Под полной луной

             Итодори-кун – хороший человек. Некогда был хорошим человеком. Теперь же… Я не знаю что он такое…              Глаза открываются с трудом. Открыв же их, вижу алое небо. Рядом стоит не то Юджи, не то Сукуна. Он стал ещё больше. Присматриваюсь и только после вижу алые глаза с лёгкой капелькой коричневого цвета, цвета глаз Юджи. Чувствую, как ко мне прикасаются, как в меня словно вливается нечто тёплое, и совершенно не чувствую большую часть собственного тела.              Кряхчу, пробуя поднять руки, но вместо них поднимаются какие-то обрубки: справа нет ничего до локтя, а слева непонятное нечто похожее на пожёванную кем-то кисть руки. Сам я нахожусь в подобии ванны, наполненной чей-то кровью. Крик застревает где-то внутри грудной клетки, от которой так и исходит нервирующее бульканье. Хочу приподняться, но мне не позволяет тяжёлая рука, прижимая ко дну. Кровь пробивается в ушную раковину, но дальше не проникает.              — Дыши! Не прекращай! Скоро мы закончим. — Голоса Сукуны и Юджи будто слились в один. Они звучат в унисон.              Как только оно заканчивает с моей левой рукой, я щупаю самого себя. К моему ужасу, рёбра торчат наружу, открывая путь к сердцу. Живот так же раскрыт, но он пустой. Щупаю, но совершенно ничего не чувствую, хотя сейчас должен корчится да кричать от неописуемой боли. Всё словно онемело, а я сам лишился каких-либо чувств.              Присматриваюсь к тому, что оно делает, ведь посмотреть есть на что. Моя левая рука покрыта такими же метками, как и на руках Сукуны. Кисти рук опоясывают чёрные линии. Как будто мне на пальце не хватало их. Пробую рассмотреть плечо с предплечьем, и к счастью, на них ничего нет, либо мне не видно из-за засохшей крови.              Сам монстр же… Он вливает свою кровь, что так и льётся из раны на его ладони, в моё тело, направляя её проклятой энергией. Рёбра понемногу закрываются, возвращаясь на место. И чем ближе они к своему привычному местонахождению, тем лучше вижу полное отсутствие ног. Они есть, но такие же скрученные, отделённые от тела.              Наконец-то начинаю чувствовать боль, пусть и отголосками, словно тело не моё. И с этой болью приходят воспоминания.                     Фиолетовый шар задел дом, крыша обвалилась и в спальне, придавив меня. Чудом ничего не сломал, ведь свернулся калачиком вокруг живота. Но и выбраться своими силами не смог бы. Небольшая щель пропускала струйку воды, что собиралась из-за дождя, да пыль вместе с дуновением ветра, что пах металлом и чем-то непонятно-противным.              Задыхался, вдыхая всё это.              Не скажу, как скоро меня нашёл Годжо-сан, но уже было темно, а дождь так и не прекращался, наоборот, ещё сильнее усилился. Я весь продрог на тот момент, ведь к этому моменту промок до последней нитки, а подо мной собралась небольшая лужа. Не помню, как меня вытащили, но помню разруху вокруг. Часть спальни разрушена подчистую, как и местность перед ней, оставляя продолговатую дыру в земле. На удивление, дом не упал в эту пропасть.              Тогда бы я точно умер.              — Мегуми-тян, ты в поря… — Голубые глаза, не скрытые ни очками, ни повязкой, опустились вниз, цепляясь за живот. — Оу… — Вся его реакция на мой живот.              — Убейте. — Просил, цепляясь в его чёрный пиджак. Не знаю почему подумал, что он сможет убить меня без оглядки и жалости.              — Детей? Ты уверен? — Жаль, что мы не поняли друг друга с первого раза. Продолжая сидеть на обломках, цепляюсь за пиджак сильнее, до боли в чуть отросших ногтях.              — Меня. Меня тоже.              — Хэй! Ты чего? Уже всё закончилось.              Годжо-сан смотрел на меня, как на полоумного. Наверное, я и правда таким стал. Не хочу быть таким. Но я отчаялся.              — Нет! Не переживу… Прошу… Убейте… Я так устал… Устал боятся их…              — Ты точно уверен в своём решении?              — Да. — Зачем-то ещё и киваю головой. Наверное, думал, что Годжо-сан может отказать в моей просьбе, если не буду настаивать не только словесно, но и физически.              — Не смей его трогать, ОТРОДЬЕ! — Голоса, как мне кажется, уже тогда смешались.              Тот облик, в котором они были последнее время, валялся совсем рядом: бессильное и окровавленное, израненное. Только голова и была поднята, и то лишь для того, чтобы вцепится в Годжо-сана двухцветными глазами. Такие Юджи и Сукуна не так страшны. И я даже спокойно смотрел на их общее тело.              Последнее, что помню, это отчаяние, отражающее в четырёх глазах, и как эти чувства перерастают в гнев. Его рука дёрнулась в нашу сторону, пока мой мир стремительно окрашивался в красную пелену.              Не помню, показалось мне это или нет, но оно… Плакало?*                     Пока я вспоминал, оно успело закончить большую часть. Осталось заделать живот. И почему он только не спешит? Он же был в той зоне. Рёбра давно встали каждый в свой ряд, а кожа затянулась. Так почему же он пропустил его?              — Тебе лучше? — Только сейчас подмечаю небольшой хвост розовых волос, кончики достают до массивных плеч, не опускаясь ниже. Протягиваю руку к волосам, но одна из рук перехватывает. Приблизив к себе, он целует тыльную сторону ладони. — Мы рядом.              — Юджи? Или Сукуна? — Не знаю зачем, но я должен знать кто сейчас предстал предо мной. Как будто, будь здесь только Юджи, я бы простил его.              — Оба. — Напрягаюсь, поджав плечи к шее. Это как? Как это – оба? С каких пор?              — Почему я жив?              — Ты ведь не думал, что можешь уйти от нас? — Оно лезет с поцелуем, а я даже сопротивляться не в силах. Всё тело не слушается меня. Язык заметно увеличился, по сравнению с последним нашим поцелуем. — Даже смерть не разлучит нас.              Их слова звучат мирно и тихо, но я улавливаю угрозу.              — Близнецы… Что с ними? — Думается мне, что если они не выжили, то мне снова… снова… Даже думать не хочу о том, чтобы снова ходить с тем огромным животом.              — Они ждут тебя. — Оно довольно, чуть ли не мурчит от удовольствия. А я, как мне кажется, ещё сильнее оцепенел.              Как это «ждут меня»?              — Что?              — Они зарождались полукровками, потому было проще вернуть их первыми, поддерживая в них жизнь. А вот ты был человеком. Ещё и убитый чёртовым шаманом, будь он проклят! — Вспоминая Годжо-сана, оно кричит, гортанно рыча.              — Юджи… — Такой Юджи пугает меня не на шутку. Впрочем, о чём это я? Это теперь не только Юджи. Это ещё и Сукуна. Он точно не простит мою вольность...              Стоит ли мне ожидать скорого наказания за то, что молил о смерти?              — А теперь всё хорошо. — Оно успокаивается. Поглаживая меня по волосам, оно улыбается, смотря прямо в мои глаза. — Теперь нас пятеро. Готов увидеть их?              Ничего не отвечаю. Просто киваю головой, тут же её отворачивая. Оно радуется, кожей это чувствую. Закончив с животом, достаточно быстро, оно распахивает своё кимоно. Накрыв меня им, оно так и поднимает на руку, словно я вешу совсем ничего. Кровь, чудесным образом, впиталась в меня, но кимоно всё равно окрашивается в алый.              Только сейчас подмечаю местность вокруг. Кости вокруг. Чей-то длинный позвоночник и рёбра служат дорогой куда-то в даль, тогда как с другой – кромешная тьма. Под огромными ногами звучит хруст костей, и опустив голову вниз, я вижу вполне знакомые черепа, утопающие в крови.              Неожиданно тьма поглощает и нас, и тут же глаза режет яркий свет. Зажмуриваюсь, крепче цепляюсь в чужое кимоно. Голову же отворачиваю прямо в плечо, утыкаясь носом в чёрную метку. Пара шагов, и я чувствую, как под кимоно пробивается лютый мороз.              Разворачиваюсь обратно, продолжая жмурить глаза. И вижу снег. Он лежит вокруг, падает с неба, хрустит под ногами, попадает на шею, тем самым нервируя метку. А впереди – одноэтажный дом. Судя по крыше, потолок должен быть достаточно высоким, чтобы оно могло спокойно перемещаться внутри.              — Юджи показал, что сейчас дома могут быть куда комфортнее. Мы нашли такой. Но кроватей нет. Только футоны. И в этот раз обойдёмся без цепей. — Голова дотягивается до моей макушки, губы тут же целуют волосы, вдыхая мой запах. Не думаю, что пока не отмоюсь от крови, пахну хоть насколько-нибудь прилично. — И без ран.              — С чего это? — Удивляюсь такому повороту событий. Я ожидал насилие и жестокость, какое-нибудь физическое наказание. Но это… поблажка? Со стороны Сукуны так точно.              — Потому что это тебя тяготит. К тому же, негоже детям смотреть на то, как один родитель находится в неволе. Да и вокруг столько проклятий охраняют нашу территорию. Без моего разрешения никого не впустят, никого не выпустят. Да и незваных гостей лет десять, как минимум, можно не ждать.              Зайдя внутрь дома, я вижу всё тот же традиционный дом, но с элементами современности. Тут есть и обогреватели, и приличная кухня, что виднеется через одну из раскрытых дверей. Пройдя немного дальше, мы заходим в просторную комнату. Нас встречает одна большая кроватка и женщина, кормящая малыша. Ребёнок причмокивает, попивая молоко, судя по запаху. Мне не видно её лица, ведь оно скрыто тёмной тканью, что покрывает всю голову и шею.              Повернув голову и увидев нас, женщина откладывает ребёнка в кроватку и тут же падает на пол в поклоне.              — Свободна.              Женщина молча удаляется, так и не подняв головы. Закрыв за собой дверь, она уходит прочь тихими шагами. Оно же наоборот приближается к кроватке. Присев совсем рядом, оно достаёт детей, вытаскивая по одному из кроватки. Оба розовощёкие, с торчащими мягкими волосами. Глажу их по светлым волосам и пухленьким щёчкам. Невзначай пачкаю их кровью, потому и убираю свои руки. Отыскав чистый участок ткани, тут же утираю пятна с их кожи.              — Коичи (яркий, первый сын) и Кио (имбирь). — Уверен, на втором имени настоял Юджи. Никто кроме этого придурка не подобрал бы такого имени.              — А кто та женщина?              — Кормилица. — Оно облизывает мои руки, очищая от крови. — Я не был уверен, будет ли у тебя молоко, как у омег. К тому же, ты был мёртв… А их уже нужно было кормить.              — Я думал, что… раз они не люди, то им оно и не нужно будет…              — Им так же нужно молоко.              — Они похожи на людей. Похожи на Юджи. — Стоит мне произнести это, как один из близнецов открывает свои карамельные глазки. — Даже цвет глаз.              — Жалеешь?              — Не знаю… Наверное, просто не готов… И в чём был смысл помещать их в меня, если они и без этого хорошо сформировались? — Всерьёз задумываюсь на этим вопросом. Как они вообще выжили? До родов ещё столько времени оставалось…              — Так бы не пришлось убивать людей. Тебе, вроде как, это не нравится. — Содрогнулся от такой новости. В смысле «убивать людей»? Есть ещё люди кроме меня и той женщины? — Эй, мы убили немного.              Уверен, последнюю фразу сказал именно Юджи. По крайней мере, в это хочется верить.              — А что с Годжо-саном? — Спрашиваю больше из желания понять, сможет ли он снова убить меня, нежели чем всерьёз беспокоюсь о Сатору.              — Тебе мало нас двоих? — Отрицательно мотаю головой, мямля что-то непонятное, на что оно притягивает моё лицо ближе к своим губам. Думаю, что оно сейчас откусит что-нибудь от меня, но вместо этого оно целует в лоб. — Тогда не думай о других альфах.              Оно целует меня, проталкивая язык в самую глотку, попутно изучая нёбо и зубы. Руки сжимают меня так, как будто я сейчас растворюсь в его пальцах. Жаль, что этого не происходит, и его руки идут дальше по телу. Благо хоть дальше ягодиц прикосновения не заходят.              — Н-не при д-детях. Прошу…              — Тебя бы искупать. А то чумазенький. — Коробит от их слов, но не могу не согласиться. Мне действительно нужно в душ, нужно отмыться.              Дети укладываются обратно в кроватку. Один из них пыхтит, не желая отпускать мой палец. Что-то болезненно сжимается в моей груди, заходясь спазмами. Оно само разрывает наш контакт, и этот ребёнок начинает плакать. Оно не обращает никакого внимания на плач и крик, в отличие от брата близнеца, который сунул свой палец в рот братишки.              — Подожди! О-он же плачет! — И кто тут хотел детей из нас троих: я или они? Правильно, они. Так какого они игнорируют плачь?              — Кормилица успокоит. Не беспокойся.              Оно спокойно выходит из детской. Как ни странно, кормилица уже сидит у дверей, ожидая. Стоит нам удалится, как она так же тихо проходит в спальню. Хоть и не сразу, но плачь утихает, и всё, что мне остаётся, это молча поблагодарить женщину, чьё имя мне не известно.              Ванная комната внутри дома, но большая купальня находится так же на улице. Одно лишь отличие от предыдущего дома – данную купальню и саму ванную комнату разделяют панорамные окна и небольшой коридор с точно такими же окнами.              Тут же вспоминаю гон Юджи.              Сейчас ведь не повторится всё по новой, правда ведь?              — Э-это… — И не знаю, как же так осторожно задать вопрос.              — Что такое?              — Гон… Он ведь не скоро?              — Не волнуйся об этом. Не тронем. — Оно целует снова и снова, покрывая прикосновениями не только губы, но и лицо, и шею, и плечи. — Мы дождёмся, когда ты сам начнёшь умолять.              Резко цепляюсь взглядом за зеркало. Оно раза в два точно больше меня, присаживается на колени, при этом ставя меня на ноги. И даже в таком положении они остаются чуть выше меня. Таким им не составит труда поломать меня пополам, если им захочется. Не поворачиваюсь обратно к ним, остаюсь стоять спиной. Только юкату обматываю вокруг тела, утопая в ней.              — Как теперь звать тебя… вас? Что вы теперь такое?              — Хочешь, зови Юджи. Хочешь, зови Сукуной. Хочешь, зови любимым. Мы оба будем отзываться, как бы ты не обратился к нам.              — Это ненормально… — Мне, мягко говоря, сложно представить всё это.              — Для Двуликого короля проклятий нет ничего невозможного.              И оно снова покрывает поцелуями моё тело, не брезгуя. Из-за зеркала мне всё прекрасно видно, но я не поворачиваюсь обратно лицом к нему, продолжая кутаться в чужую одежду.              Меня раздражают все эти чёрные линии на моём теле. Хочу содрать собственную кожу, лишь бы не видеть их, не ощущать их.              — Я… Я ещё человек? — Только сейчас понимаю, что мне страшно оказаться не человеком.              — Не совсем.              — И что я такое?              — Полукровка. Наполовину – человек, наполовину – проклятье. Наши дети были рождены такими, а ты – стал таким.              — Зачем? — Произношу вопрос дрожащим голосом. Сам не понимаю, на кого злюсь сильнее: на то, какой я бессильный по отношению к ним; на Годжо-сана, который не сумел убить меня наверняка; или же на Сукуну с Юджи, которые решили устроить весь этот беспредел?              — Потому что мы хотели вернуть тебя.              — Для чего?              — Никто не имеет права отнимать тебя. — Все двадцать пальцев до боли сжимают моё тело. Благо, хватка тут же ослабевает. Огромная голова тут же падает на моё плечо. —Прости. Мы должны быть сдержаннее.              — Отпустили. — Вырываюсь, более не желая находится в их руках, но оно игнорирует мою просьбу. И это, конечно же, злит меня. — Я сказал, ОТПУСТИЛИ!              Кричу изо всех сил, опуская голову вниз. В этот же момент моя собственная тень начинает… бурлить? Пугаюсь, ведь от Сукуны, а теперь ещё и Юджи, можно ожидать всё, что угодно.              — Видимо, пункт «без угроз» не входит в ваши планы. — Прекращаю вырываться. Всё равно не отпустит.              — Это не мы. — Их голоса звучат удивлёнными, но я не верю им.              — А кто? Не я же.              — Возможно, и ты. Ты теперь полукровка. Забыл?              Ничего не отвечаю им. Но задумываюсь.              Сукуна с Юджи не стали бы просто так задумчиво смотреть, хоть и совсем недолго. К тому же, стоит мне снова начать чувствовать злость, как всё повторяется по новой. Моя тень словно оживает, начиная жить своей жизнью. Хочу придать ей острую форму, но руки стискивают в объятиях. Стоит мне отвлечься, как тень возвращается на своё место в свою привычную форму.              — Мегуми, мы так гордимся тобой.              — Нечем здесь гордится… Абсолютно нечем…              Гордится действительно нечем, ведь даже если я и буду использовать эту силу, то точно не для теневого театра.                     

***

                    Хоть и не хотел, но всё же развлекаю детей непонятными теневыми изображениями. Так и я учусь, и дети чем-то заняты. Кио растёт полной копией Юджи: такой же улыбчивый, такой же весельчак, хотя раньше часто плакал. Сейчас же, даже когда падает, не показывает своих слёз, только заливисто смеётся. А вот Коичи высокомерен для двухлетки, даже через чур. Да и то, как он смотрит на окружающих… Даже меня коробит… Ладно хоть немного слушается меня и, в большей мере, Юджи с Сукуной.              Не скажу, что я их ненавижу, просто… Просто не чувствую того, что чувствует нормальный родитель к своим детям. Просто не чувствую себя их родителем. Да и они совершенно не похожи на меня, от слова совсем. Всё равно, что Юджи и Сукуна продублировались. Впрочем, так и есть. Юджи что-то говорил об этом.              — Папа! — Кио так зовёт как меня, так и их, так что я просто отзываюсь. И в последние разы очень даже зря.              — Папа тут! — Отзываются они, обнимая сзади.              Я уже лучше управляю тенями, так что сразу же направляю в их сторону. Жаль, что эти уклоняются. Поближе прижимаю детей к себе. Не хочу, чтобы они трогали их, ведь раздавить нечто столь маленькое и беззащитное для него – раз плюнуть.              Одна только кормилица чего стоила. Разлетелась на кусочки так, как будто никогда и не была цельным телом. А они просто дёрнули пальцами. Даже не трогали её напрямую. И всё из-за пролитого чая на моё кимоно. И ладно бы, если обжёгся или ещё чего. Нет. На меня даже не попало.              И теперь, пока он не нашёл им няньку, за детьми присматриваю я. И его стараюсь надолго не подпускать.              — Мегуми, только ты так встречаешь своих мужей.              — А чего вы ещё ожидали? Что буду кланяться да песни распевать? — Прошло почти полгода, а я до сих пор отойти не могу от того, как к нам приходили проклятья с дарами в их честь.              Больше, чем уверен, поубивал их именно Сукуна. Юджи не стал бы так… кроваво и безжалостно… Хорошо, что дети на тот момент уже спали, а если что и было слышно, то лишь в начале. В ту ночь всё быстро стихло. Только на утро было невозможно выйти во двор, ибо несло стойким запахом крови. Не знаю, чем они ему не угодили.              — Было бы неплохо. Но нет. — Привычка явно от Юджи. Они вертят мои волосы, что тоже отрасли по плечи. Пару раз отстригал, но после каждого раза был наказан. Благо хоть по-детски, всего лишь держал руки над головой, словно провинившийся школьник. — Почему не подпускаешь?              — Потому что понятия не имею, чего от вас ожидать ещё.              — Если ты про кормилицу, то я просто вспылил. — Оно снова пробует обнять меня, и я позволяю. Так между нами возникает тень, и я пользуюсь этим. Сформировав иглы, протыкаю его грудь. На удивление, они не уворачиваются, наоборот, прижимает сильнее. — Мегуми, она бы всё равно нам более не была нужна.              Хоть и проткнул, но я не чувствую их крови. Они лишь усмехаются, протягивая свои огромные руки к близнецам. Коичи с удовольствием накидывается на руку, тогда как Кио просто бухается на мои коленки, и уже с них на огромную ладонь. Благо хоть они додумались убрать свои когти.              — Не трогайте детей. — Не рычу, но всё же хмурюсь. Знаю, что на них не сработает это, ведь они чувствуют мой страх, но упорно продолжаю.              — Говоришь так, как будто мы можем навредить им.              — А разве нет?              — Нет, Мегуми. Мы их так ждали. Так что ни за что не обидим. — Они тянутся за поцелуем, но я отворачиваюсь. Знаю, что им ничего не стоит заставить, и всё равно верчу головой.              — Знаю я, как это работает…              — Мы и так стараемся! — Мою голову никто к себе не поворачивает, но вот от крика замирают даже дети. Они замечают это, и утыкаются в мои плечи. Глажу детей по головам, и если Коичи успокоился и начал лезть на плечи своего отца, то вот Кио упёрся в меня, чуть дрожа. — Ты даже не представляешь, как это сложно… Доброта Юджи и гнев Сукуны… — Одна из рук тянется к Кио, чтобы погладить, а он в ответ кусается, впиваясь своими клыками. Естественно, я весь холодею от такой наглости, но к нашему счастью, ребёнок цел и не вредим. — Мы стараемся…              — Вижу, как стараетесь. От ворот до сих пор кровью несёт. — Продолжаю дерзить, хоть дрожь так и не отпустила.              — Может, тогда снесём?              — Сукуне лишь бы разрушить. Или Юджи тоже поддерживает эту идею?              — Лишь бы не сорваться на тебе. — Моё лицо всё же разворачивают, целуя в нос. — Конечно, вылечу, но тогда ты снова будешь искать выход. Юджи объяснил, что это ломает. Так что не вредничай. И если захочешь действительно навредить мне, то нужно сделать что-то покрепче.              Они встают, держа детей на своих руках. Только сейчас замечаю, что мои тени помялись. Хоть бы одна иголочка поцарапала, блин!              Быстро об этом забываю. Дети висят на руках: один руками да ногами держится, второй – зубами. А они вертятся, расставив руки в разные стороны. Дети же могут сорваться! Конечно же, встаю с насиженного места, уже готовясь ловить близнецов, но стоит подойти, как одна из рук подхватывает меня под талию. Меня тоже кружат. Голова слишком быстро начинает кружится. Одной рукой держусь за их руку, тогда как второй вцепился в чью-то детскую ручку. Пробую рассмотреть и вижу, что вцепился в Кио. Он всё так же висит, держась зубами. Кровь не идёт, они тут же лечат свою рану, хоть и не до конца.              — Хватит! Они же сорву… — Не успеваю договорить, как Кио уже разжал свои зубы.              Один я точно не удержу. А вот дополнительная рука – вполне. Впервые в жизни порадовался тому, что у них четыре руки, а не две. Кио же, словно это не он только что был в свободном полёте, уже весело смеётся и не боится, наоборот, он посматривает на Коичи и так же хватается ногами и руками.              — Тебе стоит больше доверять нам.              — Сукуне я никогда не доверял. А Юджи перестал…              — Знаешь, Мегуми… — Хоть их голос и звучит тихо, но я чувствую дрожь. — Это больно…              — Как будто мне было легко. — Не ведусь на их голос. Меня никто не жалел: ни Юджи, ни тем более Сукуна. Так с чего я должен их жалеть?              Меня усаживают обратно, а вот детей закидывают на плечи. Хочу уже возразить, но их палец не позволяет мне этого сделать, пока другая рука поглаживает по голове.              — Посиди пока, ладно? Детям не навредим. Но ночью с тебя возьмём. Пора выполнять свой супружеский долг. — Каждое слово - острие кинжала, что впивается прямо в сердце.              Они уходят из дома, оставляя меня одного. Не могу и с места сдвинутся. Меня не трогали два года, а теперь что, снова будут насиловать, снова заставят носить детей, снова будут принуждать и причинять боль?              Не позволю.              Не позволю!              НЕ ПОЗВОЛЮ!              Не замечаю, как стукаю кулаком об пол, разбивая собственную тень. Она вся бурлит. Смех заливает всю комнату, а я даже и не понимаю, что это мой смех: ненормальный, почти как у Сукуны, будь он проклят.              Обнимаю самого себя, пробуя так успокоиться. Это не помогает. Даже склонив корпус, я продолжаю смеяться, пока в голове вырисовываются различные картинки с их общим мёртвым телом. Это успокаивает. Чёрт возьми, это успокаивает меня!              Но самое страшное, что чем дольше думаю, тем больше я ненавистен сам себе.