Фикус, Катя и фиолетовые облака

Клуб танцев и пинг-понга “Pink Pony” буквально трещал по швам от резких перепадов электричества и от бушующего в хмельном угаре “Женсовета”. - Катюха-а, - кричала Маша Тропинкина, энергично вырисовывая правой туфлей траекторию штопора, - прекращай хандрить, ты невеста, а не жена. Так что хватай вон того, как его, Эльдара, кудрявенького, и бегом танцевать. Катерина грустно вздыхала. Ни кудрявые, ни прямоволосые, ни лысые ей категорически не нравились. Не хватало им чего-то... некоего напора, что ли, живости, местами даже азартной безбашенности. Сколько их сегодня подходило? Не один и не два точно, комплименты раздаривали, невнятно на танец приглашали. Скукотища. И ни один из них так и не наорал: “Катя, вы чего сидите? Отчет почему не готов...”. Ой, то есть: “Почему не танцуете?”. Скукотища. А девочки прям отрывались, по полной. Намешали в себя коктейлей всяких, на модном сиропе “Само Go On”, и разносили теперь танцплощадку бешенной энергетикой и окосевшими взорами. - Как мне тут нравится, - верещала Шура, отзеркаливая движения Ольги Вячеславовны - микс танцев из кинофильмов “Девчата” и “Иван Васильевич меняет профессию”. - Музыка - отпад, - соглашалась Света, прикладывая ладошки к раскрасневшимся щекам. - Вторни-ик, - во все горло кричала Амура, ведомая волнами, подскочивших до самых высоких отметок, градусов. Катя коктейли не пила. Ей врачи запретили. А вот апельсиновый сок охотно потягивала из трубочки (абсолютно не подозревая, что Тропинкина уже давным-давно подмешала ей в этот сок убойную порцию сиропа “Само Go On”), и грустила - мысли о возвращении в “Зималетто” вгоняли ее в дичайшую тоску, а красочные образы Жданова коварно всплывали в сознании, перекатываясь с пятки на носок. Катя хмурила брови, и снова вздыхала. Свет в клубе трещал то попеременно, то продолжительно. Колонки завывали мелодию космоса. Диджей, получив двадцатый разряд 220 вольт, заземлился о ботинки самой неюной барышни сильно забальзаковского возраста, и был встречен этой барышней с восторгом и потрескиванием вставной челюсти и синтетического парика. Столики пинг-понга вместе с шариками отвергли гравитацию, и сложились вдоль стены вертикально. Катя пила уже третий стакан апельсинового сока, бодро болтая по телефону со своим Зорькиным, и была так трезва, что можно было хоть сейчас отправлять ее позировать для постеров ГИБДД и сдавать допинг-пробы биатлонистов. - Коль, забери меня отсюда, - требовала Катерина, изрядно устав от грохочущей музыки и от гнетущих мыслей о Жданове. - Кажется, поездку придется пока отложить. Да... Коль, я сказала же уже, что сама ничего не знаю. Но всё очень серьезно. Как обычно. Не знаю... Вот приедешь, и расскажу. Всё, жду. Катя произносила слова так четко, логично и ясно, что Маша Тропинкина даже зависла на мгновение, пьяно щурясь. - Ерунда к-кая-то-о. Почему не работает? Ширп... шипр... шарк... потреб, - бормотала она, разглядывая, на просвет, бутылочку шестидесятиградусного сиропа “Само Go On”, и недоуменно пожимала плечами. Разряды электричества пронзали уже потолок, и были видны невооруженным глазом, подобно грозе на ночном небе. Диджей, по-прежнему, держался за лакированные ботинки “Мисс Вторая Пятилетка”, не в силах отцепить руки от своей избранницы, шаловливо подмигивающей ему левым, целым, глазом. Когда Николай Зорькин вошел в клуб танцев и пинг-понга “Pink Pony”, он сразу приметил, что там царит своя атмосфера, помноженная на разрядившееся атмосферное давление и падающую гравитацию. - Коля, наконец-то, - обрадовалась Катя, треща наэлектризованными волосами. - Катя-я, какой у тебя Коля... красавчик, - сразу отметила Тропинкина, силясь сфокусировать взгляд на одном из пяти Зорькиных. - Высокий. Блондин, - подтвердила Шура, подползая к столику. - Накаченный мачо, - добавила Света, разместившись на спине у, согнувшегося в три погибели, Зорькина. - И так богат, - пропела Амура, заползая на заднее сиденье такси. * * * - Катя, понимаете, дело в том, что... - в который раз начинал Андрей, и сбивался, отводя взгляд. В президентском кабинете тикали новые настенные часы. Солнечный свет прыгал приставучими “зайчиками” по лицам. - Катя, - шевелил губами Малиновский, ошалело разглядывая обновленную Пушкареву. “Ка-тя. Ка-тя. Ка-тя. Ка-тя. Ка-тя”, - тикали часы. Было слышно, как в приемной Вика скандалила по телефону с президентом Таджикистана, требуя ей больше не звонить. “Ка-тя. Ка-тя. Ка-тя. Ка-тя. Ка-тя”, - тикали часы. Липкий ужас и смирение наполняли Катерину. Сильнее всего на свете ей хотелось сбежать отсюда, и никогда-никогда не появляться, чтобы не видеть ни Жданова, ни “Зималетто”, чтобы... Нет... Больше всего на свете Кате хотелось остаться. Остаться навсегда, с ним. Лишь бы была причина. Крошечная. Хоть какая-то. - Кать, - выдохнул Андрей. - Я хотел сказать, что “Зималетто” - банкрот, и это случилось из-за... - смолк, отвернулся к окну, поймал глазами “зайчика”, широко зевнул. Андрей выглядел неважно: невыспавшимся, помятым, уставшим. Причина этому вертелась в голове Катерины приставучей осой: “Гу-л-лял, гу-л-лял, гу-л-лял”. Катя трясла головой, суетливо разглаживая на коленях подол платья. “Ка-тя. Ка-тя. Ка-тя. Ка-тя. Ка-тя”, - тикали часы. Напряжение нарастало. Пауза затягивалась. - Катенька, - ожил Малиновский, отойдя немного от шока. - Андрей Палыч хочет сказать Вам... Но стесняется, - прокашлялся, - Что это из-за него в компании возникли очередные... трудности. Да? - Да, - поддакнул Жданов, но скорее нервно, чем соглашаясь. - Я... не понимаю, - тихо произнесла Катерина. - Показ имел большой успех, коллекция скупается в рекордные сроки... Все об этом говорят. Что могло произойти? Малиновский подскочил с места. - Катя, - присел прямо перед ней на стол, загораживая собой Жданова. - Случилось непредвиденное. Дело в том, что вся эта ситуация с фикусом, ремонтом и... И покушением на Вас... Все это оказало на Андрея Павловича неизгладимое впечатление. Он очень переживал. Тут нельзя его винить. И... И проиграл в казино два, - прокашлялся, - миллиона... долларов. “Ду-рак. Ду-рак. Ду-рак”, - тикали настенные часы. Катя вытянула шею, неверяще уставившись на Жданова. - А как... - начала она, и смолкла. Часы тикали. Андрей Палыч отводил глаза. - Деньги пришлось взять из бюджета “Зималетто”, - пояснил Малиновский, когда Катя перевела взгляд на него. - Эти ребята... Они очень убедительно требовали погасить долг... немедленно, - спрыгнул со стола. - И что теперь? - произнесла тихо, едва различимо, но ее услышали. Андрей подскочил с места и заговорил, живо, быстро, нервно: - Мы возьмем кредит. Нам дадут. Я тут посчитал, что для выпуска новой коллекции нам хватит, примерно, и половины этой суммы. Выплаты продолжают поступать. Кать, - подбежал к ней, присел прямо у ног. У Малиновского глаза на лоб полезли от подобной выходки. У Кати тоже, и не только глаза, но и сердце запульсировало - с пяток до макушки. - Кать, мы справимся. Правда? Вы же всегда говорили мне... Что мы вместе, что все получится. Кать... Вы же не бросите меня? “Брошу”, - очень-очень хотелось прокричать Кате. “Я ему нужна. Снова. Всегда. Он без меня не может, как и я без него”, - ликовало сердечко. - Я... верю в Вас, Андрей Палыч. А еще я верю, что Вы... Вы справитесь и без меня. “Вот-так. Вот-так. Вот-так”, - барабанили часы. - Кать, Вы не можете меня бросить, - схватил Катю за руку. “Если подсунуть ему еще футляр с кольцом, то, не ровен час, и Андрюша станет многоженцем. А ведь в Арабских Эмиратах тоже можно открыть филиал “Зималетто”, и даже два”, - размышлял Малиновский. - Кать, останьтесь. Хотя бы еще на два месяца. Просто... когда Вы рядом, я... У меня все получается. Кать... “Да-нет. Нет-да. Да-нет”, - раскачивались часы. - Впрочем... Если Вы приняли решение уйти, - отпустил руку Катерины, поднялся на ноги. - Это Ваше право. И я Вас пойму. “Никогда. Ни за что. Нельзя оставаться. Ты умрешь тут. Уходи немедленно”, - негодовала разверзшаяся бездна боли и отчаяния. Все внутри трепетало, разрываясь от невозможности принять решение. Катя качала головой, то ли соглашаясь, то ли отвергая что-то. “Но я не могу оставить его в беде”, - взметнулся вверх последний аргумент. - Хорошо, - прошептала, сдаваясь. - Я останусь. - Спасибо, Кать, - просиял Андрей. - Катенька, Вы наша спасительница, - прокричал Роман. Они оба подбежали к ней. - Но только на два месяца, - предупредила Катя, уворачиваясь от объятий. - А потом я уйду. - Конечно, конечно, - отмахнулся Роман. - Катенька, Вы не представляете, как мы счастливы, что Вы остаетесь. Кать, Ваше возвращение нужно отметить. “Опять?” - ужаснулась, припоминая вчерашний загул в клубе с “Женсоветом”. - Позвольте пригласить Вас сегодня поужинать. “У-вел. У-вел. У-вел”, - хохотали часы. - Может, пообедать? - улыбнулась Катя. - Нет-нет, поужинать. В ресторане. Вы же не откажете мне, Кать? - послал ей самый горячий взгляд из коллекции “Поразить наповал, но не убивать сразу - жертва должна дрыгать лапками”. - Да, Кать. Я тоже там буду. Нам есть, что отметить, и что обсудить, - сказал вдруг Андрей, прерывая сеанс горячих взглядов от Малиновского. - Что ты, Андрей Палыч, ты ведь будешь занят сегодня вечером, - запротестовал Роман. - У вас семейный ужин с Кирой. - Мы с Кирой передумали ужинать, - не сдавался Андрей. - Так что... В ресторан пойдем вместе. - Как странно, - “удивился” Ромка. - А я сегодня разговаривал с Маргаритой Рудольфовной, она подтвердила, что ужин будет. Катенька, - перевернулся к Пушкаревой, взял ее за руку. - Андрей Палыч, сам решит эту проблему. А пока... позвольте проводить Вас в Ваш кабинет. Я уже говорил Вам, как я рад, что Вы остаетесь? - очаровательно улыбнулся. Катя ничего не могла с собой поделать и улыбалась в ответ. - Думаю, да. Говорили, - покивала она, выходя из президентского кабинета, даже не взглянув больше на прямое начальство, так сказать. “Ду-рак. Ду-рак. Ду-рак”, - хохотали часы. - Вика, - взревел Андрей. Клочкова объявилась в проеме двери на удивление быстро. - Чего тебе? Жданов, ты совсем лишился рассудка? Каким таким боком у Пушкаревой теперь отдельный кабинет? Она простая секретарша, и, между прочим, вторая - после меня. Почему у меня нет своего кабинета? Я требую пересмотреть отношение к трудящимся. Равенство и это, как его - братство - вот девиз нашего общества! - продекламировала она. - Клочкова! - взревел Андрей. - Убери эти чертовы часы. И скройся. - А как же кабинет. И прибавка. К зарплате. Я заслужила. Андрей схватился за баскетбольный мяч. - А-а-а, - заверещала Вика, скрываясь за дверью. - Псих. “И-шак. И-шак. И-шак”, - не унимались часы.