Прометей

Он вошёл, когда Рей выключила передатчик. Сел в штурманское кресло. — Совет доволен выполнением задания, — сказала Рей отсутствующим голосом, — очень доволен. Просят вернуться на базу. Только скажи "я же говорил", подумала она про себя. Только попробуй. Он пожал плечами. — Это с самого начала был заказ на убийство, а не миссия спасения. Керрик Тардун с его проорденской политикой мëртв, его место займëт преемник, готовый оказывать поддержку Сопротивлению. Если хочешь, заказчик убийства. Будет политическая борьба, несколько локальных военных конфликтов. Несколько планетарных миров отделятся. Жизнь станет похуже. Тардун был очень хорошим префектом, Рей. Его земли процветали. — Хотя бы плантации теперь закроют, — сказала Рей. — Ни за что, — сказал он, — просто преемник перенесëт их в новое место. Деньги от наркоторговли — основа благополучия всего региона. Но теперь Сопротивление будет иметь с этого свой кусок. — Мне не хочется в это верить. — Но ты веришь. Она помотала головой. Потом, подумав, кивнула. — Ты всегда говоришь только то, что я не хочу слышать. Но в этом обычно есть здравое зерно. — Целый совет Сопротивления говорит тебе только то, что ты хочешь слышать. Иногда полезно посмотреть на вещи с другой стороны. Рей уронила голову на руки. — Я не хочу выполнять заказы на убийство, — сказала она, — даже ради общего дела. — Это то, что делают джедаи. Убийства, политические манипуляции. — Я не джедай, Бен. Не надо меня так называть. Он кивнул. — Это хорошо. Кто тогда? — Я не знаю, — сказала она, — я уже не знаю. — Это тоже хорошо. — Ты постоянно заставляешь меня сомневаться. — Тебя заставляют сомневаться все остальные. Я никогда не давал тебе повода для сомнений. — Удивительное дело, — сказала Рей и закрыла глаза. Удивительное дело, это была правда.

***

Первые дни они почти не разговаривали друг с другом. Каким-то образом несколько самых первых дней они вообще почти не встречались, хотя кореллианский грузовик трудно было назвать просторным. Ощущение присутствия сейчас, когда их разделяло только несколько переборок, тоже словно бы приглушило. Но тишина и одиночество, которые никогда не пугали Рей, вдруг наполнились шорохами, смыслами, обрывками воспоминаний, настолько смутных, что она не обращала на них внимания, пока не обнаружила, что привычно наклоняется, чтобы не задеть головой несущую балку, до которой ей оставалось ещë добрых две ладони. Тогда она сразу развернулась и направилась в инженерный отсек. Только когда переборка отъехала в сторону — на чистой Силе — Рей вдруг поняла, что она в ярости — и ещё что эта ярость живёт сама по себе и ей вовсе не принадлежит. — Можно войти? — спросила она. Это прозвучало ужасно глупо теперь, когда она уже переступила порог. — Тебе не обязательно спрашивать, — сказал Бен. Он сидел к ней спиной, скрестив ноги, на одном из пустых контейнеров, которые, видимо, принëс сюда из грузового трюма, и что-то мирно читал. Почему-то это поразило Рей. На самом деле, не думала же она, что он не умеет читать? — И всë-таки, — сказала она. — Ты всё равно уже здесь. Она села на соседний контейнер. — Зачем ты здесь? — спросила она прямо. Он пожал плечами. — Спрашивать у заключëнного, зачем он в тюрьме — это что, какой-то изысканный вид пытки, который практикует Новая Республика? — Ты объявился здесь добровольно. — Меня несколько дней держали в силовой капсуле. Это ты называешь добровольно? — Тебя бы не поймали, если бы ты сам этого не захотел, — сказала Рей. — Ты меня переоцениваешь, — сказал он спокойно и почти дружелюбно — и в то же время Рей могла поклясться, что эти слова дались ему нелегко, — и это странно, потому что ты трижды могла бы меня убить, если бы только захотела. Но ты не хочешь. — Почему тебя не казнили сразу? Он рассмеялся, и так Рей впервые услышала, как он смеëтся. — Спроси чего полегче. Откуда я знаю. — Зачем ты добровольно сдался в плен? — спросила она настойчиво. — Спроси тех, кого я при этом убил, — сказал он и наконец посмотрел на неë. — Ни одного убитого, — сказала Рей, — ни одного смертельно раненого. — Правда? — сказал он без малейшего удивления. — Может быть, на суде это сочли смягчающим обстоятельством. Он откровенно издевался над нею — и в то же время ни разу не солгал. Да он просто не может солгать, поняла она вдруг. И она тоже не может солгать ему так, чтобы он об этом не узнал. Так это работает. — Зачем ты здесь? — спросила она ещё настойчивее. На секунду ей показалось, что воздух между ними качнулся. — Наверное, у меня не было выбора, — сказал он, — вероятно, все остальные варианты были ещё хуже. — Хуже отложенной казни?! Он помедлил, но всë-таки ответил: — Да. — Но это не всё, — сказала Рей, — что ещё? — Это допрос? — спросил он. — Да. Он легко поднялся на ноги, положил планшет на контейнер, посмотрел Рей прямо в глаза так пристально, что ей захотелось отвести взгляд, а потом встал перед ней на колени. Рей медленно подняла открытую ладонь. Пальцы налились свинцом. Ей вдруг подумалось, что со стороны это куда больше похоже на странный старинный ритуал, чем на допрос. Сейчас ей следовало бы коснуться его плеча рукоятью меча или возложить руку на склонённую перед нею голову. Что-то такое из старых монархических традиций Центральных миров. Браслет из тëмного тусклого металла давил на запястье непривычным весом. Видимо, она задумалась слишком надолго, потому что он спросил: — Нет? — Нет, — сказала Рей, — я не стану этого делать. — Что же, — сказал он, — тогда моя очередь спрашивать. Когда ты звала меня с собой, как ты это себе представляла? Амнистия? Материнское прощение? Сражаться рука об руку, пока не падёт орденский режим? Начать новую жизнь с новым именем? Вернуть себе старое? Ты не настолько глупа, Рей, и не настолько наивна, чтобы предполагать, что то или другое когда-нибудь будет возможно. Рей почувствовала, как у неё запылали щёки. — И если так, то тогда почему теперь, когда всё вышло по-твоему, ты жалеешь меня? — Я не жалею, — сказала Рей и ощутила осторожное касание чужого разума. Не вторжение, просто пристальный взгляд сознания. — Не жалеешь, — сказал он, — я ошибся. Это хорошо. Тогда поразмысли на досуге, почему тебя так пугает мысль о моей уязвимости? — Ты не умеешь подчиняться, — сказала Рей, — ты не сможешь подчиняться, и Совет решит тебя убить. Я не хочу этого, Бен. — Я всю жизнь только и делал, что подчинялся. Раньше это не было вопросом выбора. — А теперь? — Теперь — да. — Тебя вынудят помогать Сопротивлению. — Ты переживаешь о моей лояльности Ордену? Он так и стоял перед ней на коленях, издевательски изображая покорность. Рей протянула ему руку. — Встань, — потребовала она, — встань немедленно. Он встал, но руки не принял. Рей тоже поднялась. Странный разговор повис в воздухе, никак не желая заканчиваться. — Перебирайся в каюту, — предложила она, — или, если хочешь, можешь занять койку пилота, которая в кают-компании, я тебе уступлю. Похоже, все это затянется надолго. Нельзя спать рядом с работающим гиперприводом. — Тогда лучше в кают-компании, — кивнул он, так же легко меняя тон разговора, — там хотя бы можно ноги вытянуть. И вдруг улыбнулся широкой, незнакомой, совершенно неожиданной улыбкой. — Что? — с подозрением спросила Рей. — Только не говори, что что-то сделала с непристойными картинками, которыми там всë оклеено. — Только не говори, что это твоих рук дело. — Ни в коем случае. Они там еще с тех пор, как "Сокол" был простым грузовиком. Но, по-моему, с тех пор каждый пилот пополнял коллекцию. Это что-то вроде талисмана. Когда мне было девять, мне не разрешалось там ночевать из-за этого. — Я думаю, уже можно, — с сомнением сказала Рей. — Спасибо, капитан, — сказал он необычайно серьëзно, и тогда она тоже рассмеялась, потому что как-то сразу вдруг поверила, что всё образуется.