Под полной луной

             Итадори-кун – хороший человек. Но после произошедшего я уже не могу в это верить так же слепо, как и раньше.              Разлепив глаза, понимаю, что вокруг меня уже не так темно, чем когда меня вносили внутрь непонятного черепа. Я лежу на спине, так что первым я вижу слабо освещённый потолок. Повернув голову в бок, тут же жалею об этом. Всё тело отдаётся невнятной болью, от которой тело кажется в разы тяжелее. Подтягиваю собственные руки к голове, но тут же чуть ли не отбрасываю их обратно. На руках непонятные бинты, исписанные странными письменами. Мне их ни прочесть, ни рассмотреть нормально. От самой ткани идут цепи, что тянутся до стен комнаты традиционного, явно японского, дома.              — Что за?… — Не успеваю закончить предложение.              Справа от меня лежит Юджи, одетый в традиционную мужскую пижаму. Впрочем, и я сам в такой же. Только у него она простая синяя, тогда как на мне узорчатая: тонкие серо-белые линии перекликаются с цветами. Розовые космеи разбросаны по нижней части рубахи.              Откидываю одеяло в сторону и вижу, что встать самостоятельно, может, ещё и получится, но я и шага ступить не смогу. На ногах точно такие же бинты, обмотанные по все пятки и чуть выше. Шевельнув ими, тут же получаю вполне ясную и локальную боль, что отдаётся короткими, но частыми приступами. Тут же сгибаюсь пополам, всё же подтянув ноги к себе. Хочу прикоснуться к стопам, но успеваю только дотянутся до ног. Начинаю дрожать всем телом сразу же, как вижу проявляющуюся сквозь бинты кровь.              Он порезал мои ноги              Он сделал меня калекой              Резко вспоминаю всё то, что пережил с Сукуной в нашу прошлую встречу. Руки сами тянутся к животу. На мне нет каких-либо дырок. Кожа ровная, не считая шероховатости в том самом месте. Оттянув резинку шорт и подняв края рубахи, вижу нечто похожее на лёгкий след, повторяющий контур зажившего ранения. Понимаю, что тот шарик остался внутри меня.              Это надо вытащить!              Это не должно находится во мне!              Этому не место внутри меня!              У меня короткие ногти, но я всё равно начинаю царапать кожу: сначала медленно и не сильно, но чем дольше это делаю, тем сильнее и чаще впиваюсь в собственную кожу. Не успокаиваюсь и тогда, когда под ногтями начинают собираться капли крови. Только чужие крепкие руки и останавливают.              — Я тоже хочу встретиться с ними поскорее, но пока ещё рано. Потерпи немного, хорошо?              — Юджи? — Передо мной Итадори Юджи, но в тоже время это, как будто, кто-то другой.              — Да?              — Почему?              — Как это «почему»? Они же ещё полноценно не сформировались. Ты что, забыл, как дети рождаются? — Юджи тянет мои руки к себе, чтобы поцеловать, но я не позволяю. Вырвав собственные руки, тут же прижимаю их к собственной груди.              — За что ты так со мной? Ты был тем, кто не хотел моего знакомства с Сукуной! А что теперь? Что теперь…              Я, правда, не понимаю, почему Юджи так поступил. Он же хотел иного. И я не хотел всего этого. И мой уход был логичным решением. Разве нет?              — А теперь он полноценный член нашей семьи. — Меня пугает спокойствие Юджи. Не на шутку всего перекорёживает, ведь Итадори явно не тот, каким был раньше.              Пока Итадори лежал на боку, я и не замечал, что у него больше конечностей, чем положено обычному человеку. Мне кажется, что рисунки на теле проявляются через чур быстро, чем в любой предыдущий раз. Да и в этот раз Юджи не закрывает глаза, и не закатывает их. Он продолжает смотреть на меня, и я в ответ, наблюдая, как глаза меняют свой цвет.              — Хорошо спалось? — Уже не Юджи.              Это Сукуна              — Почему ты снова на свободе не в полнолуние? — Я ведь прав, да? Сейчас ведь обычный день?              — Потому что в полнолуние меня никто не в силах удержать. А сейчас – Юджи сам выпустил меня. Хоть и всего на минуту. — Притянув к себе, Сукуна целует в лоб. —Привыкай к нашей семейной жизни.              — Мои ноги…              — Это лишь на первое время. Пока привыкаешь. После – исцелю. — Сукуна что-то делает своими пальцами, ухмыляясь. В его глазах горит азарт, пока из горла вырываются отрывки смеха.              Мои пальцы тут же отлетают в сторону. Как будто они и не принадлежали мне. Крик застревает где-то внутри. Кровь окрашивает всё вокруг, и пижаму в том числе. Хочу завернуть новые раны хоть в что-то, да только без пальцев ничего не выходит, и я просто размазываю кровь по одежде и одеялу.              Сукуна же только ржёт во всю глотку, с садистским удовольствием смотря на меня. Не знаю, сколько проходит времени, пока я паникую и пачкаю всё вокруг в своей крови. Но Сукуна прекращает мои муки. Пока одна пара рук удерживает меня на месте, роняя на мокрую подушку, вторая пара рук болезненно сжимают кровоточащие раны. Сине-голубое свечение покрывает определённые участки, и пальцы, поднятые непонятной силой, вновь прирастают обратно ко мне.              — Так же, как и твои пальцы, верну и здоровые ноги.              Закончив, Сукуна уходит. Пошевелив пальцами, понимаю, что боль практически ушла. Если бы не кровь, то ничего бы и не выдавало то, что мои пальцы буквально только что валялись инородными предметами.              Для меня это стрессовая ситуация              Для Сукуны это обычное веселье              — Мегуми!… — В тишине через чур явно слышно то, как Юджи давится собственным дыханием. Или это я так дышу. Не понятно. Больше не понимаю. — Давай переоденемся.              Юджи, вроде как совсем недавно напуганный, уже более спокойный. Поднявшись с футона, альфа уходит к шкафу, что стоит сзади нас. Достав из него традиционную одежду, он замирает на месте. И я бы тоже замер, ведь белая ткань тут же пропиталась алой кровью. Мне это видно даже сидя полубоком к нему.              — Может… Может тут есть купальня или ванная? Или хотя бы душ?              — Да. Нам бы не помешало сейчас искупаться. — Я молчу, но Юджи выглядит так, как будто слушает кого-то. Впрочем, как это кого-то? Сукуну, конечно же. — Кажется, она рядом. Пойдём.              — Откуда ты знаешь?              — Из памяти Сукуны. Иногда вижу то, что он пережил. Иногда он сам говорит.              — Что с тобой творится? — Спрашиваю, даже не дослушивая Юджи.              — Думаю, что мы смешиваемся.              — Что?              — Становимся одним целым.              — Почему?              — Потому что у нас есть ты. — Положив одежду на пол, Юджи возвращается ко мне. — И пока мы будем купаться, тут приберутся. И одежду почистят.              Позволяю Юджи взять меня на руки, ведь по-другому пока не перемещусь в нужное место. И он нежен, прямо как раньше. И я цепляюсь за его шею. Только вот это не наша с ним квартира, а Юджи стал самым ненавистным кошмаром, который хочется забыть. Да и хватаюсь за него больше от безысходности и желания прочувствовать собственные пальцы, убедиться, что они и правда на месте. Прижавшись к нему, понимаю, что мне холодно: не то от того, что я более не под одеялом, не то от того, что потерял достаточно крови, чтобы тело начало остывать.              Все до одного, пальцы дрожат. Я чувствую их, чувствую одежду Итадори. И совершенно не чувствую той разрывающей боли, что была не так давно.              Купальня, самая обычная для старого дома. Место для купания достаточно просторное, чтобы можно было уместится всей семьёй и даже больше. В ней есть каменные бортики для того, чтобы можно было присесть, а вода прозрачная, с небольшими солнечными отблесками, что даже не верится, что в природе всё ещё можно встретить нечто столь чистое.              Одно только «но». Купальня находится не внутри дома, а на улице. Крыша закрывает место от дождей и солнца, что светит сейчас, приближаясь к закату, НО ОНО НА УЛИЦЕ! Дверцы уже расставлены в разные стороны, а потому мы сразу выходим наружу. На удивление, вокруг нас один только лес: зелёный и цветущий.              Разглядывая зелёную листву, не замечаю, как оказываюсь усаженным на деревянный стул, а цепи, вместо того, чтобы утянуть обратно в дом, наоборот, вытягиваются из дома, как будто они чудесным образом либо удлинились, либо переместились. Для проклятий ведь нет ничего невозможного, да?              Итадори раздевается первым, и только после принимается за меня. А я вцепился в ткань рубашки, да так, что костяшки побелели. Шевелю пальцами больше не от нервов, а чтобы хоть ещё немного что-то да и прочувствовать подушечками пальцев. До сих пор не верю в то, что их не было какое-то время, что их отрубали и вернули, словно по щелчку пальцев.              — Прости… — Доносится до моих ушей. Оно тихое, но не настолько, чтобы я пропустил это.              Итадори сидит рядом со мной, опустившись на колени. Я не в первый раз вижу его полностью голым, но в такой ситуации, ещё и вне дома, впервые. Юджи пробует развернуть рубаху на мне, чтобы можно было хоть как-то вывернуть ткань. Я не даюсь, и чтобы оставить испачканную одежду на себе, горблюсь, опустив голову вниз. Ногам тоже больно, особенно в районе пяток, но замечаю это лишь сейчас, пошевелив ногами.              — За что ты просишь прощение? — Не знаю зачем, но я хочу знать. Понимаю, что от полученного ответа не станет легче. И всё же… Хочу хоть немного понять… Хочу хоть что-то понять…              — За боль…              — И всё?              — Да. Об остальном я не жалею.              Последние слова больно отзываются в груди. Я не хотел этого ни пережить, не слушать нечто подобное. Он не жалеет… Это самое ужасное…              Итадори снова пытается снять с меня одежду, попутно поднимая мой корпус. В спине хоть и выпрямился, раздеть себя не даю. Мне кажется, что на всю округу звучит хлёсткая пощёчина. Щека тут же краснеет. Уверен, Юджи не ожидал подобного от меня. Я и сам не ожидал от себя подобного. Мы многое пережили вместе, прошли даже его безумие в период гона. Только вот…              Никогда не прощу ему целенаправленный выпуск Сукуны              Никогда не прощу насильственное зачатие              Никогда не прощу              — Не трогай меня! — Почти рычу, готовясь нанести вторую пощёчину, если потребуется.              — А ведь только что цеплялся за меня.              — Боялся, что уронишь.              — И как же тогда нам искупаться? Не в одежде ведь.              — Я и один справлюсь.              —Я бы посмотрел на это, но кровь может застыть на одежде. Её и без этого достаточно трудно отстирывать. Так что не капризничай и позволь поухаживать. — Не смотря на то, что я сопротивляюсь, Юджи всё равно умудряется обнять меня всеми четырьмя руками. Нос же перемещается куда-то в район ушной раковины, отчего побежали противные мурашки. — Я так давно не дотрагивался до тебя, так давно не обнимал… Мне было так одиноко без тебя… Даже не спал толком… Зато сегодня выспался, ведь ты был рядом.              — Отпусти!              — Ты так мирно спал. Пусть и под заклятием Сукуны, пусть со всеми этими цепями и заговорёнными бинтами. Зато рядом.              — Отпусти меня!              — Тёплый, со стучащим сердцем.              Юджи удаётся стянуть с меня одежду, и по итогу я оказываюсь полностью голым, как и Юджи, что уже не просто удерживает возле себя, но и трётся об меня. Не вижу, но задеваю коленкой полувставший член. Он меньше члена Сукуны, но уже явно больше того, что был у Юджи, как минимум головка.              Меня напрягает то, как Юджи трётся об меня. Он так делает перед гоном.              У него же не наступит сейчас гон, правда?              — ЮДЖИ! — Начинаю кричать, ведь Юджи совершенно не слушает меня.              — Что такое, Мегуми? — Юджи смотрит полумутными глазами. Взгляд расфокусирован, как если бы и правда гон вот-вот подступит.              Умудряюсь упереться руками так, чтобы хоть немного отодвинуть Юджи от себя. Результат – пару сантиметров, но я и им уже рад. Жаль, что есть и минус. Пах Итадори плотно прижался к моему бедру, отчего чувствую каждую венку на члене.              Раньше это было проще. Как только видел подобные признаки, тут же опускался на колени и принимался за минет под одобрительные стоны Юджи. После первого гона, уже знаю, что лучше сразу начинать растягивать анус, ведь после будет не до этого.              Сейчас же нет никакого желания хоть как-то ублажить альфу или же начать подготавливать себя.              — Ты не понимаешь, что пугаешь меня? — Почти шепчу, ведь его член начал дёргаться. Смазка вышла совсем немного, но я уже начинаю дрожать всем телом отнюдь не от желания, а от страха. — Про Сукуну вообще молчу!              — Ты… ненавидишь меня? — Спрашивает Юджи, подняв меня на руки.              В таком положении член Юджи соприкасается с моим. Лицо практически впритык к его лицу, и поэтому я отворачиваюсь. Ногами не достаю ни до каменного пола, ни до пяток Юджи, хотя раньше носочками как-то да и доставал. Неужели он и в росте прибавил?              Долго не получается не смотреть на Юджи, одна из новых рук насильно поворачивает обратно, удерживая за подбородок. Юджи ждёт ответа, не мигая смотрит в мои глаза. И я вижу своё отражение. От самого себя тошно, ведь отражаюсь не тот «я» - сильный и чуть холодный для посторонних, который нравился мне, а сломленный и жалкий «я».              Это не тот человек, которым я хотел стать в будущем              — А ты считаешь, что я всё ещё люблю тебя? После того, что ты позволил сделать Сукуне? — Пока произношу вопросы, кое-как сдерживаю себя, чтобы не зареветь. Не хочу вспоминать Сукуну и то, с какой лёгкостью Юджи позволил надругаться надо мной.              — А разве мы сделали что-то плохое? — Я любил идиота. Ибо только идиот будет задавать подобный вопрос после сотворённого.              — Издеваешься? Он изнасиловал меня! Два раза! И второй раз – с твоего согласия!              — Это было необходимо. Бета бы не смог… — Даже слушать не желаю окончание предложения.              Одно дело, когда в это тыкали другие люди, они, как и их мнение, мне безразличны.              Совсем другое дело, когда в это тычет Юджи              — И это было прекрасно! — Кричу изо всех сил, не зная, как ещё достучатся до Юджи.              — Разве сейчас не будет ещё лучше? — Голос Юджи перемешивается с голосом Сукуны, и мне уже сложно сказать, кто сейчас передо мной: Юджи или Сукуна.              Метки не проявляются, но глаза чуть алеют. Хватка рук становится крепче, пока четыре глаза ищут место для спаривания. Мне знаком этот взгляд, ведь так искал Юджи, пока вбивался в мою глотку, удерживая за мои волосы.              И он находит это место.              Впервые погружаюсь в воду, предварительно не помывшись. Кровь тут же растекается от нас во все стороны, растягиваясь по воде тоненькими струйками, перерастающие в пятна побольше. На удивление, тут глубже, чем мне показалось ранее, и если бы Юджи не усадил меня на свои колени, то точно бы ушёл под воду с головой.              Жаль, что Юджи не сидит просто так              Его руки тут же тянутся к моим соскам и анусу. Прикосновения поспешные, чуть грубые. И такие знакомые. Дыхание прямо у уха определённо дыхание Юджи. И язык, что ведёт дорожку от шеи к уху, тоже принадлежит Юджи. Только огромное тело, несколько рук и нечеловеческая сила явно принадлежит Сукуне. Юджи сжимал чуть мягче, предварительно поглаживая тело. Или это из-за того, что я не сделал минет?              От мыслей отвлекают пальцы, что более не массируют анус, а вторгаются внутрь. Сразу два пальца тревожат воспалённые стенки кишки. От прошлого раза с Сукуной уже не болит, но определённая нервозность и раздражение присутствует. От каждого толчка выгибаюсь в спине, отчего пальцы на сосках сжимают с ещё большим усердием, чем до этого.              — Прекрати сейчас же! — Хочу прокричать, но выходит совсем слабо, с некой хрипотой.              — Не хочу. — Достаточно жёстко отвечает Юджи.              И снова язык, что по размерам больше обычного, продолжает облизывать мою шею. Клыки в опасной близости проходятся по коже. Обычно омегам ставят метку на загривке, шею или плечо. И сейчас у меня такое чувство, что в данный момент я именно в таком положении. Юджи чуть покусывает эти места, тут же зализывая. Сказать, что я оцепенел, значит ничего не сказать.              — Юджи, сто… — Не успеваю озвучить просьбу. Пальцы проходятся по инородному шарику, что спрятался в стенках кишки, — ах…              Невольно стону. Новые ощущения… Не могу описать, что это. Раньше этого не было. Как будто тело решило пойти против меня. Организм не только принял, но и изменился под новое условие существования. Юджи снова проходится по новому проходу, чуть проникая внутрь. Тут же реагирую, снова стону и выгибаюсь. Больно, но и в то же время приятно. Хочется, чтобы снова дотронулись там, и Юджи снова проходится по тому месту, словно знает мои мысли.              — Матка неплохо сформировалась.              — Ч-что? — Мне кажется, что практически не различаю слов. Слышу только голос Юджи. Различаю только голос Юджи. Всплески воды и трение кожи фоном отдаются где-то рядом.              — Для меня это тоже впервые. Матка. В тебе. Разве это не замечательно, Мегуми?              — Н-не знаю… Мне страшно, Юджи…              — Тише-тише. Всё хорошо. Всё будет хорошо. Доверься нам. — Перевернув к себе лицом, Юджи тут же начинает целовать, вкладывая всю свою пылкость и жадность, что накопилась за месяцы разлуки. И я отвечаю на его поцелуй, хоть и не с такой охотой. Мычу прямо ему в рот, желая возразить. Но Юджи снова просовывает свои пальцы и задевает то самое место, новое для меня. — Дрожишь то как…              Поцелуй прекращается, и Юджи снова присасывается к моей шее да плечам. Понемногу Юджи опускает меня под воду, усаживая коленями на твёрдую сидушку. Сам же он усаживается выше, продолжая удерживать меня на месте. Мне видна каждая венка, что бьётся в сердечном ритме. Вода стекает вместе со смазкой, что так и сочится наружу.              Одна из рук, что недавно тёрла соски, теперь до боли сжимает мои волосы, тяня ближе к поддёргивающему члену. Руками упираюсь в его бёдра, чтобы сохранить хотя бы малейшую дистанцию, но чем сильнее я противлюсь, тем сильнее давит Юджи. Как итог, член Юджи впритык к моему лицу. Одна из рук тянется к моим губам. Грубо раскрыв мой рот, Юджи сам натягивает на свой член. Не давлюсь, но и приятного мало.              — Сделаешь, как обычно? — Поднимаю взгляд на него, и вижу одно лишь желание с похотью. Будь он проклят этот гон! — Не хочу вредить тебе.              Если бы не хотел, то не выпускал бы Сукуну. Сказал бы я, если бы не член, что мешает нормально дышать. Я не в первый раз в таком положении, не в первый раз вижу Юджи в период гона. Только в этот раз я не хочу ни терпеть, ни ублажать. Не осознаю, когда опускаю зубы на мягкую кожу. До крови не кусаю, только даю понять.              Мне это не нравится              Мне это не по душе              Со мной так нельзя              Ни с кем так нельзя              — Что такое? Не хочешь? — К моей удаче, Юджи тянет мою голову от себя, и я с удовольствием выпускаю член из своего рта. — Раньше всегда так меня успокаивал, когда гон наступал.              — Говорил же! Мне страшно! И я не хочу сейчас! Ни после того, как Сукуна…—Итадори не даёт договорить, затыкая меня поцелуем.              Пальцы снова проходятся по чувствительному месту внутри. Юджи без проблем дотягивается своей рукой, впрочем, как и другими легко удерживает. Я в натуральных тисках, и для чего все эти цепи – непонятно. Изменённый Юджи отлично справляется с тем, чтобы ограничить меня не только в перемещении, но и в движении.              — Мегуми… Наш Мегуми… Просто будь милым. Сейчас этого более, чем достаточно.              Видимо, чтобы я больше не кусался, Юджи сгибает пальцы внутри меня. И тут же выдёргивает, слишком резко. Так же резко он укладывает на край, прижав мою голову к камням. Ужасно неудобно, но беспокоит меня не это. Головка члена надавливает на податливый анус, что, как назло, пропускает внутрь.              Чувствую, как тело предаёт меня              Чувствую, как Юджи даже и не думает останавливаться              — Прошу, не делай этого. — Пробую последний раз попросить.              — Люблю. — Вот и весь ответ.              Член проталкивается глубже ровно в тот момент, когда Юджи укладывается на меня. Спиной чувствую как его грудь ходит ходуном, тогда как загривок всё чаще и чаще обдаёт горячее дыхание да клацают клыки. И как итог, с очередным толчком, он кусает, ставя метку. Кровь тут же стекает вниз. Краем глазом вижу, как она забивается в маленькие швы между камнями.              Ощущаю себя добычей              Юджи никогда не был нежен в период гона, но сейчас… Сейчас всё ещё хуже… Закончив с первым укусом, Юджи отстраняется, совсем на немного. Прошептав «люблю», он снова кусает мой загривок. Такое чувство, что он решил загрызть меня. Уж не знаю, в качестве наказания за побег, за отказ возвращаться или за то, что я бета.              Всё, что я могу сделать, это сжать кулаки да покрепче сцепить зубы, пока Юджи выбивает воздух из моих лёгких под оглушающие шлепки от толчков.                     

***

                    Такое чувство, что в этом месте редко наступает ночь. Либо мне так кажется, ведь большую часть времени провожу в спальне. Тело давно залечил Сукуна. Только в шее и отдаётся боль, ведь остались следы, как если бы на мне и правда осталась метка. Стараюсь не трогать искусанный участок, но иногда руки невольно сами тянутся, и в такие моменты быстро отбрасываю пальцы прочь. Боль волнами проходится по телу, а мне не хочется её ощущать.              С каждым днём всё чаще и чаще тошнит: и от Юджи, и от Сукуны, и от всей сложившийся ситуации в общем. Юджи ведёт себя так, словно ничего не произошло, словно я никуда и не уходил: такой же заботливый и тактильный. Сукуна… Его понять пока не могу. Когда он приходит, то зачем-то наблюдает за мной, и пока не насмотрится, не приближается ко мне. Меня толком не трогает, а когда трогает, то только голову с животом. Если от своих волос я ещё могу огородить от себя альфу, то от живота отгонять бесполезно. Повалит, отвесит оглушающую ухо пощёчину, прижмёт к полу, прорычит угрозу и всё на этом. Уж не знаю, что он там наглаживает, ведь пока никто не шевелится, да и рано ещё для этого.              Живот совсем немного увеличился. С каждым днём мне всё труднее и труднее отрицать этот факт. Живот растёт, и это не от обилия еды, которой меня пытаются задобрить. Особенно Юджи.              — Доброе утро, Мегуми. — Юджи светится от счастья, входя в комнату с подносом на руках.              Завтрак, значит уже наступило утро. Только вот луны не было видно. Да какая там луна? Даже небо не потемнело! Когда же тут наступает ночь? Вроде как и солнца яркого нет. Скорее, вечные сумерки или же рассвет.              Присев на футоне, в очередной раз прячу лицо за чёлкой. Мне страшно долго смотреть на Юджи, ведь он снова изменился: и в рост, и в ширь. Чтобы протиснутся в дверной проём, он чуть склоняет голову и поворачивается бочком. В саму комнату он заходит, так сказать, крабиком, ведь иначе не пройдёт. Это было бы забавно, только вот мне совсем не смешно, ведь чем это тело больше, тем проще доминировать одним своим присутствием. Хорошо хоть никто не трогает с того дня как партнёра. Не думаю, что смогу адекватно пережить ещё одно изнасилование.              Думаю, Юджи всё же догадывается об этом, хоть и поступает по-своему. Поставив небольшой столик перед моим футоном, он опускает на него поднос и сам присаживается рядом. Порции для двоих, но всё чаще он оставляет свои порции для меня, подкладывая еду в выделенные для меня тарелки. Реже пытается покормить. Упорно игнорирую такие позывы нежности с его стороны. И сейчас делаю именно это. У меня ведь ноги испорчены, а не руки, могу и сам себя покормить. Да и к тому же, как можно есть с рук того, кого до трясучки боишься? Никак.              — Кушай-кушай. — Юджи не унывает, и просто подкладывает кусок курицы в тарелку с рисом, которую я держу. Как будто у меня не стоит тарелка с отварным мясом.              Я бы отказался, да только это бесполезно. Подхватив палочками, перекладываю к мясу. Сейчас хочу просто рис и немного овощного бульона. От мяса же… Мясо теперь у меня ассоциируется отнюдь не с тем, чем раньше. Если и ем его, то в малых количествах, и в моей порции этой части более чем достаточно.              — Не откладывай.              — Хватит! — Впервые за время пребывания здесь повышаю голос. Ещё и руками об столик стукнул. Теперь же, осознав сотворённое, опускаю голову вниз, желая сдавить её в собственные плечи. — Перекормишь же.              Последние слова почти шепчу, желая звучать как можно тише, ведь сейчас я совершено не знаю, чего ожидать от нынешнего Юджи. Он же, подняв руку, опускает огромную ладонь на мою макушку. Ероша мои волосы, Юджи чуть посмеивается: по-доброму и без злого умысла, без саркастичной насмешки, не как Сукуна. Остальные руки так же тянутся ко мне, обнимая.              — Не перекормлю. Детям нужно кушать. Особенно белок и кальций. Если будешь мало кушать, то детишки сожрут тебя.              — Что? — Не скажу, что не пугаюсь такой новости. Он ведь не имел в виду, что дети взаправду сожрут меня, да? Или имел?              — Ну… Беременность… Дети же всё от родителя берут… Так что вам всем надо набираться сил. И лучше всего через еду.              — Много всё равно не влезет. Я же лопну… Ты и без этого накладываешь огромными порциями.              — Прости-прости. Просто… Просто это впервые и для меня тоже. Даже не подумал, что перебарщиваю.              — Просто отпусти и позволь поесть столько, сколько осилю. — Не думаю, что услышу ещё что-то полезное, да и если у него есть что сказать, то может сказать и сидя рядом, а не сжимая меня в своих руках.              Сказать, что мне некомфортно в таком положении – значит ничего не сказать. Сердце бьётся в бешенном темпе, пока в голове вырисовываются различные нелицеприятные воспоминания. Эти руки не умеют быть нежными. Эти руки не умеют любить. Эти руки знают лишь грубость и жестокость.              Это то, как запомнил мой разум, как запомнило моё тело              И я не могу расслабиться, пока они удерживают так, как будто никогда не причиняли мне боли              — Конечно… Прости… — Стараюсь не замечать, но… Но не могу не обратить внимания. Юджи расстроился.              Нехотя опустив обратно на край футона, Юджи не прекращает контакт со мной. Ухватившись одной из рук за подол зелёного кимоно пальцами, он чуть тянет на себя, словно дитя малое. Продолжаю есть, молча прожёвываю еду. Стараюсь не обращать внимания на то, что периодически Юджи тянет на себя. Еду не подкладывает – уже хорошо.              — Люблю тебя, Мегуми. — Неожиданно произносит Юджи.              Замираю буквально на пару секунд. Не больше. Продолжаю есть с опущенной головой, из последних сил сдерживая слёзы. Выходит плохо и в чашку с рисом капает пару слезинок. Пелена застелила, нервируя глаза. Утираю, стараясь не провести широкими рукавами да цепями по тарелкам с едой, иначе снесу всё на пол или просто растаскаю по столику.              Раньше я бы ответил Юджи взаимностью, как словами, так и действиями. Теперь же слова больно откликаются где-то в груди. Не могу спокойно слушать. И аппетит пропал. Откладываю палочки в сторону. Придерживая небольшой живот, на четвереньках перемещаюсь в свой угол, ведь на своих ногах мне так и не позволяют ходить, не возвращают в норму. Чувствую, что Юджи так и не отпустил моё кимоно, и присев, убеждаюсь в этом. Мало того, что пальцы продолжают удерживать ткань, так в добавок и он сам переместился следом за мной.              Невольно подтягиваю ноги к себе, группируясь в подобие комочка, пока четыре глаза пристально смотрят на меня. Рука, что до этого держала ткань, начала подниматься выше, легко проводя по коленкам. Понятия не имею, что он хочет нащупать, опустив пальцы на мои икры, но он продолжает трогать.              Он ведь не будет снова насиловать?              — Совсем ничего не поел.              — Тошнит. — Мне кажется, что у меня даже дыхание сбилось от того, что Юджи трогает мои ноги.              — Может, хотя бы бульон?              — Чуть позже. — Отворачиваюсь в сторону, закрыв рот руками. Ком, что встрял в горле, вот-вот выйдет наружу.              — Мегуми, посмотри на меня. — Не слушаюсь, и Юджи не ждёт. Одна из рук до боли сжимает мой подбородок. Ему удаётся поднять моё лицо, но я всё равно не смотрю на него. Опустив глаза, смотрю на столик. — Подними глаза.              Не слегка встряхнув, Юджи нависает надо мной, заставляя смотреть на него. Невольно хватаюсь за его руку, что удерживает меня. Пробую хоть насколько-нибудь отцепить его от себя, но делаю только хуже. Кое-как пересиливаю себя, чтобы всё же посмотреть в глаза Юджи. Хватка ослабевает, но никто не спешит убрать руку с моего лица.              — Больно. — Почти хриплю, пока произношу.              Наконец-то хватка ослабевает. Жаль, что рука так и остаётся, медленно опускаясь к шее и правому плечу. Один из пальцев проходится по метке, и я тут же сгибаюсь пополам. Боль растекается по всему телу, хотя там только шрамы, что повторяют линию зубов да клыков.              — Не прячься. Не важно, что ты чувствуешь… — Притянув к себе, он целует. Сейчас особенно сильно чувствуется разница между нашими размерами. Задыхаюсь от нехватки воздуха, не успеваю нормально глотнуть воздуха. Из-за этого, когда Юджи позволяет прервать поцелуй, я захожусь в кашле. В отличие от меня, Юджи как будто и не участвовал в поцелуе: дыхание ровное, на щеках ни единого намёка на румянец. — Не прячься от меня.              Хоть по нему и не скажешь, но Юджи как будто выклянчивает. Но я забываю об этом, когда одна из рук укладывается прямо на живот. И когда только он успел разворотить одежду на мне? Рука спокойно лежит на животе, освобождённом от кимоно. Естественно, и грудь тоже оголилась. Пробую хоть как-то прикрыться, но руки Юджи не позволяют.              — Как будто я могу тут спрятаться. — Вторая попытка так же заканчивается неудачей, и видимо, чтобы я больше не пытался, одна из рук достаточно жёстко сжала кисти рук, уводя их в сторону. — Ты же найдёшь. Да и как вообще можно спрятаться? Ты же теперь стал… — Боюсь как-то разозлить Юджи, поэтому и выбираю самое нейтральное слово, — этим?              — Всё ещё боишься?              Сначала не понимаю смысл вопроса, а когда понимаю, снова опускаю голову. Не могу больше смотреть в эти четыре глаза, ни в один из них.              — А сам как думаешь?              — Боишься. — Правильно отвечает Юджи. Я боюсь. И я уже говорил ему об этом. —Особенно сейчас.              — Тогда прекращай.              — Мегуми… Мы, правда, можем стать семьёй. Я тоже буду стараться изо всех сил.              Не знаю, хочет ли он сказать что-то ещё, но нас прерывают. Где-то рядом звучит оглушающий взрыв. Трещины идут по всему небу, отчего кажется, что оно вот-вот упадёт прямо на наши головы.              — И у кого только хватило наглости? — Голос явно принадлежит Сукуне. Слишком грубый и нахальный для Юджи. — Подожди нас. Скоро вернёмся.              Быстрый поцелуй сопровождается вторым взрывом. Фиолетовый свет освещает всю округу. Мгновение, и я остаюсь совершенно один. Огромного тела как будто и не было рядом со мной. Только тепло на коже да раскрытое кимоно и подтверждают чужое присутствие.              Наспех поправляю одежду и тут же направляюсь к раскрытому сёдзи. Так лучше видно разрыв на небе, а в этом самом разрыве… другое небо… Я вижу привычное небо, какое не изменялось уже достаточно долгое время, и в тоже время я вижу небо потемнее, обрамлённое серыми тучами. Дождь прорывается сквозь расширяющийся разрыв. Пару капель падает рядом с домом.              — Да что за…              Не успеваю закончить вопрос. Капли дождя окрасились в алый, и следом за этим, с неба начали падать изуродованные туши не то людей, не то монстров. Большая часть их тел как будто мясорубку прошли, прежде чем их скинули.              Не кричу. Просто закрываю дверцу сёдзи и уползаю обратно в комнату. Лишь когда дополз до футона, останавливаюсь.              А зачем я ухожу?              Даже если монстры ещё живы, они могут убить меня.              Если убьют, то все мучения закончатся.              Для меня всё закончится              Стоит мне подумать об этом, как рядом с домом падает туша побольше. Дверь, рядом с которой я сидел буквально только что, разрушается под напором изувеченной конечности кого-то тяжёлого и огромного. Потолок чудом не обрушивается в спальне, но я слышу, как он разрушается в коридоре. Выходы перекрыты, мне некуда бежать. Но мне как-то всё равно на это. Я и не стараюсь найти выход к спасению.              Закутавшись в одеяло, укладываюсь клубочком на футон. Закрываю глаза. Почему-то мне кажется, что так проще дождаться своей участи. Да и так фиолетовый свет не режет глаза, который как назло светит всё ближе и ближе.