Начиная с сегодняшнего дня

      Ночью ему снились кошмары о том, что о содержимом тайника в его кровати узнал весь город. Его отчислили из вуза, все вокруг, включая Фэн Синя и Му Цина, смеялись в спину и кидались оскорблениями, а родители выгнали из дома, швырнув вслед написанные не на высший балл учебные работы.       — Какой позор, — сказали они перед тем, как с отвратительным скрипом петель — они никогда ранее так не скрипели, словно тоже были страшно им расстроены, — захлопнуть дверь. — Какое разочарование. Мы больше никогда не хотим тебя видеть.       — Нет, — с ужасом и отчаянием закричал Се Лянь, пытаясь помешать им, однако не имея возможности даже сдвинуться с места, словно кто-то приклеил его ноги к земле. — Нет, подождите, я все объясню! Пожалуйста, послушайте меня! Это ошибка! Это не мое! Я не виноват!       — Я не виноват! — вскрикнул он, резко садясь на постели и не сразу отмечая, что вместо закрытой входной двери смотрит на свой аккуратно прибранный рабочий стол. Компьютер, стопка тетрадей, маленький кактус в белом горшочке и пробковая доска с заметками на стене –слишком знакомый вид, чтобы ошибиться. Это точно была его комната.       — Сон… — на выдохе пробормотал он с затопившим изнутри облегчением, вновь падая на подушку, — просто глупый сон. Очень, очень глупый.       В дверь коротко и деловито постучали пару раз. Внутри вновь поднял голову страх: а вдруг правда нашли и сейчас выгонят? Он торопливо глянул на шишечку, чтобы убедиться, что она закрыта.       — А-Лянь? — не дождавшись ответа, Цзюнь У, уже одетый и аккуратно причесанный, открыл дверь и шагнул в комнату. Се Лянь встревожено уставился на него, но встретил теплый взгляд и немного успокоился. Ладно, подумал он, так не смотрят на преступников и разочаровывающих детей. — Ты еще в постели? Надеюсь, выспался? В этот раз, к счастью, ночь была спокойной. Собирайся и спускайся завтракать, мы тебя ждем.       Он кивнул, чувствуя, как суматошно бьется в груди сердце, и, дождавшись хлопка закрытой двери, уткнулся в подушку лицом, давая себе пару минут форы.       На завтрак он спустился позже, чем обычно, и почти все время молчал, то и дело поглядывая на родителей из-под ресниц. Интересно, крутилось в голове, как они поступили бы в реальности? Иногда ему хотелось встать во время ужина и заявить, что он бросает университет и идет на вечеринку в честь этого, чтобы напиться до беспамятства впервые в жизни, что он хочет что-то изменить, — но так никогда и не находил в себе смелость — или наглости? — сказать это им в лицо.       Они уже ждали в машине, когда он, закинув на плечо рюкзак и убедившись, что выглядит достаточно опрятно, запер дверь и вышел за ворота.       И вдруг услышал со стороны знакомый голос.       — Эй! — Ши Цинсюань, стоящий у ворот соседнего дома одним коленом на земле без страха испачкать светлые джинсы и завязывающий шнурки на кеде, поднял голову и с улыбкой помахал ему рукой. Се Лянь не сдержал ответной улыбки. — На учебу?       — Да, — он обернулся на машину, мысленно прося родителей подождать, и подошел ближе. Цинсюань наконец разобрался со шнурками и тоже вскочил на ноги. Глядя на его цветную футболку, небрежно собранные в хвост волосы и уже привычные разноцветные браслеты, Се Лянь в своих белой рубашке и пиджаке почувствовал себя лет на тридцать старше своего возраста. Некстати вспомнился вчерашний разговор про шум, но Цинсюань не выглядел как жертва домашнего насилия, да и говорить об этом ни с того ни с сего было как-то нетактично, поэтому он решил сначала разобраться в ситуации получше, а затем уже выносить обвинения. — Как у тебя дела?       — Все отлично, как и всегда! О, твои волосы вьются после вчерашней косички, так мило. Тебя подвозят родители?       Се Лянь слегка растерялся от такой резкой смены темы и кивнул головой лишь спустя несколько мгновений.       — Да, один мой отец преподает в том же университете.       — Так ты его любимчик? –протянул Цинсюань, щуря глаза. — Наверное, и дома приходится учиться?       Насчет последнего утверждения не было никаких сомнений, отец очень строго следил за его успеваемостью как внутри университета, так и вне его. Некоторые не принимали всерьез его успехи, нашептывая за спиной, что папочка постарался, но правда была в том, что минусов в его положении насчитывалось больше, чем плюсов. Се Лянь даже не спорил — знал, что это бесполезно.       — На другом факультете преподает, — поспешил добавить он, нервно дергая рукав рубашки. — Но везде его знакомые…       — А второй твой отец? Тоже преподаватель?       Се Ляня передернуло от такой возможности. Вот уж нет, спасибо большое.       — Он врач. Клиника по пути. А что насчет тебя? Мы можем подвезти…       Цинсюань не успел и рта открыть в ответ, как дверь его дома хлопнула и наружу вышел молодой мужчина в темных солнцезащитных очках. В его прямой спине и каждом словно заранее выверенном до сдержанного идеала движении чувствовалась уверенная властность, и Се Лянь, глядя на то, как он всего-то закрывает двери, внезапно почувствовал себя до нелепости неловким. Мужчина был слишком молод для роли отца, так что Се Лянь предположил, что это либо дядя, либо брат.       — Не беспокойся, меня тоже есть кому подвезти. Удачи на занятиях, увидимся позже! — Цинсюань бодро отсалютовал ему и бросился к стоящей чуть поодаль черной машине, на которую Се Лянь даже не обратил внимания. Отчего-то он полагал, что Цинсюань ездит на автобусе, и искренне хотел предложить помощь. Чувство неловкости усилилось в разы.       — Да, и тебе, — с запозданием сказал он, глядя на то, как сосед плюхается на переднее сиденье.       — Мы, конечно, можем подождать, а вот учеба и работа — вряд ли, — нетерпеливо прозвучало со стороны его собственной машины. Он резко обернулся, понимая, что действительно совсем забыл, что его ждут. — Или ты решил прогуляться своим ходом?       — Простите, — пробормотал он, — я задумался.       Фэн Синь и Му Цин, как и всегда, ждали у крыльца. Даже издалека Се Лянь видел, что они о чем-то оживленно спорили, глядя на экран телефона.       — Что-то случилось? — спросил он, пытаясь увидеть, что там происходит, но Му Цин уже свернул вкладку и сунул телефон в карман.       — В очередной раз убедился в отсутствии у кое-кого музыкального вкуса, — сказал он равнодушно. Фэн Синь тут же возмущенно пихнул его в плечо.       — Как будто я поверю, что ты слушал музыку, а не смотрел на этих полуголых женщин!       — Не переноси на других свои привычки.       Се Лянь скрыл смешок кашлем, даже не пытаясь их успокаивать — ну не лишать же друзей удовольствия вдоволь погрызться перед долгими нудными парами.       — По крайней мере, один из вас точно на полуголых женщин не смотрел, — поддел он дразнящим тоном. Фэн Синь уставился на него с видом человека, преданного тем, от кого этого не ожидал.       — Если перестанет нравиться мужская раздевалка, в женской тебя тоже всегда примут, — тут же присоединился Му Цин. Они с Се Лянем переглянулись и хлопнули друг друга по ладони. Это было не совсем ложью: Фэн Синю одному из немногих в университете на уроках физкультуры разрешалось заглядывать в женскую раздевалку, потому что все знали, что он не то что смотреть на полураздетых девушек не посмеет — даже взгляда от пола не поднимет.       Не то чтобы он часто пользовался этим преимуществом, конечно.       — Идите к черту, — фыркнул он недовольно и начал подниматься по лестнице к входным дверям. — Болтаете про девушек, а что-то не вижу рядом с вами ни одной.       Се Лянь неловко кашлянул, признавая его правоту. Пока их одногруппники частенько обсуждали свои отношения или неотношения, они втроем говорили о чем угодно, но только не об этом.       — Бережем твою хрупкую психику, — не остался в долгу Му Цин.       Фэн Синь резко остановился и развернулся к ним, не обращая внимания на то, что их замершая на ступенях компания мешает пройти другим студентам.       — Да ты сам только с одной женщиной можешь поговорить дольше двух минут!       — Это с кем?       — Да со своей мамой!       — Поосторожнее со словами про мою маму, — прищурился Му Цин. — Так и по зубам получить можно.       Се Лянь поднялся на пару ступенек повыше и похлопал их по плечам, отвлекая внимание на себя.       — Ну все, все, — сказал он терпеливо, — хватит, не будем друг другу портить настроение. Никто не обижает твою маму, Му Цин, мы с Фэн Синем очень ее любим. Правда?       Фэн Синь ничего не сказал, лишь неловко кивнул.       Мать Му Цина, исключительно замечательная женщина по мнению Се Ляня, работала медсестрой у Цзюнь У, и в детстве Се Лянь, почти в каждом фильме и сериале видевший разнополые семьи, не раз устраивал отцу истерики с требованием выгнать ее, так как ужасно боялся, что он к ней в конце концов уйдет. Лишь после, став постарше, подружившись с Му Цином и узнав его маму получше, он смог выкинуть из головы этот свой детский кошмар. До сих пор вспоминать было неловко.       В двери они вошли в молчании.       — Ты сегодня какой-то странный, — отметил Му Цин вдруг. — Дом не нравится?       Се Лянь покачал головой.       — Дом замечательный, — честно сказал он. — Вы обязательно должны прийти в гости! Просто…       Он боялся говорить о находке кому бы то ни было, но в то же время ужасно хотел сбросить с себя этот груз тайны и поделиться с кем-то своими эмоциями. Это же мои друзья, мысленно подтолкнул он себя, мы столько лет хранили тайны друг друга, в конце-то концов! Кому еще можно рассказать, как не им?       — Ну? — поторопили ребята, все то время, что он мысленно спорил сам с собой, внимательно следившие за изменениями в выражении его лица, — рассказывай, тебя же сейчас разорвет.       — Ладно, — вздохнул Се Лянь, хватая их за локти и утягивая в сторону. Как там говорят, и у стен есть уши? А если вспомнить, что и Мэй Няньцин вполне сейчас может быть где-то поблизости, с его-то удачей… — Но вы должны поклясться, что это только между нами тремя.       Они переглянулись. Вместо ответа Му Цин выразительно закатил глаза и с кратким «помнешь» выдернул ткань своей рубашки из пальцев Се Ляня. Тот, заметив, что все еще удерживает их, тут же смущенно спрятал руки за спину.       — Нам почти обидно, что ты вообще обговариваешь эти условия, — Фэн Синь оперся спиной о стену, скрещивая руки на груди, и вдруг уточнил подозрительным тоном: — Ты что, убил кого-то?       — Идиот… — выдохнул Му Цин еле слышно. Се Лянь хихикнул, надеясь лишь, что Фэн Синь этого не услышал.       — В общем, помните, я рассказывал о кровати, которая осталась от прошлых жильцов? Там есть отвинчивающиеся штуки, вы не поверите, что я нашел внутри одной из них.       Они одновременно склонились ближе к нему в ожидании продолжения. Се Лянь выдержал интригующую паузу и почти торжественно произнес:       — Кажется, пакет травки.       Они в изумлении воззрились на него.       — Чего? — воскликнул Фэн Синь, но после шиканья Се Ляня послушно понизил тон. — В смысле… Ты уверен?       — Кто станет хранить такие вещи в таком месте? — с недоверием фыркнул Му Цин. — Не люблю это признавать, но он прав. Откуда ты знаешь, что там именно она?       — А что, для лечебных настоек заготовки? – возразил Се Лянь. — Сам факт, что ее спрятали, уже многое значит.       — Мало ли кто там жил! Из лекарственных трав тоже можно много чего сделать.       — Она пахнет не как лекарственная трава…       — А что, ты много лекарственных трав перенюхал?       Повисла задумчивая тишина. Се Лянь устало потер точку между бровей, уже не зная, правильно ли он поступил, рассказав друзьям о находке раньше, чем убедился, что там действительно нечто запрещенное — сейчас он чувствовал себя довольно глупо.       Му Цин кинул взгляд на часы на запястье — их когда-то подарил ему Се Лянь, и теперь этот непроизвольный жест приятно грел дарителю душу.       — В общем, — посоветовал он, не выглядя особенно впечатленным раскрытым ему секретом, — что бы там ни было, выбрось и забудь. Тебя это никак не касается. А еще у нас занятие скоро начнется.       Се Лянь был даже немного разочарован.       — И что, это все?.. Я не могу просто выбросить, мало ли кто найдет.       — Значит, выбрось там, где не найдет никто, — терпеливо сказал Му Цин, схватил его за запястье прохладными пальцами и потянул за собой. — Давай поскорее, нам нельзя опаздывать.       Му Цин и Се Лянь учились на одном факультете, даже в одной группе, а Фэн Синь на другом, поэтому они разошлись по разным этажам, пообещав встретиться на перерыве, как и всегда. Однако, шагая за Му Цином к аудитории, Се Лянь думал вовсе не об учебе. Он решил, что пока выбрасывать свой внезапный клад не станет, вдруг хозяин еще придет за ним, а разбираться со злым курильщиком не слишком-то хотелось.       Если никто не придет за ним через месяц, мысленно поставил он точку в своих раздумьях, то выброшу. Обязательно.       С Цинсюанем они поладили быстро. Впрочем, с ним вообще было сложно не поладить — куда бы он ни пошел, за ним словно постоянно следовало солнце; открытый и свободный от предрассудков, он умел улыбаться так, что печали отступали, прятались по углам, и этим довольно заметно отличался от Му Цина и Фэн Синя, по обыкновению не слишком улыбчивых и довольно резких временами. Иногда Се Ляню даже казалось, что отцы им приплачивают за заботу о нем, словно бы он был маленьким ребенком, за которым обязательно нужен присмотр.       Они сталкивались у дороги каждое утро: отцы отвозили Се Ляня на занятия, а Цинсюань в это же время выбегал из дома вслед за своим одетым идеально до последней складочки братом, приглаживая волосы одной рукой и прикрывая зевающий рот другой, и радостно махал Се Ляню рукой, крича пожелания удачного дня. После учебы и иногда прогулки с друзьями Се Лянь возвращался домой, выходил с ноутбуком и учебниками на заднюю террасу и помогал новому приятелю перелезть через забор. Это стало почти традицией. Отцы даже не удивлялись, когда во время приготовления ужина слышали за окном кухни их голоса — как, впрочем, были и не против позволять Цинсюаню ужинать вместе с ними, а время от времени даже оставаться на ночь.       Однако к себе домой Цинсюань Се Ляня звал нечасто, а тот и не навязывался. Атмосфера в соседнем доме казалась ему не особо гостеприимной, хотя вслух он об этом, конечно же, не говорил. Господин и госпожа Ши приезжали поздно и с ним почти никак не контактировали, а старший брат Цинсюаня, хоть и вел себя подчеркнуто вежливо, все же четко очерчивал границы, за которые гостю заходить было нельзя, и смотрел временами как-то напряженно — особенно когда они с Цинсюанем куда-то уходили вместе. Се Лянь не знал, в чем его проблема и о чем они с братом то и дело спорят, пока никто не слышит, но решил, что если друг пока не готов ему рассказать — он не станет выпытывать.       Цинсюань познакомил его с бьюти-блогами, как и обещал, и Се Лянь был ошеломлен, увидев, сколько разных кистей, баночек, палеток, флаконов и прочих вещиц хранится у него в ящике рабочего стола. Сам он с косметикой сталкивался только в магазинах, да и то издалека, поэтому начал с интересом перебирать их.       — Сам я крашусь лишь немного, когда выхожу на прогулку, — сказал Цинсюань, с улыбкой щекоча его подбородок пушистой кистью. — Это так увлекательно — смотреть, как меняется лицо, как красиво ложатся на кожу все эти тона и цвета, как они соединяются и смешиваются. Умиротворяюще звучит, не правда ли?       — Действительно, — согласился он, разглядывая блестящие цветные тени в палетке. — А что говорят твои родители?       — Родители — ничего… Постой, замри, — Цинсюань, хихикая, нарисовал ему карандашом для глаз кошачьи усы на щеках и сердечко на кончике носа. — А вот брат…       — Не в восторге, — закончил за него Се Лянь, прекрасно зная, что обычно идет в конце этой фразы. Иногда он и вовсе забывал, что у Цинсюаня есть родители, а его брат — всего лишь брат. Впрочем, несмотря на свои постоянные недовольства, Ши Уду его ни в чем серьезно не ограничивал: хочешь курсы — учись чему хочешь, но получи более «серьезную» профессию, хочешь косметику — покупай хоть килограммами, но на люди выходи с ее минимумом. В общем, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы за грань не выскакивало. Иногда Се Лянь даже немного завидовал. По-доброму, разумеется.       — Я хочу организовать небольшую фотосессию, — сказал в один из вечеров на террасе Цинсюань, лениво листая ленты соцсетей, пока он дописывал доклад.       — Правда? — поднял голову Се Лянь, не скрывая интереса. — Какую?       Работы друга ему нравились. Одну из них, пейзаж настолько живой, словно вот-вот заколышутся от ветра ветви деревьев, он даже поставил на рабочий стол ноутбука.       — Лучше спроси, кто станет моделью.       — И кто же?       — Ты, разумеется, — улыбнулся Цинсюань довольно, сунул телефон меж бедер и склонился вперед. Глаза его хитро сверкнули. — Подкрасим тебя немного, найдем классное место… да хоть на этой же терассе! Вот, точно! Этакая ленивая, но стильная повседневность, теплый свет, летний вечер…       — Сейчас осень… — робко вклинился Се Лянь.       Но тот, захваченный идеей, лишь отмахнулся:       — И ты в кресле со своими книжками… Нет, стоп, учебники, нужно будет поменять на что-то другое, мы же не хотим, чтобы у людей просыпалась зевота при взгляде на них, правда? Какую-нибудь классику с красивыми обложками… Потом, конечно же, я найду места и образы поинтереснее, но для начала и это сгодится. Наш первый пробный заход!       Он выглядел таким воодушевленным, что у Се Ляня язык не повернулся напомнить, что согласия у него еще никто не спросил. Впрочем, не то чтобы он был сильно против, любопытство внутри желало узнать, что же в итоге выйдет. Еще никто не устраивал Се Ляню фотосессии, у него и фотографий-то нормальных — то есть тех, которые нравились ему самому и которые было не стыдно показывать другим, — насчитывалось всего штук шесть, причем две из них хранились еще со школьных времен.       — Ты же свободен в это воскресенье? — деловито уточнил Цинсюань. Се Лянь кивнул — если не считать пары уроков каллиграфии, которыми он зарабатывал небольшие, но собственные деньги, вечером он был полностью предоставлен сам себе. — Отлично, тогда приду к тебе ближе к пяти. И найди тот большой белый свитер, наденешь его, он классный. Все остальное я сам сделаю.       — Все остальное?..       Се Лянь наивно полагал, что все, что требуется от него для хороших фото — нормальная одежда, ну, хотя бы не мятая, причесанные волосы и наличие фотографа с прямыми руками. Как оказалось, в случае Ши Цинсюаня все было куда сложней.       — Я не особо хорош в позировании, — сказал Се Лянь неловко, пряча руки в рукавах свитера. — Так что извини, если получится невыразительно. Не так, как ты хотел бы.       — Глупости, — отмахнулся Цинсюань, увлеченно растушевывая хайлайтер на его скулах. Се Лянь до этого даже слов таких не знал, а тут оказалось, что без этого — и еще десятка таких же странных названий — перед камерой друга лучше даже не показываться. Оставалось лишь вспоминать школьные фото, к которым парням даже не приходилось особо готовиться, и вздыхать. — Я-то тут на что? В конце концов, это моя работа — сделать так, чтобы на снимке ты вышел как надо. Просто слушай мои команды и представляй, что… ну, не знаю… ты соблазняешь девушку, которая тебе нравится, например!       Се Лянь, крутивший в руках коробочку теней, от неожиданности разжал пальцы и поймал ее почти у пола, чудом не получив при этом кистью в глаз.       — Ч… что?       Цинсюань, едва успевший отвести руку, шумно выдохнул.       — Осторожнее! Они ужасно дорогие, положи на место, ты все равно не умеешь ими правильно пользоваться. И что я такого сказал? Не хочешь соблазнять девушку? Но есть ведь такая, которой обязательно нужно будет эти фото увидеть, правда?       Се Лянь кашлянул и, сохраняя загадочное молчание, уставился в окно с таким вниманием, словно там показывали самый важный фильм в его жизни.       — Неужели у тебя нет девушки, которая тебе нравится? — не поверил Цинсюань, бесцеремонно поворачивая обратно его лицо за подбородок и продолжая свою работу. — Ну, может, парень?       — Нет! Никто мне не нравится, я вообще пока не заинтересован в отношениях.       — А когда будешь заинтересован, в сорок? — кисть перепорхнула на другую сторону лица. — Представляю, как много сердец ты разбил такими речами.       Се Лянь лишь слабо улыбнулся на это.       — Глупости.       В старших классах был период, когда он всерьез волновался, что с ним что-то не так, раз за столько лет он так и не сумел ощутить чувство влюбленности в другого человека. Особенно когда все вокруг сходились и расставались, девушки пытались флиртовать с ним, а он не чувствовал ни капли желания познакомиться с кем-либо поближе.       — Ничего страшного, — сказала ему тогда спокойная и мудрая госпожа Юйши, работавшая школьным психологом. — Это не гонка, тебе некуда спешить. У тебя есть цели и стремления, на которых ты сосредоточен, а остальное придет со временем. Тогда, когда будешь готов.       На самом деле, шепнула она позже, иногда это совсем того не стоит.       — А ты? — спросил он. Друг не упоминал о собственных отношениях, но что-то подсказывало Се Ляню, что с этим вопросом у него все должно быть куда интереснее. — Ты в кого-то влюблен?       Руки Цинсюаня продолжали уверенно двигаться, однако Се Лянь заметил, как углубилась складка между его бровями.       — Вроде того, — сказал он медленно, критическим взглядом скользнул по его лицу и отложил кисть. — Временами жалею об этом, только вот изменить все уже не получается. А временами так хорошо, что хочется весь мир подарить.       — Звучит… сложно, — пробормотал Се Лянь. Может, даже хорошо, что его до сих пор подобное стороной обходит? — И это взаимно?       — Хороший вопрос, — криво улыбнулся Цинсюань. Се Лянь вопросительно вскинул брови, не понимая. — Хотел бы я знать на него ответ… ладно, забудь. Давай-ка докрасим тебя уже и начнем работу, а то скоро солнце сядет и мы провороним замечательное освещение.       — Повернись немного влево… да, вот так. Положи книгу на колени. Перекинь волосы на другое плечо… о, замечательно! — Цинсюань кружил вокруг, спрятав лицо за камерой, кажущейся огромной в его руках, и безостановочно щелкал, успевая сопровождать процесс указаниями. Се Лянь даже почувствовал себя настоящей моделью какого-нибудь журнала, а тот факт, что снимал его знакомый и достаточно близкий человек, значительно помогал раскрепоститься. Когда Цинсюань попросил спустить ворот свитера с одного плеча и повернуться к камере вполоборота, глядя куда-то вдаль и немного вниз, он лишь поднял брови, но послушался.       — Это… немного странно.       — Зато красиво, — отрезал Цинсюань, подскочил, поправил ему волосы и отскочил обратно, вновь вцепившись в камеру. — Чуть больше томности, ну?       — Чего больше? — скептично переспросил Се Лянь. — Ты уверен, что не путаешь меня с какой-нибудь своей моделью женского пола?       — Что за сексистские убеждения, друг мой! Думаешь, мужчины не могут быть томными?       — Еще думаешь, я могу иметь сексистские убеждения после того, как полчаса меня красил?       Они переглянулись и зафыркали от смеха.       — Как бы то ни было, представь, что у тебя есть человек, который тебе нравится. И тебе обязательно нужно его впечатлить этими фото. Представь… представь, что ты влюблен и в данный момент думаешь об этом человеке.       — Если бы ты мог объяснить мне, как это чувствуется, — вздохнул Се Лянь, придерживая книгу на коленях, и честно попытался представить себя влюбленным. Наверное, он бы скучал по этому человеку сейчас? Думал о нем? При встрече они бы держали друг друга за руки, ведь парочки держатся за руки, правильно? Он бы обязательно прижал свою пару к себе, обнял за талию и… тут его фантазия застопорилась. Когда целуешь человека, обязательно как-то держать его за лицо? Или стоит оставить руки на чужой талии? Может, запустить ее в волосы, как в фильмах? А если человек значительно ниже, целоваться, склонившись вниз, ведь так неудобно, наверное? Впрочем, его сто семьдесят восемь сантиметров роста — это еще не критично, вот будь он двухметровым гигантом…       — О любимом человеке не думают с таким видом, словно в уме шестизначные числа перемножают, — вывел его из размышлений подрагивающий от веселья голос Цинсюаня. — Если ты на свиданиях с таким же лицом сидишь, нет ничего удивительного, что с отношениями беда.       — Я задумался о том, как целуются пары с разницей в росте, — поделился Се Лянь. — Если у меня когда-то появится девушка, надеюсь, она будет не слишком низкой. Моя спина и так иногда побаливает, хотя мне всего двадцать!       Цинсюань не выдержал и расхохотался, выдавливая сквозь смех что-то похожее на «старикан!».       — Когда ты целуешь любимого человека, такие вещи не особо замечаются, — сказал он, отсмеявшись. — А если замечаются, то без недовольства в основном, ну, даже в положительном ключе. Типа… о, она такая миниатюрная, это так мило, можно взять ее на руки без проблем. Никогда не думал так о невысоких девушках?       Се Лянь неловко пожал плечами, решив не говорить о том, что вообще ранее о девушках не особо думал, не до этого было. Да и чего о них думать, они все равно об этом не узнают.       — Ну, теперь можешь начать и не беспокоиться особо по поводу своей спины, — отеческим тоном велел друг. Се Лянь не сдержал любопытства:       — А ты о чем думаешь, глядя на того, кто нравится тебе? Этот человек ниже тебя или выше?       Цинсюань вновь поднял камеру, пряча за ней большую часть лица, и отошел на пару шагов влево.       — Я думаю… — сказал он каким-то непривычным, мягко-печальным тоном, нажимая на кнопку затвора так внезапно, что Се Лянь дернулся, — я хочу, чтобы он почаще мне улыбался. У него очень красивая улыбка.       На следующий день, встретившись в перерыве между парами, Се Лянь, Му Цин и Фэн Синь засели в кафе неподалеку от университета, с трудом отыскав в забитом студентами зале свободный столик в углу.       — Знаете, — прерывая наконец-то сошедшихся на единогласном желании поворчать на преподов друзей, сказал Се Лянь как бы между прочим, сам при этом едва не светясь от удовольствия, — что у меня вчера было?       Му Цин и Фэн Синь обменялись одинаково недоверчивыми взглядами. Се Ляня поражало, какими похожими они могли быть в определенные моменты, даже не осознавая этого — и какими разными во многом другом.       Над столиком повисло короткое молчание.       — Свидание? — громко хором вопросили они, заставив Се Ляня подавиться кофе. С соседних столиков на них обернулась пара человек. Он помахал рукой, показывая, что ничего интересного тут нет, смотреть не на что.       — Ты что, кого-то встретил? — пошел дальше в своих предположениях Фэн Синь, не давая ему времени отойти от предыдущего высказывания. — Кто это? Почему ты нам не сказал?       — Нет! — откашлявшись, воскликнул Се Лянь, затем повторил еще раз для большей убедительности: — нет, не свидание! Ничего подобного!       — Мы не о чем-то противозаконном говорим, — закатил глаза Му Цин, — не нужно нас так убеждать. Между прочим, а почему бы и нет?       — Только не с тем странным парнем-соседом, про которого ты говорил, — тут же добавил Фэн Синь, — это было бы как-то…       Се Лянь едва не подавился во второй раз, на этот раз от понимания, что его друзей, вздумай он вдруг сообщить им об отношениях с Цинсюанем, смутил бы лишь тот факт, что он его сосед — и почему это странный? — и что он в принципе начал с кем-то отношения.       — Фотосессия! — выдавил он торопливо и вытащил телефон. — У меня была фотосессия, меня фотографировали!       — Кто фотографировал?       — Зачем?       — Надеюсь, для этого ты не пошел к кому-то незнакомому домой?       Се Лянь не сдержал раздраженного вздоха. Забота была приятна, но лишь в определенных границах, а тут она уже превращалась в паранойю.       — Мне не десять, — напомнил он, — я взрослый. И фотографировал меня Цинсюань.       — Ааа, — одновременно с одинаковым сомнением в голосе протянули его друзья, но Се Лянь уже не обращал на это внимания — он листал фотки на телефоне в жажде поделиться эмоциями.       — Вот тут я с книгой. А тут Цинсюань хотел снять, как я смеюсь, и поэтому постоянно меня смешил. На этой нужно было сделать грустное лицо, но я постоянно хихикал и чуть не получил книгой по голове. А тут… а вот здесь…       Особенно ему приглянулась та фотография, где он сидел в кресле, поджав под себя ногу и купаясь в теплом свете заходящего солнца, и смотрел чуть в сторону с задумчиво-отрешенным видом, непроизвольно сжимая в пальцах одной руки рукав другой. Широкий ворот свободного белого свитера словно бы случайно сполз с плеча, обнажая белую кожу, изгиб шеи и не скрытую волосами часть ключицы, и Се Ляню нравилось, что это выглядело не развязно и вычурно, а как-то почти трогательно. Особенно если не знать, о какой ерунде он тогда думал.       — Ты здесь выглядишь как девушка, — сказал Фэн Синь, глядя на снимок, и в тоне его Се Лянь услышал неприятно кольнувшие изнутри отголоски неодобрения. — Как-то… вызывающе.       — И вовсе не вызывающе. Только из-за того, что тут есть немного голой кожи и…       — Не в этом дело! Ну, то есть, не только в этом. Я… не знаю, я как будто смотрю на эротический журнал, только с тобой на обложке. Что за выражение лица? И ты что, накрашен?..       Му Цин, до этого не сказавший ни слова, пошевелился, перевел взгляд с фото на Се Ляня и обратно и пожал плечами, бросив короткое:       — Твое дело, где и как фоткаться, конечно, но… родителям лучше не показывай. Просто дружеский совет.       — И парням в группе тоже, — добавил Фэн Синь, хмурясь чуть озабоченно. — Вдруг о тебе разговоры пойдут, ну и все такое, в общем. Знаешь ведь, как оно бывает.       Се Лянь попытался сглотнуть горечь, комком вставшую в горле. Разумеется, он не думал, что они окажутся в восторге, но почему бы просто не поддержать его? Да, это непривычный, немного откровенный образ, но ведь получилось красиво. Они же его друзья и должны понимать, как сильно он дорожит их мнением.       И какое кому дело, пойдут ли о нем разговоры? Какое кому дело до его образов на фотографиях?       Они заботятся о тебе, сказали бы отцы. Они всегда о тебе заботились, как и мы, не сердись на них. Только вот где границы этой заботы, подумал он с внезапно накатившей усталостью, где она переходит в давление?       — Если понадобится, — сухо сказал он, вставая из-за стола, отключая экран и засовывая телефон обратно в карман, — я покажу всем в этом районе. Приятного аппетита.       — Чужие насмешки — это очень неприятно. Подумай об этом на досуге, — бросил ему вслед Му Цин, но он уже шел к двери, не оглядываясь и зная, что в этот раз они за ним не последуют.       Объективно он понимал, что они не имели в виду ничего плохого, не пытались его обидеть, лишь высказали мнение и свои опасения, но все оставшееся время демонстративно не поворачивался в их сторону, сталкиваясь на перерывах, и даже отсел на другой ряд. Бунтовать было приятно лишь до начала занятия: парочка девушек начала ронять ему под стол ручки с периодичностью раз в минуту, ласково и смущенно умоляя их поднять и передать из рук в руки, а парни постоянно пытались заглянуть в тетрадь или просили дать что-то переписать. Раньше Му Цин, сидевший рядом, одергивал их и невольно отвлекал внимание на себя, позволяя ему сосредоточиться на теме занятия, но теперь Се Лянь остался один на один с безжалостной стихией — и когда пришло время покинуть аудиторию, он готов был убивать. Или умереть. Что-то из этого, в общем.       Ребята поймали его на первом этаже и привычно взяли в тиски по бокам.       — Слушай, — сказал Фэн Синь, придерживая его за локоть, чтобы притормозить, — не нужно обижаться. Мы не пытались указывать тебе, что делать.       — Просто в нашем обществе, где все готовы облить другого дерьмом, нужно быть осторожнее, — добавил Му Цин.       Се Лянь издал звук, показывающий, что он недоволен, но все равно слушает.       — А фотки хорошие. Просто непривычно. Ты на наших общих фото такой неловкий, словно тебя силой удерживают, а тут прямо модель, влажная мечта девочек-подростков.       Се Лянь с подозрением глянул на них, но друзья выглядели вполне искренними. От души отлегло. Ему совсем не хотелось ссориться.       — Ничего, — сказал он уже более мирно. — Зато это был интересный опыт.       Фэн Синь неловко прочистил горло.       — Слушай, этот твой сосед… он к тебе не подкатывает хоть? Обнаженным фоткаться не просил?       Се Лянь даже сбился с шага, услышав это предположение. Не зная, смеяться ему или плакать, он уставился на друга, подняв брови.       — Ты серьезно?       — Ну, а что? Может, ты просто не замечал?       — Я знаю, когда ко мне подкатывают, Фэн Синь!       — Ну да, — фыркнул Му Цин ехидно, — скажи это тем бедным девушкам, которые пытались тебе признаться, а ты все удивлялся тому, какие они вежливые.       Се Лянь смущенно взмахнул руками, не нашел, что на это ответить, и понесся вперед, словно пытаясь сбежать от разговора.       — Забей, — посоветовал Цинсюань вечером, когда они пили чай на крыльце его заднего двора. До этого, услышав подобные догадки про свою персону, он хохотал до слез минут десять и теперь звучал немного сипло. — У всех разное мышление. А у многих мужчин оно еще и ограниченное в некоторых аспектах, и с этим, к сожалению, не всегда можно что-то сделать. Приходится принимать их такими, какие они есть.       — Мы тоже мужчины, — напомнил он, опираясь спиной на ступеньку. Темнело, на улицах зажигались фонари, вспыхивал и гас свет в окнах соседских домов, скрывающих от чужих любопытных или бесчувственных глаз то, как радости и печали очередного дня собираются воедино. Из его собственного дома доносились едва слышные звуки включенного телевизора. Раньше он проводил вечера в гостиной с отцами за фильмами и комедийными шоу, но теперь большей частью прописался за рабочим столом.       — Но другие, — Цинсюань рядом поерзал. — Тебе не нужно стесняться или как-то ограничивать себя ради общества, которому вообще не должно быть до твоей жизни никакого дела.       — Сейчас многое зависит от реакции общества, — вздохнул Се Лянь. — Когда люди слишком привыкли видеть тебя в одном образе, привыкнуть к другому бывает довольно сложно.       — Если будешь вести себя уверенно, все тоже воспримут это как должное. Какая разница, если ты не делаешь ничего противозаконного, просто живешь так, как хочешь!       Се Лянь молча глянул на него, решив приберечь слова возражения. Они с Цинсюанем видели мир по-разному. Тот жил как в последний миг, потакая желаниям и не позволяя правилам взять над собой верх, а Се Ляня эти правила, обязательства и желание выглядеть хорошо в глазах других обвязали цепями, не позволяя отступить от проложенной тропы.       Тот, словно догадываясь о его невеселых размышлениях, тоже не стал больше ничего говорить, и некоторое время они молчали, глядя на небо и наслаждаясь чаем.       — Пойдешь со мной по магазинам в выходные? — вдруг спросил Цинсюань. — Повеселимся немного. Давай, хватит чахнуть в своей комнате.       — Только после пяти, у меня курсы каллиграфии с одной девушкой, не могу пропустить, — отозвался Се Лянь. Новая ученица ему нравилась — она подходила к работе с умилительно-восторженным энтузиазмом и не пыталась в процессе познакомиться с ним поближе с какими-то своими целями. — Если подождешь, на вечер буду весь твой.       — Оу, звучит интересно, — поддел друг, заставив его смущенно отмахнуться. Несмотря на подобные шуточки, время от времени проскальзывающие в их диалогах, и подозрительное отношение к Цинсюаню со стороны Му Цина и Фэн Синя, ему и в голову не приходило заподозрить его в каком-то ином к себе отношении. Правда, иногда становилось немного неловко перед таинственным объектом его симпатии, словно тот мог услышать и подумать что-то не то. — По пути покажу несколько красивых мест, пофоткаемся немного. Предпочитаю оставлять воспоминания о хороших моментах. А тебе определенно нужно немного проветриться перед новой учебной неделей и…       — И?       — И потратить все свои заработанные деньги, конечно же!       Се Лянь засмеялся, толкая Цинсюаня плечом. Словно поддерживая атмосферу, чай радостно выплеснулся из чашки ему прямо на колени.       До торгового центра они добрались лишь когда стемнело, по пути сделав по меньшей мере пару сотен фото, и бесцельно бродили по отделам, протискиваясь сквозь лениво текущий поток людей.       — Где была моя голова, когда я предложил прийти сюда в выходные? — ворчал Цинсюань, выхватывая футболку перед самым носом нацелившегося на нее незнакомого мужчины и торжественно взгромождая ее на гору тканей и вешалок, что тащил на себе Се Лянь, с тоской поглядывающий на очередь перед примерочными кабинками. — Найти хорошую вещь — все равно что в голодных играх поучаствовать, а путь к кассе длиннее, чем путь Фродо до Ородруина!       Се Лянь с сомнением поглядел на то количество одежды, что тот нашел на них двоих всего за несколько минут, затем на пакеты в его руках, но благоразумно не стал спорить. Разговоры отнимают время, а чем быстрее они доберутся до этапа примерки, тем раньше выйдут отсюда — он, вероятно, даже с обеими руками.       Изначально он планировал лишь ходить за Цинсюанем, оказывать моральную поддержку и говорить «красиво-не очень», а в итоге сам стал обладателем парочки рубашек, забавной, но тупой кружки, упаковки резинок для волос, пачки носков и зачем-то ободка для волос с пушистыми кошачьими ушками, от вида которого Цинсюань каждый раз неудержимо начинал смеяться.       — О, подожди-ка, — вдруг сказал Цинсюань, пока они шли к скамейке, планируя отдохнуть, схватил его за запястье горячими пальцами и потянул на себя, заставляя притормозить. Се Лянь удивленно оглянулся — они стояли перед стеклом витрины одного из отделов одежды, а Цинсюань с восторгом разглядывал какой-то из манекенов.       — Что такое? — спросил он терпеливо, мысленно взвыв «тебе еще мало?!».       — Вот эта рубашка, я ее хочу! Пойдем, поищем!       Се Лянь послушно побрел следом.       — Но ведь она женская, — заметил он, — ты уверен, что подойдет?       — Женская, мужская — какая разница, если красиво? — отмахнулся Цинсюань, и Се Лянь на такую непосредственность не сразу нашелся с ответом. Словно сжалившись над ним, тот добавил: — К тому же, у меня уже есть несколько женских вещей в гардеробе, спорю, ты и внимания не обращал даже. Что поделать, если у девушек выбор больше?       С этим сложно было не согласиться.       Пока они дурачились в магазине, собирая себе максимально дурацкие образы и фотографируясь в примерочной, прошел почти час, и из кабинки их вежливо вытурили, объяснив это тем, что толпа народу ждет свободных мест, пока они сто лет занимают его, примеряя то, что вряд ли будут покупать. Се Лянь схватил готового спорить до победного Цинсюаня, его первую, ту самую понравившуюся рубашку, и потащил на кассу, пока их не выпнули еще и из отдела.       Когда они уже устало плелись к эскалатору, планируя возвращаться домой, Цинсюань, до этого бодро рассказывавший о забавном случае из своего детства, вдруг замолчал на полуслове и замедлил шаг.       — Что? — Се Лянь повернул голову, заметив, как он побледнел и уставился куда-то вперед со странным выражением лица, чем-то вроде смеси радости и обиды. — Эй, что такое?       Понять, кто именно из толпы вызвал у Цинсюаня такой ступор, было все равно что искать иголку в стоге сена, потому Се Лянь, пробежавшись взглядом по людям впереди, вновь повернулся к другу. А если вовсе не человек виноват? Он осознал внезапно, что даже не знает, нет ли у него каких-нибудь проблем со здоровьем.       — Цинсюань? — спросил уже с тревогой, но тот вдруг шикнул, покачал головой и вцепился в его ладонь.       — Ничего, — сказал он преувеличенно легкомысленно, как-то нервно рассмеялся, — ничего, ничего, просто… пойдем туда!       Эскалатор остался за спиной, а Цинсюань все тащил и тащил его вперед с упорством поезда. Се Лянь растерянно обернулся, затем глянул вперед, пытаясь разобраться, что — или кого, — увидел там его друг. Почти все вокруг ходили либо парами, либо группами, и он до сих пор не узнавал ни одного лица, хоть и жил в этом городе с рождения.       — Объясни, — потребовал он, — мы же собирались спускаться. Мы там уже были, эй, куда ты идешь?       Он совсем ничего не понимал, а тем временем пальцы на его руке сжимались все крепче. Цинсюань покрутил головой по сторонам, словно потерял ориентир.       — Все в порядке.       — Нет, не в порядке, — устало заявил Се Лянь. Упираясь обеими ногами в пол, он сумел затормозить и с трудом выдернул руку. — Ты от кого-то прячешься? Или, наоборот, пытаешься догнать кого-то?       Несколько человек неподалеку обернулись на них. Цинсюань отступил на шаг, вновь огляделся вокруг и вдруг как-то весь потускнел, словно кто-то выключил в нем до этого беспрерывно сияющую лампочку.       — Правда, — сказал он, развернулся и вновь направился к эскалатору, даже не проверяя, идут ли за ним, — все нормально. Вернемся домой.       И тихо, так, что Се Лянь услышал лишь чудом, пробормотал себе под нос:       — Видимо, я слишком давно не возвращался к ним.       Се Ляню казалось, что он уже привык к спонтанным идеям Цинсюаня, но когда тот однажды после окончания фильма, который они смотрели вместе у Се Ляня в комнате, устроившись на подоконнике под пледом, предложил сделать татуировку вместе с ним, он сначала даже не нашел, что сказать.       — С чего это ты вдруг?..       — Необязательно делать большую! — поспешно сказал Цинсюань, словно ожидал, что он тут же откажется, — можно начать с маленькой, но симпатичной. В каком-нибудь месте, которое можно скрыть одеждой, если боишься.       Се Лянь растерянно потер точку между бровей.       — Это же на всю жизнь. А вдруг я потом передумаю? Нельзя делать подобные вещи так… внезапно.       — Я не зову тебя прямо сейчас. Просто примеряюсь на будущее.       — У тебя вдруг проснулась жажда самовыражения? — Се Лянь с намеком посмотрел на его проколотые уши. Сережек у Цинсюаня было много, а через два прокола в хряще левого уха был продет металлический штырь, за который Се Ляню постоянно хотелось подергать. Однажды друг упомянул, что несколько проколов делал иглой сам, потому что перед этим поругался с братом, а тот заявил, что ноги его не будет больше в салонах. «Видишь, никаких салонов!» — заявил он тогда побледневшему брату, показывая творение рук своих, и удалился гордой походкой, показывая, чем могут закончиться попытки что-то ему запретить.       Се Лянь после этой истории поглядывал на него с уважением и легкой опаской.       — Просто мой знакомый делает шикарные татуировки, — пояснил Цинсюань уже чуть менее уверенно. — Я давно планирую. Решил, что хватит откладывать, иначе это может затянуться до конца времен, но хотелось бы… ну, прийти с кем-то, чтобы не так страшно было.       — Ты боишься? — удивился Се Лянь. Ему казалось, что подобные вещи вряд ли напугают человека, который как бы между делом проколол сам себе уши несколько раз просто чтобы досадить брату. — Чего?       — Не то чтобы прямо боюсь. Скорее… это очень волнительно.       — Этот твой друг действительно хороший специалист?       — О, шикарный, — уверил его Цинсюань с железобетонной уверенностью. — Характер не сахар, но руки золотые.       Взгляд Се Ляня метнулся по комнате и уперся в зеркало. Маленькая красивая картинка на коже? В памяти вдруг всплыл недавний спор с друзьями. Его фотографии должны были вызвать неприятие у отцов и людей вокруг. Его татуировка тоже вряд ли пришлась бы им по вкусу. Но почему же Цинсюаня ничего не останавливает? Он живет так, как хочет, идет к мечте и не позволяет командовать собой ни родителям, ни брату — а Се Лянь не может даже ненавистный универ бросить, потому что это расстроит семью!       Это могло бы стать чем-то вроде предвестия.       Начала перемен.       — А знаешь что? — сказал он с неожиданно накатившей досадой: на себя, на отцов, на весь мир. — Думаю, когда-нибудь мы сделаем это. Скрипнула дверь, заставив их прервать разговор и обернуться. Мэй Няньцин заглянул в комнату, держа в руках поднос с двумя чашками и мисочкой печенья. Се Лянь бросил на него быстрый взгляд — не услышал ли?       — С открытым окном прохладно, не замерзли?       — Мы горячие ребята, — хихикнул Цинсюань, весь засиявший после слов Се Ляня, — холод нас так просто не возьмет.       — А-Лянь, ты закончил с работой на сегодня? — уточнил отец, и, получив кивок, поставил поднос на стол. — Тогда пейте чай. Еще час — и все, по домам, завтра рано вставать.       — Я чувствую себя малышом, — сказал Се Лянь со вздохом, когда отец вышел и закрыл за собой дверь.       Цинсюань, грея руки об чашку, согласно кивнул.       — Еще только девять часов вечера, ну в самом деле… Впрочем, еще немного — и уже мой брат будет требовать, чтобы я вернулся домой.       Се Лянь бросил на него, поднявшего лицо к серому небу за стеклом, внимательный взгляд. Вопрос жег язык, и несмотря на то, что ранее он всячески убеждал самого себя, что это не его дело и друг сам все расскажет, если пожелает, тревожное любопытство не давало ему покоя. Раньше, чем вновь смог бы себя остановить, он выпалил:       — Почему вы ругаетесь с братом?       Цинсюань повернулся к нему. Может быть, Се Ляню показалось, что на мгновение в его глазах он увидел искорку страха.       — Мы не ругаемся, — с заметным напряжением в голосе, так контрастирующим с беззаботным тоном ранее, произнес он. Се Лянь поднял брови.       — Мои родители буквально просыпаются по ночам иногда из-за ваших криков. Послушай, — он склонился вперед, касаясь чужого предплечья в попытке показать, что ему действительно не все равно, — если у тебя какие-то проблемы в семье, то я всегда…       — У меня нет проблем в семье, — еще более напряженно прервал его Цинсюань и шумно вздохнул, опираясь спиной об оконный откос. На Се Ляня, чья рука бесцельно повисла в воздухе и медленно опустилась, он не смотрел. — Они все делают правильно, но от всех этих попыток мало толку. Все зависит только от меня, а я пытаюсь, но… это сильнее меня. Я просто вновь готов сдаться.       — Сдаться? В чем?       Он замолчал, не поясняя, о чем идет речь. Ответ больше напоминал сумбурный набор слов, но по одному его виду Се Лянь понял, что на этом разговор завершен. Бессмысленно задавать вопросы, больше он сегодня не узнает.       — Если что, я всегда готов помочь, — сказал он мягко, глядя на то, как друг отставляет чашку и спрыгивает с подоконника. Тот опустил голову и улыбнулся слабой, какой-то почти виноватой улыбкой. От его недавнего счастья не осталось и следа. — Ты уже домой?       — Мне очень повезло с тобой познакомиться, — невпопад, но с звенящей в голосе искренностью отозвался Цинсюань. — Я обязательно объясню все чуть позже, но пока… никогда не меняйся, ладно? Спокойной ночи, Се Лянь.       Хлопок двери прозвучал выстрелом. Се Лянь, прислонившись виском к раме, сквозь стекло смотрел на то, как худенькая фигурка ловко перелезает через забор и скрывается за дверями собственного дома, и чувствовал на душе смутную, невнятную тревогу, словно вот-вот должно было произойти что-то нехорошее.