Прометей

— Поверить не могу, — весело сказала Рей, — что это просто заказ на транспортировку. Просто загрузил корабль врошитом на Кашиике, просто выгрузил на Рандоне. Старые добрые полулегальные перевозки грузов! Суммемегнх обернулся к ней в седле. Его катарн, возглавлявший маленькое шествие, казалось, даже не заметил того, что всадник отвлёкся; так и чесал себе по лесу гигантских стволов гладкой рысью. Рей постаралась покрепче упереться пятками — до стремени они, как ни подтягивай, не доставали — в жесткую, но странно податливую чешую, и задумалась: справилась бы она со своим катарном, если бы ей по-настоящему пришлось взять в руки поводья. Звери были похожи на большую неостановимую лавину. Руками их, конечно, было не удержать. Но если Силой уговорить, то, наверное, можно. Она тоже бросила взгляд назад. Зверь, покорно рысивший сейчас позади, час назад едва не порвал прочные кожаные ремни, едва завидев своего седока, — и видели это все, но по-настоящему, конечно, видела только Рей — как он, глядя ящеру в его яростные немигающие глаза, походя сломал его волю, сдавил удушьем, а потом подошёл вплотную, потрепал по холке, взлетел в седло. Вуки, столпившиеся вокруг, что-то загудели одобрительно, и только Рей всё ещё чувствовала, как бедное животное бьётся, рвётся наружу. Она подумала: а как усмиряли животных адепты светлой стороны, и получится ли у неё… Он перехватил её взгляд, сказал одними губами: никакой разницы, — и ей сразу расхотелось пробовать. Но этот короткий эпизод был единственным омрачавшим бесконечно длинный кашиикский день. И всë-таки Рей было тревожно. Тревога висела в воздухе с самого утра, но установить еë причину Рей никак не удавалось. Не помогла медитация, не помогла и короткая, второпях, тренировка, и в конце концов, уже на Кашиике, Рей не выдержала, шёпотом спросила у Бена: ты тоже это чувствуешь? — но он только посмотрел на неё непонимающе. Это было как бы предчувствие, но не совсем: предчувствие подталкивало к действию, тревога же — ну, она просто была. Так вот: Суммемегнх обернулся к ней в седле. — Барышня, вы недооцениваете опасности Рандонского пути. Суммемегнх не был вуки, хотя, наверное, рассвирепел бы как лучшие из вуки, стоило ему на этот факт указать. Он был сед, худ, носил жилетку с тысячью карманов и смешные увеличивающие очки. Рей задумалась: как же его звали на самом деле? Вряд ли он от рождения носил имя Суммемегнх. — "Сокол" только что из мандалорского сектора, — объяснила Рей, — нас там здорово потрепало. Всякое может случиться и на Рандоне, но, честное слово, здесь поспокойнее будет. — Тогда пожалуй, — рассеянно сказал Суммемегнх. Он был совершенно невоинствен, и, несмотря на возраст, по меркам вуки с их долгими жизнями был почти ребëнком — и как он занимал в общине вуки высокий пост, оставалось загадкой. Но он нравился Рей со всеми своими чудачествами. Она щёлкнула поводьями, и громадный ящер вдруг послушался, поравнялся с вожаком, пошёл рядом гладкой рысью, но обгонять не стал, угадывая по натяжению повода желание всадницы. — Славное животное тебе повинуется, — сказал Суммемегнх, — молодец, девочка. Рей зарделась и выпрямилась в неудобном, на вуки рассчитанном седле. — Катарны и вуки, — сказал Суммемегнх, — много лет уже враждуют. Сначала были вуки, потом пришли катарны; катарны охотились на вуки, вуки охотились на катарнов. Раньше, чтобы завоевать своё животное, охотник сражался с ним. Он не мог стать всадником, пока не победит своего зверя. Иногда охотники побеждали катарнов, иногда катарны — охотников. Таков был круговорот. Пусть сейчас их и приручили, можешь мне поверить, девочка, это случилось слишком недавно. В них всё ещё живёт душа зверя. Они не станут подчиняться кому попало. Правда, сказав это, он обернулся и посмотрел назад с тоской. На это Рей не стала ничего говорить. На её молчаливого спутника старик старался не поднимать глаз — не из страха, как почти сразу поняла Рей, а из чего-то похожего на тоску. Ей хотелось спросить, неужели они были знакомы раньше — и если да, то в какой из двух прошлых жизней? Может быть, Суммемегнх среди прочих вуки сражался против Первого Ордена; а может быть — когда-то держал на руках мальчишку, сына старинного приятеля-контрабандиста — спрашивать, конечно, было бесполезно. Только верительные грамоты Совета Новой Республики позволили им ступить под сень деревьев-городов Кашиика. Это и, как подозревала Рей, личное заступничество генерала Органы. — На самом деле, — громко сказал Суммемегнх и прокашлялся, видимо, просто для того, чтобы отвлечь Рей от тревожных размышлений, — катарнов всё-таки нельзя назвать одомашненными. Безусловно, они больше не дикие звери… хотя дикие катарны всё ещё живут на Кашиике… но и одомашненными их назвать нельзя! Да, нельзя. Те катарны, которых знает вся Галактика, это результат тяжёлой работы — и ещё случайности. Когда Кашиик переживал тяжёлый для себя период рабства, а оккупанты истребляли катарнов, тайно и при содействии лучших умов в подполье была выведена особая порода. Испокон веку вуки презирали генетические манипуляции, полагаясь на тяжёлую руку местной природы, но несколько сотен лет назад они всё-таки пошли на эксперимент. О, это были сильные и свирепые звери! Да, и послушные руке всадника. Сейчас-то таких больше не осталось… — Их тоже уничтожили оккупанты? — спросила Рей, чтобы что-то спросить. — И да и нет, — сказал старик, — сила силой, но в итоге они оказались не слишком-то выносливы и подвержены болезням и внезапным срывам… В самый разгар решающего сражения за Рвукрроро один из таких внезапно взбесился и убил своего седока, Гракчауаа, тогдашнего молодого лидера сопротивления. Великий эксперимент оказался неудачным! Вуки, вы знаете, довольно сильно привержены традициям. Поэтому старейшины настояли — и почти все уцелевшие в сражении звери были впоследствии убиты своими же седоками. Кроме одного единственного, которого его наездник и создатель, учёный, пожалел и выпустил в лес… Гигантские ящерицы бесшумно скользили среди гигантских стволов. Хвосты их ходили, как маятник, туда и сюда. Это качание передавалось всему их телу. Под кожей ходили мышцы, перекатываясь, будто валы. Кроны деревьев смыкались над головой. Рей вспомнила другой лес, другие смыкающиеся кроны: не гигантский дремучий лес Кашиика, а белые стволы Почи, и ей стало ещё тоскливее. Она оглянулась на Бена — просто убедиться, что он ещё здесь, не пропал опять неведомо куда, или что его ящер не взбесился таки и не сбросил невидимый поводок, и поняла, что почти потеряла нить разговора. Ей стало неловко, и она снова прислушалась к голосу старика, который то ли вовсе не заметил её рассеянности, то ли сделал вид, что не заметил. Рассказ его, судя по всему, подходил к концу: — ...так, почти все катарны, которые населяют сейчас леса Кашиика, являются потомками того единственного уцелевшего экземпляра и диких ящеров, унаследовав силу первого и живучесть вторых — вот разве что, пожалуй, эти помельче будут. А ну, тпрррру! Он не то присвистнул, не то причмокнул губами, и все три ящерицы встали как вкопанные. Если бы не врождённое чувство равновесия, Рей непременно бы перелетела через луку седла: катарны были словно бы вовсе неподвластны инерции. Спрыгнув на землю, она потрепала шершавую холку, и зверь на долю секунды встретил её взгляд. Его полупрозрачная мигательная перепонка на секунду заволокла тёмные глаза белёсым туманом и исчезла. Когда они поднимались наверх по широкой, вырубленной в стволе лестнице, чтобы подписать бумаги на вывоз врошита, в какой-то момент чувство тревоги вдруг стало настолько невыносимым, что ей пришлось сесть на ступени, хватая ртом воздух. Всё прояснилось в тот же момент: вниз по лестнице навстречу Суммемегнху слетел юный вуки с коммуникатором, зажатым в мохнатой лапе, и проревел что-то с чудовищным местным акцентом, и Рей еле разобрала слова, но главное, главное было понятно: главная база Новой Республики, оплот Сопротивления и дом всех её друзей, разрушена.