Под полной луной

             Итадори-кун – хороший человек. По крайней мере, именно в это я верил долгие годы… И до сих пор хочу верить…              Уже давно рассвело, солнечные лучи проникают сквозь щели между простынёй и полом. А я всё продолжаю лежать, свернувшись в один большой комочек, думая о том, что меня бы спокойно нашли сквозь эти самые щели. Точно нашли бы. Но к счастью, всё в очередной раз прошло хорошо.              Сукуна и в этот раз не пришёл              Всё же вылезаю из-под кровати, ведь опасность отступила на целый лунный цикл. В квартире нет ничего, что говорило бы о чужом присутствии, только о моём. Кактусов, конечно, не натаскал, но пару травинок всё же прикупил. А в холодильнике так сильно полюбившиеся мне имбирные тефтельки. Не могу без них.              Жизнь в Южной Корее достаточно сложна, ведь я не знаю ни языка, ни местности, ни людей. А мясо тут ещё дороже, чем в Японии, поэтому покупаю его раз в месяц. Одежды тоже купил лишь раз, и то лишь из-за того, что зима тут холодная. На удивление, маленькие свитшоты лишь в детском отделе, а все остальные – чересчур огромные. Поэтому я сейчас утопаю в широком чёрном свитшоте с непонятной надписью на рукаве да пижамных штанах с щеночками.              Вылезаю из-под кровати, всё ещё боясь появления Сукуны. Но если он не пришёл ночью, то днём точно не явится. Как минимум никто не приходил днём, даже за письмом для Юджи. Оно так и лежит на холодильнике, собирая пыль.              Впрочем, пока на карте есть деньги и мне не нужно оплачивать коммуналку – всё нормально. Но я так же понимаю, что долго так продолжаться не может.              Я должен научиться жить по-другому              Так и не поднявшись с пола, остаюсь сидеть на нём, продолжая цепляться в одеяло, всё ещё дрожа всем телом. Почему-то кажется, что Сукуна или Юджи вот-вот нагрянут хоть из-за того же угла или балкона. Фантазия разыгрывается, либо же я сам себя накручиваю, но каждый раз мне кажется, что кто-то из них стоит за окном, и тень одного из них вот-вот бросится на шторку. К счастью, никто не врывается в квартиру, а тень так и не появляется, стоит мне дёрнуть штору.              Я всё так же один. Но от этого лучше не становится.                     

***

                    Весна в Корее куда теплее, чем в Японии. Гулять по парку в это время неплохо, но я тороплюсь в квартиру. В руках – новый ноутбук и телефон. Выбирал самое дешёвое из того, что только было. Хоть корейский язык до сих пор не начал изучать, но скудно-бедно научился ориентироваться по ценам.              Осматриваясь по сторонам, замечаю достаточно большое количество парочек с собачками. Тоже хочу завести кого-нибудь, чтобы не быть одному двадцать четыре на семь, только для начала надо спросить у Годжо-сан, можно ли вообще приводить кого-либо в его квартиру.              От собственных мыслей отвлекает вой сирены и оповещения на телефоны, что заиграли в один момент абсолютно у всех прохожих. Останавливаюсь возле первых встречных. Две девушки смотрят в планшет, чего-то пугаясь. Их лица бледнеют, как и у всех вокруг. Первое, о чём я думаю – Сукуна разбушевался этой ночью. Гоню эту фантазию прочь, ведь это может быть и не только Сукуна.              Это ведь не может быть правдой, да?              — What's wrong? (Что случилось?) — На моё счастье, в Корее каждый второй говорит на английском, как минимум мы понимаем друг друга, используя самые простые основы.              — I don't know… but this… a dreadful… a monster?... A demon! (Я не знаю… но это… кошмар… монстр?… Демон!)— Юная девушка шепчет все слова дрожащим голосом, лишь в конце перейдя на полукрик.              Одна из них отходит от планшета и я вглядываюсь в экран. Непонятное чудовище, словно вышедшее из дешёвого фильма ужасов, надвигается на людей в метро, поедая одного за другим. Чудом помещаясь в широкой пасти, люди затягиваются, словно соринки в пылесос. Новости сменяют эти кадры на другие, снятые простым прохожим. Я сразу же узнаю Сибую в Токио, ведь её улицы ни с чем не спутать. Правда, сейчас я с трудом осознаю, что реки крови и горы трупов расположились именно там.              Это точно всё взаправду?              Третья картинка снята уже репортёрами с вертолёта. На верхушке Токийской башни, что находится в соседнем районе, Минато, парит Сукуна. На нём спортивный костюм Итадори, почти порванный. Футболка срывается им же, тут же улетая куда-то в сторону, благо хоть штаны остаются на месте.              Не обращаю внимания на то, что говорит репортёр. Смотрю на то, как Сукуна разворачивает голову в сторону раздражающего его шума вертолёта. Миг, и его уже нет на месте. Камера приближает ближе, чтобы рассмотреть, но голос Сукуны звучит совсем рядом.              — Уж не меня ли рассматриваете? — Звучит насмешка почти в микрофон.              На кадрах ещё ночь, в вертолёте горят не все лампочки, поэтому алые глаза сияют словно четыре огонька. Ещё миг – и тела репортёров словно взрываются изнутри. Кровь хлещет так, как будто кто-то только что продырявил бесчисленное множество шариков с водой. Слишком обильно, слишком звонко.              Вертолёт наклоняется под довольный смех Сукуны, который уже принялся за поедание человеческих сердец. Из репортёрши же он ещё вырывает и орган в районе живота. Камера не показывает, что это, да и мне уже не видно и не интересно.              Сделав пару шагов назад, обращаю внимание на то, что творится вокруг. Люди, понемногу понимая весь ужас, начали разбегаться кто куда. И я тоже бегу. Бегу в квартиру Годжо-сана. Я должен дождаться его, а после убежать ещё дальше.              А есть ли смысл в моих побегах?              Благодаря этому вопросу замираю на месте, не дойдя до пешеходной зебры. Люди, что побежали на зелёный свет, не успевают достигнуть даже половину полосы – их сбивает грузовик. Мне кажется, что капля чей-то крови долетает и до меня, пока месиво из живых, и не очень, людей стонут на всю округу. Окружающие прохожие просто кричат, ища новые пути для побега.              А у меня одна дорога – вперёд. Иначе к квартире не пройду. Дождавшись, пока машины не затормозят, бегу мимо места аварии. Стараюсь не смотреть в их сторону, не обращать внимания на все их мольбы о помощи. С удовольствием прикрыл бы и уши, да только тогда покупки придётся оставить.              Перебежав дорогу, падаю на коленки. Голова тоже немного задевает жёсткую поверхность, но успеваю опереться руками, вытянув их вперёд, хоть немного и поздновато. Асфальт больно царапает кожу, но я игнорирую свою боль. Нужно бежать! К тому же, осталось совсем немного. Многоквартирный дом буквально в пару шагах от меня.              Чудом не попав под колёса машины, вбегаю на территорию дома. Внутри – хаос. Люди уже покидают свои дома, собрав самое необходимое. Дети, особенно маленькие, кричат и кряхтят, не желая никуда уходить. Идти против толпы – та ещё задачка, но я с ней справляюсь.              Чудом добравшись до лифта, поднимаюсь на свой этаж. На каждом этаже слышны крики. И только на двадцать третьем этаже – тишина. Дверцы лифта открываются с оглушающим звоном, и я выхожу из него. С нижнего этажа отчётливо доносятся крики людей, а тут… Пугающе тихо. Иду мимо дверей соседей, гадая: я жил один на этом этаже или они успели убежать? Или соседи сейчас на учёбе или работе, и убегают оттуда?              Надеюсь, что это так              В квартиру Годжо-сана захожу с заходящим в груди сердцем, ведь оно стучит так сильно, что я слышу его ритм в собственных висках. Ещё и голова кружится, пока перед глазами темнеет. Закрыв дверь до щелчка, присаживаюсь на пол. Облокотившись об полку для обуви, готов прямо тут откинуть концы. Дышать стало через чур сложно. Как будто и не умел никогда. Просто забыл, как это делать. Разучился.              Надеюсь, это всё моё воображение, только вот вполне реалистичная тень Итадори удлиняется с каждой секундой всё больше и больше                            Не знаю, сколько лежу так, но когда появляются силы привстать, то тут же падаю обратно. На удивление, я уже не у входной двери, а на постели. Укутанный в одеяло, на удивление не в уличных кроссовках. Неужели это я умудрился добраться до постели? И когда только успел?              Вторая попытка сесть на постели выходит на славу. Голова хоть и кружится, но уже не так боязно, как было до этого. Дотрагиваюсь до головы, чтобы прощупать последствия падения на асфальт. Но вместо спокойствия приходит холодный ужас. На мне нет ни царапинки, хотя я уверен, что как минимум оцарапал кожный покров.              Только и успеваю прощупать лоб да виски, прежде чем осознаю, чья тень проявляется на шторах. Волосы торчат в разные стороны, а я даже сказать не могу, кто это: Годжо-сан или же Юджи. Волосы похожи на те, что на голове Сатору Годжо, но они так же похожи и на те, что я видел в репортаже Корейских новостей. Ещё и солнце закатное, наверняка удлинило тень гостя.              Отодвигаю немного шторку, чтобы понять, кто же там, но тут же жалею. За окном, на балконе, спиной ко мне сидит Итадори Юджи. Одежда совершенно непривычная для него: чёрный спортивный костюм как будто немного большеват ему, ещё и с непонятным воротником, что скрывает половину лица.              Я даже представить боюсь, о чём мы будем говорить              Смотрю на Юджи, но вижу Сукуну              Но сейчас, буквально за стенкой, сидит Итадори Юджи. Нет всех этих пятен на лице. На моё удивление, он курит трубку кисеру, пока читает что-то с листочка. Дым уходит в разбитое окно. За окном же…              Настоящий ад…              Чудовища, что были в Японии, не идут ни в какое сравнение с тем, что происходит сейчас. Тут и летающие, и ползающие, и бегающие. И все терзают людей, словно те игрушки для них. Реки крови теперь льются и в Южной Корее. Даже представить боюсь, сколько уже успело умереть за то время, пока я был без сознания.              Не могу на это смотреть              Отпустив шторку, стараюсь, как можно тише сползти под кровать. Одеяла с собой не беру, ведь тогда будет слишком явно моё укрытие. Простынь так и не заправлялась, так что я просто сползаю на пол и заползаю в своё привычное укрытие. Чтобы дышать не так громко, закусываю собственный кулак.              Спрятался вовремя, ведь Юджи уже возвращается с балкона. Он не останавливается ни на секунду, спокойно шагает к постели. На неё и садится. Мне не видны его ноги, но видна тень, отбрасываемая ими. К тому же, я слышу, как прогибается матрас под тяжестью чужого тела.              Стараюсь дышать через раз, чтобы никто, даже я, ничего не услышал              — Прости, но я так не могу. Пока Сукуна в тебе, я не могу спать спокойно. Твои объятия более не безопасны для меня. Прости. — Не сразу понимаю, что это мои слова, оставленные на бумаге для Юджи. Он процитировал моё же письмо. Только вот… Зачем? — Это жестокие слова, Мегуми. Особенно когда ты обещал вернуться.              Слышу, как рвётся бумага. Больше, чем уверен, только что порвалось моё письмо. Не знаю, специально или нет, но он делает это как будто намеренно медленно. Неужели он заметил, что я спрятался? Или он знает наверняка, куда я залез? Я, конечно, знаю, что мест для пряток тут не очень много, но он как будто даже не предположил то, что я убежал. Да хоть в ту же уборную, что совмещена с ванной.              — Я дал тебе пару месяцев. Всё ждал и ждал.              Пока Юджи продолжает говорить, я продолжаю задаваться вопросами.              Почему он не уходит от кровати?              Почему он сел именно сюда?              Почему он говорит всё это, словно я согласился на эту беседу?              Почему он вообще уверен в том, что я его слушаю?              — Сукуна продолжал насмехаться над моим терпением. Он говорил, что ты уже не вернёшься… А я верил… Продолжал верить тебе… Ты говорил «месяц или два»… И я перестал терпеть, когда Годжо-сенсей в очередной раз промолчал. — Не могу сказать точно, но мне кажется, что голос Юджи как-то надломился, опустившись вниз. — В тот день Сукуна смеялся особенно громко.              Неожиданно глаза прорезает свет закатных лучей. Разлепив глаза, вижу, что кровать отлетела к стене, чудом не сломавшись и не разлетевшись на кусочки. В позе комочка отодвигаюсь в угол комнаты, только так и не успеваю. Юджи хватает за воротник, тянет на себя. Горячее дыхание тут же опаляет моё лицо.              — Юджи… — И не надеюсь быть услышанным, и не попытаться воззвать к бывшему не могу.              — Но ничего страшного, Мегуми. В это полнолуние мы смогли договориться. Мы прощаем тебе твою ложь. — Меня пугает то, как Юджи говорит не «я», а «мы». Под «мы» он подразумевает ещё и Сукуну?              — Мне жаль… Правда жаль…              Пробую хоть как-то умаслить Юджи. Я… Я совершенно не знаю, как вести себя с таким Итадори Юджи. Это не тот Юджи, которого я полюбил. Это не тот Юджи, с которым я хотел жить долго и счастливо.              — Тише. Не плачь. — Понятия не имею в какой момент я начинаю реветь. Но Юджи обнимает меня, крепко, но нежно. Только нос и торчит, едва ли вдыхая запах квартиры. Прямо как раньше. С любовью. С Нежностью. Только я не хочу этого. Ещё и от одежды несёт табаком. Мне это не нравится. — Оставь их для Сукуны.              Последние слова звучат холодно. Почему это я должен что-то оставлять для этого монстра? Да и сам Юджи говорил о том, что не хотел нашей с ним встречи. Он ведь поэтому защищал меня, верно? Или нет? Или… Он ведь не передумал? Он ведь не отдаст меня этому извергу?              — Что? — Спрашиваю, потому что не понимаю слов нынешнего Юджи, а додумывать за него – бесполезно.              — Мы нашли способ оставить тебя при себе. И не только тебя. Сукуна всё сделает для нас.              — Да о чём ты?              — Забеременеть от проклятия можно лишь одним способом. И он уже собрал всё необходимое. — Перед глазами предстаёт небольшой тёмно-красный шарик, что перекатывается в его пальцах. — Матки омег, их кровь, моя кровь, кровь Сукуны и наша проклятая энергия. Вот и получилась яйцеклетка для близнецов. Хотя… Это скорее будет простое клонирование меня и Сукуны… Но так как ты тоже будешь родителем, то надеюсь, что и от тебя будет хоть что-то.              — Н-но… Но я бета! Я не смогу выносить! — Кричу, чтобы вернуть здравый смысл Юджи. Он что, забыл об этом? Какая к чёрту яйцеклетка? Я – Бета! Не омега! — У меня нет матки!              — Сможешь. — Продолжает твердить Юджи.              — Ты сошёл с ума?              — Возможно. — Юджи пробует поцеловать меня, удерживая за подбородок, но я поворачиваю голову в сторону. Конечно, ему это не нравится, но он не настаивает. Лишь прижимает к стенке, чуть придушивая. Пробую выбраться из хватки его пальцев, что обвили всю мою шею, но ничего не добиваюсь. Юджи как каменная стена – непробиваемый и неуступчивый. — Знаешь, думаю, что чем раньше мы это сделаем – тем будет лучше для нас.              Лицо Итадори, лишённое всяких эмоций, пугает не на шутку. А когда его губы распластаются в улыбке – дрожь бежит по всему моему телу. Это не та добродушная улыбка, от которой на душе тепло. Это холодные осколки, что пронзают и терзают.              Поздно понимаю, что на его лице расцветают узоры Сукуны. Всё начинается с точки во лбу, и уже от неё идут остальные. Почему? Почему он выпускает его? Сейчас ведь не полнолуние! Получается, что сейчас он делает это по доброй воле?              Не хочу в это верить              — Прекрати! — К сожалению, Юджи не слушает меня. Метки продолжают расползаться. — Я не хочу, Юджи! ЮДЖИ!              — Тебя никто и не спрашивал. — Холодно отвечает Юджи, пуская скупую слезу. Уж не знаю, почему он плачет. Это мне тут надо разреветься и устраивать истерику, а не ему!              — Это бред! Какой ребёнок? Ещё и двое?              — Один будет нашим. Второй – твой и Сукуны. Таково его условие.              — Это невозможно! — Продолжаю кричать, пока глаза Юджи закатываются наверх. —Ты сам себя то слышишь?              — Для проклятий нет ничего невозможного. — Отвечает уже не Южди.              Сукуна              Алые глаза раскрываются с дополнительной парой. В них играет похоть, а от тела через чур сильно пахнет кровью. Меня тошнит от всей этой ситуации и от его запаха. И если на Итадори выворачивать свой желудок не очень хочется, то Сукуне с удовольствием подпорчу наряд. Жаль, что ком так и остался в горле.              — Смотрю, ты рад меня видеть.              — Пошёл на хер!              Так как руку с моей шеи никто не убрал, я не могу элементарно вырваться из хватки. И Сукуна никуда не отпускает. Буквально за пару секунд пальцы удлиняются, выстраиваясь кольцом вокруг моей шеи. Своеобразный ошейник, блин. Ещё и этот монстр улыбается, демонстрируя свои клыки.              — Лучше в твою попку. Узкую и тёплую. Надеюсь, ты подготовил себя.              Не успеваю подметить, но мои штаны разрываются на кусочки, пока тело Сукуны вытягивается в рост. За джинсами идёт и мой свитшот. Лоскутки летят в разные стороны, освобождая тело. Естественно, мне неуютно под пожирающим взглядом Сукуны. Казалось, ситуация не может быть хуже, но это далеко не предел. В районе пупка проявляется щёлка, что перерастает в один большой рот: такой же клыкастый, но в несколько раз шире. Язык тоже больше и длиннее обычного человеческого. Последнее и тянется к моему паху, тут же начиная облизывать.              — Не смей меня трогать! — Хоть и поздно, но начинаю приходить в себя и сопротивляться. Язык монстра отрезвляет.              — Расширение территории: дьявольский алтарь. — Пока я пытаюсь хоть как-нибудь уйти от нежелательных ласк, Сукуна что-то выстраивает своими пальцами.              Мгновение, и вокруг нас появляются бычьи черепа различных размеров. Из-под пола небольшими сгустками протискивается липкая кровь. Но самое страшное – словно по волшебству проявляются Тории. Большая и массивная, с неким подобием крыши и большими рогами, она становится всё ощутимее и реальнее настолько, что упираясь в потолок, она ломает его. К несчастью, обломки не достигают меня и не убивают, Сукуна отбрасывает их в сторону.              Мне плохо видно, что там, за аркой. Только чьи-то зубы с челюстью и видны. А дальше одна пустота, наполненная тьмой.              — Будет больно. Это могу пообещать. — Сукуна весь в нетерпении, как будто маленький ребёнок с долгожданным подарком в руках. Только вот я не подарок, и уж тем более не его.              Сукуна – садист, это я понимаю наверняка              Кончик языка спускается с паха к анусу, понемногу проталкиваясь внутрь, пока одна из рук ловит мои руки в крепкую хватку. С задранными руками наверх неудобно вертеться, поэтому ищу опору ногами. Правда, недолго, Сукуна прижимает мои ноги своими, практически присев на меня. В таком положении мне отлично виден его уже вставший член. И как только нечто настолько огромное влезло в меня и не порвало просто нахрен всё?              Неожиданно, тело пронзает боль. Никого не стесняясь, Сукуна вонзает свои когти в моё нутро. Кричу, что есть силы, не имея ни сил, ни желания терпеть такую боль, а он, довольно посмеиваясь, продолжает растягивать рану. Я уже задыхаюсь, не зная, как откинуть голову и сжать свои пальцы, а он только-только вытаскивает из меня окровавленные острые ногти.              Голова идёт кругом, готов второй раз за день упасть в обморок. Да только тело снова пронзает боль. В этот раз он дырявит вокруг свежей раны, ведя пальцами в определённом направлении. Сукуна словно рисует на мне.              — Хва… Хватит… — Молю прекратить, не в силах более ощущать адскую боль. Сукуна рвёт лишь в одном месте, но такое чувство, что боль пронзает всё тело, растекаясь по венам.              К сожалению, меня никто не слушает. Закончив, Сукуна подносит к центральной ране ту самую яйцеклетку. И чем ближе она к моему телу, тем ярче она подсвечивается алым, словно бумажный фонарик. Долго её не рассматриваю, ведь монстр закрывает свежие раны своей рукой.              Непонятное голубое свечение с чёрными линиями, смутно похожее на пламя, исходит от всего его тела. Оно же перескакивает и на меня. Удивляюсь, как я ещё не сгорел во всём этом тёплом и успокаивающем пламени. Легче не становится, скорее… Всё пустеет: чувства, эмоции, мысли. Всё. Даже я сам расслабляюсь в его руках.              Более меня никто не удерживает. Просто укладывают на мокрый от крови пол. Пристав с моих ног, Сукуна спешит расположиться между ними. Язык более не ласкает мой анус. Вместо него проталкивается нечто куда больше и твёрже. Но у меня нет сил даже на то, чтобы свести ноги вместе или хотя бы пнуть своего насильника. Поэтому ему удаётся протолкнуть головку. Больно, и раны всё ещё нервируют тупыми спазмами. Я чувствую не только инородный орган, но и то, что в меня поместили.              Это не часть меня              Это надо вытащить обратно прямо сейчас              Пристав на локтях, только сейчас понимаю, что стены квартиры куда-то пропали. Но не это сейчас важно. Член Сукуны проталкивается глубже, разрывая меня на части. Анус кровоточит, я в этом уверен, но сине-голубое пламя не даёт моей коже порваться окончательно.              — Теперь не так уж и важно, омега ты, бета или альфа. С моей меткой ты точно залетишь.              — Зачем… ЗАЧЕМ ТЕБЕ ЭТО??? — Кричу не просто охрипшим, но ещё и дрожащим, голосом.              — Потому что это весело! Разве тебе не весело? Разве ты не счастлив подарить Юджи семью? Подарить ребёнка мне?              — А тебе то с какой стати я вообще что-то должен?              Я ещё могу понять, почему для Юджи. Но я отказываюсь понимать, почему для этого мерзавца! Я – ничего не должен Сукуне!              — Это значит «нет»? — Хочу снова послать его далеко и надолго, но рука, что буквально недавно держала за горло, теперь затыкает мой рот. — Смотри, сам напросился.              Если до этого член просто давил, то сейчас Сукуна вошёл одним резким толчком, выбив весь кислород из моих лёгких. Падаю обратно на пол, ведь иначе дышать совсем невозможно. А так… Так хоть через раз да и получается вздохнуть-выдохнуть.              Больно настолько, что совершенно не контролирую ни свои стоны, что так и рвутся сквозь чужую ладонь, ни свои глаза, которым уже некуда закатываться, но они это делают, ни тело, что содрогается в такт толчкам.                            Когда Сукуна заканчивает – уже рассветает. Солнце, непривычно алое, понемногу освещает непонятную пелену, что скрывает нас от внешнего мира. Но мне всё равно прекрасно видна каждая деталь, окружающая нас. Содрогаясь на одном из огромных черепов, напоминающего голову быка, уже давно не сопротивляюсь.              Раны давно зажили, и теперь о них ничего не напоминает. Только один шрам и остался на виду – тот самый, вырисовываемый и разрываемый Сукуной. В отличие от ран, синяки и засосы просто повсюду, куда не глянь. Про сперму промолчу, ведь её так много, что мне кажется, что скоро начну блевать ею. Но пока всё чудом остаётся внутри. Надутый живот, как если бы я объедался не переставая несколько дней подряд, ничего не выпускает наружу лишь благодаря чужому члену. Узел Сукуны не сравнится с узлом Юджи. Вымотан настолько, что не могу даже пальцем пошевелить. И если бы Сукуна не тормошил меня, то так и лежал бы с запрокинутой назад головой.              — И последний штрих. — Прошептал уставшим голосом довольный Сукуна.              Даже не пугаюсь, когда Сукуна протыкает собственную ладонь. Но начинаю нервничать, когда этот самый окровавленный, в чужой крови, палец подносится к моему лбу. Зажмуриваю глаза, и открываю, только когда Сукуна прекращает водить когтем по моему лбу. Тут же жалею об этом. До меня только сейчас дошло то, что это рисунок, рисунок на моём животе и то, что на лбу демона – один и тот же узор.              Руки совсем не слушаются. Вновь хочу оттолкнуть Сукуну, но он с лёгкостью ловит мою вялую кисть, что едва ли успела самостоятельно подняться. Поднеся к своему рту, он кусает мой безымянный палец. Следы от зубов тут же проявляются. Укусив раз, он чуть вытаскивает палец изо рта, он снова кусает, пожёвывая. Мне кажется, что он вот-вот начнёт поедать меня по кусочкам, но Сукуна полностью вытаскивает палец, чтобы рассмотреть его.              Рука трясётся, так что толком и не видно. Но я могу разглядеть проявляющие линии. Алые, прямо как когда Юджи отдаёт контроль над телом Сукуне.              Я ведь теперь не буду таким же?              Я же не буду подменяемым каждое полнолуние кем-то иным?              — Теперь ты тоже Рёмен. — Произносит Сукуна вердикт, а я даже не понимаю смысла этих слов. Мозг просто отказывается думать и осознавать.              Больше ничего не говоря, лишь смеясь во всю глотку, Сукуна уносит меня в самую глубь, продолжая удерживать узел внутри. Огромные челюсти пропускают внутрь, раскрывшись перед нами. Чем дальше он уносит меня в глубь, тем сильнее темнота режет глаза. Хочется расчесать веки, лишь бы не терять нить света.              Не хочу погружаться в эту тьму              Не хочу уходить от привычной жизни              Не хочу новой неизвестной жизни              Хочу вернуться в привычные и спокойные деньки, когда Итадори Юджи был самым милым и любимым, когда он улыбался без задней мысли, когда он любил меня, когда обнимал нежно и страстно…              А не это всё…