Фикус, Катя и фиолетовые облака

Когда Роман, едва проснувшись, ощутил на себе все признаки легкого похмелья, он невольно улыбнулся — знатная ночка, значит, выдалась. И мягкое женское тело под боком только усиливало радостный эффект — весьма знатная ночка была. И Палыч, потерявшийся где-то на другом конце кровати, только подтверждал приятные догадки. Горячая, видать, штучка им попалась. Роман стиснул девушку покрепче. Та сонно что-то пробормотала. Руки восприняли это бормотание как призыв к действию, незамедлительно двинулись к приятным женским изгибам, но внезапно споткнулись о плотную ткань одежды. «Одежда?», - удивился Роман, мгновенно просыпаясь. «Зачем?». Но что такое жалкий клочок ткани на пути истинного исследователя? Притянув девушку еще ближе, Роман нацелился во что бы то ни стало отыскать выход из этой ненавистной ткани, из этого занавеса, сокрывшего ярчайшую мизансцену. Первое, на что наткнулись шаловливые пальчики Малиновского были пуговички, которые никак не желали расстегиваться, ну, никак. «Ничего», - усмехнулся Роман. «Мы пойдем другим путем», - руки двинулись дальше, а там... Пуговицы, пуговицы и еще раз пуговицы, и так прямо до подбородка. «Однако», - озадачился Роман, зависнув на мгновение. - Кхе-кхем... - раздался сиплый голос незнакомки. - Роман Дмитрич, вы меня сейчас задушите. «Почему Роман Дмитрич? Зачем это Дмитрич? Откуда она знает мое отчество?», - эти мысли роились, жалили, пребывающий в состоянии похмелья, мозг. Роман не выдержал, набрался сил, и оторвал голову от подушки. На него смотрела Катя Пушкарева, вид у нее был страдающий. - К-катенька, а в-вы как тут? - Роман Дмитрич, тише, пожалуйста... - прошептала Катерина, бледнея на глазах. - Голова болит? - догадался Роман. Пушкарева кивнула, прикрывая глаза и снова устраиваясь на подушке Романа. - И во рту пересохло, наверное? Снова кивок и мученический стон. Роман склонился над загадочным объектом по имени Катерина, и, вглядываясь в ее, незащищенные нелепыми очками очи, гадал: откуда она тут взялась. Ну, не ночь же любви у них тут случилась, в конце концов! - А что это вы там делаете? - донесся недовольный голос Андрея с другого конца кровати. - Отчет обсуждаем, Андрей Палыч, - пробормотала Катя, с неохотой разлепляя глаза. - И как? До чего дообсуждались? Жданов резко поднялся на ноги, являя миру подтянутый торс. Катя посмотрела на начальника задумчиво. - Думаю, показатели слишком завышены. Ожидания велики, а не деле там не цифры, а циферки. И посмотрела Андрею прямо в глаза. Жданова аж в жар бросило от этого взгляда, проняло не на шутку. Да и Роман поежился. - Эм... Катенька, о чем это вы? - Об отчете. - А-а... Черт, башка трещит. Ничего не помню. Вы не напомните, что тут вчера произошло? - Охотно, Роман Дмитрич. Вы с Андреем Павловичем вчера очень сильно напились, и, проорав около часа про какие-то «пенальти» и «девятки», вырубились безмятежным сном. А я... понимаете, как-то грустно мне стало, тоскливо... Простите, - прошептала она. - Но я допила эту вашу гадость, что вы зовете виски. А дальше ничешеньки не помню. Вот и всё происшествие. Малиновский облегченно выдохнул. Жданов же почему-то еще больше нахмурился. - Роман Дмитрич, у вас не найдется какой-нибудь таблеточки... от головы? - Конечно, Катенька. Сейчас мигом поставим вас на ноги. Я знаю потрясающий рецепт... Малиновский засеменил на кухню, продолжая что-то говорить, но к нему уже не прислушивались. Андрей решительно подошел к Катерине. - А по-моему, это не вся история, Катенька. По-моему, кое-что вы не договариваете. Да? Катя отвернулась. - Я сказала всё... Всё, что помню. - Неужели? А про то, как признавались Малиновскому в любви, а потом влепили мне пощечину — это вы решили благополучно забыть. Что ж, похвально! Очень удачное решение. Только вот незадача — я всё помню. Она посмотрела на Жданова удивленно, даже улыбнулась краешком губ. - Действительно, удачное решение. Медленно приподнялась, откидывая одеяло. - Только принимать пьяные бредни за чистую монету — глупо, Андрей Палыч. - А что это голос у вас такой грустный? - Грустный? Скорее несчастный. Похмелье — нечастое моё состояние. Перестаньте на меня так смотреть. Пожалуйста. В дверях комнаты возник Малиновский. - О, Катенька, вы уже поднялись. Похвально. Вот, возьмите этот секретный эликсир, - протянул ей стакан с какой-то мутной гадостью. - Мы вас сейчас быстро приведем в норму. - Спасибо, Роман Дмитрич, вы мой герой, - послала благодарную улыбку, а на хмурого начальника решила не обращать внимания. Пусть себе хмурится. Да после того, что он ей наговорил ночью, она вообще разговаривать с ним не должна. «Вы не понимаете, Катенька», - говорил он ей ночью, пьяно растягивая слова. «Я не создан для постоянных отношений. Так получается, что слишком быстро устаю от одной женщины. Что вы смеётесь? Кира? Кира — это базис, Кира — это гарант моего внешнего благополучия. Она была всегда, и будет всегда... где-то рядом, в стороне, куда можно в любой момент прийти, чтобы почистить пёрышки, чтобы привести мысли в порядок, перед тем, как пуститься в новое приключение...» - он прищурился, вглядываяясь в полутьму, где скрывалась Катя. «Что вы так смотрите? Да, я женат. Но жена, как говорится, не стена... подвинется. Да и мы оба получили от этого брака одни плюсы. Кира — статус и меня в свою собственность, я — уверенность в нерушимости моего президентсва и спокойствие родителей. Сплошные плюсы», - рассвет, летний, ранний, июньский рассвет занимался над Москвой, где-то в деревнях уже давно орали петухи, а Жданов ухмылялся, поблеския бокалом виски: « Что? Думаете мне нужно остепениться? Ерунда! Никому это не нужно. Я таков, каков есть, и это уже не исправить, никогда. Я свободная птица, Катенька. И оковы в виде любовной привязанности мне не нужны. Изменял, изменяю и буду изменять. Кира? Кире я именно таким и нравлюсь». И тут она не выдержала и влепила ему пощечину. Жданов очень удивился, качнулся в сторону кровати, завалился и мгновенно уснул. А Катя еще долго сидела и плакала, допивая бутылку виски... прямо из горла. И не чувствовала ничего, кроме горечи от рухнувших, пусть призрачных, но надежд... Принц оказался жабой. А она — дурой непроходимой. «Я сделаю для него всё-всё? Я буду его тенью? Я буду рядом всегда, пока нужна ему? Тьфу! Да пошел он!». Решение изменить свою жизнь, избавившись, наконец, от тяжкого груза под названием «большая любовь к Жданову А. П.» пришло к ней мгновенно и тяжелым металлом осело на сердце. «Завтра. Я начну новую жизнь завтра», - думала она засыпая. И вот это завтра наступило. И встретило оно Катю страшной болью в голове и ноющим сердцем, спотыкающимся каждый раз при виде Жданова. Она призналась ему в любви. Спящему. Просто взяла и призналась. А он проснулся. И с пьяну не понял, что признания эти адресованы ему. И заговорил о любви в целом, и о своем отношении к этому чувству, в частности. «Прекрасно. Хорошо, когда всё ясно. Больно, да. Но предельно ясно!», - думала Катя, выпивая мутную гадость под названием «элексир». А потом они завтракали. И Кате вдруг полегчало, и она даже смогла проглотить несколько кусочков яичницы, и выпить чашечку кофе, и даже благодарно улыбнуться Малиновскому. - Мы чудовищно опаздываем, - улыбался Роман в ответ. - «Зималетто» осталось без присмотра... Постойте, - улыбка сползла с лица. - А что это вчера такое было? С краской, уборкой... и бегающей Кирой... - Тебе тоже это приснилось? - сказал Андрей, и вдруг с ужасом посмотрел на Романа. - Или не приснилось... Что... что за чертовщина такая вчера была? - Я не мог подобрать слов... и все время то приседал, то отжимался... - А я флиртовала с Петром Красиловым и... потом в парке... - испуганно уставилась на Жданова. - Это был не сон? - Срочно. В «Зималетто»! - объявил Андрей.