Под полной луной

             Итадори-кун – хороший человек. И сегодня он должен умереть.              Ждать их – утомительно. Одновременно хочется, чтобы они поскорее пришли, но в тоже время хочу, чтобы они пропали где-нибудь по пути в эту спальню и больше никогда не переступали порог этого дома. Так будет лучше для нас всех.              Последнему желанию не суждено сбыться. Они входят в спальню, тяжело раскрыв дверь. Сидеть на одном большом футоне стало жутко неуютно. Вся решимость улетучивается под взглядом четырёх глаз. Хочу, чтобы они прекратили смотреть на меня, но чем дольше длятся секунды, тем тяжелее ощущается их взгляд.              — Ждёшь?              — Не смогу уснуть после той угрозы.              — Мегуми, это не была угроза. — Присев рядом со мной, они развязывают мой пояс. Кимоно тут же спадает с плеч, оголяя не только ключицы, но и немного грудь. —Подумать только… Два года… — Развязав свой верх, они надвигаются на меня. — Иди к нам.              Терплю, когда они раздевают меня. Если нападу сейчас, то они увернутся, ещё и меня скрутят, если не накажут. Нужно потерпеть, впустить в себя. После он точно не увернётся. Как минимум, это будет сложнее.              Терплю, когда меня полностью раздевают.              Терплю, когда их губы прикасаются к моей коже.              Терплю, когда язык начинает вырисовывать узоры вокруг черных линий.              Терплю, пока длинные пальцы проталкиваются в мой рот, а после перемещаются к анусу.              Терплю, пока они проталкивают головку, а после и весь член.              Благо хоть эта часть тела у них одна на двоих. Член всё такой же громоздкий, не для моего тела, но два таких точно не выдержал бы. Снова дрожу, закусывая губы, пока в голове звучит лишь одно слово, без остановки.              Терпи.              Терпи!              ТЕРПИ!              Скоро всё закончится. Даже если не в мою пользу, но всё закончится.              Чтобы они не ушли или же не перевернули, хватаюсь за шею, удерживаю перед собой, сокращая расстояние между нами. Внутри всё разрывается на части. Слышу удивлённый вздох, а следом и учащённое дыхание прямо в ухо. Первый толчок, но такое чувство, будто на кол насаживаюсь.              Не стесняюсь впиваться ноготками в их кожу. Потерпит.              — Всё! Хватит! — Думаю, что всё же переоценил свои силы. Они ведь не увернутся, если вошли в меня лишь на головку?              — Ещё немного.              Мычу, пока они вбиваются короткими толчками, стараясь не закричать. Жду, пока член, относительно глубоко, войдёт в меня. И как только понимаю, что всё, это край, собираю собственную тень. Она неряшлива и взвинчена, каждый раз содрогается, когда толчки становятся глубже.              Попривыкнув к их ритму, всё же набираюсь храбрости и протыкаю их грудь одним большим колом из тени.              Зажмуриваю глаза, чтобы не видеть того, что я сотворил. Чувствую, как что-то тёплое расплёскивается прямо на меня. Жду, когда комната наполнится предсмертным хрипом, но комнату оглушает смех Сукуны, доводящий до нервного крика.              — И что это у нас такое? — Спрашивают они. — Неужели решил, что без нас будет лучше?              — …тоже прочувствуй…              — Что именно?              — Как протыкает нечто несоразмерное и огромное. — Смотреть на их улыбку – боязно, но почему-то не отвожу глаз от их лица.              — Ну давай! Попробуй! Всё равно не убьёшь!              Они кричат, провоцируют, и я продолжаю направлять тени. В какой-то момент, я по привычке складываю пальцы в голову собаки, и из тени вырывается собака: дикая и злая, не подчиняющаяся даже мне. Напав на них, она кусает, куда только придётся. А они только и делают, что смеются. Хотя… Это всё же больше смех Сукуны, нежели чем Юджи… Пробую призвать ещё одну такую же, но они, откинув теневую собаку, хватают меня за бёдра. Один резкий толчок и чужая головка уже не просто растягивает кожу вокруг ануса, а толкается внутри. Ствол надавливает на матку, отчего тело всё же начинает реагировать.              Мои тени дрогнули, тут же исчезая. А я зацепился за то, что могу делать нечто большее простых игл. Я должен сделать что-то, что убьёт его наверняка, будь то собаки или кто-то пострашнее, зубастее. Кто-то, кто окажется сильнее Сукуны с Юджи.              — Бесполезно. Но весело!              Им достаточно одной руки, чтобы прижать мои руки к подушке. Все раны на их теле быстро затягиваются, как будто и не было их вовсе.              Обидно. Все мои усилия…              — Можешь и дальше так веселить. Всё равно это нас не убьёт.              Пробую отбиться хотя бы ногами, но их руки разводят в стороны, удерживая за коленки: не свести их вместе, не подтянуть к себе. Ещё и руками не дёрнуть, ведь их крепко сжимают длинные пальцы. Ещё и четвёртая рука нажимает на мой живот, придавливая свой же выпирающий член.              — Хватит… — Молю, но меня никто и не слушает. — Прекра… тите…              — Мегуми, мы только начали. — Протягивают они, придавливая к себе руками.              И всё продолжается по новой.                     

***

                    Ещё пару лет проходит в похожем темпе. Они воздерживаются, а после срываются, как голодная собака на сочный кусок мяса. Я тоже срываюсь, вызывая то теневых собак, то больших кошек, то кого-нибудь ещё. Жаль, что это только веселит их. А после, инициативу явно берёт Юджи. Они огромных размеров, потому их объятия и закидывание ноги на моё измученное тело – муке подобно. Тяжело, словно меня не обнимают, а медведь сверху навалился. Один Юджи был куда легче.              Но даже так я всё равно рад, что наша связь – нечастая, и что я более не забеременел. Могу только догадываться, что это оттого, что в меня только кончали, не всовывая непонятный красный шарик из крови других людей и Сукуны.              — Папа, покажи ещё! — Кричит Кио, махая мне рукой.              Долго удерживать теневые образы не могу, поэтому они пропадают спустя десять-пятнадцать минут, максимум – полчаса, но на такой промежуток времени я работаю на износ. Снова вызываю нескольких послушных псов, которые тут же несутся на встречу пятилетнему ребёнку. К детям не подпускаю озлобленных, так что они не кусают Кио, только облизывают и играют. Иногда мне кажется, что они просто чувствуют, кому я хочу навредить, а кому – нет. Как минимум, по-другому объяснить не могу.              Мне нравится наблюдать за Кио. Простой радостный ребёнок, в отличие от Коичи – больше человек. Либо пока просто ничего необычного не проявилось. А вот у Коичи… Коичи с каждым днём всё больше и больше напоминает Сукуну: слишком сильный для простого ребёнка, слишком высокомерен для ребёнка, а на его проклятую силу невозможно закрыть глаза. Это сила Сукуны, если говорить коротко.              У нас как-то само получилось распределение воспитания. Сукуна с Юджи просто стали чаще забирать Коичи, оставляя на мне Кио. Так и живём… Грустно и душно…                     

***

                    Все эти годы здесь день был похож на каждый предыдущий. Потому волнения, которые начались неожиданно, стали одновременно и неожиданными, и такими долгожданными. Маги, точнее те, кто остались, снова подняли головы, снова начали не просто защищаться, но и нападать. Подробностей не знаю, только слухи, но это заставило переживать Сукуну с Юджи, а значит ситуация может обернуться как угодно.              Сегодня дети остались под моим присмотром, пока они удалились к себе подобным. Чтобы близнецы спали ночью, мы начали играть в они-гокко (салочки), бегая по всем коридорам дома. Я вожу, играя роль «демона», а близнецы убегают. Это выматывает и меня, но я не жалуюсь. Благодаря таким играм я тоже тренируюсь в управлении тенями.              Неожиданно небо трескается. Прямо как тогда, когда Годжо-сан приходил в последний раз. Дети останавливаются, только Кио сначала подходит ближе к Коичи, схватив его за руку. Подойдя к ним, хватаюсь за их плечи. Дети явно боятся того, что сейчас происходит, а во мне зарождается надежда.              Если не сейчас, то когда?              Когда ещё Годжо-сан придёт к нам?              Долго не смотрю на то, как разлом окрашивается в различные оттенки фиолетового. В голове уже пронеслось то, как долго мы будем бежать к границе барьера, и как высоко мне нужно будет протянуть свою тень, чтобы мы с близнецами могли выбраться. А дальше… А дальше, куда глаза глядят. Главное – подальше от них.              — Пойдёмте. — Тяну их, уводя в сторону выхода из дома.              — Куда? — Вопрос в звучит в унисон.              — Нам нужно бежать. — Уже хочу взять Кио на руки, но стоит мне повернуть голову в сторону, как краем глаза замечаю знакомую высокую фигуру.              — Куда это ты собрался? — Они стоят рядом с нами, скрестив четыре руки у груди. — Ещё и с детьми? — Зная, как быстро они могут двигаться, увожу близнецов за свою спину. Делая небольшие шаги, всё же направляю детей к выходу. — Почему молчишь? Мегуми, неужели ты забыл? Даже смерть не разлучит нас. — Звучит, как угроза, и я верю этой угрозе.              — Кто бы не пришёл, он может навредить. За себя не боюсь, а вот детям такое лучше не знать.              — Так почему не начал искать нас?              — Если бы вы мне отчитывались, то может и знал бы, куда бежать и где искать.              — Язвишь – хороший знак. — Они всё же подходят к нам, чтобы притянуть к себе. Сейчас особенно чётко чувствуется наша разница в размерах.              Раздаётся ещё один взрыв, и барьер разламывается прямо над домом. Оглушающий звук сопровождается небольшим землетрясением. Дом, к нашему счастью, крепче того старого. Только пыль и сотрясается с дальних плохо вымытых уголков потолка. Мы тоже на пол не падаем, ведь Сукуна с Юджи удерживают нас на ногах.              — Это Годжо Сатору?              — Учитывая, что наш барьер был сломан, скорее всего да. Либо кто-то посильнее нашёлся. Пока не ясно.              — Где мы можем спрятать детей?              — И тебя тоже. — Хватка четырёх рук становится крепче. — Не могу позволить хоть кому-то из них убить тебя снова.              Картинка перед глазами резко меняется, пока под ногами пропадает опора. Близнецы крепко держатся за мои ноги, а я – за шиворот их кимоно. Не понимаю, как долго мы пробыли в таком состоянии, пара секунд или бесконечность, но под ногами снова появляется опора. Дети продолжают сжимать мои ноги, уткнувшись своими носами в меня. Они тоже не спешат отпустить. Сев на колени, он поочерёдно целует меня с детьми в лбы, и только после этого исчезает.              Они не говорят, что вернутся. Но я знаю это. Чувствую на уровне интуиции их желание вернутся за нами позже, когда всё закончится.              — Пап? — Кио напуган, вот-вот начнёт хныкать.              — Всё хорошо. Скоро мы уйдём отсюда.              — С отцами всё будет хорошо? — Коичи беспокоится за них. И я не могу винить ребёнка за это.              — Прости… Я не знаю… — Говорю именно это. Не думаю, что дети поймут мою ненависть к Юдже и Сукуне. Да и почему-то, солгать проще, чем сказать детям правду.              Оглядываюсь недолго, быстро понимаю, что мы не то в погребе, не то в подвале. Понимаю это благодаря шуму над нами: слышно, как кто-то бегает, как кто-то дерётся. Жаль, а может и к счастью, вокруг нас барьер с непонятными символами, что проявляются от любой звуковой волны и дрожи.              Дотрагиваюсь до стены, ощущаю тепло. Намеренно тенями не разрушаю, ведь мне не известно, в каком состоянии эта постройка. А так, пока идёт битва, лучше барьера – ничего не найти. А Гождо-сан, если найдёт раньше Сукуны, сумеет сломать нечто столь простое.              Почему-то вспоминаю, как на меня обрушился потолок. За себя не так страшно, как за близнецов. Поворачиваюсь к ним, и не вижу ничего, кроме непонимания и страха. Опускаюсь к ним, присев на колени. Выпустив пса побольше, прячу под ним и детей, и себя. Про себя просто надеюсь на то, что он, в случае обрушения, выдержит и не придавит нас. Если Коичи просто ждёт, когда пёс встанет над нами, то Кио весь дрожит.              Так же неожиданно вспомнился дедушка Юджи и его колыбельная. Не помню, как она начинается. Только часть и то я не уверен, что запомнил её дословно. Каждого глажу по голове, прижимая к себе.              По полевой дороге иду я       И друг идёт рядом со мной.       Мы с тобой всегда одни.       На лугу цикады стрекочут где-то.              Всё, что помню, меньше куплета. И его недостаточно, чтобы успокоить Кио.                     

***

                    Уже давно всё стихло. Барьер спал не так давно. Так называемый потолок немного раскрошился, но не упал: крепко сделан или благодаря спине огромного пса проверять не спешу. Хоть и вымотан, пса не убираю. Кио спит, пока Коичи ёрзает на месте, смотря на стены и чёрного пса.              — Пап, отдохни. — Неожиданно выдаёт Коичи.              — Не могу…              — Я подменю тебя. Отец Сукуна научил держать небольшой барьер.              — А если потолок рухнет?              — Выдержу! — Уверяет сын, стараясь не кричать. — На меня отцы ложились, а тяжелее них никого нет. — Такой маленький, а уже такой сильный. Я им даже отпор дать не могу, а он…              — Тогда я дам сигнал, что мы здесь. Ты же пропустишь тоненькую верёвочку?              Коичи кивает головой, и я верю ему.              Прежде чем убрать пса, дожидаюсь, когда сын сделает небольшой шарообразный барьер. Его хватает, чтобы прикрыть нас в сидячем положении, этого более чем достаточно. Пёс рассеивается прямо на глазах. На барьер и вокруг нас падает совсем немного земли, к счастью, небольшими не то крошками, не то кусочками. Не рассеиваю тень полностью. Аккуратно, понемногу, проталкиваю тоненькую теневую нить, боясь, что даже ею могу разрушить потолок и стены.              — А если придут плохие?              — Если придут другие, то Годжо-сан защитит нас. Он уже выручал меня пару раз. И сейчас не бросит.              К моему удивлению, я быстро нахожу выход. Теперь понятно, почему была такая дрожь и слышимость. Разделив ниточку на несколько частей, сооружаю нечто похожее на паутину, расползающуюся по кругу. На удивление, я натыкаюсь на разруху: тут и сломанные стены, и вырванные деревянные полы, и разбитые вазы с посудой, и сломанная мебель. Ничего не пожалели.              Не проходит и минуты, как ниточки натыкаются на чьи-то шагающие ноги, их размер куда меньше тех, что у Сукуны и Юджи, значит – это кто-то другой. Сил практически не осталось, так что просто дёргаю этого кого-то за ногу и тяну все теневые ниточки обратно к себе, надеясь, что этот некто последует за ними. Сам же я упал грудью на Кио, зажав того с двух сторон.              — Пап? — Кио проснулся от такого натиска.              — Всё хорошо. — Кио помогает мне выпрямить спину, и тут же сползает на пол. — Скоро всё закончится.              — Отцы идут за нами? — Сев на колени, Кио смотрит на нас с надеждой, а я… Я не могу его порадовать…              — Пока не знаю. — Вру, ведь знаю, что это точно не они.              Секунда, и земля падает на барьер. Ещё секунда, и по барьеру царапают чьи-то огромные когти, что разгребают землю. Ещё одна, и мы уже видим непонятное проклятье без глаз и с большим ртом. Уже начинаю боятся, что это один из подчинённых Сукуны. Я не для этого потратил последние силы! Не для того, чтобы нас нашли приспешники Сукуны!              — О, Рика, ты что-то нашла? — Голос, вполне человеческий, звучит, будто в дали.              — Мужчина и дети. — Детский девчачий голос звучит ближе, и я никак не соотношу его с этим существом.              — Люди?              — Непонятно.              — Тогда давай вытаскивать.              Коичи продолжает держать барьер, хотя ему уже тяжелее это делать. И мне тяжело даже двинутся. Пересиливаю себя, готовясь выпустить агрессивных псов, если те, кто нашёл нас, будут угрозой.              В итоге, проклятье обхватывает барьер руками, словно мячик, и прикрикивая «вытащила-вытащила» выставляет нас на показ черноволосому парню, главное - человеку. От резких движений Коичи теряет контроль над барьером, и мы втроём падаем вниз. К счастью, на поломанный деревянный пол падаю только я один, а дети цепляются за руки огромного проклятья, словно за руки своих отцов.              — Годжо-сан… — Кое-как привстаю на локтях, пока пытаюсь сесть, но получается лишь немного приподнять голову. — Где Годжо Сатору?              — Знаете учителя? — Лицо без лишней эмоции, а удивление слышно, совсем немного, только в голосе. — Вы, случайно, не Фушигуро Мегуми?              — Папа не Фушигуро Мегуми! Папа – Рёмен Мегуми! Глупый смертный! — Кричит Коичи, вырываясь из крепкой хватки проклятия. Невидимые нити царапают проклятье, но недостаточно глубоко, чтобы оно отпустило их.              — Но Мегуми. Значит, Годжо-сенсей говорил про вас. А вот про них – ни слова. — Незнакомец тяжко вздыхает, уперев руки в свои бока. Опустив голову, он тут же поднимает её, чтобы осмотреть меня и детей. Этой заминки мне более чем достаточно, чтобы присесть на колени и приготовить руки для вызова хоть какого-нибудь зверя. — Знаете, Мегуми-сан, у меня приказ спасти Вас, но вот про детей – не было ни слова. Учитывая их схожесть с сосудом Сукуны и силы одного из близнецов – их следует убить.              — Только посмей! — Тут же шепчу угрозу, складывая пальцы для призыва.              — НЕ СМЕЙ УГРОЖАТЬ ЮУТЕ!!! — Девичий голос переходит в непонятный, более низкий и резкий, я бы даже сказал, в мужской.              Не ожидаю, что чьи-то зубы вопьются в моё плечо, и уж тем более не ожидаю, что грудь проткнётся катаной, подсвечивающейся непонятной голубой энергией, что вливается в меня. Перед глазами темнеет стремительно быстро. Голоса близнецов слышны где-то там, далеко, но никак не рядом. Хочу соединить пальцы до конца, но осознаю, что падаю на пол всем обмякшим телом. Понимаю, что об пол не ударяюсь лишь благодаря тому, что меня мягко укладывают руки незнакомца.              Голоса близнецов смолкают. Впрочем, как и всё вокруг. Темнота полностью закрывает взор, словно резко наступила беспросветная ночь.                     

***

                    Перед глазами стены спальни однокомнатной квартирки, в которой мы жили с Юджи. Та же постель, те же прикроватные тумбочки, та же краска на стенах, и даже плотные шторы, что не пропускают солнечный свет. И куда же без тесных обнимашек и закинутой ноги? Никуда.              Юджи лежит рядом со мной, неотрывно смотря на моё лицо, пока я сам наблюдаю за происходящим, а точнее – воспоминаниями, словно со стороны.              — Чего не спишь? — Спрашиваю его я, только что разлепивший глаза.              — Тобой любуюсь.              — Дурак. — Сонно бурчу себе под нос, попутно вставая с постели. — Я в душ и завтракать.              — Э? — Удивляется Юджи, не получив свой утренний поцелуй. — И ты оставишь меня тут, в полном одиночестве?              — Ага. — Всё так же сонно произношу, покидая спальню.              На удивление, я помню это утро. После Юджи заболел, буквально на пару дней, хотя ничего не предвещало для этого. Тогда я просто позаботился о нём, стараясь и самому не заболеть.              Это были обычные дни. Это был Юджи, которого я полюбил.              Будучи в душе, я думал, что Юджи просто полежал немного и после пошёл готовить нам завтрак. Но Юджи… Он согнулся пополам, словно ему было больно. Но отчего? Отчего ему могло быть так плохо? Подхожу ближе, желая рассмотреть, и вижу узоры Сукуны. Лишняя пара глаз проявляется, и найдя меня, цепляется взглядом, пока основная пара глаз закрыта.              — Ме… — Всё, что успевает произнести Юджи, прежде чем их тело загорелось голубым пламенем.              Их плоть горит, как от настоящего огня. Кожа покрывается волдырями, что тут же лопаются, показывая человеческое мясо на показ. Запах горелого мяса тут же забивается в нос, не желая отступать. Юджи кричит что-то непонятное, что я не могу различить в какофонии звуков. Так как он всё ещё находится на кровати, она загорается вслед за ним, как и постельное бельё с подушками и одеялом.              Вижу всё это, словно наяву, ощущаю, словно всё происходит по-настоящему. Треск огня слышится так реалистично, как и крики Юджи, который, как мне кажется, зовёт меня по имени.              Но такого точно не было в тот день!                     

***

                    С одного бока ощущаю тепло, тогда как с другого – невыносимо жарко. Лицо же обдувает холодный ветер. Треск, словно от огня, раздражает уши. Сверху давит что-то тяжёлое, а одежду сжимают чьи-то небольшие пальчики. Вспоминаю, что сейчас я никак не могу слышать шум костра, и уж тем более ощущать его тепло не так далеко от себя. Только если меня не сжигают заживо прямо сейчас. Меня ведь не сжигают? А если сжигают ещё и детей?              Резко раскрываю глаза, вдыхая ночной воздух полной грудью. Рукам тяжело, как и грудной клетке. Близнецы лежат прямо на мне, мирно сопя. Верчу головой, и вижу рядом с нами небольшой костёр, а так же костёр побольше в дали от нас, на самой вершине горы. Огромные столпы чёрного дыма видны даже сейчас, глубокой ночью, как и голубое пламя.              — Проснулись? — Незнакомец сидит поближе к костру, но мне его не видно, так как розоволосые макушки прикрывают взор. — Как же хорошо. Я уже думал о том, что и правда убил вас, Мегуми-сан. Детки то Ваши ещё вчера очнулись, а Вы только сейчас. Уже начал сомневаться в своем исполнении обратной проклятой техники.              — Что происходит? —Я помню, что был ранен, если не убит, но сейчас в груди ничего не болит. Дети же отлежали совсем немного, да и от той раны бы было куда больше боли. Но я цел и невредим.              — Я просто выполняю последнюю волю учителя. Только и всего.              — Как это… последнюю? — От удивления привстаю на локтях, чуть будя детей. Благо они просто укладываются ниже, продолжая мирно сопеть. Глажу их по головкам, чтобы они и дальше спали. — Он же разбил барьер, да? Значит, был живым, верно?              — Верно. Видите тот столп дыма, что идёт от голубо-синего костра? — Незнакомец тычет пальцем в сторону большого костра на горе. — Это горит Сукуна Рёмен и его сосуд. Уже как пару дней. И сдерживает это всё – учитель.              — Что? — Я ещё могу поверить в то, что Годжо-сан может сдержать некто такого, как Сукуна, но вот его смерть… Как-то не хочется в это верить.              — Годжо-сенсей сумел загнать его в ловушку, и сейчас не отпускает никуда дальше горящего барьера. Но… Боюсь, на это уйдут все его силы. И жизненные в том числе.              — Как это… Он же сильный…              — Они оба сильны.              — А что будет с Юджи? — Раз горит Сукуна, то горит и Юджи, да? У них ведь одно тело на двоих.              — Так… Я же уже сказал… Горит Сукуна и его сосуд… — Он повторил это так, как будто я спросил что-то глупое. А я только сейчас понял, что под сосудом он подразумевал именно Юджи. Просто сосуд… Безымянный сосуд…              Ужасно.              — Ясно. — Что будет с Сукуной и Юджи – понятно. Я уверен в том, что Годжо-сан справится, сдержит и убьёт. Но есть другой вопрос, который остался без ответа. — А что будет с нами?              — Я разыграл Вашу смерть. Так что сейчас все думают, что Вы трое – мертвы. И Сукуна так же думает, ведь видел, как я с Рикой несли ваши мёртвые тела.              Вспоминаю, что они уже видели нашу смерть. И не думаю, что второй раз остановит их, наоборот, они будут в гневе. И боюсь, этот самый гнев будет поддерживать в них силы. Ещё и этот сон… Сукуна и Юджи точно не оставят это просто так…              — Это не остановило их в прошлый раз. И он смог вернуть. И сейчас его никто не остановит, если он решит найти нас… — Паника накрывает волной, обещая перейти в истерику. Я ведь уже успел поверить в свободу от них.              — Мегуми-сан. — Строго произнёс незнакомец моё имя, сжимая кулаки. — В этот раз учитель справится.              Он говорит это так уверенно, с такой верой, что мне и самому хочется верить в его слова, в силу Годжо-сана. Если Годжо Сатору сможет выдержать их гнев, то… То точно умрёт… Если же выживет, то явно восстановится не в ближайшие дни…              — И что теперь? Куда нам идти? — Не к людям же, имея такие метки на лице и силу, особенно силу Коичи. Коичи точно не приживётся среди людей, Сукуна подавал явно не тот пример, который перенял старший близнец. К магам сам не пойду, учитывая их отношение к Юджи и Сукуне. Они просто не примут факт существования их потомства. Да и наши смерти не нужно было бы разыгрывать, если бы было иначе.              — Лучше осесть где-нибудь подальше от людей и тем более шаманов. Иначе убьют уже по-настоящему не только Вас с малышами, но и ещё много хороших людей просто за то, что те решили прикрыть Вас, послушавшись учителя Годжо. Понимаете?              — Как скоро?              — Отдохните немного. Утром Рика соберёт немного еды в путь, а там и видно будет.              — А если придёт кто-то из шаманов, кто враждебно настроен по отношению к нам? — Думаю, мои переживания не необоснованные. После случившегося даже странно будет, если я начну доверять всем магам. То, что мы в доме наткнулись на этого юношу и его проклятье – чистая удача, и не думаю, что в следующий раз повезёт так же.              — Сейчас Вас никто не тронет. Рика охраняет нас. — Лицо незнакомца наконец-то расслабилось.              — Вот как… Спасибо, эм… Прости, я даже имени твоего не знаю.              — Оккоцу Юута. Можно просто Юута.              Укладываюсь обратно, всё так же поглаживая близнецов. Мне спокойнее ощущать их живыми, дышащими рядом со мной.                     

***

                    — Пап, куда мы идём? — Одновременно спрашивают близнецы.              — Туда, где будет безопасно. — Сверяю местность по карте, которую выдал нам Юута.              Поверхность неровная, корни деревьев так и спешат запутаться в наших ногах. Кио пару раз почти упал, поэтому Коичи сейчас несёт его на своей спине, идя то рядом со мной, то за мной, смотря на проходимость. Если верить карте, то до дома осталось совсем немного, меньше пятидесяти метров, но деревья тут так близко стоят друг к дружке, листва такая объёмная, что практически ничего и не видно. Если бы не метки Юуты на коре стволов деревьев, то точно бы заблудились. А так, птицы, нарисованные голубой краской, помогают идти к цели. О том, что это может быть ловушкой даже не думаю.              — Тут так тихо. — Подмечает Кио. — Почему птицы не поют?              — Потому что это лес Аокигахара. Животных и птиц тут практически и не встретишь. Ещё бы и людей с шаманами не встречать – было бы просто замечательно.              — А почему?              — Потому что этот лес приобрёл не очень лестную славу в своё время.              — Значит, тут не будет людей… — Коичи присоединился к нашему разговору. — А отцы нас найдут?              — Если выживут, то они нас везде найдут.— Страшно, но стараюсь не думать об этом. Вслух это не скажу, но искренне надеюсь, что Сукуна и Юджи сгорят в том костре.              — А если нет?              Судорожно думаю о том, что ответить Коичи, но на моё счастье, деревья заканчиваются. Чистая поляна, окружённая деревьями, открывает перед нами небольшой одноэтажный домик. Он не новый, отнюдь, это постройка явно ещё времён Второй Мировой войны. Отсюда вижу, что крыша требует ремонта, а птичье гнездо, обосновавшееся между козырьком и крышей, необходимо перенести на любое другое ближайшее дерево, чтобы каждое утро не слышать их щебетание прямо над нашими головами.              — Посмотрите! Мы наконец-то дошли!              — Это же развалюха! — Тут же кричит Коичи. — Она едва-едва дышит! Да она же развалится, если мы дотронемся хотя бы до двери!              Ну ещё бы. Он видел лишь опрятный и большой дом Сукуны и Юджи, в котором всегда убирались кто-то из низших проклятий. А эта постройка, по сравнению с тем, где мы жили, и правда развалюха. Там не то, что уборки, там ремонт нужен, как минимум крыши.              — Будет тебе. Не идеальные условия, но зато безопасно. Да и мы сможем починить это, приберёмся. Сделаем свои условия жизни.              — Вот вырасту и убью всех тех людей, что выгнали нас сюда. — Озлобленно и обиженно отвечает Коичи, пугая меня не на шутку.              — Послушай, Коичи. Люди они… — Не знаю, как начать, да и как вообще объяснить ребёнку такие сложные темы. — Они просто вернули те земли, с которых их выгнал Сукуна. Они... Они просто вернули то, что им принадлежало, вернули свои права на свободное существование. — Не знаю, насколько говорю правду, но то, что люди просто отвоевали своё естественное право на жизнь – не лгу.              — Но почему они просто не подчинились?              — А ты разве хочешь кому-то подчиняться?              — Нет.              — Вот и они не хотят.              — Всё равно… Это нечестно… — Впервые вижу, чтобы на его глазах набирались капли слёз.              Вижу, что он хочет скрыть лицо руками, чтобы утереть глаза, но Кио всё ещё на его спине, и не спешит слезать, наоборот, он крепче обнимает близнеца, уткнувшись в его затылок.              — Иди ко мне. — Приобняв, позволяю Коичи немного поплакать так, чтобы никто не видел, даже мимо проходящий муравей у нас под ногами. — Главное, что мы теперь в безопасности.              — Угу. — Тянет Коичи, не в силах остановить свои слёзы. — А ты чего ревёшь, Кио? Все волосы мне намочил.              — Потому что ты плачешь, Коичи.              И секунды не проходит, как дети начали плакать в унисон, вопя на всю округу. Сейчас они как никогда раньше похожи на обычных детей, слабых и беззащитных. Утирая своё лицо об мою одежду, Коичи стирает свои не останавливающиеся, уверен, что точно горькие, слёзы. Я тоже начинаю плакать, только не от горя потери, нет.              Я плачу, потому что наконец-то свободен от Сукуны и Юджи.