Начиная с сегодняшнего дня

      Дверь дома ожидаемо была заперта. Сколько бы он ни пытался напрячь память, все равно не мог вспомнить, на работе сегодня родители или нет, поэтому отпирал замок с колотящимся сердцем, чувствуя грядущие проблемы. И это еще невзирая на почти двадцать пропущенных от Му Цина с Фэн Синем, перед которыми тоже нужно было как-то оправдаться.       В общем, забот у него было полно — словно возмездие за вчерашнюю беззаботную ночь обрушилось на голову.       Внутри царила тишина. Стараясь действовать как можно тише, Се Лянь стянул кеды и на цыпочках прокрался к лестнице, по пути заглянув в гостиную и кухню. Родителей не оказалось ни там, ни в спальне, поэтому он с облегчением захлопнул дверь своей комнаты и рухнул на постель, чувствуя, как от стресса вновь зашевелилась в глубине черепа притихнувшая было головная боль.       «Где ты?», «Твои родители волнуются, перезвони», «Ты не был на курсах, Се Лянь, где ты, ответь!» — и еще десяток подобных сообщений от Фэн Синя и Му Цина он пролистнул, почти не вчитываясь, написал в ответ «Я в порядке, дома, был в гостях, помогал Цинсюаню, не слышал звонка», а затем безжалостно удалил и закрыл глаза.       Лишь спустя несколько минут до него в полной мере дошел смысл одного из сообщений. Се Лянь резко подскочил, ахнув от ощущения прошедшей насквозь через его виски обжигающей спицы, и схватил телефон, но вспомнил, что только что сам избавился от переписки. Оставалось лишь ругать себя последними словами.       «Что значит «не был на курсах»? — торопливо отправил он Му Цину, который, благо, отвечал на сообщения удивительно быстро.       «Твои родители очень за тебя волновались, когда ты не вернулся и не отвечал на звонки» — пиликнул телефон.       «Они написали твоей преподавательнице» — пришло следом. Се Лянь почувствовал скручивающуюся в груди тревогу. Не могла же она…       «По ее словам, ты не пришел, потому что заболел. Какого черта ты делаешь, можно узнать?» — добивающим камнем упало на его воображаемый гроб. Се Лянь почувствовал, что мир куда-то уплывает перед его глазами, настолько его захватил холодный ужас от мысли, что все вокруг узнали о его лжи и теперь будут допрашивать. Разозлятся на него. Разочаруются. Будут подозревать. Все вокруг будут смотреть на него косо. А если они узнали и о том месте, где он был? О том, что он делал? А если…       Так, оборвал Се Лянь свои хаотичные мысли, пытаясь дышать ровно и успокоиться. Нет. Они не могли узнать, это просто невозможно.       — Раз, два, три, — пробормотал он себе под нос, качнувшись назад, вперед, затем снова назад, — все в порядке. Никто не узнает. Никто. Ничего. Раз. Два. Три. Другим плевать, всем плевать, а отцам… Нужно… нужно просто придумать историю. Цинсюань… с чем я мог бы помогать Цинсюаню?       Он подрагивающими руками нашел номер друга и стал ждать ответа, повторяя про себя бесконечные «раз, два, три, раз, два, три». Цинсюань, словно издеваясь над ним, взял трубку лишь гудке на десятом, и голос его звучал отвратительно радостно:       — О, ты уже по мне соскучился?       — Помоги мне, — оборвал его Се Лянь нервно, подбирая под себя ноги и откидываясь на спинку кровати. — Родители узнали, что я не ходил на курсы вчера. Я написал Му Цину и Фэн Синю, что весь вечер был у тебя. Я не знаю, что мне делать. Если они говорили с твоей семьей, то знают, что и это ложь! Я… Цинсюань, что мне придумать?       На том конце провода молчали, а Се Лянь смотрел на стену и чувствовал, как эта осязаемая тишина давит на плечи.       — Так, — отмер, наконец, Цинсюань, — для начала успокойся, ладно?       — Успокойся? — вскинулся Се Лянь. — Я со стыда умру, когда они вернутся и посмотрят своим этим взглядом! Это просто… это действительно серьезная проблема для меня! Цинсюань, мне нужна помощь, а не сеанс психолога, ладно?!       Цинсюань терпеливо вздохнул:       — Я пытаюсь, окей? Нет смысла психовать раньше времени, мы все решим. Я спрошу у своих, связывались ли твои с ними, и что они им сказали. От этого и будем отталкиваться, хорошо? Ты подождешь еще немного, пока я позвоню им?       Его голос звучал ровно, уверенно и вполне оптимистично, поэтому Се Лянь кивнул и, вспомнив, что говорит по телефону, послушно повторил:       — Да, я подожду. Спасибо.       — Пока не за что. Не нервничай и жди моего звонка!       Потянулось время. Се Лянь ждал, накручивая прядь волос на палец и не отводя взгляда от экрана телефона, словно так Цинсюань позвонит быстрее. Ужасно хотелось пить, но он не собирался двигаться с места, пока проблема не решится. Вдруг отцы вернутся раньше, в комнате он хотя бы сможет сделать вид, будто спит.       От звука долгожданного звонка, разорвавшего царящую вокруг тишину, он вздрогнул и больно дернул себя за волосы.       — У меня хорошие новости!       Голос Цинсюаня звучал взволнованно и почти радостно.       — Ну?       — Им открыл брат, а не родители.       — И чем эта новость хороша? — уточнил Се Лянь, не разделяя оптимизма. — Разве он не главный противник твоих гулянок? Вряд ли он стал нас покрывать.       Как оказалось, Ши Уду он знал хуже, чем думал.       — Се Лянь, нам страшно повезло, что они наткнулись именно на него! Он подтвердил, что ты у меня, даже не зная ситуации, наплел им всякого, они поверили ему и успокоились. У меня лучший брат на свете, понимаешь? Если спросят, просто скажи, что, ну… ты срочно помогал мне с фотографиями для конкурса, например.       Се Лянь озадаченно почесал переносицу: он совершенно перестал понимать происходящее вокруг. Ши Уду, который все время смотрел на него как на врага народа и периодически ругался с Цинсюанем из-за похождений, теперь покрывал его, ушедшего невесть куда с его братом? Да что, черт возьми, происходит в последнее время? Все с ног на голову встало!       — Ерунда какая-то, — честно ответил он, — но спасибо вам. Посмотрим, что они скажут, когда вернутся. Если и правда успокоились вчера после слов твоего брата, то мне стоит купить ему подарок в благодарность.       — Поверь, бюджет подарков уровня желаний моего брата ты не потянешь в одиночку, уж извини, — засмеялся Цинсюань. — А вообще, как самочувствие? Тебе бы еще поспать и поесть немного.       — Я сейчас и крошку не проглочу, если честно. Но поспать, пожалуй, и правда стоит. Еще раз спасибо тебе! — он не представлял, что бы делал без Цинсюаня — наверное, сошел бы с ума от самим же нагнетенного стресса. — Я твой должник.       — Ловлю на слове!       На этой ноте Цинсюань завершил разговор, а Се Лянь, поставив телефон на зарядку, залез под одеяло, сворачиваясь в клубочек и пытаясь осознать, во что же он, черт возьми, впутался. Почему-то вместо сожалений и мысленных обещаний больше так не делать в воспоминаниях всплыли всполохи красок на стене, жар огня, подпитываемый смехом, то, как легко ему было вести за собой в танце, грустные звуки гитары Баньюэ, темные глаза Хуа Чэна и его тонкие пальцы, держащие стакан вместе с его собственными.       Се Лянь заснул — и спал так крепко и сладко, как никогда ранее.       Когда он проснулся, за окном уже темнело и комната была погружена в полумрак. Где-то за стенами приглушенно звучала музыка. Значит, отцы вернулись и даже не стали его будить.       Может, мелькнуло в мыслях, вообще не выходить сегодня? Заняться учебными делами, коих, наверное, накопилось немало, и отсидеться за дверью. Но он тут же сам себе и ответил: нет, тогда к нему будет куда больше вопросов.       Се Лянь потянулся и сел на постели, чувствуя себя гораздо лучше, чем днем, но сосущее чувство в животе напомнило, что последний раз он ел вчера в обед, и стоило бы это исправить вот прямо сейчас. Отцы наверняка приготовили ужин, подумал он, и теперь нужно лишь умыться, выйти из комнаты, спуститься вниз и выглядеть так же, как и всегда.       Задача казалась несложной — и ужасно сложной одновременно.       На первом этаже горели, кажется, все лампочки, какие только могли, и от обилия света после темной комнаты у Се Ляня заслезились глаза. С кухни аппетитно пахло едой. Он почувствовал укол сожаления: пока его семья готовила ужин, вместо помощи он отсыпался после бурной пьянки и теперь нагло шел пользоваться их трудами.       — А-Лянь, это ты? — позвал его голос Цзюнь У из гостиной. Подавив невольную дрожь, он сменил маршрут.       — Да, я… Привет.       — Ты сегодня рано лег, все хорошо? Ты не заболел? — отец, сидевший на диване с ноутбуком и какими-то бумагами, поманил его к себе и приложил прохладную ладонь ко лбу. Се Лянь чуть наклонился, чтобы ему было удобнее.       — Нет, все хорошо. Мы с Цинсюанем уснули только под утро, вот меня и вырубило.       — Вот об этом и хотелось бы поговорить, молодой человек, — заметил сидевший рядом Мэй Няньцин, глядя на него сквозь поблескивающие на свету стекла очков. — Нам крайне интересна причина, по которой ты вчера не дошел до курсов, за которые мы, между прочим, платим немалые деньги, а оказался у друга и даже не предупредил, что задержишься. Ты знаешь, как мы волновались, когда ты не вернулся?       Се Лянь бросил взгляд на экран телевизора, где как раз кто-то рассказывал о найденном на днях трупе, и подавил вздох. Действительно, насмотришься такого на ночь и будешь в собственной тени убийцу видеть.       — Мне очень жаль, что я соврал, — сказал он, стараясь выглядеть как можно более печальным и виноватым, — у Цинсюаня горели сроки с… эм… там был очень важный для поступления в университет конкурс, ему очень нужна была помощь. Я думал вернуться раньше, но совсем потерял счет времени. Больше такого не повторится, обещаю.       Если бы у него были ушки, он сейчас прижал бы их к голове для полноты эффекта, но отцы, кажется, купились. Даже взгляд Мэй Няньцина смягчился, однако голос оставался строгим:       — Еще раз подобное повторится — и нам придется подумать о наказании. Помощь друзьям — это хорошо, но в первую очередь ты должен думать о себе и своем будущем. Вчера ты мог узнать много новой информации, а вместо этого лишь потерял время на что-то, что тебе совсем не пригодится.       О, подумал Се Лянь с каким-то злорадным холодным восторгом, ты даже не представляешь, папа, как много новой информации я вчера узнал. Ни один репетитор бы меня подобному не научил.       — Хорошо, — кивнул он вместо этого. — Я понял. Могу я пойти поесть?       Фэн Синь и Му Цин поймали его в университете на следующее утро. Се Лянь едва не опоздал, так как с трудом смог собрать себя в кучу после пробуждения и до сих пор чувствовал себя крайне рассеянным, но они все равно по традиции ждали у входа и выглядели не особо-то радостными, отчего у него тревожно засосало под ложечкой. Не то чтобы утром буднего дня перед учебой вообще кто-то выглядел радостным, но в последнее время Се Лянь везде видел подвох и никак не мог избавиться от чувства постоянного напряженного ожидания, словно вот-вот должно случиться что-то ужасное.       После того, как они обменялись приветствиями и мелкими бытовыми историями, он ожидал вопросов про недавнюю ложь, уже заготовив ответ, но вот они разошлись по этажам, вот началась пара, а Му Цин рядом молчал, словно ничего и не было. Се Лянь немного расслабился, надеясь, что друзья удовлетворились его ответом и забыли про произошедшее.       Но не тут-то было: беда подкралась, когда он бодро уминал круассан в кофейне и надеялся отвлечься от невеселых дум про кучу приближающихся проверок хотя бы во время еды.       — Знаешь, — начал неожиданно Му Цин. Голос его звучал спокойно, но Се Лянь привычно напрягся. — Ты ведешь себя странно в последнее время. Это говорю не только я, — торопливо добавил он, заметив, как Се Лянь открывает рот, чтобы привычно заявить, что у него все как обычно, — это многие заметили. Ты где-то витаешь постоянно, выглядишь так, будто тебя вообще ничего не радует.       — Если у тебя какие-то проблемы, — Фэн Синь отодвинул стаканчик с кофе и уставился на Се Ляня с видом настолько неловким, что тому почти стало его жаль, — то ты ведь знаешь, ты всегда можешь рассказать нам. Мы поможем.       — Мы знаем тебя почти всю жизнь, ты нам как семья. Но в последнее время ты очень отдалился. Что происходит?       Это было… мило, пожалуй, но Се Лянь сейчас отдал бы все на свете, лишь бы исчезнуть отсюда, будто это могло как-то отменить существование этого разговора. После таких слов как он мог врать им прямо в глаза? Но и правду они бы не приняли, он почти дословно мог представить их реакцию, и это было точно не то, с чем у него сейчас были моральные силы разбираться. Он не хотел ничего объяснять, он устал оправдываться. Врать тоже устал, но это было необходимо. Вынужденно.       В чем-то они были правы: он и правда будто выгорел. Что-то нематериальное прицепилось клещом и сосало жизненные силы, не в силах насытиться и оставить в покое, все вокруг повторялось раз за разом в бесконечном цикле рутины, а он лишь механически старался успеть, не отставать от ритма, ведь годы шли, времени на глупости оставалось все меньше, а прекрасное будущее, рисуемое отцами и окружающими, все еще маячило где-то там, на горизонте.       Он так боялся не добежать до него — и в то же время молил о том, чтобы оно никогда не наступало.       — Все хорошо, — сказал он тихо, допил чай и встал, забрасывая лямку рюкзака на плечо. — Мне приятно, что вы так обо мне заботитесь, но я в порядке. Просто немного устал из-за зачетов и подготовки к экзаменам, да и в студсовете сейчас нелегкие времена. К тому же, каллиграфия… к зиме на нее ни у кого не останется времени, так что я подумываю бросить свои уроки и заняться чем-то другим.       — До экзамена еще несколько месяцев, ты серьезно? — не поверил своим ушам Фэн Синь, — я даже не помню, что там за экзамены, а ты опять начал готовиться едва ли не с начала семестра? Ты рушишь студенческий образ, прекращай!       — Зато когда вы все с паникой схватитесь за свои лекции и будете усердно зубрить, у меня будет больше свободного времени, — улыбнулся Се Лянь, на что Му Цин лишь закатил глаза:       — Ты будешь зубрить их еще более усердно, чем мы, каждый раз одна и та же песня. Будто в кайф лишний раз себя нагружать. И тебе же нравится каллиграфия?       — Я не перестану ее любить. Но родители всегда говорили, что хобби должны и пользу приносить, а в период сессии никакой пользы от нее не будет.       Му Цин и Фэн Синь переглянулись с таким видом, будто он только что сморозил полнейшую чушь.       — Ну, дело твое… — пожал плечами Му Цин, хмурясь. — Раз не хочешь ничего рассказать, то пошли уже, я же вижу, как ты ерзаешь, мечтая уйти отсюда.       Се Лянь и сам не понимал, как попался на ту же удочку вновь. Цинсюань уже не просил и не спрашивал, лишь посмотрел внимательно — и вот они мчались по темноте, хохоча и любуясь стремительно проносящимся мимо мрачным лесным массивом и огнями других гонщиков. Се Ляню казалось, что он спит или сошёл с ума, иначе почему вместо подготовки к завтрашнему тесту он вновь сбежал из дома, а Цинсюань его прикрывал?       Несмотря на все проведенное тут время, большую часть присутствующих никак не удавалось запомнить по именам. Казалось, что с каждым разом людей становится все больше и больше. Например, громкого и грубого парня с вьющимися волосами, частично выкрашенными в ядовито-зеленый, он точно видел впервые. И уж тем более ни разу не сталкивался с высоким мужчиной — если, конечно, это был мужчина, — чье лицо полностью скрывала странная, немного жутковатая маска, половина которой хохотала, а другая половина плакала. Ну, подумал он, отводя любопытствующий взгляд, мало ли каких чудиков земля носит.       Он уже не отказывался, когда ему протянули стаканчик в знак приветствия — взял его, предвкушая расслабленность и веселье, шутил и смеялся вместе со всеми, словно бы оставляя временно за воротами свою прошлую жизнь. Никто тут, кроме Цинсюаня, не знал, кто он и кто его родители, всем было плевать на его успеваемость и обязанности. Их даже не слишком интересовал он сам, и это Се Ляню нравилось не меньше остального — он чувствовал себя достаточно своим и чужим, чтобы не беспокоиться из-за каждого сказанного слова.       Временами ему тоже хотелось забыть о себе.       — Уже видел верх изобразительного искусства? — внезапно спросили у него прежде, чем он успел добраться до диванов.       Чувствуя подвох, Се Лянь покачал головой и позволил отвести себя к одной из стен и в смешанных чувствах под множественное хихиканье уставился на нее. Покрывающие поверхность рисунки были жирно закрашены несколькими матерными словами, а сверху красовалось что-то, отдаленно похожее на мужской половой орган.       — Это… я сделал? — догадался он, чувствуя, что готов провалиться под землю от стыда. Однако остальных ситуация только веселила: как раз в данный момент два парня старательно вырисовывали еще несколько маленьких пенисов вокруг большого, возвышающегося над ними, словно отец над детьми.       — Кажется, в прошлый раз я недооценил твой художественный потенциал, — насмешливо заметил Хуа Чэн, со скрещенными на груди руками взирая на его творчество с видом уважаемого критика. — Хорошо, хорошо, прекрасная цветовая гамма, а смысл заставит прослезиться от осознания никчемности своей жизни даже самого черствого человека.       — Что-то не вижу, чтобы ты прослезился, — огрызнулся смущенный от подобного всеобщего внимания Се Лянь и спрятал лицо в ладонях. — Господи, мне жаль! Это можно как-то закрасить?       Ладно бы он это на чистом участке сделал, но ведь пострадали и чужие работы, в том числе одна очень красивая, и от этого ему было еще более неловко.       — Да забей, — но, к его неожиданности, всем, кажется, было плевать, — так даже прикольней выглядит.       — Точно! Сейчас бы еще из-за маляк расстраиваться… Пошли лучше, вон, выпьем. Умеешь играть в «я никогда не»?       Руки Се Ляня отвели от покрасневшего от смущения лица, затем его подхватили под локти, усаживая на диван, словно какого-то царя. Цинсюань подмигнул, проходя мимо и взъерошив ему волосы, прежде чем отогнать прижавшихся к Хэ Сюаню девчонок и нагло усесться к нему едва ли не на колени. Се Лянь мысленно поаплодировал его смелости, но взгляд отвел поскорее, чтобы не смущаться снова.       — Я слышал про эту игру, — ответил он, — это где пьют, когда что-то делали?       — Именно! — Цзянь Лань плюхнулась напротив и картинно вздохнула, прижав руку к груди: — Ах, он знает про нее, дети растут так быстро! Не хочешь поиграть с нами?       Се Лянь пожал плечами. Почему бы и нет? Звучало несложно и вполне забавно, к тому же, он мог узнать об остальных побольше.       — Я не против.       — Может, тебе вообще не стоит пить? Вспомни, что было в прошлый раз, — предупредил его Цинсюань, склонившись над столом.       Парни недовольно загалдели, защищая алкогольную честь Се Ляня так, словно это был какой-то экзамен. Кто бы говорил, кричали они, уж тебе ли на трезвенную дорожку возвращать!       Экзамен на разрешение выпить, развеселился Се Лянь внезапно, представив, как Цинсюань с полосатым жезлом в руке тормозит его, говорит что-то вроде:       — Вы превысили вашу алконорму, предоставьте документики на право принимать алкогольные напитки! — и невольно прыснул. Однако Цинсюань выглядел скорее озабоченным, чем веселым.       — Все в порядке, — поспешил успокоить его Се Лянь, справившись со смехом. — Я просто выпил слишком много в прошлый раз. С непривычки, вот и все. Сейчас я уже примерно понял свои границы, так что буду их придерживаться, не беспокойся. Просто немного расслаблюсь после зачетов.       — Вот это я понимаю, — хлопнул его по плечу сосед. — Наш человек растет!       Цинсюань все еще смотрел странно, но заметно расслабился и послушно вернулся на прежнее место, когда Хэ Сюань потянул его за плечо.       — Не лезь, — сказал он, — он не твой ребенок, а ты ему не мамочка. Переборщит — с последствиями пускай сам разбирается, теперь это только его проблемы.       — Он мой друг, — возразил Цинсюань. — Я за него отвечаю.       — За него отвечает только он сам, — внезапно поддержал Хэ Сюаня Хуа Чэн, с прищуром глядя на то, как Се Лянь делает осторожные первые глотки. — Если человек хочет пить — ты его не остановишь.       — Я не хочу пить! — возмутился Се Лянь, поймав полные сомнения взгляды. — Ну, то есть... Я лишь немного, а потом прекращу.       Никто не стал с ним спорить, но и убежденными не выглядели. Чтобы доказать, что это не просто слова, Се Лянь старался лишь достигнуть ощущения веселой расслабленности, не переходя ведущую к забытью и хаосу черту. Вкус алкоголя не слишком нравился по прежнему, но он старался смириться с ним ради эффекта, пытаясь вспомнить, сколько стаканов ему понадобилось в прошлый раз, чтобы получить то самое состояние, когда он вполне себя контролировал, но лишние мысли, проблемы и заботы не могли пробраться сквозь заслон в его расслабленную, немного плывущую голову.       Оказалось, что, пока он предавался размышлениям, ребята рядом уже начали играть, используя в роли указателя пустую бутылку.       — Я никогда не разводила парней на деньги, — сказала Сюань Цзи, хитро поглядывая на Цзянь Лань. Та показала ей язык и демонстративно поставила стакан на столик, пока несколько других девушек выпили.       — Кого тут разводить, — фыркнул незнакомый парень с зелеными прядями, — Хуа Чэн жадный песий сын, разве что под проценты даст, Хэ Сюань нахер пошлет, его недодевчонка Ши на девчонок не смотрит, а остальным самим бы кого развести на бабло.       Из-за шума названная троица его не услышала — видимо, ему же на благо, — зато вот Се Лянь вполне.       — У тебя какие-то проблемы с ними? — хмуро спросил он. — Что ты тогда тут забыл, раз тебя все так бесят.       — А? — парень, видимо, не ожидал, что он решит влезть с ним с спор. — Тебе какое сраное дело?       Се Лянь присмотрелся и понял, что парень, наверное, под кайфом: речь его была невнятной, руки то и дело странно подергивались, а расфокусированный взгляд бесцельно блуждал туда-сюда, словно он никак не мог сосредоточить его на чем-то одном. Это немного притушило гнев — он на своем примере понимал, что опьяненные чем-то люди еще и не такое могут сказать, поэтому продолжать спор не стал и отвернулся.       — Я никогда не… хммм, я никогда не продавала наркотики, — заявила одна из сидящих возле Хуа Чэна девушек. Се Лянь даже не притронулся к своему стакану, но с изумлением наблюдал, как Хуа Чэн с совершенно невозмутимым видом делает глоток. Парень, с которым Се Лянь разговаривал, тоже выпил, пролив дрожащими руками немного себе на грудь. Пил и молчаливый мужчина в маске, чей жутковатый взгляд Се Лянь то и дело ловил на своем теле. Стало немного понятнее, что они тут делают, но новая информация про Хуа Чэна заставляла нервничать. Неужели он тоже дилер? За все то время, что они были знакомы, Се Лянь видел его исключительно с травкой, но понятия не имел, чем Хуа Чэн занимается вне этого гаража.       Ну и компанию себе Цинсюань нашел.       — Я никогда не танцевал стриптиз, — постепенно, после вполне невинного «я никогда не бросал из окна шарики с водой», «я никогда не разыгрывала людей по телефону» и более откровенного вроде «я никогда не занимался сексом втроем», на котором выпили больше половины присутствующих, очередь дошла до Цинсюаня. Се Лянь приподнял брови и поерзал, чувствуя себя ребенком: хотелось уже хоть на чем-нибудь сделать глоток, чтобы не казаться скучным и не отставать от остальных, познавших все стороны жизни. Пока они заново наполняли стакан уже который раз, он даже на шариках и телефонных розыгрышах не смог сделать ни глоточка, и некоторые явно решили, что он рос чуть ли не в концлагере.       Пока танцевавшие стриптиз несколько девушек и три парня пили, Хэ Сюань что-то прошептал Цинсюаню на ухо, заставив выпрямить спину и залиться краской до самой шеи. Се Ляню одновременно захотелось узнать, о чем шла речь, и не узнавать об этом никогда.       Горлышко крутящейся бутылки замедлилось, указывая на Хуа Чэна. Все притихли, желая услышать о том, что он, невозмутимо выпивавший почти на каждом предложении, ни разу не делал.       — Я никогда не врал своим родителям, — кашлянув, произнес тот тихо, но Се Ляню показалось, что у него над головой разразилась гроза. Он вскинул взгляд, растерянный и задетый, и столкнулся им с чужим: Хуа Чэн с наглой усмешкой смотрел прямо на него и явно наслаждался.       — Не пизди, у тебя ж нет родаков, — протянул неуемный сосед Се Ляня. Несмотря на едва шевелящийся язык, рот у этого парня почти не закрывался. — Ты ж безродная псина.       — Ци Жун, заткнись, — посоветовала ему Цзянь Лань, — хочешь, чтобы Чэнджу опять твоей рожей пол вымыл?       Однако Хуа Чэн на чужие подначки даже внимания не обратил, реакция Се Ляня веселила его куда больше.       — Ты… — пробормотал Се Лянь, впервые согласный с Ци Жуном, — думаешь, это смешно?       — Вполне, — согласился Хуа Чэн. — Даже несмотря на то, что шутка, повторенная трижды, граничит с глупостью. Пей, мы ждем.       Се Лянь сжал стакан, желая выплеснуть содержимое ему в лицо, но все же, не отводя взгляда, сделал решительный глоток.       — Я еще могу врать, — выдохнул он, — а вот тебе уже никогда никто не захочет поверить.       Игра продолжилась, то и дело раздавалось «да ладно?» и «не может быть», но Се Лянь уже не чувствовал удовольствия. Слова Хуа Чэна крутились в голове, не давая полностью расслабиться. Он ведь и правда совсем заврался: родители верили ему искренне, заботились о нем, и вот как он им платил — сидел тут, черт знает где, в окружении наркоманов и алкоголиков, и методично напивался, чтобы сотворить какую-нибудь очередную глупость. Разве таким они его хотели видеть?       — Да уж, — пробормотал он себе под нос с невеселым смешком, — вот вам и прилежный студент, гордость курса.       Впрочем, шепнул ему въедливый внутренний голос, ты все равно не сможешь стать таким идеальным, каким все хотели бы тебя видеть, так какая разница? По крайней мере, ты лучше большинства присутствующих тут. Никто ни о чем не узнает. Разве не приятно отпустить все на одну ночь?       — Да к черту вас всех, — решил Се Лянь, взял бутылку, пакет чипсов и, не оборачиваясь, вышел из гаража во двор. — Почему это им все можно, а мне нельзя?       Устроившись на одном из стульев у погасшего костра, он жевал чипсы, запивая их из бутылки, и раздумывал, не зажечь ли костер, когда услышал позади шаги и обернулся.       Он вспомнил, что этого парня все почему-то звали Петухом. Может, из-за его ирокеза, словно он застрял в восьмидесятых, а может из-за дерганых движений или привычке ходить, выпятив тощую грудь?       — Привет, — сказал Петух, приземляясь на стул рядом.       — Привет.       — Умеешь курить? — в конце фразы голос у него забавно сорвался на почти визг.       Интересное начало беседы.       — Нет, — покачал головой Се Лянь и сделал глоток, задерживая жидкость во рту. На этот раз ребята разошлись на недорогое вино. На скромный вкус Се Ляня, оно определенно было похуже, чем то, которое он пил с родителями. Впрочем, и цены различались, словно небо и земля, ничего удивительного.       Петух затянулся и пустил дым кольцами, медленно растаявшими в воздухе.       — Хочешь, научу так же?       Се Лянь повернул голову и задумчиво посмотрел на него. В голове царила блаженная пустота, и как же, черт возьми, ему это нравилось!       — Ну давай, — протянул он неуверенно. Может, если понравится результат, он сможет заменить горечь алкоголя дымом? Стало любопытно, он осторожно, словно взрывчатку, достал одну сигарету из предложенной пачки и покрутил ее в пальцах, не решаясь что-то делать. Рядом щелкнула зажигалка, освещая длинное худое лицо его собеседника и бросая на стену за ними дрожащие тени.       — Поджигаешь и втягиваешь дым. Ну, как винишко через трубочку.       Се Лянь бросил на него хмурый взгляд за такое тупое сравнение.       — Только не слишком глубоко, иначе… — голос Петуха перекрыл судорожный кашель Се Ляня. -… ну, иначе будет вот это.       Се Лянь постучал себя по груди, пытаясь избавиться от мерзкого скребущего ощущения в горле.       — Ладно, давай еще раз, — не сдавался его учитель. — Немного вдохни… Немного! — Се Лянь послушался, чувствуя горечь на языке. И где удовольствие? Пока он видел только труд. — А теперь вдыхай нормально, в легкие его пихай.       — В каком смысле «пихай»? — хотел сказать он, но снова закашлялся, выронив бутылку. Вино разлилось, несколько капель попали на джинсы и обувь. Петух терпеливо ждал, выдыхая колечки.       — Ерунда какая-то, — прохрипел Се Лянь сквозь кашель.       — Еще раз давай, — велели ему, когда он притих, вытирая повлажневшие от кашля глаза. — Только кури, а не болтай, а то опять не туда пойдет.       На третий раз получилось получше — по крайней мере, почти без кашля. Так, потихоньку и осторожно, он докурил сигарету, стряхивая пепел на землю, и затоптал окурок подошвой кед.       — Как ощущения? — с искренним любопытством спросил Петух.       — Не очень, — честно ответил Се Лянь, чувствуя во рту неприятный привкус. — Не хочу больше.       — Ну и иди в задницу, мелочь, — беззлобно отозвался тот. — Ничего ты не понимаешь. Ладно, давай так — отдохни маленько, потом попробуй еще одну выкурить. Если и в этот раз не зайдет, то забей.       Вторая сигарета Се Ляню не понравилась еще больше, чем первая — несмотря на то, что на этот раз получилось лучше, желания продолжать не прибавилось, да и привкус оставался мерзким, о чем он тут же сообщил. Петух пожал плечами, не особо расстроенный, по просьбе поджег костер и ушел внутрь, оставив Се Ляня греться у огня и смотреть вверх в расслабленной неге.       Он не знал, сколько времени провел так — сначала вглядываясь в разводы на темном полотне неба, словно в попытке увидеть там что-то особенное, затем просто с закрытыми глазами. Музыка из гаража сменилась несколько раз, кто-то то и дело взвизгивал, но он не хотел вставать и идти узнавать, что случилось. Никто не умер и ладно.       Открыл глаза он лишь когда вновь услышал чьи-то тихие шаги рядом, затем знакомый запах туалетной воды с лёгким ментоловым оттенком. Такой был в этом месте только у одного человека, невзирая на то, сколько травы он выкурил за вечер. Даже сейчас следом за косяком в его руках тянулся дымный след.       Хуа Чэн молча присел на соседний стул и закинул ногу на ногу. Его косичка растрепалась, под глазами залегли тени, но даже так он выглядел красивым настолько, что сжимало в груди. Интересно, мелькнула в голове Се Ляня ленивая мысль, как же тогда выглядели его родители, что смогли создать вот… его?       — Что? — спросил Хуа Чэн, глянув искоса. Се Лянь отвел взгляд, радуясь, что он не умеет читать мысли.       — Ничего.       — К слову, поздравляю с новым опытом.       — С каким… ааа, — он глянул на два скромных окурка под ногами и зачем-то начал их закапывать, сгребая подошвами землю. — Мне не понравилось.       Хуа Чэн выпустил дым. Он всегда выдыхал его медленно и неторопливо, словно делая кому-то одолжение. Чем медленнее Хуа Чэн курит, сказал кто-то Се Ляню не так давно, тем быстрее кушает рядом Хэ Сюань. Почему-то ему запомнилась эта забавная фраза.       — Хочешь? — спросили вдруг. Се Лянь покачал головой, хоть этот запах и показался ему более приятным.       — Нет, спасибо. Такое не курю точно.       Тот не обиделся, лишь усмехнулся:       — Да, да. Помню, ты про алкоголь так же говорил. Как там… — он забавно нахмурил лоб, вспоминая, — Я не пью, не курю, не глотаю таблетки, бла-бла-бла. Угадаешь свою самую забавную и большую ложь на данный момент?       — Мы что, играем в загадки?       — Почему бы и нет. Твой ответ?       — То, что я тут больше не появлюсь, — пробормотал Се Лянь и вздохнул. Вот бы кто-то мог ему самому объяснить, как он постоянно оказывается в этом месте, почему, словно привязанный, ходит по кругу и каждый раз позволяет себе все больше и больше. Не так давно он разозлился, услышав обвинение во лжи, хоть и сказанное без упрека, а с беззлобной насмешкой, но сейчас ситуация казалась почти забавной. Алкоголь определенно делал с его внутренними барьерами что-то неладное. Или, может, дым от сигарет с травкой так подействовал даже на расстоянии?       — Может, и я начал пить немного, — сказал он, сплетая и расплетая пальцы, — и выкурил пару сигарет, но подсаживаться на траву я не собираюсь. Это все временно. Я контролирую.       Хуа Чэн, ничуть не впечатленный его речью, насмешливо скривил рот и склонился ближе.       — А кто говорит про зависимость?       — Разве нет?       — Смешно. Все зависит от тебя. Но ощущения точно понравятся, это стоит последующего раскаяния. Хочешь расскажу, зачем ты сюда приходишь каждый раз?       Се Лянь, слегка сбитый с толку резкой сменой темы, смотрел на ямку на его бледном подбородке и не мог заставить себя перестать слушать, встать и уйти, как нужно было сделать с самого начала.       — Зачем? — спросил он сухо. Как кто-то может знать то, в чем даже он сам еще не до конца разобрался?       Уходи, билось в голове голосами отцов. Прекрати слушать все это. У тебя столько работы на вечер, а ты чем занимаешься? Однако от мысли об учебе во рту стало кисло, словно он глотнул уксуса. С какой радостью он бы никогда больше там не появился!       — Тебе скучно, — медленно сказал Хуа Чэн, словно прочитав его мысли. Се Лянь упрямо вскинул голову, глядя ему в глаза.       — У меня столько дел, мне не бывает скучно!       Но тут же замолк, когда тот положил холодные, словно несколько часов провел на морозе, пальцы ему на губы. Отчего-то закружилась голова, словно он выкурил целую пачку и запил ее литром вина.       — Заткнись и не перебивай. Тебе скучно. То, что ты делаешь, не радует тебя, поэтому ты находишь еще больше дел, чтобы занять свободное время и казаться самому себе не бездельником, а остальным правильным мальчиком. Смотрите, мама, папа, я весь в делах, я такой молодец, — последнее прозвучало так язвительно, что неожиданный гнев вспыхнул в груди Се Ляня.       — У меня нет мамы, — таким же тоном произнес он. — И я делаю это не для того, чтобы… чтобы производить такое впечатление!       — Мне плевать, уж прости, — не смутился Хуа Чэн. — И вот мы подошли к твоему замкнутому кругу: тебе скучно, но стыдно за свое свободное время, нагружаешь себя делами так, что не можешь найти время на отдых, ты напряжен, не можешь расслабиться, в конце концов устаешь, выгораешь, снижаешь темп — и тебе снова стыдно. Скучно. Совестно. И все по кругу. Полагаю, еще и семья вносит свою роль, родители всегда ждут от ребенка успехов, даже если не говорят вслух.       Се Лянь молча смотрел на него, не зная, что ответить.       — И вот ты здесь… потому что наконец-то хочешь не чувствовать себя за отдых бездельником. Потому что нашел что-то, выбивающееся из привычной картины. Потому что тут всем все равно, сколько дел ты сегодня успел сделать, сколько великих свершений у тебя на счету…       Он перевел пальцы с губ Се Ляня на его щеку, огладил медленно, по ощущениям высекая пальцами искры на коже.       — Открой рот, — почти шепнул он. Се Лянь, чувствуя, как пылают щеки, беспрекословно послушался, заворожено глядя на искры в темных глазах напротив.       И закашлялся от неожиданности, когда Хуа Чэн с хитрым прищуром выдохнул дым ему в рот.       — Что?.. Зачем?       — Оу, ты ожидал не этого? Или это слишком для правильного мальчика?       Се Лянь толкнул его в грудь и отсел подальше вместе со стулом, поджав губы. Еще и издевается над ним! Как он мог забыть, какой у него вредный характер!       — Давай свою сигарету. И отстань на этом.       Хуа Чэн неторопливо щелкнул зажигалкой, протянул Се Ляню косяк, откинулся на спинку, закинув ногу на ногу, и затянулся сам.       — Ты на моей территории, — сказал он неожиданно ледяным, несмотря на внешнюю расслабленность, тоном. — Если думаешь, что что-то здесь решаешь… спешу разочаровать. Так что следи за тем, что говоришь, будь добр, пока не оказался за порогом.       Се Лянь, внезапно задетый такой откровенной угрозой, уставился на Хуа Чэна взглядом, по которому, как он надеялся, можно было прочесть, что он думает об этом человеке, и встал на ноги. Его момент умиротворения был разрушен без права восстановления в ближайшее время.       — Не захлебнись в своей важности. Удачи.       — Ага, и тебе, — прозвучало лениво за спиной, пока он шел к воротам гаража. — Если понадобятся еще сигареты, обратись к Кабану, он траву толкает, ну, ты уже понял, наверное. Только не забудь деньги, тут не центр благотворительности. За таблетками к Ци Жуну, это который зеленый придурок. За чем-то посерьезнее — к Баю, но не советую. Ну, запомнишь.       Се Лянь не стал отвечать. Оставив позади тонкую высокую фигуру, окруженную ореолом света, и почти добравшись до входа в шумный, словно бы какой-то параллельный мир он, подчиняясь внезапному желанию побыть в тишине еще немного, повернул налево и обошел гараж, остановившись с другой стороны. Прижался к стене, в темноте почти сливаясь с фоном, и только понял, что все еще сжимает в пальцах косяк.