажмурился и потер лоб, пытаясь хоть немного прийти в себя. Интересно, подумал он, может ли это быть отходняком или чем-то вроде от вчерашних увеселений? Или это терпение наконец-то дает вполне серьезный сбой?       — Пожалуйста, — попросил он, стараясь звучать как можно спокойнее, но получилось почти жалобно, — пожалуйста, ты можешь помолчать минутку?       Нет, минутки определенно не хватит.       Пока лектор что-то бубнил, листая слайды, Се Лянь, потеряв к теме и без того почти отсутствующий интерес, бесмысленно черкал на листе. Впервые за годы обучения он, вечный житель первых рядов, попытался спрятаться на задних и немного подремать, но осознал, что в лекционных залах тоже существует своя иерархия и самые хитрые студенты уже давным-давно забили себе все удобные места. Куда бы он ни сунулся, везде было занято, потому пришлось уныло спуститься вниз и усесться на второй ряд, почти под самые профессорские очи. Му Цин, не сказавший ему и слова с момента просьбы и демонстративно отсевший в другое место, пусть и на том же первом ряду, лишь насмешливо наблюдал за этими метаниями.       Теперь приходилось делать вид, будто он очень занят конспектированием. Несмотря на то, что видеть содержимое листов лектор не мог, он внимательно следил за тем, что делают ближайшие к нему студенты: пишут или разговаривают, достают ли телефон. Правда, что-то подсказывало Се Ляню, что задай он кому-то на первом ряду вопрос по теме вот прямо сейчас, никто ничего внятного не ответит, и это немного успокаивало совесть. Гораздо приятнее нарушать правила, когда знаешь, что ты такой не один.       Незаметно каракули и кошачьи мордочки превратились в куда более детализированные рисунки. Се Лянь задумался о том, как могла бы выглядеть будущая татуировка, и эта мысль внезапно увлекла. Очень не хватало Цинсюаня, он бы точно мог что-то подсказать, но телефон сейчас был недосягаем, пришлось заставить уставший мозг работать из последних сил.       Что бы это могло быть, цветы? Нет, точно не цветы. Животные? Се Лянь смутно представлял на себе морду какого-нибудь льва. Нет, тоже мимо. Он перебрал еще несколько идей, но ничего внутри не отзывалось.       Резким жестом в порыве внезапной досады он разорвал лист пополам. Му Цин обернулся, глядя вопросительно. Лектор споткнулся в своей выверенной речи.       — Что-то не так?       Се Лянь смущенно покачал головой и скромно придвинул к себе половинки листа, чувствуя на себе внимание уже почти всей аудитории. Неприятное чувство. Лектор еще несколько мгновений смотрел на него, а затем поправил очки и вернул свое внимание слайдам.       — Тогда попрошу не отвлекаться и не отвлекать других. Продолжаем. Итак, как я уже сказал, на данной картине изображено возложение римскими воинами на голову Иисуса Христа перед его смертью тернового венца. Терновый венец как символ мученичества и страдания, безвинного наказания и веры в Бога, в современном искусстве приобрел немного иной смысл: непорочность, стремление к внутренней чистоте, преодоление жизненных невзгод на пути к цели. Символизм…       Се Лянь, не слушая больше, поднял голову и уставился на переплетение колючих терновых ветвей, впивающихся в кожу до крови. Словно физически ощутив остроту шипов, он схватился за ручку.       Он понял, что должно оказаться на его коже.       После лекции Се Лянь вылетел из аудитории одним из первых, молясь лишь, чтобы никто его не остановил — сил на разговоры попросту не осталось. Да и на последнюю пару тоже — ему стало уже все равно даже на то, что наверняка о пропуске доложат отцу. Что-нибудь придумает, в конце концов, всегда можно сказать, что плохо себя почувствовал. Было даже обидно, что он не подумал об этом раньше, уже мог бы сладко спать дома, а не отсиживать здесь бессмысленно зад.       Чувствуя кипящую внутри жажду свободы, почти вседозволенности, он спустился в холл и вылетел за двери, на крыльцо, вдохнул осенний воздух, пахнущий мокрой землей и прелой опавшей листвой, и засмеялся, чувствуя себя так, словно не пару пропустил, а бросил весь университет в частности. Не хватало только неприличный жест показать вслед, но это планировалось приберечь на будущее.       Путь к остановке растянулся на почти полчаса: уже несколько лет он не ощущал красоту окружающего мира так остро, не чувствовал, как поет о свободе ветер в кронах деревьев, бросая вниз пожелтевшие листья, будто монеты, гоняя их по асфальту, закручивая в вихри и швыряя под ноги. Он прошел мимо кофейни, едва сдержавшись, чтобы не войти, ведь знал куда лучший способ чуть взбодриться, а затем крепко уснуть — отошел в подворотню, щелкнул зажигалкой, отмечая отстраненно, как мелко трясутся руки, и, убедившись, что никто не смотрит, закурил, прикрывая глаза и ощущая полную бесперспективность борьбы с самим собой: ему действительно нравилось курить их, не хотелось больше обманываться, что это ненадолго и ничего не значит. Если и были в его жизни какие-то пристрастия, то травка незаметно заняла в них свое место вместе с приносимыми ею желанием что-то делать, чувством радости и счастья, словно в жизни нет никаких проблем, ощущением почти всесилия и приятной пустотой в голове. Шум улиц, недомогание и беспокойство о будущем ушли куда-то на фон, здесь и сейчас существовали только он, сигарета в пальцах и дым.       После идти стало еще веселее. Весь путь он отмечал детали в окружающих, на которые раньше не обратил бы внимания, и каждая казалась ему невероятно смешной. Люди, сидящие по-соседству в салоне автобуса, косились с подозрением и даже легким презрением, словно на сумасшедшего, но если в любое другое время Се Лянь изводил бы себя мыслями об этом весь оставшийся день, сейчас он лишь пристально уставился в ответ и пялился до тех пор, пока те смущенно не отвели взгляды. Он чувствовал их недовольство, направленное в спину, когда выскочил на своей остановке через почти закрывшиеся двери, лязгнувшие разочарованно, не успев ухватить даже края рюкзака, и ему наконец-то было абсолютно плевать на всех, кроме себя самого. Может, именно так себя чувствуют свободные от своих загонов и чужих ожиданий люди?       Музыка гремела на всю комнату, сменяясь с песни на песню, в одних трусах и длинной футболке, с забранными в смешной растрепанный пучок волосами, Се Лянь с закрытыми глазами танцевал на фоне окна, купаясь в лучах солнца: то раскачивался подобно лиане, то кружился и прыгал, взмахивая руками словно ребенок. Воздух приятно овевал влажный загривок при поворотах, дыхание срывалось, однако он продолжал двигаться до тех пор, пока не упал на постель, совершенно обессиленный, дотянулся до телефона, чтобы выключить звук, и накинул на ноги край пледа — все, на что хватило сил. Все бурлящая, заставляющая тело гореть изнутри энергия выплеснулась, оставив лишь пустоту и тяжесть.       Даже не открывая глаз, вялый после дневного сна, Се Лянь чувствовал на себе взгляд. В комнате кто-то был, сидел на постели рядом и — ощущения пришли чуть позже — гладил по волосам. Слишком знакомо.       — Пап? — пробормотал он, едва двигая языком, и услышал тихий вздох.       — Да, я, — согласился голос Цзюнь У. — Что это с тобой, А-Лянь? Уже второй раз находим тебя спящим весь день, ты не заболел?       Се Лянь повернулся на спину и попытался увидеть в полумраке его лицо.       — Может быть… мне не очень хорошо. Голова болит и живот, — тихо сказал он. Это даже не было ложью — у него неприятно стучало в висках, а живот ныл от голода.       — Может, перенервничал, — пробормотал Цзюнь У, положив ладонь ему на лоб. — Температуры, кажется, нет… Я говорил Няньцину, что он слишком на тебя давит с этой учебой.       Да вы оба на меня давите, подумал Се Лянь. Два сапога пара, иначе и не скажешь.       — Ладно, отдыхай. Ужин скоро будет готов, я принесу тебе.       — Я могу завтра не пойти на занятия? — еле слышно спросил он. Все внутри замерло в ожидании ответа. Отец вновь погладил его по волосам.       — Хорошо, — Се Лянь выдохнул, растекаясь по постели. Боже, как же прекрасно. — Но только на день. И позже тебе придется все восполнить в ускоренном режиме.       Плевать, подумал он, отыскивая взглядом телефон, это позже наступит позже.       Телефон оказался на тумбочке — видимо, отец переложил, пришлось пошевелиться, чтобы его достать. Ожидая увидеть сотню сообщений от рассерженных или удивленных его первым за все учебное время прогулом друзей, он даже растерялся, столкнувшись с абсолютной пустотой. Да, в беседе группы и дополнительных факультативов новые сообщения рождались почти безостановочно, но, как бы это ни било по самооценке, совсем не про него.       Про что угодно, кроме него, на самом деле.       Се Лянь разочарованно откинулся на подушки, чувствуя себя покинутым. Эйфория, захватившая его днем, сейчас превратилась в усталость, а в голову начали лезть неприятные мысли. Правильно ли он поступил? Не принесет ли это проблемы, с которыми он не сможет справиться? Может, еще можно все исправить?       Однако он помнил и чувства, пережитые за эти несколько дней, совершенно новые чувства, и то, каким счастливым был вчера, делая то, что хочется, а не то, что обязан. Он еще не был готов пойти против отцов и прежнего уклада жизни, слишком привык плыть по течению, однако, если немного взбаламутить воду, река же не повернет вспять, верно? Он успокаивал себя мыслью, что еще сможет стать достойным членом общества, каким хотели бы видеть его отцы, и этому совсем не помешают редкие попытки попробовать что-то новое. Ни для кого в университете не было тайной то, как время от времени студенты собирались компаниями на вечеринках с алкоголем, пусть никто и не звал на них Се Ляня больше после нескольких категоричных отказов — так почему он не может сделать то же самое, просто в другой компании?       В конце концов, когда, если не сейчас? Молодость не вечна, как бы ни было странно думать так в двадцать лет.       Но... как же ему надоело постоянно успокаивать себя!       В дверь постучали, прерывая его напряженную умственную деятельность. Не дожидаясь ответа, Цзюнь У вошел в комнату с подносом, шагая медленно и осторожно, чтобы ничего не пролить. Се Лянь мельком подумал о том, что в комнате Цинсюаня, полной очаровательного хаоса, он бы точно за что-то запнулся.       — Спасибо, пап, — сказал он, вылезая из-под одеяла и помогая поставить поднос на письменный стол. Есть в постели отцы разрешили бы, наверное, только находись он при смерти — этот запрет был одним из незыблемых правил их семьи. А если уж взялся за суп, то выпивай до последней капли и все в таком духе.       От тарелок еще шел пар. Се Лянь сглотнул сгустившуюся слюну. Судя по всему, после травки у него всегда пробуждался нестерпимый голод.       — Суп?       — Суп, лапша и баоцзы. Будь добр, съешь все, мне не нравится твое состояние в последнее время, — Цзюнь У отодвинул подальше стопку книг, чтобы влезла чашка с чаем. — Если захочешь поговорить, заходи, мы всегда рады.       — Хорошо, — Се Лянь на несколько мгновений сжал его ладонь, чтобы показать, что и правда благодарен заботе, и обратил все свое внимание на еду.       «Живой?» — пиликнул телефон. Се Лянь постарался скрыть высветившееся сообщение от отца, но тот и внимания не обратил — лишь еще раз взял с него обещание съесть все до последней крошки и сесть за учебу, когда почувствует себя лучше, и вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.       «Да» — написал он, заметив, что Цинсюань сменил аватарку на забавное фото с кошачьими ушками, торчащими из пушистых волос. «Я выбил себе выходной на завтра, встретимся?»       «Не получится, прости» — пришел ответ буквально через десять секунд. «С братом еду в центр. В следующий раз?».       «Без проблем, повеселись» — Се Лянь опустил телефон, даже не обижаясь. Он знал, что, несмотря на возникающие время от времени споры, Цинсюань обожал своего брата даже больше, чем родителей, и очень расстраивался, что не может проводить с ним много времени вместе, поэтому время от времени Ши Уду увозил его в город и развлекал почти до ночи. Се Лянь ни за что не стал бы портить другу этот долгожданный день своими проблемами и просьбами.       Он открыл чат с Му Цином и Фэн Синем и на мгновение задержался над строкой ввода, но после вышел и вообще закрыл мессенджер. Перед друзьями стоило извиниться, объяснить им свое поведение, однако делать это сегодня — и пережидать вполне справедливое недовольство — он не хотел.       Некому больше было писать, не с кем было встретиться, чтобы провести вместе время. Весь его мир крутился вокруг трех друзей, родителей и учебы, цеплялся за них как за единственное неизменное в жизни, единственное, имеющее хоть какое-то значение. И теперь не за что было держаться — все те столпы, на которых держалось его мироздание, растаяли, оставляя наедине с самим собой.       На следующее утро он проснулся в пустом доме — родители уже уехали, оставив ему завтрак — и до вечера занимался чем угодно, кроме учебы и чего-то на нее похожего: книжки были отодвинуты подальше, чтобы не маячить перед глазами, пробуждая ответственность и вину, вкладки в браузере, навевающие скуку одним своим существованием, закрыты, как и недописанное эссе, а телефон переведен в беззвучный режим. Се Лянь валялся в постели, словно амебка, вместе с самокруткой, вазочкой конфет и сериалом, и чувствовал себя так умиротворенно, что мог бы обвести этот день красным в календаре как один из самых счастливых. В чем-то Хуа Чэн со своей доморощенной психологией был прав: неважно, будни, выходные или праздники, он постоянно старался занять себя чем-то полезным, даже прогулки с друзьями, несмотря на свою приятность, вызывали внутри смутное зудящее чувство бесполезно проведенного времени. Но сейчас, упав в это самое бесполезное время с головой, он почему-то совсем не хотел из него вылезать.       Впрочем, старые привычки так просто не искоренить: события сериала Се Лянь анализировал не просто как интересное зрелище, а почти как руководство к действию. Главные герои пьют? Хм, это он тоже пробовал. Курят? Это он делает прямо сейчас. Целуются и спят друг с другом? Ладно… с этим повременим, слишком смущает. Что там еще есть в их интересной жизни? Ссоры и интриги? Отношения и расставания? Вечеринки и клубы?       А ведь клуб есть и у меня, вспомнил внезапно Се Лянь. В воспоминаниях мелькнули толпы, музыка, диваны, суетливый восторг: то, с чего и началась их с Цинсюанем череда приключений. Забыв про сериал, путаясь в одеяле, он вскочил с кровати и бросился к ящику стола. Кажется, Цинсюань оставил там свой карандаш для глаз еще со времен фотосессии и совсем забыл об этом, а Се Лянь так и не вернул. Если уж он собирается, словно персонаж из молодежного сериала, пойти в клуб тайком от семьи, то должен и выглядеть соответствующе, правда?       В попытках подвести глаза, как это делал друг не так давно, он промаялся почти сорок минут, искренне восхищаясь людьми, занимающимися этим каждый день. Интересно, промелькнула однажды мысль, сколько времени это занимает у Хуа Чэна с его навыками рисования? Есть ли у художников вообще какое-то преимущество в процессе нанесения макияжа?       Он пообещал себе найти ответ на этот вопрос, как только представится такая возможность, и с облегчением опустил карандаш, разглядывая себя в зеркале. Из-за частых исправлений верхняя граница получилась нечеткой, но выглядело, кажется, не так уж плохо. По крайней мере, не слишком различалось на обоих глазах, а мелкие недочеты, оставалось надеяться, скроет темнота. Се Лянь позволил себе немного собой же погордиться.       К счастью, больше ничего из косметики у него не хранилось, ведь все слова, которые перечислял Цинсюань в свое время, кроме «тушь», «подводка» и «помада», не несли для него абсолютно никакого смысла. Дальше он действовал уже быстрее: наскоро причесался, заплел две тонкие косички, скрепив их на затылке, над одеждой тоже не слишком раздумывал: магия кожаных курток делала их подходящими к почти любой футболке.       Звонок в дверь застал Се Ляня на середине лестницы. Первая мысль — родители вернулись — словно вморозила ноги в ступеньки, но разум напомнил: у родителей есть ключи, они не станут звонить. Замершее было сердце застучало быстро-быстро в облегчении с примесью тревоги. Кто бы там ни был, он не сможет уйти, пока гость у двери — так уж вышло, что их дом не имел второго, запасного выхода, и из-за нарушения правил безопасности цена значительно упала, позволив им приобрести его с большой выгодой. Сейчас Се Лянь жалел об этом как никогда.       Тихо ступая, он преодолел оставшиеся ступеньки, прокрался на кухню и отодвинул занавеску, чтобы глянуть, кого там принесло так невовремя.       — Проклятье…       У двери стояли Му Цин и Фэн Синь, и последний как раз заносил руку, чтобы в очередной раз нажать на звонок. Се Лянь торопливо отскочил от окна и еще раз выругался, только мысленно, даже не удивляясь тому факту, что они теперь и без него повсюду вместе ходят, словно приклеенные.       Он опустился на стул, отстраненно уставившись на лениво ползущую по кругу стрелку висящих на стене часов. Телефон рядом зажужжал. Даже не глядя на него, Се Лянь догадывался, кто и о чем ему пишет. «Где ты?», «Ты не дома?», «Открой дверь, если ты дома» — одни и те же вопросы от одних и тех же людей, только в разных формулировках. Он не собирался открывать, не хотел начинать разговор, который обязательно соскользнет совсем не в то русло. Трусливо? Возможно, но сегодня он планировал временно ограничить себя от всего, что могло бы потревожить совесть и испортить настроение.       К сожалению, его друзья детства с недавних пор тоже входили в эту категорию.       Они ушли через пятнадцать минут, так и не добившись ответа и, видимо, решив, что он спит. Се Лянь выждал еще какое-то время, поглядывая на улицу через щель меж занавесками, после чего вышел из дома словно какой-то вор и свернул в противоположную сторону, за соседские участки, чтобы уж точно сбить со следа любого, кто пожелал бы за ним последовать.       Пришлось поплутать непривычными путями, чтобы добраться до остановки в другом районе и сесть на автобус, на котором никогда ранее не ездил. Казалось даже странным то, как хорошо он запомнил путь до клуба, побывав в нем всего один раз, но, видимо, именно из-за необычности ситуации каждый поворот накрепко врезался в память. Из-за неудобного вынужденного маршрута пришлось пересесть через несколько остановок, но спустя минут сорок он уже подходил к зданию клуба, разгоняющему медленно сгущающуюся темноту переливами вывески. Как и в прошлый раз, у входа столпилось множество людей, но теперь Се Лянь знал, как поступить. Действуя так же, как Цинсюань ранее, он обогнул нетерпеливо галдящую очередь, свернул за угол, к неприметной двери, и едва не врезался в грудь рослого мужчины, стоящего рядом с ней со скрещенными на груди руками.       — Извините, — вежливо пробормотал он, пытаясь добраться до двери, но тот вдруг сдвинулся вбок, загораживая ее собой.       — Куда? — спросил он. Се Лянь растерянно заморгал. С каких это пор контроль даже тут?       — Эм… В клуб? — сказал он почти вопросительно и тут же обругал себя за эту невовремя появившуюся растерянность. Может, веди он себя так, словно здесь завсегдатай, и вопросов никаких не возникло бы, однако мужчина уже уставился на него как хищник на жертву.       — Документы.       Се Лянь вытаращился в ответ. В первый раз никаких документов у него не просили, потому из головы совершенно вылетели мысли о необходимости взять их с собой. Да и неужели по нему не видно, что порог совершеннолетия тут давно уже пересечен?       — Мне есть восемнадцать. Даже двадцать уже есть.       — Ну да, хоть тридцать. Документы.       — Здрасьте, — мимо них в дверь друг за другом проскочила небольшая компания. Се Лянь проводил ее взглядом — на вид ни дать ни взять подростки, однако охранник даже глазом не моргнул.       — Они выглядят моложе меня, почему вы у них документы не спросили? — заметил Се Лянь с искренним, хоть и с нотой обиды интересом.       — Их я знаю. А тебя нет. И ты выглядишь как школьник. Если документов нет — можешь возвращаться домой, я тебя не пущу, хоть на колени тут падай.       — Я уже был тут! С Ши Цинсюанем! — торопливо выпалил он. — И я знаю Хуа Чэна и Хэ Сюаня. И Цзянь Лань.       — Да ты что?.. Их тут почти все знают, — мужчина уже не сдерживал насмешливой ухмылки, — не аргумент ни разу. Вот если они сейчас приедут и подтвердят — тогда добро пожаловать.       Се Лянь зло выдохнул сквозь зубы и уже думал и правда вернуться домой, черт с ним, этим клубом, но тут словно сама судьба над ним сжалилась — откуда-то позади он услышал оклик в стиле «эй, милашка!».       К ним подходили ребята: девушка и три парня с знакомыми лицами. Поглядев на них несколько мгновений, Се Лянь понял, где их видел — в гараже. Подумал рассеянно: неужели они меня тоже узнали со спины? Вряд ли кто-то в здравом уме назвал бы милашкой этого бугая впереди.       — Какие-то проблемы? — спросила девушка, подскакивая ближе и бесцеремонно обнимая Се Ляня за плечо. На высоких каблуках она была с него ростом, если не выше. — Тебя не пускают?       Се Лянь кивнул, принюхиваясь к сладкому запаху духов и не зная, остаться в таком положении или все же выпутать руку из крепкой хватки.       — Знаете его? — уточнил у них охранник и, получив подтверждение, глянул на Се Ляня с подозрением, но все же пропустил. Проходя мимо, Се Лянь победно усмехнулся, чувствуя себя отомщенным его полным бессильной злости выражением лица.       Они быстро пересекли «зону подготовки» — точнее, девушка тащила его за собой, не расцепляя рук.       — Спасибо, — Се Лянь вспомнил, что так до сих пор не поблагодарил их. — Вы очень вовремя. Мне правда есть восемнадцать, просто документы не взял.       — По виду тебе лет семнадцать максимум, — хихикнула девушка. — Это комплимент, если что. Выглядишь шикарно.       — Спасибо, — еще раз повторил он, на этот раз смущенно. — Ты тоже красивая.       — Знаю. Я Линда.       — Тебя правда зовут Линда? — спросил Се Лянь с сомнением. Девушка засмеялась.       — Нет, конечно. Но ты все равно меня так зови.       Вскоре они добрались до зала. С прошлого раза тут почти ничего не поменялось — та же дикая толпа, музыка и мигающий, словно кошмар эпилептика, свет.       — Так ты, значит, теперь без Сюань-Сюаня ходишь? Мальчик стал взрослым? — спросила Линда, выдыхая сладкий дым. Электронная сигарета в ее пальцах отражала разноцветные огни. — Или сладкая парочка поругалась?       — Мы не парочка, — смущенно отозвался Се Лянь. Неужели кто-то действительно мог подумать, что у них есть какие-то еще отношения, кроме дружеских? А, действительно… Хэ Сюань же смог.       — Ну да, он же Хэ Сюаню все в рот смотрит, — словно прочитала эти мысли девушка. — Глупо, как по мне.       Она взяла его за руку и потянула за собой. Ее спутники растворились в толпе почти незаметно, даже не назвав имен, и Се Лянь сразу же забыл про них — в его глазах сейчас они были просто безликой массовкой.       — Почему глупо? — спросил он, пытаясь найти взглядом зону с диванчиками и знакомые лица. — Кажется, он ему тоже нравится.       Линда многозначительно промычала.       — Ну, разве что пока. У нас слово «нравится» не то значение имеет, за день может «нравиться» целая куча народу. Всегда одного можно сменить на кого-то поинтереснее. С Сюань-Сюанем, может, классно пить и трахаться, но кто сказал, — она склонилась к уху Се Ляня и выдохнула вместе с дымом, — что остальные не могут того же, пока его нет?       Се Лянь оттолкнул ее руку, искренне обиженный за Цинсюаня. Несмотря на то, что отношений у него не было, он всегда представлял их как в романах: чистыми, романтичными. Искренними. Не так, когда ты только и думаешь, что вот, сейчас отвернешься, а место займет кто-то другой. Неудивительно, что Цинсюань из кожи вон лез, чтобы обратить на себя больше внимания.       — Измены — это отвратительно, — сказал он мрачно. Линда, не смутившись тона, пожала плечами и поднесла сигарету к его губам. Он покачал головой, отказываясь — черт знает, кто еще касался этой электронной хреновины.       — Какая измена, если нет отношений? Ты не можешь предъявлять права на человека, который тебе ничего не обещал.       Се Лянь вновь качнул головой, всем видом отрицая подобный уклад, но спорить не стал — не ему бороться с тем, что уже вросло и пустило корни.       — Какой напряженный, — заметила Линда с ленивой улыбкой. — Но я помню, как ты отрывался всего пару дней назад. Где-то здесь, — она вновь прильнула ближе и положила тонкие пальцы с блестящим маникюром на его грудь, туда, где в глубине бешено билось сердце, — кипит столько нерастраченной страсти, что весь мир содрогнется. Покажешь мне хоть капельку?       Ему было душно, голову вело от музыки и царящей вокруг хаотичной атмосферы, однако, как и в гараже, постепенно она проникала внутрь, медленно подчиняла себе и тело, и разум. Скользнув взглядом по окружившей их волне разгоряченных человеческих тел, Се Лянь зацепился взглядом за ее ярко подведенные темные глаза, приоткрытые губы, и, не давая себе времени на раздумья, кивнул. Когда-то же стоит попробовать, верно?       Он ответил на поцелуй, чуть наклонившись, чтобы удобнее было обхватить его за шею, и неловко устроил руки на её талии, приминая платье. Словно давая ему время привыкнуть, она вела себя вполне скромно, используя лишь губы, оставляющие сладковатый привкус липкой помады. Се Лянь не чувствовал ожидаемого восторга от своего первого поцелуя. Это было волнительно, но больше смущало, чем радовало.       Прервав поцелуй, Се Лянь положил ладони ей на плечи и мягко отодвинул от себя.       — Что? — спросила она одними лишь губами, влажно поблескивающими на свету — тебе не понравилось?       — Давай не будем торопиться, — ответил он так же тихо. Несмотря на гремящую над головой песню, они вполне хорошо слышали друг друга. — Дай мне… привыкнуть.       Линда засмеялась, ероша ему волосы на затылке, словно он был ребенком.       — Это всего лишь поцелуй. Я не обижусь, если потом ты захочешь целовать кого-то еще, но сейчас ты нравишься мне. Что ж… Давай танцевать. Может, тело подскажет тебе, что делать дальше.       Се Лянь благодарно кивнул. Губы горели, он чувствовал внутри странное волнение. Девушка, чьего настоящего имени он даже не знал, забрала его первый поцелуй в ночном клубе, а он даже не был уверен, хочет ли продолжения.       Она вновь предложила ему свою электронную сигарету, и на этот раз он согласился, сделал несколько вдохов и выдохов, чувствуя осевший во рту фруктовый привкус. Кажется, манго? Впрочем, этого было мало — если уж ему требовалось отбросить все посторонние мысли, нужно было что-то посильнее. Что-то вроде оставленных дома самокруток. Се Лянь страшно пожалел, что не взял с собой хотя бы одну.       — Ты уже курил раньше? — Линда лизнула его губы, словно пытаясь попробовать на вкус, и со смешком уткнулась носом в шею. — Дай угадаю, травка? С Чэнджу на улице вы явно не просто болтали тогда.       Се Лянь фыркнул, ведь больше они как раз таки болтали. Болтали… слишком дружественно звучащее слово для их разговоров, пожалуй.       — Если так, у тебя есть что мне предложить? — поддразнил он, надеясь в глубине души на положительный ответ. Однако Линда мотнула головой. Прядки из ее явно нарочно растрепанной прически щекотали Се Ляню кожу.       — Нет, но я знаю, у кого есть. Постой вот тут, у стенки, я принесу подарочек, — она отстранилась и сделала от него несколько шагов, но затем обернулась и подмигнула. — Но не за спасибо, ясненько?       Се Лянь проводил ее взглядом, раздумывая, не уйти ли ему прямо сейчас, пока есть возможность. Совесть протестовала — бросать девушку вот так было бы чертовски некрасиво, поэтому он остался, лениво скользя взглядом по цветным отблескам на танцующих телах.       Линда вернулась спустя минут пять, пряча руки за спиной.       — Что нужно сказать?       — Спасибо? — с вопросительной интонацией отозвался Се Лянь.       — Неверно. Еще попытка?       — Большое спасибо?..       Она вздохнула, прикрыв на мгновение глаза, но, судя по скользнувшей по губам улыбке, попытки угадать ее скорее веселили, чем сердили.       — Нет, дурачок, правильный ответ — поцелуй.       — Ты сказала «сказать», а не «сделать», — обвинил ее Се Лянь ворчливо, однако все же неловко прижался к ее губам, прихватив нижнюю и тут же отпустив. Его руку обхватили чужие ладони, вложив в нее тонкий продолговатый предмет.       — Наслаждайся.       — А зажигалка?       — У меня есть. Еще немного потанцуем — и я хочу получить свою награду.       Он почти не обратил внимания на ее слова, прикуривая и с нетерпением ожидая эффекта.       Они вновь танцевали, Се Лянь купался в лучах света с потолка, словно все были направлены лишь на них, кружил свою спутницу, обнимая за талию, притираясь щекой к виску, дыша тяжело и часто от торопливого ритма движений, затем отпускал, а Линда все крутилась вокруг, выгибаясь и хватая за руки, чтобы притянуть ближе. Ее тело блестело от масла — для эффектности, как она объяснила, а затем спросила: разве это не сексуально? В конце концов, когда он совсем перестал распознавать мелькающие вокруг пятна и просто двигался, отключив разум, она потянула его за собой к диванчику в углу, толкнула — он ударился коленом о подлокотник, не больно, но и не слишком приятно, — и уселась ему на бедра, прижимаясь к шее влажными губами, целуя и прикусывая. Это было приятно, но немного странно. Пытаясь сдвинуть ее, Се Лянь скользнул ладонью по скользкому от масла бедру под ткань платья, коснулся пальцами края кружевного белья, вызвав стон над ухом, и это отрезвило его почти мгновенно.       Что он делает? Не слишком ли далеко они зашли?       Кто вообще эта девушка, он даже имени ее не знает!       — Подожди! — он завертелся, пытаясь избежать ее губ на своей коже, — подожди, остановись!       — Ну что теперь?       — Я не… — Се Лянь облизнул губы и постарался сдвинуть ее со своих коленей, не касаясь голой кожи. Линда недовольно наблюдала сверху, растрепанная и взбудораженная сверх меры. — Я не собираюсь ничего делать, ладно? Ты классная, но я… Просто позволь мне сейчас уйти, — выдохнул он наконец почти умоляюще.       — Серьезно? — она соскочила сама, одергивая платье, и глянула на него из-под ресниц. — Как можно иметь такую внешность, но быть таким аскетом? Ты что, монах? Или у тебя не стоит?       — Нормально у меня стоит! — тут же защитил свою честь Се Лянь, чувствуя особое удовольствие в возможности говорить на такие темы без извечной неловкости.       — Так докажи!       — Не хочу!       Линда со вздохом потерла лоб.       — Ты что, ребенок? Ладно, знаешь, забей. Найду себе кого-то пораскрепощеннее, а ты делай что хочешь, храни свой целибат — или что там у тебя — хоть до самой старости.       Она ушла, качая бедрами, и вскоре толпа скрыла ее от глаз, а Се Лянь откинулся на спинку дивана, зажмурившись до кругов перед глазами, и легонько побился головой о мягкую поверхность.       Не успел он добраться до выхода из зала, как его вновь перехватили. Парень, один из тех, что пришли с Линдой, взял за локоть, оттягивая на себя, и прежде чем Се Лянь, решивший, что сейчас ему будут бить лицо за недавний отказ, успел подготовиться к драке, прокричал на ухо:       — Ты с нами едешь?       — Куда? — может, ему показалось, и это был не вопрос, а угрожающий приказ?       — На базу, куда.       — На какую… А! — он вдруг понял, что имелся в виду гараж, и расслабился. Кажется, драться с ним никто не собирался. — Меня же там не ждут…       Парень глянул на него со снисходительной насмешкой во взгляде — так смотрят иногда взрослые на несмышленых детей, говорящих с умным видом какую-то чушь.       — Думаешь, нам всем приглашения присылают каждый раз? Чувак, база на то и база, чтобы туда можно было когда угодно припереться и потусить. Ну так что, ты едешь?       Се Лянь почесал ноющий укус на шее — кажется, Линда немного переборщила, — и кивнул. Раз уж он все равно занимается какой-то ересью, по крайней мере, он будет делать это в знакомом месте. К тому же, если он найдет Хуа Чэна, можно будет все же выпросить у него татуировку. В своем почти отчаянном и настолько же неожиданном порыве пуститься во все тяжкие он был готов получить ее хоть сегодня.       Се Ляню уже можно было составлять список людей, с которыми он ездил, но, по его скромному мнению, увереннее всего водил Хуа Чэн. Он словно срастался с дорогой, даже воздух, казалось, помогал, а не мешал, и за его спиной Се Лянь чувствовал себя в безопасности на любой скорости. С другими же водителями в голову отчего-то лезли нехорошие мысли и едва ли не текст завещания, которое, разумеется, никто так и не узнает в случае, если они все же разобьются вот прям сейчас.       По ощущениям, его сегодняшний спутник собрал все ямы и кочки на дороге, несколько раз чудом выезжал со встречки прямо перед машиной, и Се Лянь почти попрощался со своими копчиком, всем тазом в целом и жизнью в принципе, когда они наконец въехали в знакомый двор. Никогда еще он не был настолько рад его видеть.       — Хочешь, научу тебя водить? — спросил парень, снимая шлем и протягивая руку. — Я Цао Юань.       — Се Лянь, — представился он, потирая поясницу и пугаясь даже мысли об уроках у человека, который сам водит черт пойми как. — Нет, спасибо… Потом, может быть.       Цао Юань проглотил отказ с достоинством, но отставать не спешил:       — Ну, может, покатаемся еще как-нибудь?       В голове у Се Ляня промелькнуло жалобное «спасите!». Этот парень хочет убить его за что-то?       — Н-нет, — выдохнул он, бочком отходя в сторону, — не думаю, что смогу, извини.       — Я тебе классные места покажу, — чем больше он отходил, тем ближе к нему подбирались. — Смотаемся за город, типа пикник устроим, а?       Или… погодите-ка. Се Ляня вдруг осенило: этот парень не убить его хочет, он его клеит! Это понимание настолько выбило из колеи — не каждый день к тебе активно пристает какой-то непонятный тип, на минутку, — что он забыл ответить, а Цао Юань воспринял молчание как знак согласия и придвинулся еще ближе, хватая за запястье горячими шершавыми пальцами.       — Круто, тогда завтра…       — Какие люди! — звонко послышалось позади, вырывая Се Ляня из изумленного столбняка. Он резко выдернул руку и почти бегом добрался рядом со стоящей у входа Цзянь Лань.       — Привет, — он обнял ее, обхватывая двумя руками худенькую талию, и повернулся так, чтобы она оказалась между ним и Цао Юанем, однако Цзянь Лань вместо того, чтобы стать спасением, сама со смехом хлопнула его по ягодице, заставив подскочить от неожиданности. Се Лянь чувствовал, как медленно отъезжает психика и понимание происходящего: слишком много домогательств за один день для человека, уверенного, что никому он нахрен не сдался в том самом плане.       — Еще раз кто-то меня сегодня потрогает без разрешения — я буду драться, — сказал он мрачно, отпустив ее. — Кроме тебя, ладно.       — О, так я могу тебя лапать сколько хочу?       — Пожалей меня, умоляю. Что за день такой идиотский…       Цзянь Лань поманила его внутрь гаража.       — Ну, ничего удивительного, что все тебя хотят потрогать, — заметила она как бы между прочим, — ты и так всегда красивый, а сегодня вообще икона, почти светишься.       — Икона? — переспросил Се Лянь, смущенно потирая переносицу. За двадцать с лишним лет жизни он так и не научился принимать комплименты. — Какая икона?       — Ну… Перед которой на колени встают, если понимаешь, о чем я.       Цзянь Лань подмигнула ему, раскрывшему рот в бесплодном поиске слов, и удалилась к другим девушкам, хихикая себе под нос.       Он вошел незамеченным и хотел устроиться где-то в уголке, но помещение огласило пьяное и громкое:       — Это что за звезда к нам заглянула?       Кабан помахал ему ручищей, разгоняя повисшую вокруг дымную вуаль. Се Лянь с улыбкой отмахнулся, отыскивая глазами Цинсюаня или Хуа Чэна. Первого ожидаемо не было нигде, зато второй, смесь алого и черного, нашелся на прежнем месте: потягивал коктейль из стакана, пока сидящая рядом, почти на его коленях девушка что-то рассказывала, потирая в унизанных тонкими кольцами пальцах край футболки. Несмотря на то, что почти каждый из ребят отвлекся от своих дел ради того, чтобы поздороваться и иногда даже сделать Се Ляню комплимент, Хуа Чэн скользнул по нему взглядом как по очередному предмету мебели, задержал лишь на мгновение и вновь перевел внимание на девушку.       … Неприятно. Се Лянь был уверен, что выглядит так же, как и обычно, во внешнем виде нет ничего особенного, способного заслужить внимание, однако, столкнувшись с преградой в виде чужого равнодушия, его незаметно расползшееся чуть более, чем нужно, самомнение обиженно заворчало где-то в глубинах разума, понемножку сдуваясь. Стараясь не выглядеть задетым, он уселся на освободившееся место, отказался от предложенного стакана — мало ли и правда сегодня тату получит! — и позволил привычной атмосфере разнузданности и хаотичного веселья поглотить себя.       Подпевая какому-то глупому, но популярному треку из колонок, Се Лянь поправил джинсы, пытаясь натянуть пояс повыше. Штаны были последним, что осталось после нескольких проигрышей в карты на раздевание, но этим, пожалуй, можно было и гордиться немного, ведь многие сидели в одном белье, а кто-то и вовсе без него, совершенно не стесняясь своей наготы. Важное правило, сформулированное им только в своей голове, звучало так: самые пьяные обычно самые голые.       Когда в их партию вновь вмешался отошедший из-за телефонного звонка Хуа Чэн, Се Лянь сник, понимая, что сейчас придется расстаться и с джинсами. Выиграть у Хуа Чэна было нереально: даже если он и жульничал — а он точно жульничал — то делал это настолько ловко и с настолько невозмутимым видом, что даже подозревать его вслух было неловко. Видимо, поэтому Хэ Сюань и остался от игры в сторонке, глядя на их мучения почти с жалостью.       Разумеется, они все проиграли.       — Я ни одну девушку не раздевал так быстро, как он меня сегодня, — проворчали рядом. Се Лянь кивнул, чувствуя, как горят от смущения щеки, медленно стянул джинсы и, по ощущениям, часа три их аккуратно складывал, не поднимая глаз. По полу от распахнутых ворот тянуло холодом, ноги тут же покрылись мурашками. Свою куртку и футболку он отдал девушкам, чтобы они могли прикрыться, и теперь ерзал, пытаясь согреться, когда чья-то ледяная рука легла на плечо, скользнув пальцами по коже. Се Лянь резко обернулся и невольно вздрогнул, увидев перед собой жуткую белую маску. Прячущийся за ней мужчина, чей голос он ни разу еще не слышал, протягивал ему свое серое пальто.       — С… Спасибо, — от неожиданности голос Се Ляня сорвался. В воспоминаниях тут же всплыли слова Цинсюаня, сказанные в прошлый раз про этого человека. Мысли заметались растерянно и беспорядочно. Почему он смотрел? Почему предлагает свою одежду именно ему, хотя есть девушки или ребята, сидящие полуголыми куда дольше? Кто, черт возьми, скрывается под этой маской? Вдруг какой-то знакомый, который знает его лично? От этой мысли Се Ляня сковал ужас.       — Бери, — голос прозвучал низко и вкрадчиво. Заметив, что дар не спешат принимать, мужчина терпеливо вздохнул и сам накинул его Се Ляню на плечи. Сидящие рядом и уставились на них во все глаза, для них происходящее явно тоже оказалось сюрпризом. Хэ Сюань склонился над напрягшимся Хуа Чэном и зашептал ему что-то на ухо.       — Я не сильно замерз, — медленно произнес Се Лянь, пытаясь снять пальто. У отца было похожее кашемировое, но бежевое, и от такой ассоциации тревога только усилилась. Чужие руки легли уже на оба плеча, не позволяя, воздух вокруг сгустился, стал тяжелым и душным, как перед грозой. — Правда, спасибо, но… остальные замерзли сильнее, и…       — Какое мне дело до остальных? — мягко вопросил мужчина, и Се Лянь растерялся, не понимая, что ответить на подобное, но поспешно пытаясь этот ответ придумать в опустевшей голове. — Я хочу помочь тебе, а не им.       — Оставь его, Бай, — оборвал гипнотически сладкий поток слов резкий голос Хуа Чэна. Се Лянь посмотрел на него с облегчением, успев заметить мелькнувшее на лице непонятное выражение, похожее на такую же тревогу, которая царила сейчас внутри него самого. — Что за внезапный приступ альтруизма? У него есть своя одежда. Игра окончена, забирайте свои шмотки, и побыстрее.       Все засуетились, словно от того, как быстро они оденутся, им дадут какой-то приз. Девушки, которым Се Лянь одолжил куртку и футболку, протянули их, с опаской поглядывая поверх его головы. Он передернул плечами, показывая, что больше не нужно держать, и после небольшой заминки тяжесть пропала с плеч вместе с теплом от пальто.       — Чего так боится господин Хуа? — Се Лянь мог поклясться, что под маской Бай улыбается, однако слова ощущались отчетливой угрозой. — Разве я могу причинить вред этому очаровательному юноше?       Хуа Чэн уставился на него, не отводя взгляда и улыбаясь не менее угрожающе.       — Зато я могу попробовать причинить вред тебе, — заметил он как бы между прочим. Се Лянь не мог не отметить это «попробовать» — означало ли это, что Хуа Чэн не был уверен в успехе? — Вернись на место либо выметайся отсюда, повторять не стану.       Воцарилась напряженная тишина, никто не решался и звука выдавить. Наконец Бай поднял руки, словно сдаваясь, и отошел от застегивающего джинсы Се Ляня на несколько шагов.       — Мне не нужны неприятности… пока что.       — Ничего не могу обещать, — отозвался Хуа Чэн. Убедившись, что тот вернулся на диван и больше никого не трогает, он расслабился и поманил Се Ляня к себе. То и дело оглядываясь на белую маску и растирая холодные кисти рук, Се Лянь послушно подошел, чувствуя себя слугой на аудиенции у короля.       — Дружеский совет: не имей с ним никаких дел и держись от него подальше. Этот человек опасен и не принесет тебе ничего, кроме проблем. Понял меня?       — О, так мы уже друзья?       Хуа Чэн несколько мгновений смотрел в глаза, а затем со вздохом опустил лицо на ладонь и потер висок, словно у него внезапно заболела голова.       — Какого черта… Слушай, что я тебе говорю. Я не стану бегать следом и спасать твою задницу, если снова куда-то влезешь.       — Я никуда не влезал, — поспешил восстановить справедливость Се Лянь, — он сам ко мне подошел, я не думал, что так получится. Раньше он просто…       Он замолчал, не решаясь продолжить — даже в мыслях это звучало слишком самонадеянно.       — Что, пялился на тебя? — Се Лянь глянул с удивлением, не ожидая, что заметил кто-то еще, кроме них с Цинсюанем. Тем более Хуа Чэн, находящийся вечно в каком-то своем мире, отстраненном от мира остальных присутствующих здесь.       — Ши Цинсюань сказал об этом мне, — словно прочитав мысли, подал голос Хэ Сюань. При упоминании Цинсюаня голос у него потеплел, но затем вновь словно погрузился в арктические льды, — попросил проследить, чтобы Бай держался от вас подальше. А я этому, — кивнул он на Хуа Чэна. — Видимо, не зря.       — Он тоже занимается нелегальными делами? — уточнил Се Лянь, задумчиво глядя на отбивающие ритм по колену чужие пальцы. Выглядело нервно, но удивительным образом успокаивало. — Так… Вы коллеги или соперники?       — Мы его терпеть не можем, но у нас что-то вроде договоренности, — неохотно ответил Хуа Чэн. — Не заговаривай мне зубы. Держись от него подальше и не принимай ничего, что он держал в своих руках, особенно напитки.       Се Лянь часто слышал, как девушкам говорили не принимать ничего из чужих рук, чтобы не оказаться в беде, но никогда не думал, что подобное когда-то скажут и ему.       — Я понял, — послушно отозвался он. — Спасибо за информацию. Но у меня еще один вопрос. Личный. К тебе.       Хэ Сюань усмехнулся, отворачиваясь.       — Секретничайте, меня тут нет, — лениво сообщил он.       — Приятно слышать, — не остался в долгу Хуа Чэн. — Ну? И что за тайны?       — Помнишь, мы говорили про татуировку? — спросил Се Лянь, надеясь лишь, что тот сейчас не рассмеется ему прямо в лицо со словами «ты действительно поверил, что я соглашусь тебе ее набить?». Однако Хуа Чэн ничего не сказал, лишь кивнул. — Я придумал эскиз. И хотел спросить… Ну, то есть, ты, конечно, не обязан, но я был бы очень благодарен…       — Ты хочешь, чтобы я ее тебе набил? — догадался тот, спасая этим Се Ляня от попыток объясниться. Он с облегчением кивнул.       — Я заплачу, разумеется!       — Естественно, ты заплатишь. Показывай эскиз.       Се Лянь порылся в карманах и достал сложенный листок со вчерашним рисунком, придуманным на паре. Длинные пальцы выхватили его из рук, раскрывая.       Минуту они провели в молчании. Се Лянь, нервничая как на экзамене, наблюдал за выражением бледного лица Хуа Чэна, разглядывающего его художества.       — Это что, ошейник? — спросил тот наконец.       — Иногда мне кажется, как будто что-то действительно сжимает горло, — поделился в неожиданном приступе откровения Се Лянь. — И я подумал… этот ошейник — это как бы защита от другого ошейника, понимаешь?       Хуа Чэн поднял бровь, ничего не говоря. В его глазах мелькнула озорная чертинка. Почему-то Се Лянь был уверен, что он понял.       — Я не могу сказать лучше, — развел руками Се Лянь, — в голове мысли путаются.       — Ладно. Что за ветви?       — А на что похоже?       — На терновый венец, — немного помолчав, ответил Хуа Чэн. Се Лянь кивнул. — Напоминание о чистоте и правильной жизни, преодоление трудностей на пути к цели… Почти религиозный символ. Любопытно. Думаю, тебе подходит, хоть и звучит довольно иронично. Ты пил сегодня? — внезапно спросил он.       — Нет, — озадаченно отозвался Се Лянь. — А что?       — Тогда поехали.       Хуа Чэн встал, подхватывая лежащую на спинке дивана куртку. Се Лянь проводил его еще более недоумевающим взглядом.       — Куда?       — Ты что, думал, я буду бить ее тебе прямо здесь? — тот обвел рукой замызганные диваны и заваленный упаковками стол. Се Лянь не мог не признать его правоту. — У нас есть салон. По факту он не наш, конечно, но владелец не против, что мы иногда пользуемся одной комнатой. Жди у байка, я скоро подойду.       Се Лянь, попрощавшись с остальными и получив еще порцию смущающих фразочек, послушно вышел наружу и нашел глазами байк, который, кажется, не мог спутать ни с чем. Прислонившись к сиденью, он глубоко вдохнул и медленно выдохнул, пытаясь уложить в голове все, что произошло сегодня. Получалась какая-то белиберда. Во что он опять ввязался?       Ждать пришлось недолго. Вскоре Хуа Чэн присоединился к нему, прижимая к уху телефон.       — Да, я знаю. Хорошо. Дверь запру. Понял, до связи, — он закатил глаза и сунул телефон в карман куртки. — Серьезно, я что, ребенок, чтобы напоминать мне закрывать за собой дверь?       Се Лянь улыбнулся — недовольство на чужом лице выглядело как раз очаровательно детским.       — Вы ему платите? Хозяину?       — Нет, — фыркнул Хуа Чэн, заводя байк. — У нас взаимовыгодное сотрудничество.       Судя по его словам, они со всем миром назаключали каких-то сотрудничеств, подумал Се Лянь, деловые люди, ни дать ни взять. Только вот он сильно сомневался, что причиной и предметом этого сотрудничества было что-то легальное.       — Это как-то связано с наркотиками?       Ответом ему был мрачный взгляд, не предвещающий ничего хорошего в случае последующих вопросов. Се Лянь понял без слов и замолчал, усаживаясь позади и обхватывая Хуа Чэна за талию. В конце концов, и без этого знания проживет отлично.       Салон находился на довольно оживленной улице, да и вывеска выглядела смутно знакомой. Хуа Чэн отпер дверь и пропустил его в приемную. Свет фонаря, проникающий сквозь широкое окно, выхватывал из темноты силуэты мебели, не давая запнуться.       Щелкнул выключатель. Холодный свет ламп, сменивший теплый уличный, озарил пустующую стойку ресепшена, низкие диванчики, заиграл отблесками на листьях высокого растения и рамах картин. Хуа Чэн скрылся за ведущей в коридор аркой.       — Не отставай, — донесся его голос до Се Ляня, заставив поспешить следом.       Взятый во временную аренду кабинет был совсем небольшим, но внимание тут же привлекла разрисованная стена. Се Лянь подошел ближе, разглядывая ее, и с уверенностью определил стиль рисования Хуа Чэна, пока тот готовил все необходимое.       — Ты в курсе, что бить на шее больно? Уверен?       — Вау, ты беспокоишься за меня? — поддел беззлобно Се Лянь. — Да, я уверен. Даже если больно… я потерплю. Это ты разрисовал?       — Да, — тот даже не поднял головы. — Смотри, я даю тебе последний шанс передумать.       — Не собираюсь, но спасибо.       — Ты слишком упрямый.       — А ты ворчишь как старый дед. Я все равно не передумаю.       Хуа Чэн хмыкнул что-то себе под нос. Се Ляню даже вслушиваться было не нужно, и так знал, что вряд ли там что-то приятное. Впрочем, он перестал обижаться на подначки — таким уж был этот человек, как и говорил когда-то Цинсюань, тут либо привыкать, либо навсегда прекращать общение, но, как ни странно, Се Ляню нравилось с ним говорить.       — Смотри, — сказал он, поманив к высокому зеркалу на стене, прямо возле окна, — сейчас я буду переводить рисунок, посмотришь, как он смотрится на коже. Если что-то не понравится — говори сразу. И собери волосы, они мешают.       Он дождался, пока Се Лянь расплетет косички и заберет волосы в хвостик, после чего расправил лист и приложил к шее, задумчиво передвигая выше и ниже в поисках идеального места.       — Мне нравится, — честно сообщил Се Лянь, глядя на себя в зеркало. Татуировка и правда выглядела на шее настолько гармонично, словно должна была там быть с рождения. Он положил ладони поверх чужих, слегка сдвинул эскиз, с внезапно накатившей паникой заметив оставленный Линдой укус, и попытался вернуть лист обратно. Хуа Чэн за спиной не мог не заметить тоже, но, к удивлению, не стал насмехаться и промолчал, лишь смотрел пристально и пытливо, чуть склонив голову набок, словно художник, оценивающий свое творение. Пальцы его скользили по линиям, оглаживая шипы. Се Лянь сглотнул и повторил еще раз, тише:       — Мне правда нравится.       Хуа Чэн медленно моргнул. Его взгляд не отрывался от отражения, и Се Ляню вдруг иррационально захотелось сделать что угодно, чтобы он посмотрел не на шею, а выше — и, в то же время, чтобы он никогда выше не смотрел, ведь от его взглядов Се Лянь всегда чувствовал себя глупым и слабым.       — Хорошо.       Последующие действия слились для Се Ляня в одно сплошное волнение: не только из-за последующего процесса, но и потому, что в лежачем положении лицо Хуа Чэна нависало сверху, прямо над его собственным, и если он поднимал взгляд, то натыкался то на темные глаза, подрагивающие ресницы и сосредоточенный взгляд, то на бледные губы со шрамиком на нижней, которого он непроизвольно то и дело касался кончиком языка.       Первый контакт машинки с кожей заставил тут же вынырнуть из транса и невольно дернуться. Хуа Чэн быстро отвел руку и посмотрел так, что Се Лянь не удивился бы, покройся он от этого взгляда льдом с ног до головы.       — Лежи смирно, будь так добр! Если из-за тебя испорчу рисунок, ходить-то с ним годами не мне.       Он тут же смущенно притих. С того станется и испортить работу намеренно в качестве акта врожденной вредности, да и вообще, опасно злить человека с иглой, мало ли куда эта игла может воткнуться в следующую секунду.       — Я говорил, что будет неприятно, не нужно было соглашаться изначально. Терпи теперь.       — Не так уж и больно, — тут же возразил Се Лянь, стараясь выглядеть невозмутимым и глядя куда угодно, но только не на лицо Хуа Чэна. Тот, однако, без труда раскусил ложь и ухмыльнулся.       — Значит, готов продолжать?       — Да, — скрепя сердце, выдавил Се Лянь, чувствуя, как кровь стучит в висках. Пути назад не было. Он вцепился руками в края кушетки и не стал закрывать глаза, надеясь, что вид склонившегося над ним лица отвлечет от боли хотя бы немного.       — Пялишься, — заметил Хуа Чэн сквозь жужжание машинки, вновь принимаясь за работу. Се Лянь сцепил зубы. Ощущения выбили из головы все мысли кроме «пиздец» — чувство было такое, словно кто-то с изощренной методичностью ковыряет железкой до крови одно и то же место, пытаясь пробраться под кожу.       — Извини, — выдавил он наконец и сам устыдился того, настолько жалобно это прозвучало.       — Можешь продолжать, разрешаю. Сам придумал идею эскиза? — продолжил Хуа Чэн к удивлению Се Ляня, и звучал при этом вполне заинтересованно. Впрочем, спустя еще несколько вопросов ни о чем и обо всем одновременно он понял, что его попросту пытались отвлечь от боли разговором, и понимание это отозвалось теплом в груди.       Се Лянь не знал, сколько времени так пролежал. Иногда Хуа Чэн делал перерывы, чтобы он мог перевести дух, и даже угостил шоколадкой.       — Один любитель пожрать думал, что я не найду его заначку, — пояснил он, заметив удивление Се Ляня. Тот, впрочем, удивился не тому, откуда взялась это шоколадка, а тому, кто именно ею накормил.       Боль становилась не слабее, но привычнее, отдаваясь где-то в голове непрерывной напряженной пульсацией. Оставалось лишь ждать и надеяться, что результат того стоит.       — Долго еще? — спрашивал он то и дело, и ему удивительно терпеливо отвечали:       — Мы только начали.       Или:       — Еще половина.       Или:       — Приблизительно минут пятнадцать, — этот ответ, пожалуй, был самым приятным… Нет, самым приятным было услышать:       — Готово. Полежи еще немного, я нанесу мазь и накрою пленкой. И только попробуй не ухаживать за ней как следует, я тебе тогда член на лбу набью.       Се Лянь не сдержал нервного смешка. У него затекла поясница и кружилась голова.       Спустя время, стоя у зеркала и разглядывая еще чрезмерно яркую терновую вязь, обвивающую шею переплетением линий, толстых и тонких — того и гляди сломаются, — и разрывающую острыми шипами кожу, словно в наказание и искупление разом, он чувствовал себя так, словно внутри рождается что-то новое, позволяющее увидеть себя в отражении свободным и особенным. Действительно красивым.