Начиная с сегодняшнего дня

      Се Лянь с детским упрямством попытался прикурить так же легко и элегантно, как получалось у Хуа Чэна, но опять сделал ту же ошибку, что и с обычными сигаретами — вдохнул слишком сильно и тут же закашлялся, сгибаясь пополам. Когда в горле перестало першить, он выпрямился, огляделся вокруг, чтобы убедиться, что его неудача не привлекла ничье внимание, и осторожно сделал еще одну затяжку, уже более удачную, выдохнув тут же растаявший в воздухе дым и чувствуя, как накатывает приятная расслабленность. Интересно, у него получилось бы делать фигуры из дыма, как у Петуха? А умеет ли это Хуа Чэн?       По скромному мнению Се Ляня, марихуана курилась легче, немного непривычно чувствовалась, словно бы оседая в легких, но понравилась больше табака. Спустя несколько затяжек он приловчился, вошел в ритм и откинулся спиной на стенку, прикрывая глаза и ощущая, как земля кружится под ногами. Или это его уже повело? Как это должно чувствоваться?       Стал ли он сейчас немного ближе к остальным, чем раньше?       Хуа Чэн все еще сидел напротив костра, почти не двигаясь, и Се Ляню стало любопытно: желает ли он покоя так же, как и сам Се Лянь? Несколько секунд он смотрел, как на темных волосах играют тени, после чего вышел из-за угла и молча сел на прежнее место. Стул приветственно скрипнул, вырывая Хуа Чэна из размышлений.       — Не говори ничего пока, — сказал он, звуча даже не в своей привычной холодно-насмешливой манере, а почти мягко, — иначе я не сдержусь и отвечу, а тебе мой ответ не понравится. Просто посидим.       — Просто посидим, — согласился Се Лянь, подобрал камешек с земли и кинул его вперед, глядя на то, как он исчезает за стеной пламени. Как назло, именно сейчас язык начало жечь сотней самых разных вопросов, однако он послушно прикусил его и откинулся на спинку, краем глаза поглядывая на чужой профиль, замечая мелкие детали, которых не видел раньше. Например, россыпь мелких родинок на щеке, то, какие невероятно длинные у него ресницы, а на нижней губе небольшой шрам ближе к уголку. Кто-то ударил?       Хуа Чэн чуть повернул голову, поймав чужой взгляд, и приподнял одну бровь, словно задавая безмолвный вопрос, однако Се Лянь не смог бы ответить на него даже при желании, поэтому торопливо отвернулся к огню, непроизвольно скрестив руки на груди в защитном жесте. Под этим взглядом он чувствовал себя слишком открытым даже несмотря на несколько слоев одежды.       — Ну ладно, спрашивай уже, — вздохнул тот внезапно. — Я почти вижу вопросительные знаки над твоей головой.       — Просто ты накуренный, вот и кажется всякая ерунда, — улыбнулся Се Лянь невольно. — С чего ты решил, что я хочу что-то спросить?       — Так хочешь или нет?       — …хочу, — глупо было бы отказываться от того, что само плывет в руки. Первый вопрос вырвался почти на автомате: — Ты правда торгуешь наркотой?       Хуа Чэн несколько мгновений молча смотрел на него, а затем смешливо фыркнул и покачал головой, отворачиваясь.       — Серьезно? Ты пялился на меня всю игру или что?       Се Лянь почувствовал, как от смущения зашумело в голове. Или это от травы?       — Я не смотрел! — возразил он торопливо, а затем добавил тише: — Просто случайно заметил.       — Ммм, вот как?       — Так ты ответишь?       Ну почему каждый разговор с ним превращается в цирк, причем клоуном почему-то постоянно выступает именно Се Лянь? Он не мог найти ответа.       — Предположим, — пожал плечами Хуа Чэн с таким видом, словно это было самым естественным занятием на свете. — Но только самым проверенным людям. Мне проблемы не нужны.       Се Ляня одновременно разрывало на части желание отодвинуться подальше и придвинуться ближе, жгло изнутри болезненное любопытство человека, впервые получившего разрешение войти на запретную зону.       — Если бы не были нужны, ты бы таким не занимался, — заметил он. — Ты же знаешь, что это, ну, уголовная ответственность?       — Я сижу тут, а не за решеткой, и об уголовной ответственности знаю даже побольше тебя. Дальше скажешь, что наркотики вредны, а я вроде как убийца?       — Об этом ты тоже знаешь побольше меня, я думаю, — вздохнул Се Лянь, которому и правда хотелось это сказать. Но что толку? — Ты не чувствуешь вину, когда занимаешься таким?       Хуа Чэн склонился к костру, словно замерз, не обращая внимания на развевающий его длинные волосы ветер. Се Лянь, недолго думая, протянул руку, чтобы защитить их от огня, и робко улыбнулся на вопросительный взгляд.       — Я никого не заставляю это делать, — спокойно продолжил прерванный разговор Хуа Чэн, откидывая волосы за спину и отклонившись вбок, чтобы поднять с земли оставленную кем-то ветку, обугленную на конце. — Наркотики не нужно продавать, они сами себя продают. Если кто-то хочет себе порушить жизнь и умереть, мне-то какое дело? Со своей бы жизнью разобраться для начала.       Се Лянь медленно кивнул, задумчиво глядя на дрожащие языки пламени. В этом определенно была логика, но он всю жизнь рос с девизом «если я могу помочь, то помогу», делил мир на «правильное» и «неправильное». Если человек начал употреблять наркотики — значит, у него проблемы, думал он раньше. Если бы я встретил такого человека, то обязательно помог бы ему, думал он. Потому что мне не все равно на проблемы других. Потому что если я помогу ему, то он поможет кому-то еще, и так «цепочка добра» продолжится и мир станет лучше.       Сейчас он хотел смеяться, вспоминая об этом. Выходило так, что эта «цепочка добра» на нем началась — и на нем же и закончилась. Люди не выстраивались в очереди, чтобы спасти его, потому что предпочитали себя и свои проблемы. И это, пожалуй, было очень ожидаемо.       — А помимо этого ты занимаешься чем-нибудь еще? — спросил он. Хуа Чэн по-детски увлеченно тыкал палкой в костер, пытаясь не то сделать факел, не то поджарить воздух, но Се Лянь чувствовал, что его слушают.       — Ты же не думаешь, что я тут целыми днями торчу? Вообще я тату-мастер.       Се Лянь вспомнил его красивые рисунки и издал понимающее «ооо».       — Я думал о том, что тебе бы пошла какая-то творческая профессия, — честно признался он. — Ты красиво рисуешь.       — Завидуешь? — беззлобно поддели его. — Ничего особенного, на самом деле. До настоящего художника не дотягиваю, так что малюю всякое на людях.       Се Лянь озадаченно моргнул, не понимая:       — Подожди… Что, по-твоему, делают «настоящие художники», чтобы ты со своим уровнем до них не дотягивал? Картины оживляют?       По скромному мнению будущего искусствоведа, Хуа Чэн не только дотягивал, но и перетягивал немного. Ему было с чем сравнивать — пожалуй, знакомство с произведениями искусства и умение в них разбираться были единственными плюсами в учебе на данной специальности.       Спина Хуа Чэна напряглась. Он не поднимал лица, но Се Лянь и без этого почти с восторгом понял, что он смущается. Это было настолько же неожиданно, насколько мило.       — Эй, — позвал он весело, — я уже который год учусь разбираться в этой теме, так что мне можно верить — ты настоящий художник. Могу аргументировать, если хочешь?..       — Прекращай, — глухо отозвался тот и медленно выпрямился, все еще не глядя на Се Ляня. — Мы не в ванильном кино, хватит играть в группу поддержки. Это все не имеет никакого смысла.       — Ладно, — не обиделся Се Лянь, мысленно делая пометочку хвалить умения Хуа Чэна время от времени. Вдруг перестанет быть такой сучкой. — Может, когда-нибудь сделаешь мне тату?       И захлопнул рот, сам не ожидая от себя этих слов. Цзюнь У и Мэй Няньцину не очень нравились татуировки, они бы точно не хотели видеть что-то подобное на его коже, а он не хотел их сердить, поэтому никогда не думал об этом. Но в голове всплыл разговор с Цинсюанем, произошедший словно тысячу лет назад — на деле, наверное, и месяца не прошло, — и его просьба сделать вместе татуировку. Об его знакомом мастере с вредным характером и золотыми руками. Кажется, теперь он понял, о ком шла речь.       Тогда Се Лянь согласился, желая самовыразиться и изменить жизнь, но совсем забыл об этом, а теперь вселенная словно намекала, что его решение было верным.        Хуа Чэн краем глаза наблюдал за изменениями на его лице, к удивлению, даже не пытаясь вмешаться. Видимо, его и правда совершенно не заботили чужие решения и чужая жизнь.       — Да, — сказал, наконец, Се Лянь медленно. — Да, я хочу. Я хочу татуировку. Не сейчас, но когда-нибудь в ближайшем будущем. Покажи мне свои?       Увидев однажды его забитое предплечье, он не успел рассмотреть, а после, словно назло, Хуа Чэн носил одежду с длинными рукавами, за которыми ничего нельзя было разглядеть. Се Лянь протянул руку и подергал его за рукав кожаной куртки.       — Сними. Я хочу посмотреть.       — С чего решил, что я позволю? — Хуа Чэн вырвал рукав из его пальцев. — Не слишком ли ты забываешься? Думаешь, поболтали немного — и все, лучшие друзья навеки?       Се Лянь поджал губы, чувствуя себя несправедливо обиженным. Он и правда надеялся наладить отношения, даже почувствовал к этому человеку какое-то расположение, но реальность вернула все на свои места. Он лишний, а Хуа Чэн ненавидит всех вокруг — и это та постоянная, которую не изменить никому.       — Я что, прошу чего-то запредельного или неприличного? — холодно спросил он. — Просто сними свою гребаную куртку и покажи мне татуировки, которые видели, наверное, все в этом месте, кроме меня!       Он ожидал начала очередной ссоры, однако Хуа Чэна его вспышка, кажется, развеселила. Се Лянь решил бросить бессмысленную затею пытаться угадать, что творится у него в голове.       — Как сурово, дрожу и падаю ниц. Ладно, ваше высочество, твоя взяла. Смотри не умри от радости.       Он послушно снял куртку, оказавшись под ней в красной футболке с, благо, коротким рукавом, и придвинулся ближе костру, чтобы можно было что-то разглядеть.       — Ого… — выдохнул Се Лянь, скользя взглядом по переплетающимся линиям, идущим, судя по всему, от груди почти до пальцев: белое с черным и штрихи кроваво-алого. В огненном свете он разглядел множество белых бабочек, прорисованных до малейших узоров на крылышках, несколько белых цветов, простых и очаровательных, но с окровавленными лепестками, а затем, не давая разобрать, что же все это объединяет, Хуа Чэн, уставший ждать, высвободил руку и вновь скрыл рисунок за тканью куртки.       — Доволен?       — Очень красиво, — искренне отозвался Се Лянь. — Что это означает?       — Что ты слишком любопытный, вот что, — Хуа Чэн передернул плечами, достал из кармана металлическую коробочку и вынул из нее самокрутку. Только сейчас Се Лянь с удивлением осознал, что он не курил на протяжении всего их разговора.       — Будешь? — он протянул одну Се Ляню. Тот несколько мгновений глядел на нее в раздумьях, а затем решительно кивнул. В отличие от обычных сигарет, от этих он не чувствовал дискомфорта, да и ощущения показались вполне приятными, почти как от алкоголя, правда, какого-то особого эффекта он так и не почувствовал. Может, сейчас получится?       Хуа Чэн хмыкнул одновременно с щелчком зажигалки, дал Се Ляню прикурить, затем затянулся сам.       — Сегодня ты пьешь в меру, зато развлекаешься другим, значит? Это последнее, что я тебе даю, остальное будешь покупать сам, я не настолько щедрый.       — Ну и пожалуйста, — проворчал Се Лянь, ожидавший подобных слов. Щедрость и Хуа Чэн? Несовместимо. — С чего ты решил, что я вообще стану покупать?       — Наша песня хороша, начинай сначала, — выдохнул Хуа Чэн почти разочарованно. — Ты задолбал изображать праведника передо мной, сидя тут и выкуривая уже вторую сигарету с травой. Повторю еще раз для отсталых: мне абсолютно похуй, что ты с собой делаешь, мне неинтересны твои оправдания, можешь тут хоть наркотой обдолбаться до передоза — и мне все еще будет кристаллически насрать. Так что будь честен если не с собой, то передо мной точно, потому что очередного «я не такой, я больше ни-ни» моя нервная система просто не вынесет.       — И что тогда будет? — рискнул уточнить притихший Се Лянь и получил в ответ холодный взгляд.       — Тогда я просто вышвырну тебя отсюда и запрещу появляться вновь. Еще хоть слово в этом духе… Я не шучу. Так что сиди и наслаждайся жизнью, желательно молча.       Прежде, чем ему успели что-то возразить, он встал со стула, потянулся и, не говоря больше ни слова, направился к гаражу. Се Лянь задумчиво выдохнул дым, глядя вслед.       От этих слов ему неожиданно полегчало.       Он вернулся обратно почти сразу после Хуа Чэна, но у дверей перед ним как из-под земли вырос Хэ Сюань. Се Лянь попытался обойти его сбоку, но тот оперся рукой об стену, преграждая путь. Се Лянь вскинул недоумевающий взгляд. У него не было даже догадок о том, что внезапно от него понадобилось этому человеку.       — Надо поговорить, — заявил Хэ Сюань не терпящим возражения тоном, и несмотря на то, что его голос был тихим, он, как и всегда, без труда перекрыл царящий вокруг шум.       — О чем? — осторожно уточнил Се Лянь.       — Ши Цинсюань, — сказал Хэ Сюань, словно это все объясняло, помолчал немного и, поймав вопросительный взгляд Се Ляня, пытающегося понять, причем тут Цинсюань, холодно выдал: — Вы с ним спите?       Се Лянь несколько мгновений продолжал бессмысленно смотреть на него, а затем откинул голову и несколько раз легонько побился ею об стену. Какого черта?       — Откуда вообще такая мысль? — спросил он так терпеливо, как только мог. Хэ Сюань, мрачнеющий на глазах, передернул плечами:       — Он часто тебя упоминает. Заботится о тебе. Вы постоянно ходите вместе.       — Мы соседи…       — …и вы соседи.       Се Лянь покачал головой, глядя на него как на глупого ребенка. Пока Цинсюань по нему убивался, этот дурак действительно думал, что он тайком трахается с ним, с Се Лянем? Это было даже не смешно.       — Нет, — сказал он, когда понял, что пауза в разговоре затянулась, и с удовлетворением отметил, как заметно расслабился Хэ Сюань. — Нет, мы не спим. Я не знаю, как тебе вообще в голову пришло, что он может спать с кем-то, кроме тебя!       Они одновременно повернули головы и глянули на то, как Цинсюань, окруженный людьми, о чем-то им увлеченно втирал, то и дело кого-то панибратски обнимая за плечи или хлопая по спине. Се Лянь кашлянул, признавая: его друг и правда мог выглядеть ветреным и любвеобильным человеком, но если узнать его получше, становилось ясно как день, что сколько бы внимания он не привлекал, единственным центром мира для него все равно был один-единственный конкретный человек.       — Я бы мог даже ударить тебя за такую мысль, если бы твердо стоял на ногах, если честно. Ты только ему об этом не сболтни. На самом деле, — продолжил Се Лянь во внезапном приступе откровенности, — я вообще… ну…       — Ну?       — Ни с кем не… в общем, ты понял.       Теперь настала очередь Хэ Сюаня смотреть на него снисходительным взглядом.       — Что с тобой не так? — правда, он был гораздо менее тактичным.       — Прости?       — Сколько тебе лет, тринадцать?       — Двадцать, вообще-то! — возмутился Се Лянь. Хэ Сюань закатил глаза прямо как Му Цин.       — Вот именно. С головой у тебя большую часть времени вроде бы все нормально, — Се Лянь проглотил возмущения по поводу «большей части времени» и «вроде бы». — И на лицо ничего…       — Ну, спасибо, наверное.       — Заткнись. Да и семья небедная. Так что именно не так?       Вау, подумал Се Лянь. Это что, бесплатный прием у психолога?       — Мне просто неинтересно, вот и все, — пояснил он защищающимся тоном.       — Неинтересно, — повторил Хэ Сюань со странным выражением лица. — Отношения и секс?       Се Лянь неуверенно кивнул, не понимая, как они с взаимной настороженности и даже неприязни резко перешли вот к… этому.       — Ладно, — сказал тот внезапно, — вопросов более не имею.       И действительно развернулся спиной, собираясь уходить. Се Лянь, уже морально готовый к сеансу психоанализа от учителя Хэ, озадаченно моргнул. Однако не успел он и рта раскрыть, как услышал приглушенное:       — Вот ебанутый.       И даже растерялся от подобной наглости. Нет, как оказалось, все же ничего особо не изменилось в их отношениях.       — Эй! Ты в курсе, что я тебя слышу?       — И что?       На это возражений почему-то не нашлось.       Се Лянь не стал садиться, остался курить у дверей, меланхолично наблюдая за тем, как Цинсюань, оставив своих друзей, перебрался на колени к Хэ Сюаню и теперь увлеченно целовался с ним, а Хуа Чэн уткнулся в экран телефона, пока Сюань Цзи переплетала ему косичку и что-то рассказывала.       — Эй, — крикнул Петух, заметив его взгляд, — чего так пялишься, тебе налить? Если надо — говори, не молчи.       — Да, — сказал он, оглядываясь вокруг. Тут тоже было на что посмотреть: все вокруг приобрело новые цвета и оттенки, стало ярким и четким, словно картинка — искусственная и объемная карточка с забавно движущимися фигурами, а сам он наблюдал за ними как бы в толще замедлившегося вокруг времени через призму легкой приятной сонливости.       — Хорошо? — спрашивал его кто-то, шептал на ухо, и Се Ляню казалось, что он может различить в этом голосе сотни и тысячи оттенков.       — Да, — отвечал он вновь, вдруг понимая, что люди ходят очень интересно, каждый немного по-своему. За этим можно было наблюдать вечно.       Он и сам не заметил, как оказался на диване. Кто-то засмеялся неподалеку над глупой шуткой, и Се Лянь лишь спустя какое-то время осознал, что тоже смеется, потому что шутка была отличной, очень смешной, пускай он и не смог позже вспомнить даже слова из нее. Он сам попытался поделиться чем-нибудь забавным, но захохотал, успев сказать лишь пару первых слов, а остальные, словно и этого было достаточно, подхватили его веселье. Он чувствовал себя так восхитительно, что мог бы сейчас сделать все: взлететь до неба, остановить голыми руками поезд, спасти мир… Люди вокруг были его лучшими друзьями, жизнь казалась наполненной счастьем, все вокруг сияло и светилось, а в голове играла музыка и хотелось танцевать. Он то начинал о чем-то рассказывать, бурно жестикулируя и перескакивая с мысли на мысль, то внезапно залипал на какой-то одной и замолкал с, как ему сказали, «лицом философа», пока не находил что-то поинтереснее, но если бы его спросили хоть одну тему его речей, не смог бы вспомнить и слова.       Он давно не чувствовал себя таким счастливым.       Счастьем хотелось поделиться, поэтому он взял телефон и набрал Му Цина. Тот, как и всегда, ответил почти сразу.       — Се Лянь? — почему он раньше не понимал, какой у Му Цина красивый голос? Нужно ему обязательно сказать об этом. — Почему ты звонишь так поздно, что-то случилось?       — Нет, — протянул Се Лянь загадочно, — просто хотел сказать, что я вас люблю, ребята. Хоть вы и суки иногда. А у тебя красивый голос, ты знал?       Воцарилась тишина.       — С чего это вдруг ты решил мне об этом сказать?       — Потому что я хороший человек сегодня. Я сказал кое-кому, что он красиво рисует, а он смутился. Людям приятно, когда их хвалят.       — Мгм, да, но… — голос на другом конце запнулся растерянно. — Что там за звуки? Ты сейчас дома?       — Неа.       — А где ты находишься почти в полночь, Се Лянь? — теперь Му Цин говорил вкрадчиво и осторожно, словно с террористом. — Завтра важный тест, ты помнишь? Твои родители в курсе, что ты не дома?       Все желание говорить другу приятные вещи исчезло, будто его и не было.       — А знаешь что?       — Что?       — Я передумал. Ты не хороший человек, ты сейчас меня злишь. И не смей говорить родителям, я наконец-то чувствую себя хорошо! Пошел ты, короче!       — Се Лянь, подожди, не клади трубку…       Му Цин еще что-то говорил, но Се Лянь сбросил вызов, больше не желая ничего слышать. Причем тут вообще тест? Он даже не собирается на него идти, лучше уж останется тут и повеселится еще немного.       К большому сожалению, эффект марихуаны длился не так уж и долго — уже через часа два Се Лянь почувствовал себя пустым, грустным и очень голодным. К счастью, родители ни разу не звонили, видимо, все еще считая, что он с ночевкой у друга, ведь спалиться перед ними в таком состоянии было делом пяти секунд.       Он порылся на столах, поворошил пустые упаковки от фастфуда и чипсов, но не нашел ничего достаточно питательного и жалобно глянул на Цинсюаня, желая спросить, есть ли еще где-то еда, однако застыл в нерешительности. За те несколько часов, в течение которых Се Лянь радовался жизни, времяпровождение его друга практически не изменилось, лишь стало выглядеть откровеннее — хотя бы потому, что Хэ Сюань стянул с Цинсюаня футболку и теперь не то целовал, не то кусал его шею и плечи, совершенно не стесняясь людей вокруг, а сам Цинсюань безбожно млел, лапая его во всех местах в ответ.       Благоразумно решив оставить их наедине, Се Лянь, чувствуя, как горит лицо, нашел взглядом Цзянь Лань и подобрался к ней поближе. Они с Сюань Цзи и парнем по имени Сяолэй играли в карты, и, судя по надутым губам Цзянь Лань, она пока проигрывала.       — О, А-Лянь! — она схватилась за него как за спасительный круг, притягивая ближе. — Ты сегодня был такой радостный, что-то хорошее случилось?       — Ага, косячок случился, — гоготнул Сяолэй, смерив его хитрым всезнающим взглядом.       Се Лянь смущенно пожал плечами под удивленными взглядами девушек.       — Я просто…       — Я же говорила, — радостно засмеялась Цзянь Лань, — я же говорила, что ты ради себя приходишь, а потом и уходить не пожелаешь! А почему сейчас такая грустная мордочка? Ничего страшного, это всего лишь травка, ее даже уважаемые люди курят.       — Да я не поэтому, — он увернулся от попыток ущипнуть его за щеку, — я есть хочу. Может, тут найдется что-то кроме чипсов и орешков?       — Что было — все съели еще днем, — не обрадовал его Сяолэй, но, заметив, как он поник, почесал щетину на подбородке и предложил: — я могу тебя до ближайшего магазина подбросить, тут не сильно далеко.       Се Лянь воспрял духом: он уже думал, что придется либо умирать голодной смертью, либо возвращаться домой. Не хотелось ни первого, ни второго.       — Правда? Было бы очень здорово!       — Мы тоже поедем! — хором заявили Цзянь Лань и Сюань Цзи. Се Лянь с сомнением глянул на них, понимая, что они вообразили себя чем-то вроде его мамочек и теперь жаждали о нем заботиться.       — На чем это?       — Нас Цзян Сюэ отвезет. Правда ведь?       У Цзян Сюэ, который просто проходил мимо, не было даже варианта отказаться под их напором. В итоге из небольшой компании в пять человек их набралось около десятка, в том числе Цинсюань с Хэ Сюанем и даже Хуа Чэн, которому вообще непонятно что понадобилось в магазине.       Когда они рассаживались по байкам, Се Лянь заметил, что место позади Хуа Чэна пустует — он отказался везти всех, кто пытался примазаться. Когда они встретились взглядами, Хуа Чэн, закатив глаза и сделав сложное выражение лица, что-то среднее между «как ты меня достал» и «ну ладно, так уж и быть», кинул ему шлем. Се Лянь чудом поймал его, метнувшись вперед, и застыл, переводя взгляд с хозяина шлема на Сяолэя, который, вообще-то, изначально его и позвал. Впрочем, Сяолэй обиженным не выглядел, лишь пожал плечами, решив этим дальнейшую судьбу Се Ляня.       — Нескромный вопрос: ты можешь соображать чуточку побыстрее? — поторопил Хуа Чэн. — Если бы я знал, что ты от травы такой тормознутый становишься, предлагать бы не стал. Садись уже!       Се Лянь, проглотив готовое вырваться "так я тебя и не просил меня везти", чтобы не разжигать очередной конфликт, подошел и протянул ему шлем. Одно желание горело в нем еще с первого раза, когда он сел на этот байк: хотелось почувствовать воздух на лице и в полной мере насладиться поездкой.       — Поеду без него.       — С чего это?       — Хочу, — мягко, но безапелляционно ответил Се Лянь. — Ты же ездишь.       — Если я сдохну, никто плакать не будет, — отозвался Хуа Чэн хладнокровно, но шлем забрал. — Впрочем, дело твое. Возьми у кого-нибудь резинку для волос.       Даже не удивившись тому, как легко Хуа Чэн раскусил его мотивы, Се Лянь послушался и забрал резинку у одного из байкеров. Будучи короткостриженым, тот почему-то носил ее на руке вместо браслета.       Вернувшись, он запрыгнул на место позади Хуа Чэна и удержал его, почти повернувшегося, за плечи.       — Дай мне, — попросил, почти гипнотически разглядывая густую темную копну. — А сам пока заводи мотор.       Хуа Чэн проворчал что-то вроде «раскомандовался», но послушался. Кажется, после их разговора у костра он и правда стал приятнее в общении, подумал Се Лянь, запуская пальцы в волосы, оказавшиеся мягкими и тяжелыми. Он расчесал их как мог, собрал вместе, перехватывая ближе к корням и стараясь не тянуть, и с трудом закрепил резинкой, которая постоянно пыталась соскользнуть из подрагивающих от волнения рук. Хвост, конечно, получился неровный и растрепанный, но хоть что-то.       — Закончил? — скучающе уточнил Хуа Чэн, все это время сидевший прямо.       — Секунду, — пробубнил Се Лянь, подтягивая резинку выше, — все, готово.       Последний раз пригладив чужие волосы, он обхватил Хуа Чэна руками, прижимаясь грудью к его спине. Из-за разницы в росте ему приходилось немного подтягиваться или клониться вбок, чтобы нормально видеть дорогу перед ними.       — Спасибо, — тихо, но искренне шепнул он.       Хуа Чэн ничего не ответил, лишь дернул плечом — и байк сорвался с места.       Ощущения без шлема и правда отличались. Се Лянь, прячась большей частью за чужой спиной, чувствовал, как в лицо бьет ветер. Вокруг мелькали пятна фонарей и фар, из гулкой тьмы проглядывали смутные очертания ночного леса, дорога слилась в сплошную черную полосу, ведущую в бесконечность, и Се Ляню, приоткрывшему на несколько мгновений глаза, показалось, что они мчатся где-то в космосе посреди звезд.       Вскоре картина по бокам сменилась на здания, переулки, афиши и мелькающие тут и там фигурки редких прохожих, гуляющих по ночам. Пришлось сбавить скорость, проскальзывая между редкими машинами. Вытянув руку, Се Лянь даже смог коснуться одной из них, но чудом заметивший это Хуа Чэн тут же отругал его, не стесняясь в выражениях, и пообещал своими руками сбросить на полном ходу, раз уж ему так захотелось экстрима.       Магазином неподалеку оказался гипермаркет, хотя Се Лянь, откровенно говоря, ожидал увидеть что-то вроде подвального помещения. На улице они взяли тележку: сначала одну, затем вторую, а в третью вообще залез Цинсюань.       — Покатайте меня! — потребовал он, смеясь. Сюань Цзи и Цзянь Лань схватились за ручку с двух сторон и покатили его по асфальту, изображая звуки машины, пока Цинсюань визжал в полном восторге. Остальные воодушевились и тоже схватились за тележки. Вскоре на полупустой парковке перед магазином началось что-то вроде гонок. Ношу таскать Цинсюаня девушки передали Хэ Сюаню, а сами запихали в свою тележку сопротивляющегося Се Ляня, заметив, как скромно он стоит в сторонке.       — Это я вас катать должен! — возмущался он, не сдерживая улыбки. — Перестаньте, я же тяжелый!       — Это ты-то тяжелый? — расхохотался Цинсюань, услышавший это, — да я тебя одной рукой подниму!       — Да ну? Попробуй! — не остался в долгу Се Лянь.       — Нет, — возразила Цзянь Лань, — мы его просто протараним сейчас. Авария!       — Хэ-сюн, спасай меня! — завизжал Цинсюань, увидев, что они действительно несутся на него с тележкой с шокированным Се Лянем внутри. — Хэ-сюн, мы умрем!       — Не умрем, — терпеливо вздохнул тот и увернулся в последний момент. — А вот они — да.       Вопли Се Ляня с Цинсюанем разносились по всей парковке, пока их водители увлеченно, словно дети, гонялись друг за другом. К сожалению, несмотря на то, что их было трое против двух, Цзянь Лань и Сюань Цзи, обутые в обувь на каблуке, устали гораздо быстрее Хэ Сюаня.       — А-Лянь, кажется, мы все же проиграем, — выдохнула Цзянь Лань, остановившись, чтобы отдышаться, — уж прости, мы старались как могли.       — Вы совсем глупые, что ли, в туфлях бегать? — фыркнул голос Хуа Чэна откуда-то позади. Се Лянь, уже открывший было рот для их утешения и вознесения благодарностей за подаренное веселье, повернулся к нему. — Ногу подвернете, а нам вас потом тащить придется.       — Прости, Чэнджу, не удержались, — захихикали они, польщенные грубой заботой, и толкнули тележку с Се Лянем в его сторону. — Не хочешь надрать Хэ Сюаню зад за нас?       Э, нет-нет, подумал Се Лянь, закопошившись в попытках выбраться, нашли, кому предложить!       — Сиди, — велел заметивший его попытки Хуа Чэн тоном настолько властным, что у Се Ляня тут же ослабли конечности. Он послушно плюхнулся обратно и обхватил колени руками.       — Ты только не урони, — обеспокоенно протянула Сюань Цзи. Хуа Чэн ухмыльнулся.       — Ничего не обещаю, — и покатил тележку вперед, постепенно разгоняясь. Где-то неподалеку послышался вопль Цинсюаня, а Се Лянь закрыл глаза, вознося молитвы о своем физическом благополучии.       Хуа Чэн его не уронил, даже случайно — это был несомненный плюс. Еще большим плюсом было то, что Се Ляню даже понравилось кататься с ним — он управлял тележкой настолько легко и играючи, словно делал это каждый день, и, хоть они с Хэ Сюанем в конце концов согласились на дружескую ничью, заканчивая этим гонки, Се Лянь с Цинсюанем остались сидеть в тележках даже внутри магазина.       — Будешь так лениться — наешь такую задницу, что поднять не сможешь, — поддел его Хуа Чэн, передавая двухлитровую бутылку воды. Се Лянь, нежно прижимающий к себе кучу закусок, две буханки хлеба и палку колбасы, лишь закатил глаза. От смеха болело горло. И мышцы лица, пожалуй. Где-то неподалеку, судя по звукам, остальные с Цинсюанем во главе громили отдел с выпивкой.       — Кто бы говорил, ты к дивану как будто приклеился… подожди, возьми еще колбасы. И быстрорастворимой лапши. У вас же вроде был чайник? С бутербродами пойдет хорошо...       Хуа Чэн мстительно засыпал его упаковками.       Обратно в гараж они вернулись уже в третьем часу ночи, уставшие, но довольные. Остальные очистили от мусора и бумажек стол, на который сгрузили покупки. Пока тут и там боролись за право откусить от колбасы, Се Лянь, благоразумно припрятавший себе вторую, мирно нарезал ее, чувствуя, как желудок торжествует, а Цинсюань рядом делал бутерброды.       — Кусай, — поднес он один ко рту Се Ляня. Се Лянь послушно откусил и зажмурился от удовольствия. Кто бы мог подумать, что когда-то он, привыкший к изысканным блюдам своих отцов, будет радоваться почти до слез простому куску хлеба с колбасой? Цинсюань засмеялся над ухом. — Ох, а ты и правда голодный. Подожди, сейчас заварю тебе лапшичку.       Все собрались вокруг стола, чтобы подкрепиться. Это выглядело так по-домашнему мило, что Се Лянь не мог перестать улыбаться. Ну или это из-за долгожданной еды улыбка не сходила, черт его знает. Не ели только двое: Хуа Чэн, лениво цедящий алкоголь, и Бай, наркоторговец в маске, который вообще вел себя настолько тихо, что Се Лянь про его присутствие почти забыл. Впрочем, за это время он успел продать часть товара, так что нахождение здесь было для него не бессмысленным.       — Меня от него в дрожь бросает, — шепнул Се Лянь Цинсюаню, наматывая лапшу на пластиковую вилку. — Жуткий тип. Постоянно кажется, будто он следит.       — Не пугайся, — отозвался Цинсюань напряженно, — но, мне кажется, он и правда следит. За тобой.       У Се Ляня еда встала в горле.       — В смысле? — прохрипел он, откашлявшись, и глянул из-под ресниц, однако из-за маски и полумрака вокруг было совершенно непонятно, куда именно направлен чужой взгляд. Он почувствовал пробежавший по спине холодок. — Почему на меня? Тут куча народу.       Цинсюань побарабанил ногтями по колену.       — Я еще с вечера заметил, — голос его звучал почти виновато, — он даже голову поворачивал, когда ты проходил мимо. Не стал говорить, но он до сих пор то и дело смотрит. Мне это не нравится.       — А уж мне-то как не нравится, — вздохнул Се Лянь. — Ладно, забыли, смотрит и смотрит, главное, чтобы ничего больше не делал.       — Может, влюбился, — захихикал друг, пихая его в бок. — Ты прямо обольститель. Се-сюн: Хуа Чэн тебя возит, девчонки сюсюкаются, а теперь еще и тайного воздыхателя приобрел.       Се Лянь опустил голову, смущенно фыркнув в ответ. Цинсюань определенно говорил глупости.       — Девочки просто милые очень, они со всеми сюсюкаются, — возразил он, — а Хуа Чэн… ну, может, он подумал, что меня больше некому везти, и пожалел?       Судя по виду Цинсюаня, он не поверил ни единому его слову.       — Хуа Чэн — и пожалел? Исключено. Ты что, еще не понял, какой он человек? Ему плевать на всех, кроме себя, даже на Хэ-сюна, который вроде как его ближайший друг.       — Ну и какова твоя версия событий тогда? — не выдержал Се Лянь. — Может, предположишь, что и он тоже в меня влюбился?       Несколько секунд они смотрели друг на друга, а потом покатились со смеху.       — Ой, Се-сюн, да ты шутник, — простонал Цинсюань, роняя бутерброд и вытирая выступившие на глаза слезы. — Сомневаюсь, что Хуа Чэн вообще знает значение слова «влюбляться». У него сердце из травки.       Может, и из чего-то потяжелее, подумал Се Лянь, но промолчал.       После еды все вновь разбрелись по своим делам. Слова Цинсюаня о травке напомнили Се Ляню кое о чем, и он повертел головой, отыскав взглядом мощную фигуру, возвышающуюся в углу над парочкой ребят в два раза меньше. Если бы Се Лянь не знал точно, не заподозрил бы в Кабане торговца травой — он куда больше походил на мясника или участника подпольных боев.       — Привет, — сказал Се Лянь, подбираясь ближе и с опаской разглядывая чужие мышцы, плотно натянувшие рукава футболки. — Мне бы сигарет. Не простых, а… ну, ты понимаешь.       Голос его дрогнул на последнем слове.       — Расценки знаешь? — деловито уточнил Кабан.       Да откуда бы, подумал Се Лянь, чувствуя себя крайне неловко. Ему казалось, что все вокруг смотрят на него осуждающе.       — Нет, — коротко отозвался он.       — Что, только начал? Ну, и как оно?       — Мгм, — ответил Се Лянь еще короче, не вдаваясь в детали, но затем все же ответил. — Неплохо.       Кабан надулся от гордости.       — Распробуешь — будет еще лучше.       За десяток самокруток Се Ляню пришлось отдать больше половины своей стипендии. Немного радовало лишь то, что доставшийся ему бесплатно и спрятанный в кровати клад теперь можно было применить по назначению — правда, сначала этому научиться, — не потратив лишних денег. Хоть какая-то экономия с такими безжалостными ценами. Может, вообще кому-нибудь перепродать дороже, а затем купить здесь дешевле?       — Не расстраивайся, — утешил его, погруженного в свои мысленные бизнес-планы, сидящий на спинке дивана Петух. — Потусишь тут подольше, помаячишь у него перед глазами как свой — и как миленький будет тебе по скидке продавать, а то и вовсе новинки бесплатно на пробу даст, как Хуа и Хэ. К тому же, всегда можно стрельнуть немножко у остальных, мы не жадные.       — Я бы не дал, — тут же отозвался Се Лянь, мысленно оплакивающий свои деньги. — И без вас мало.       Петух захихикал.       — Хэ Сюань с тобой точно согласился бы.       Ага, подумал Се Лянь, пряча сигареты в карман. И правильно сделал бы. С вами разориться — раз плюнуть.