Фикус, Катя и фиолетовые облака

Павел вскинул левую руку, сдвигая рукав пальто в сторону. Блики яркого утреннего солнышка отразились на стекле, так, что не сразу удалось различить направление черных стрелок. - Десять часов, - изрек Павел задумчиво. - А парковка пуста. Не нравится мне это, - захлопнул дверь автомобиля, осмотрелся, почему-то взгляд упорно цеплялся за белое пятно на одном из окон верхних этажей Зималетто. - Не у всех сотрудников есть личное средство передвижения. Вспомни секретариат! И вообще, многие пользуются подземным паркингом. Не накручивай себя, Паша. - Обычно здесь полно машин. Да и Потапкин не склонен на выдумки. А то, что он сказал... - Этот твой Потапкин все время в состоянии похмелья. И в таком состоянии ему может померещиться все, что угодно. - Может, - согласился Павел. - Но я склонен всегда проверять поступающую мне информацию. И что-то мне подсказывает, в компании, и в самом деле, творится нечто неладное. Павел тряхнул ремешком на часах, он всегда так делал в минуты особого волнения. Маргарита проследила за напряженным взглядом мужа. К ним приближался Потапкин, упакованный в маску и защитный костюм. - Павел Олегович, наконец-то! Как хорошо, что вы приехали! - закричал охранник. - Я сделал всё, что мог. Источник заражения изолирован на минус третьем этаже, в особом отделе для неудачных коллекций Милко. Но праздновать победу рано. Эта холера тифозная пустила свои заразные корни по всему «Зималетто», и особенно, в районе кабинета президента, где и была обнаружена. Сейчас там самый высокий уровень опасности, - доложил он. - Пойдемте, я предоставлю вам защитные костюмы. Просто так в компанию входить опасно. Потапкин потащил их в обход здания — к черному входу. Там рядом стоял грузовик, полный противогазов и прочей экипировки. - Я взял на себя смелость распорядиться, чтобы все сотрудники при входе в компанию получили такие защитные костюмы, - рапортовал Сергей Сергеич, протягивая Маргарите противогаз. - Фу, я это надевать не буду. - Милая, так нужно. - Но я испорчу прическу! Паш, два часа в салоне пойдут насмарку. - А есть что-нибудь менее... эм... радикальное? - Есть респираторные маски. Но я не уверен, что они справятся с этой заразой. Павел взглянул на жену с немым вопросом. Та категорично поджала губы. - Давайте нам маски, - выдохнул Жданов. Потапкин посмотрел на них осуждающе, но ничего не сказал. - Пойдемте, посмотрим, что там за «холера тифозная», - усмехнулся Павел, натягивая белый халат. Потапкин сдвинул брови, но снова промолчал. Не ему осуждать генерала, который недооценив врага, идет в бой с чайной ложкой. Войдя в здание, охранник сгруппировался, сделал кувырок и рапластался по полу (еще ночью удалось вычислить, что зараза пускает корни только по верху, и там парит, избегая опадания вниз), ловким движением он вытащил свой самодельный прибор. Антеннки пришли в движение, Потапкин следил за ними внимательно, а затем выдал, поднимаясь с колен: - Тут чисто. Быстро заходим в лифт, - закричал он, размахивая руками. Павел и Маргарита от неожиданности вздрогнули и наперебой побежали к лифту. То, что охранник ведет себя, мягко говоря, очень странно им казалось ровно пять минут, пока ехали в лифте - до того момента, пока двери лифта не открылись и они не вышли на этаж, и не посмотрели по сторонам. Белые стены и белый пол — не главное, что бросилсь в глаза сразу. Было нечто еще более ужасающее... У ресепшн выстроился в две линии хор швей в белых халатах, впереди хора, спиной к вошедшим, стоял Федор (тоже в белом халате) и голосил: - Уверуйте, сестры мои! - вскинул руки вверх. - Семь дней и семь лет стоилось «Зималетто». В первый день: и создал Павел землю — арендовал офис. Во второй — свет и тьму — руководство и производство. На третий день — из небытия, из нитки и иголки, появился Милко. О, чудо! Давайте возрадуемся третьему дню! - Аллилуйя! - пропели швеи, пританцовывая. - Вы готовы, сестры мои? Вы готовы услышать, что было дальше? - Да! О, Феодор! - Слушайте, сестры мои! Слушайте! На четвертый день — состоялся показ, и пришло на него каждой твари по паре! И сотрясли небо гром и молнии! И явилось еще одно чудо — сын создателя, святейший Андрей. И явился он не один, а с девой благочестивой, с девой, точеной по всем параметрам, будто из ребра святейшего Андрея, сделанной (такая костлявая эта дева была)! И возрадовались люди: есть о чем посудачить, да в повести временных лет, именуемой «Желтый папирус», написать! И был пятый день. И случилась катастрофа! - упал на колени, швеи вскрикнули в ужасе. - Явилась семнадцатая благочестивая дева, и имя ей — Кира из рода Воропаевых, да явилась она не одна, а с братцем своим Каином — в просторечьи — Александром! И вышли земли из берегов! И случился мор на люд людской. Уверуйте, сетры мои! Уверуйте! Война накрыла славный люд «Зималетто». Две силы столкнулись. Два титана сошлись — грудь к груди — Каин Александр и Авель Андрей. И пролилась бы кровь, ежели бы не авария славных стариков Воропаевых, ежели бы не их смерть, - сделал дваматическую паузу, поднимаясь с колен. - Стихла смута. Зацвели сады. Снова заколосился Милко на папирусах восхищенных Несторов, - смолк на мгновение и вдруг как закричит. - Но настал шестой день! Славный день, плодородный. Коллекции вырастали, как грибы, не поспевали собирать урожай. Солнце светило, «Женсовет» резвился на поляне в «Ромашке» - кто-то куропатками да бобами, а кто-то маковой росой (как на то диета диктовала), смеялись, шутили да косы заплетали, да беды не знали... И случилось страшное! На седьмой день создатель решил уйти на покой, и назвать седьмой день «воскресением», да оставить на царствии своем славного сына своего — святейшего Андрея. И тут случился потоп... Уверуйте же все! - Аллилуйя! - пропели швеи, вытирая, бегущие по щекам, слезы. Павел сделал шаг вперед. Лицо его было подобно портретам замученных ученых прошлого века — не выражало ничего, кроме глубочайшей задумчивости, граничащей с затяжным шоком. - Простите, а что... - прокашлялся. - Что это за самодеятельность? Швеи разом взглянули на Павла, разом вздрогнули и вдруг побросали маски и заверещали, пятясь назад. Федор медленно обернулся, он был нем и бледен, и всё, на что хватило его сил — прошептать: «Создатель!», да упасть на колени — ниц. Следом за Федором попадали швеи. Коленопреклонная толпа произвела на Павла и Маргариту большое впечатление. Они оба отступили назад. И стояли, прижавшись друг к другу плечом к плечу. - Благослови нас, создатель, - обрел дар речи Федор, и вдруг пополз прямо на Павла. - Сергей Сергеевич, живо вызывай службу безопасности и санитарные службы! Вообще всех вызывай, - закричал Павел, хватая Марго под руку и утаскивая ее в сторону. - Срочно. А мы пока переждем это сумасшествие в конференц-зале. Ждановы скрылись за дверью. Многие внимательные зрители могли бы, конечно, возразить и сказать, что не скрылись, а позорно сбежали, семеня неудобными туфлями и постоянно оглядываясь назад, едва не врезавшись в дверной проем. Но зрители в данный момент попались совсем невнимательными, а скорее наоборот — дизориентированными этим проклятущим фиолетовым облаком, застрявшем в компании под самым потолком, и извергающим зловредные выбросы прямо в лица зазевашихся прохожих. - Конференц-зал? Но там же источник заражения, - в ужасе прошептал Потапкин. Федор, встав с колен, подпрыгнул от счастья. - Сестры, создатель явился к нам! Наши молитвы услышаны! Аллилуйя! - Аллилуйя, - вторили Федору швеи. * * * На минус втором этаже шли дебаты. Крысы, нагруженные кульками, сотрясая перхотью, от неподошедшей им шампуни, взывали к умам мышей: - Валить отсюда надо! И не на парковку, а прочь из здания. Ибо эти демоны безграничны в своей жестокости. - Но на парковке так хорошо, и мусора полно и сама мусорка недалеко, - сомневались мыши, вжимаясь в угол, куда ещё не добралась лужа хлорки. - Ваших детей уже искупали в этой дряни. Своих мы успели припрятать. Но это временно. Счет идет на секунды. - Куда мы пойдем? - пищали мыши. - Лучшие здания уже заняты. А скоро осень, и за ней зима. Да, наших детей вымазали в дерьме. Но здесь у них есть крыша над головой, и школа, и детский садик, здесь они получают образование и растут не какой-то дворовой шпаной, а сознательными гражданами нашей колонии. И питаются лучшими кусками из столовки. И зубы точат исключительно на шелковых тканях. - Слабаки! - зашипели крысы. - И трусы. - Вы всегда были трусами! - заявил вожак крыс, толстый, лысеющий Версачи, названный так в честь дедушки, что сгрыз все пиджаки от Версачи, привезенные Милко с недели мод во Франции. Версачи-младший считался самым влиятельным крысом не только в «Зималетто», но и по всей Москве, он обладал различными титулами и диковинными предметами: носком Ленина, утащенным из Мавзолея еще в юные годы; клочком парика самой Пугачевой; шариковой ручкой Жириновского; и самое главное — первым кармашком, что сшил лично Андрей Жданов на станке. - Так и оставайтесь же здесь, пока не встретите свою погибель, - воскликнул Версачи. - Мы вас предупредили. И времени выслушивать ваши стенания у нас нет. Мы уходим. Колония крыс двинулась ко входу в потаенные ходы, ведущие прямо на улицу. Мыши горестно вздохнули и обняли своих малышей мышат, чихающих пенным раствором. * * * На минус тертьем этаже. В кромешной тьме и пыли. Среди рядов забытых на вешалках вещей. Проснулся Фикус. «Обалдеть!», - прошептал Фикус. «Так то, что было до этого — не ад? Ад — вот это вот. Это ваще-е... финал... Финита ля комедия. Занавес...». Горькие слезы покатились с листиков на пол, выжигая линолеум зелеными пятнами. «Но я не хочу умирать! Люди! Эй, вы, ничтожные людишки! Выпустите меня! Выпустите немедленно!», - верещал Фикус. К потолку поднималось негативно заряженное зеленое облако. И текло оно прямо к вентиляционному отверстию. «Воздуха. Не хватает воздуха. Я задыхаюсь. У меня же аллергия на пыль и... апчхи... астма». Зеленое облако побежало по вентиляционным трубам, просочилось на этаж выше, пробежалось по складскому помещению, нырнуло в щель в двери, продолжило путь дальше, пока не споткнулось о диванчик, на котором, сладко посапывая, спала Кира Воропаева. «Попалась!» - возликовало облако и ударило Киру в нос. Кирюша резко распахнула глаза. - Снова эта пыль! - прошептала она злобно и подпрыгнула с диванчика.