Медитации на рассвете: МакКой | Спок (Meditations at Dawn: McCoy | Spock)

– Скажи мне, что это не то, что я думаю. Джоффри М’Бенга одаривает его косым взглядом. – Ну, это точно не случай андорианского опоясывающего лишая, если это то, о чём ты беспокоишься. – О, ха-ха, да ты юморист, – МакКой закатывает глаза. – Я позвал тебя сюда потому, что мне нужно ещё одно мнение, а не потому, что болею за тебя в соревновании на звание умника этой недели. – Ладно, ладно, извини, – М’Бенга вскидывает руки вверх. – Что-то мы обидчивые сегодня, да? – Я пялюсь на эти чёртовы снимки уже два дня, – хмуро размышляет вслух МакКой. – И я не в настроении. М’Бенга снова смотрит на проекционную доску, где компьютер услужливо размещает два различных комплекта образцов мозговых волн во всей их трёхмерной красе. Он медленно прохаживается рядом, изучая экран. Снимки не подписаны, но один явно принадлежит довольно молодому человеку мужского пола, а второй – вулканцу того же возраста. На первый взгляд. М’Бенга присматривается ещё разок, и ещё. Он поднимает взгляд на МакКоя. – Ну, так что же именно ты думаешь? МакКой фыркает. – Я не вижу отклонений в нормальной химии мозга и никаких следов физического вмешательства. Но, тем не менее, вот тут, – он указывает на часть снимка взмахом пальцев, – и вот тут активированы участки, которые в норме должны находиться в бездействующем состоянии, и неврологические изменения абсолютно совпадают. Абсолютно совпадают, – повторяет он, всё ещё не в состоянии стряхнуть с себя тот шок, который испытал, когда впервые посмотрел на эти результаты. – Для взрослых вулканцев такое количество активности в височной доле предполагает, что они готовы к формированию новых уз. Это означает, что было установлено достаточное количество новых нейронных структур внутри аппо-кама, центра телепатии, чтобы содействовать переходу от поверхностного ментального контакта к долговременной связи, а именно – постоянным узам. М’Бенга слушает с лёгкой улыбкой и не перебивает. – Я знаю, что ты это знаешь, – кивает МакКой. – Но объясни мне вот это. Почему активность в человеческом мозге вот здесь полностью совпадает с вулканской? Центр телепатии в человеческом мозге находится в бездействующем состоянии у 99,998% представителей вида, а у остальных 0,002% не демонстрирует ничего даже близко похожего на вот это, – он в ужасе указывает жестом на экран. – Во всех задокументированных случаях межвидового установления уз при участии вулканцев и людей, люди всегда были, скажем так, покорённой расой. Это, – он тычет пальцем в выделенный участок, – должно быть физически невозможно. М’Бенга хмуро смотрит на снимок и размышляет. – Хм, – говорит он наконец. – Тем не менее, на данный момент здесь нет в наличии постоянной связи, судя по всему. Есть предрасположенность к ней, да. Но она не стандартного вида. Я хочу сказать, это не стартовая точка для формирования стандартных брачных уз. И это не семейные узы, если уж на то пошло. – И не говори, – МакКой устало трёт лицо. – Просто какой-то день бредовых телепатических аномалий. – Думаю, у меня всё-таки есть одна мысль, – говорит задумчивый М’Бенга, глаза бегают по экрану в то время, как он меняет слои с данными. – Да, возможно, возможно… – Возможно, что? – спрашивает МакКой, теряя терпение. М’Бенга переводит на него взгляд и в свою очередь спрашивает: – Кто этот человек? МакКой хмурится. – Пациент Х. М’Бенга закатывает глаза. – Послушай, Леонард, уже немного поздно притворяться, что это теоретический вопрос, а с учётом одного единственного вулканца на борту, тебе буквально придётся встать в стойку на голове и подбросить вверх несколько колец, чтобы убедить меня, что эти снимки не принадлежат коммандеру Споку. Итак, кто же пациент-человек? Это ты? – Что? – МакКой смотрит на него с открытым ртом. – Ты не в своём уме? М’Бенга ухмыляется. – Ну, с учётом того, как вы двое пререкаетесь, ты не можешь винить людей за то, что они спешат делать выводы. – О, боже праведный, – бормочет МакКой, а затем поднимает суровый взгляд. – Я являюсь лечащим врачом Спока с самого начала миссии, и, пусть мне больно об этом говорить, но я бы предпочёл оставаться в этом качестве. Как говорится. Я должен передать его тебе, чтобы сохранить конфиденциальность всего этого? Веселье М’Бенги испаряется. – Конечно же нет. Но с таким же успехом мы могли бы отказаться от анонимности между нами, раз уж всё это развеялось, как дым. На всякий случай МакКой сверлит его угрюмым взглядом, затем вздыхает, смиряясь. – Это Джим. Вон то – снимки Джима. М’Бенга присвистывает. – Ну, теперь это обретает смысл. – Что обретает смысл? Колись, мужик. Как будто зуб вырываешь. – Ну, физиология вулканцев была исследована вдоль и поперёк некоторыми не то чтобы неизвестными специалистами в данной области, – он галантно кивает МакКою. – Поэтому, когда я отправился на Вулкан проходить интернатуру, то главным образом сосредоточился на изучении их телепатии. А если ещё конкретнее – связей и уз. – Я знаю. Я читал твою монографию. И это частичная причина того, что ты оказался на этом корабле. Давай, продолжай, а то я поддамся желанию совершить самоубийство. – Ладно, существуют узы, о которых я не рассказывал в своей монографии, – говорит М’Бенга. – Потому что они слишком архаичны и не наблюдались на Вулкане за последние лет тысячу или около того. Однако, я прочитал о них, поскольку, ну, если честно, эти хроники были как приключенческий роман. – Слишком архаичны? Это становится всё лучше и лучше. Не соблаговолишь ли объяснить поподробнее старому деревенскому доктору? М’Бенга пожимает плечами. – Ты знаешь, что вулканцы до Сурака были в своём роде кастовым сообществом, где класс воинов более или менее находился у власти. Это не просто история старого Вулкана, это древняя история. Мир наступал редко и ненадолго; можно сказать, что война была образом жизни. Во время затянувшихся кампаний воинам приходилось проводить годы в разлуке со своими семьями. Они были вынуждены иметь дело с пон фарром вдали от дома. И всё же я полагаю, что традиция установления уз возникла первой, а её благоприятный, с точки зрения биологии, побочный продукт был обнаружен позже. Но в те времена было вполне нормально для двух представителей мужского пола создавать так называемые воинские узы. Это случалось редко, прошу заметить, но всё же достаточно часто для того, чтобы стать признанной традицией. Связанная узами пара провозглашала себя соединёнными щитом и с тех пор не могла быть разделена. Это положило начало множеству действительно благородных традиций, кстати, чему-то вроде рыцарства на Земле. Например, если один из партнёров по узам попадал в плен, то захватчик должен был либо забрать и его пару тоже, либо освободить того, кто был в плену, либо убить его. – Мило, – говорит МакКой. – Реально благородно. Как они тогда не вымерли? В смысле, кому-то же всё-таки пришлось делать новых маленьких вулканцев. – Ну, прежде всего, как я уже говорил, такие пары были действительно редки. И, кроме того, узы между соединёнными щитом не мешали формированию брачных уз, они не соперничали друг с другом. Большинство вулканцев связывались узами в семилетнем возрасте, поэтому, когда двое мужчин вступали в воинские узы, это было как дополнение, а не замещение. Даже здесь ты можешь видеть, – М’Бенга указывает на снимок, – центр, где формируются супружеские узы, остаётся неприкосновенным. Эти узы могут сосуществовать, а не исключать друг друга. – Ты имеешь в виду, – ошеломлённый МакКой делает паузу, – что они продолжали возвращаться к своим жёнам каждые семь лет? – Если могли. Узы соединённых щитом могли спасти их во время пон фарра, если они не могли вернуться к жёнам, но помимо этого – да, они всё ещё были женаты на своих супругах и оставались таковыми на всю свою жизнь, растили детей. Ну, в основном их растили жёны и старейшины, но дело не в этом. – Но не могли ли их жёны чувствовать через свои узы, когда их мужья были… ну, заняты друг другом? М’Бенга улыбается. – Ты знаешь, я долгое время подозревал, что вулканская дореформенная поэзия канула в лету не потому, что это был примитивный жанр, но потому, что никто не хотел слишком уж задумываться о том, что было её основной темой. Там есть некоторые просто очаровательные вещи. А также много реально великолепных поэтесс. – Прошу, не рассказывай мне, – кривится МакКой. Он вполне способен это просто вообразить… На самом деле, он бы предпочёл этого не делать. В любом случае, они отклонились от темы. – И ты думаешь, что здесь имеют дело эти воинские узы? Через тысячу лет после того, как они исчезли на Вулкане? М’Бенга указывает на выделенные участки на снимках. – Я подумал об этом в первую очередь из-за твоей «аномалии». Вулканские партнёры по узам равны друг по отношению к другу, когда узы уже установлены. Однако, во время самого процесса кто-то должен вести. Если это семейные узы, то их создаёт родитель или старший из сиблингов. Если это брачные узы, то ведущим является один из партнёров, а второй следует за ним – только в самом начале, как ты понимаешь. Это как причаливание лодки к берегу – один бросает канат, а второй должен его поймать. Единственное когда-либо задокументированное исключение – это воинские узы. Оба партнёра должны «бросить канат» и оба должны его «поймать», иначе не сработает. Вот почему они были настолько редкими даже тогда. Это делало партнёров t’hy’la величайшей ценностью, и это было огромной честью для любой группы – иметь в своих рядах связанную такими узами пару. – Я знал это, – бормочет МакКой себе под нос. – Я знал, что мне понадобится выпить для этого разговора. М’Бенга улыбается. – Я мог бы составить компанию. Но не думаю, что ты понимаешь, Леонард. Если это именно то, что случилось здесь, то это… невероятно. Это будет единственным реальным случаем в современной истории. К тому же включающим партнёра человеческой расы. – Но, видишь ли, именно это до меня не доходит. Два вулканца – ладно, как угодно. Но Джим – не телепат, и он даже не из тех 0,002%. Поверь мне, я проверял. Как он мог… ну, «бросить канат» хоть куда-то? М’Бенга пожимает плечами. – Я не знаю. Вулканцы не могут предоставить нам снимки МРТ за тот период, если ты понимаешь, о чём я. Это всё было получено из поэтических описаний и легенд. – Легенды, – с отвращением повторяет МакКой. – Спок прав, я скоро скачусь до уровня бус и трещоток. Помоги мне, боже. И как легенды это объясняют? – Ну, если отбросить поэтическую часть, то два разума должны быть чётко настроены друг на друга – некоторый уровень близких отношений, обычно проистекающий из частых мелдингов. Но также было сказано, что разумы t’hy’la, хотя и совершенно разные, но прежде всего имеют «общее ядро». – Общее ядро, – саркастически повторяет МакКой. – Что ж, они оба гениальные придурки с отсутствующими инстинктами самосохранения и проблемными отношениями со своими отцами в милю длиной, которые постоянно попадают в неприятности под видом выполнения приказов, потому что только таким образом они не умирают от скуки. Это считается? М’Бенга улыбаясь поглядывает на снимки. – Похоже, что да, – он одаривает МакКоя любопытным взглядом. – Ты знаешь их лучше, конечно же, но я должен признаться… Если бы не вот это, то я бы никогда их не заподозрил. МакКой строит гримасу. – Ну, даже Джим не настолько инфантилен, чтобы держаться за ручки на мостике или целоваться в турболифте – и я за это ежедневно благодарю всех богов, которых только знаю. – Тогда о чём ты переживаешь? – М’Бенга слегка хмурится, вспоминая. – Я вполне уверен, что за последние несколько месяцев капитан попадал сюда, – он разводит руки, имея в виду медотсек, – значительно реже. – Ага, а Спок попадал сюда значительно чаще, – угрюмо замечает МакКой. – Если в этом подразумевался некий баланс, то я не вижу улучшений. М’Бенга пожимает плечами. – Они могут не знать, что это происходит. Коммандер Спок несомненно осознаёт растущую близость между ними, но, с учётом природы этой первичной связи, я очень сильно сомневаюсь, что он понимает её глубину. Брачные узы не могут сформироваться спонтанно, поэтому он, вероятно, думает, что держит ситуацию под контролем. – И если это не звучит как основание для расследования всевозможных проблем, связанных с контролем разума, Медицинской службой Звёздного флота, то я сожру свой чёртов трикодер, – огрызается МакКой. – Почему они не могли просто связаться узами или пожениться, или как это там называется на Вулкане, как нормальные люди, которые дорожат моим рассудком? – Ты бесишься, – замечает М’Бенга, а его глаза прищуриваются с расчётливым любопытством. – Почему ты бесишься? Всё, что тебе нужно сделать – это сказать им и… ах, – он улыбается. – Они не сообщили тебе, что они, хм, встречаются друг с другом. – Я узнал об этом почти сразу же, как это началось. Чёрт, до того, как это началось, наверное, – МакКой проводит рукой по лицу, и агрессивность покидает его. – Коли на то пошло, я вполне уверен, что это такой себе секрет полишинеля среди старших офицеров, потому что мы не слепые, а Джим хоть и скрытный, но не настолько скрытный. И не для тех, кто его знает. Если бы ты был здесь всё это время, ты бы тоже знал. Но они не побеспокоились уведомить меня официально. А должны были. На лице М’Бенги появляется сочувствующее выражение. – Дружба часто отходит на второй план, когда… – Проклятье, мужик, ты думаешь, мне есть до этого дело? – МакКой закатывает глаза. – Наблюдать за тем, как Джим изворачивается, лишь бы это скрыть, было в самом деле забавно, но он – чёртов капитан. Если он впутывается в любой вид постоянных отношений, он немедленно должен уведомить меня – это грёбаный регламент. И теперь я получил вот это, – он машет рукой на снимки, – для протокола, который будет чертовски сложно объяснить командованию, как он есть, без того, чтобы подставить его за нарушение правил опять и снова. Звёздному флоту всё равно – по большей части – с кем ты спишь до тех пор, пока ты не окажешься командующим офицером на руководящей должности. И тогда это всё превращается в полный бардак. – Но если они не предали это огласке… – Так не работает, и ты это знаешь. Весь этот экипаж может сплотиться ради самой крупной заварушки в истории Звёздного флота, и, как вишенка на торте, нас засосало в этот говношторм с Ногурой. У нас уже есть своя репутация корабля, экипаж которого делает любую херню, которую хочет. Но что-то мне подсказывает, что Адмирал Нечаева намного менее толерантна к нарушению правил, когда она сама их устанавливает. М’Бенга пожимает плечами. – Это ничего не меняет. Ты не можешь просто взять и развидеть это; прежде всего ты в долгу перед своими пациентами. Ты должен им сказать. МакКой вздыхает. – Я знаю. Сначала я хочу почитать об этом. И я хочу, чтобы ты был здесь для повторения пройденного. Я просто не особо хорош в цитировании дореформенной вулканской поэзии. – Не говоря уже о том, что ты хочешь, чтобы тебя прикрыли на случай, если один из них или они оба впадут в бешенство? МакКой ухмыляется. – Ладно. Они почти разнесли чёртов корабль на кусочки, пытаясь вычислить свою командную динамику. Подожди, пока они выяснят, что они, по ходу, родственные души. М’Бенга моргает. – Ой. – Ага, – МакКой вздыхает. – Иди поспи чуток, мужик. Нам это будет полезно. *** На самом деле этой ночью МакКой не спит. В его каюте нет смотрового окна, поскольку вид проносящихся мимо звёзд сводил его с ума, и он заблаговременно поменялся с Чепэл. А теперь он жаждет этого зрелища и поэтому отправляется на обзорную палубу. Стоит середина ночи, и единственные люди, которые не спят, находятся при исполнении, поэтому здесь безлюдно и тихо. Он пялится на размытые полосы света, которые по сути – звёзды, смазанные варповым полем, и впервые в жизни его мысли более тревожны, чем этот вид. Частично он вовсе не удивлён. Кирк и Спок были… ну, Кирком и Споком, что бы это ни значило, с самого чёртова слушания по Кобаяши Мару. Даже та первая безумная миссия по противостоянию Нерону, которая почти что привела к уничтожению Земли, была в меньшей степени о том, смогут ли они найти современный способ победить технологии будущего, и по большей мере о том, смогут ли конкретный человек и конкретный вулканец преодолеть себя настолько, чтобы работать вместе. В то мгновение, когда они это сделали, невозможное перестало существовать. Даже тогда, отвлечённый безотлагательностью происходящего, как и все они, МакКой знал, что случилось нечто невероятное. Чудо связи, выпадающей один раз в жизни. Как будто какая-то безумно сложная головоломка космических масштабов внезапно сложилась, и тогда родилась команда Кирк-и-Спок. Они все могли это ощутить, весь экипаж, даже если они не знали, чем именно было то, что они почувствовали. В смысле – весь экипаж, кроме двух идиотов, которые были в самом центре. Он размышляет о словах М’Бенги и хмурится. Его поражает, как много людей не видят того, что находится прямо перед ними. Они смотрят на уши Спока и на несносную ухмылку Джима. Джим, открытый и бесстыжий. Спок, слишком серьёзный и сдержанный. Мятежные акты неповиновения Джима. Твёрдая дисциплина Спока. Яркий Джим и тёмный Спок. Люди смотрят на все эти различия и умудряются совершенно упустить то, что скрывается в самом низу – то, что эти двое на самом деле одинаковы. Слеплены из одного и того же теста или как там говорят все эти клише. Чёртовы супергерои. Чёртовы суперпридурки, насколько известно МакКою. Долг – в самом широком смысле этого слова – на первом месте, а всё остальное – на втором. Благо многих и всё такое. Чёрт, не удивительно, что Пайк подобрал их обоих. Но даже Пайк не видел, что это грядёт, не так ли? При том, что этот мужик хитёр, как старый лис, но и он купился на эту «противоположности, которые дополняют друг друга» фигню. Боже, знал ли он Спока? При всём при том, что ответ на этот вопрос до обидного очевиден, МакКой этого не понимает. Они были любовниками, ради всего святого, ещё и в течение нескольких лет. Как Пайк умудрился полностью упустить тот факт, что Спок был точь-в-точь так же безумен, как Джим, – МакКою никогда не дано узнать. Это ничего не значит теперь, не так ли? Они были назначены на один и тот же корабль. Всё остальное уже история. Он матерится себе под нос. Вопреки тому, во что верит Джим, и тому, в чём его периодически обвиняет Спок, МакКой не настолько любит лезть в то, что его не касается. Говорить о сексуальной жизни с Джимом уже достаточно неприятно. Говорить со Споком… Чёрт. Вулканцы могут быть раздражающими, и высокомерными, и даже более скрытными, чем было бы полезно для них самих, но, если честно, когда доходит до пон фарра, МакКой всё понимает. Даже будучи сторонним наблюдателем, он понимает. Он даже не может себе представить – каково это изнутри. Если бы всё дело было в диких секс-марафонах в пустыне, это было бы не так уж и плохо, но дело не в этом, так ведь? Во время обучения один из его товарищей-докторов выразился ужасно, но лаконично: слабоумие на стероидах. Наблюдать из глубины своей сущности за тем, как каждая твоя часть, каждый крошечный кусочек, который составляет твою личность, твою истинную суть, как ты её знаешь, растворяется вокруг тебя на часы… Видеть, как всё, над чем ты трудился, просто исчезает, как будто стирается; тянуться к базовому контролю, который был в твоих руках сколько ты себя помнишь, и понимать, что он потерян – это, должно быть, жутко. И как будто всё это ещё недостаточно ужасно, ты наблюдаешь за тем, как тебя охватывают низшие инстинкты, и не можешь это ни остановить, ни каким-либо образом вмешаться… И поверх всего этого, жестокость не заменяет похоть. Всё как раз наоборот. Жажда крови приходит первой. Позыв к спариванию – это единственное, что может её преодолеть. И как это должно ощущаться расой убеждённых пацифистов? Как и все шутки космического масштаба, эта кажется почти умышленно жестокой. Но в данном конкретном случае, всё ещё хуже, не так ли? По крайней мере внутри вулканской пары страх и унижение разделены на двоих. Острая уязвимость мгновения становится прекрасным переживанием истины и подчинения. Не удивительно, что в этот момент узы становятся полноценными. Это воистину обнажённая душа вулканца. Не безумие. Обоюдное узнавание и принятие всей целостности, включая тьму глубоко внутри. Но Джим не вулканец. Он не телепат. Он не будет, используя вулканский термин, гореть. Если они со Споком пройдут через пон фарр вместе, то он будет видеть, но не будет увиден. Он будет наблюдать, но не будет под наблюдением. Джим всё ещё будет полностью контролировать ситуацию, в то время как Спок будет не в состоянии ничего от него скрыть. Каково это будет, открыться полностью, показать самые тёмные свои глубины и так далее, перед тем единственным, чьё уважение и хорошее мнение значат для него больше всего на свете? МакКой вздрагивает. Сочувствие к Споку – это отнюдь не первый его инстинкт, и он не против это признать, но он не может даже вообразить себе, как можно согласиться пройти через что-то подобное. Уникальный акт личной храбрости, который каждый раз потребовал бы усилий, способных протаранить монструозный корабль Нерона. И именно поэтому тот факт, что Джим не побеспокоился рассказать ему об этом, заставляет его лезть на стену. Он не может задавать ему вопросы, поскольку предполагается, что он не знает, даже если они оба в курсе, что он знает. Но знает ли Джим о чём-то из этого? Решился ли Спок рассказать ему? Понимает ли Джим? Потому что Пайк, очевидно, понимал, и, посмотрите на него, убегающего без оглядки. Это при том, что он до сих пор смотрит на Спока, как будто бы парень – это ходячий шедевр эпохи Ренессанса, сбывшийся наяву, и при том, что он не трус. МакКой бы съел свою шляпу, если бы она у него была, за то, что это и было причиной. Возможно, как раз потому, что он до сих пор смотрит на Спока вот так, он и не мог вынести мысли о том, чтобы увидеть его менее чем идеальным. Дорогой бог. Он действительно чувствует себя защитником Спока, и именно его. К чему свелась его жизнь? Он проводит рукой по лицу и со вздохом пускается в обратный путь в свою каюту. У него нет выбора, правда? М’Бенга прав. У МакКоя есть долг перед его пациентами – да, даже если это идиоты, которые не говорят ему то, что он обязан знать, – и этот долг является первоочередным по сравнению с долгом Звёздному флоту. И определённо первоочередным по сравнению с личным замешательством. Он должен поговорить с ними, к дьяволу неловкость. Джим – грёбаный капитан. А Спок – большой мальчик, и, в любом случае, он проходил через худшее. Но МакКой хочет этого для них, вот в чём дело. Он никогда не признается в этом даже под пытками, но Джим и Спок вместе – это чертовски стоит увидеть. Как командующую пару, как пару в любом смысле. Чёрт, список ожидающих назначения на «Энтерпрайз» в милю длиной при том, что командование не особо к ним благоволит и взваливает на их плечи самые жёсткие миссии. Чёрт, он бы хотел служить на этом корабле, если бы он уже на нём не служил. Он никогда не видел Джима настолько уравновешенным, настолько самим собой, каким он был в этот последний год. И он никогда не видел Спока в большей внутренней гармонии и более – расслабленным – за неимением лучшего слова, и не сожалеющим об этом. Это ему идёт. МакКою небезразличен Джим, никогда не был. И, боже помоги ему, но теперь ему небезразличен и Спок, почти в той же степени. Ему хочется, чтобы они всё поняли верно. Хотя ничего не поделаешь. Он назначает встречу перед тем, как наконец ложится спать, и молится, чтобы все они вышли с другой стороны всего этого невредимыми. *** Уже почти середина бета-смены следующего дня, когда их расписания в итоге совпадают. – Эй, Боунс, что стряслось? – спрашивает Джим, закатываясь в тёмный медотсек как шальная шаровая молния. – О, добрый вечер, доктор М’Бенга, – добавляет он, с любопытством пялясь на второго мужчину. – Капитан, – кивает М’Бенга. – Итак, что происходит? – спрашивает Джим, потирая ладони, и переводя взгляд с одного на другого, а его очевидное любопытство борется с настороженностью. – Давайте подождём Спока, а? – тянет время МакКой, отводя глаза. – Я не в настроении повторяться, а это касается его в той же степени, как и тебя. Джим замирает. – Это звучит довольно зловеще и подозрительно не относящимся к рабочим вопросам, – он прищуривает глаза. – Лучше бы один из нас не умирал. – Никто не умирает, – МакКой закатывает глаза. – Всегда устраиваешь драму, да? – У нас всех есть свои особенные таланты. – Где вообще-то Спок? Ему не свойственно опаздывать. – Не свойственно, – подтверждает Джим и слегка хмурится. Его взгляд на мгновение становится странно направленным внутрь себя. – На самом деле я не знаю, где он. Возможно, в инженерном. Эксперимента ради, МакКой интересуется: – И что же это он мог бы делать в инженерном в такое время? Джим пожимает плечами. – Откуда я знаю? Скотти здесь нет; может быть, он проверяет что-то. Слушай, я уверен, что он будет здесь с минуты на минуту, и тогда ты сам сможешь спросить его обо всём, о чём твоей душе угодно. Мы все знаем, как сильно тебе нравятся играть с ним в «вытяни друг другу жилы». Похоже, что Джим совершенно не осознаёт, что в одном этом предложении он умудрился установить место нахождения и занятие Спока, а в придачу выпустить защитную ракету, замаскированную, так сказать, под язвительное поддразнивание. МакКой смотрит на М’Бенгу, который смотрит в ответ, явно ничего не упустив. – Ладно, что за многозначительные взгляды? – спрашивает Джим, потому что он может быть рассеянным в одном, но крайне наблюдательным в другом. – Я чувствую себя как будто на витрине или вроде того, и как будто именно меня тут демонстрируют. Боунс, какого чёрта тут творится? МакКой вздыхает. – Может, я должен написать Споку снова… Но в это же мгновение двери медотсека открываются и заходит Спок, направляясь прямо к ним. – А, мистер Спок, так радостно, что Вы смогли к нам присоединиться, – с позабавленной улыбкой бросает ему Джим. – Я уже почти потерял надежду. – Я прошу прощения за опоздание, капитан, джентльмены, – отвечает Спок, подходя ближе. – Меня неожиданно задержали. – Чем? – подталкивает его Джим, одаривая быстрым, но внимательным взглядом. – Ты выглядишь вроде как растрёпанным. Что случилось? На взгляд МакКоя Спок выглядит точь-в-точь как всегда – совершенно не растрёпанным, каждая волосинка на своём месте. Лишь только линия его рта чуть более напряжена, чем обычно, но он бы и не заметил, если бы не знал Спока так долго. М’Бенга выглядит тихо озадаченным подобным заявлением. Спок, однако, этого не отрицает. Он оценивающе рассматривает всех троих, явно пытаясь установить, является ли вопрос, по которому он был сюда вызван, чем-то ужасным. То, что он видит, должно быть, его успокаивает. – Энсин Ровен, – говорит он, смирившись, – и энсин Ло. Джим разочарованно стонет, и МакКой почти повторяет за ним, забыв на мгновение, почему они все здесь собрались. – Что на этот раз? – спрашивает Джим. – Хотя, если честно, я почти не хочу этого знать. Спок одаривает его почти сочувствующим взглядом. – К сожалению, я не могу избавить Вас от этого, поскольку дисциплинарное взыскание понадобится почти наверняка. – Что они натворили на сей раз? – спрашивает болезненно заинтригованный МакКой. Спок сцепляет руки за спиной. – Вы будете довольны узнать, капитан, что утечка охлаждающей жидкости на палубе 24 на данный момент полностью устранена, а члены экипажа из инженерного и обслуживающего отделений производят ремонтные работы. – Утечка охладителя? – встревоженно спрашивает Джим. – Какая ещё утечка охладителя? Спок успокаивающе смотрит на него. – Я полагаю, капитан, что это уже несущественно, – его взгляд многозначительно переключается на их окружение. – Достаточно сказать, что мистер Скотт будет крайне недоволен. Чтобы избавить их соседей по каютам от ненужных неудобств, я отправил энсинов Ровена и Ло в карцер до того момента, когда мистер Скотт вернётся с конференции и сможет их оттуда забрать. – Упокой их души, – бормочет МакКой. – А теперь, раз уж все собрались? – Ага, Боунс, выкладывай уже. Неизвестность меня убивает. – Ты выживал и в худших обстоятельствах, – закатывает глаза МакКой. – Давайте пройдём в мой кабинет. Он жестом приглашает всех присесть, но Джим – единственный, кто так и делает. М’Бенга остаётся стоять лишь слегка сбоку от обзорного экрана, а Спок с пустым выражением лица задерживается возле двери, едва войдя внутрь. Ну и ладно. Представление начинается. – Возникла одна… ситуация, которую я обнаружил во время проведения медосмотров членов экипажа, – издалека начинает МакКой, присаживаясь за свой стол. – Это касается двух старших офицеров, которые решили не признаваться в сексуальных отношениях между ними своему доброму и дружелюбному СМО. В отношениях, которые, как оказалось, вызвали некоторые необычные неврологические изменения в их мозгах. Он не знает, чего он ожидал, но, вероятно, не этого. Джим и Спок не вздрагивают, не напрягаются и даже не смотрят друг на друга. Спок продолжает созерцать МакКоя с вежливым любопытством. Глаза Джима тоже встречаются с его глазами, и в них вспыхивает чувство вины. – Да, Боунс, насчёт этого… – Какие неврологические изменения? – спокойно спрашивает Спок, а его глаза на секунду перебегают на М’Бенгу. – О, я так рад, что ты спросил, Спок, – с сарказмом тянет МакКой, позволяя проявиться своему раздражению из-за них обоих. Джим морщится. – Поскольку я не являюсь авторитетом ни для одного из вас, я предоставляю слово моему уважаемому учёному коллеге, – он жестом указывает на М’Бенгу. Джим и Спок, оба, поворачиваются в его сторону с идеальной синхронностью. МакКой подавляет содрогание. Он позволяет М’Бенге провести их через эту беседу, лишь наполовину вслушиваясь и вместо этого наблюдая за этими двумя. Спок реально не реагирует никоим образом, кроме как становясь всё более неподвижным; а его лицо принимает ещё более невыразительный вид, чем МакКой когда-либо видел. В определённый момент он подходит к экрану, уставившись на снимки, как если бы пытался убедиться в отчёте М’Бенги. Джим намного более открыт, и всё же, вопреки тому, насколько хорошо МакКой его знает, совершенно ясно, что он не показывает всего. Судя по тому, что видно, он в большей степени взволнован, чем встревожен, что было полностью предсказуемо. Он – единственный, кто задаёт вопросы, те самые, который задавал сам МакКой. М’Бенга кажется намного более напуган перспективой говорить о дореформенной вулканской истории в присутствии Спока, но Спок не спешит его исправлять. – Итак, Вы утверждаете, что это – говорит Джим, когда М’Бенга умолкает, – показывает, что наши разумы совместимы? Все поворачиваются, чтобы посмотреть на него, включая Спока. – Что? – Джим занимает оборонительную позицию. – Почему вы все смотрите так удивлённо? Да, я знаю этот термин. Я проводил некоторые исследования… – Исследования, – ровно произносит Спок. – Ну, не в этом направлении, – Джим машет рукой в сторону экрана. Он выглядит всё более и более взволнованным. – Я понятия не имел о такой возможности. В направлении брачных уз, конечно же. Помнишь, ты говорил, что есть регламенты, к которым нам необходимо обратиться, а я сказал, что у меня есть несколько радикальное решение, которое может тебе не понравиться? – Это, – говорит Спок. – Это – твоё решение? – Да, и что с того? – Джим упрямо поднимает свой подбородок с явным вызовом во взгляде, в то время как его щёки постепенно становятся всё краснее. – Очевидно, что ты уже владел всей той информацией, но не спешил ею делиться. Кто-то должен был убедиться в том, что мы не пропускаем никаких шагов, что всё открыто, и что никто не сможет позже сказать, что мы сделали это неправильно, и использовать это в качестве предлога. При том, что Джим почти как брат ему, МакКой внезапно желает оказаться где-то не здесь. Он всегда знал, что это будет глубоко личным, но, чёрт, он забыл принять во внимание подавляющую интенсивность этих двоих. Комната внезапно кажется наэлектризованной. – Ты пропускаешь один важный шаг, – указывает Спок в своей самой выбешивающей манере. – Я знаю, – Джим свирепо смотрит на него, вставая. – И это всё совершенно не так, как я думал, что оно будет. Но разве хоть что-то насчёт нас шло по сценарию, верно? Я проводил это исследование для того, чтобы сделать всё правильно, когда попрошу тебя вступить со мной в брак. Да только сейчас это выглядит так, как будто мне и не нужно было этого делать, потому что, исходя из сказанного здесь нашим добрым доктором, мы умудрились смошенничать в очередной раз. – Джим делает глубокий вдох, заметно пытаясь успокоиться. – Хотя, если это было неясно, я всё ещё прошу. Это было ясно, и МакКой ещё никогда так страстно не желал не находиться где-либо, как он желает не быть здесь и сейчас. Наступает долгая пауза, заполненная исключительно напряжённым молчанием. В итоге Спок слегка изменяет положение тела и говорит: – Ты осознаёшь, в какое положение ты только что поставил доктора МакКоя? Джим моргает, затем морщится. Не могло быть очевиднее, что он совершенно забыл обо всех в этой комнате, кто не был Споком. Джим смотрит на МакКоя и снова морщится. – Чёрт, Боунс, прости. Мне следовало… – Правильные шаги, а? – неловко говорит МакКой, прочищая горло. – А, проклятье, забудь это, парень. Мы оба знали, что я знал. – Тем не менее, ты СМО. Мне следовало официально уведомить… – Джим. Прекрати. Всё нормально. До меня дошло. Я бы никогда не поднял эту тему, не говоря уже об отчёте Звёздному флоту, если бы не это, – он указывает на экран. – Это попадает в обе ваших медицинских карты. Я бы не прочь промолчать, пока вы двое… всё это вычисляете, но подделка записей в моих журналах была бы откровенным лжесвидетельством. В данный момент, заметь, это ещё ничего не значит. Есть шанс, что никто в Штабе не заметит – при условии, что они не собираются это искать – но никогда нельзя быть уверенным. – Что они сделают, если они увидят это и будут знать, что именно они видят? – спрашивает Джим. Он целенаправленно не смотрит на Спока, который всё ещё не ответил на чёртов вопрос, который уж точно не прошёл мимо всех присутствующих в этой комнате. МакКою хочется его потрясти. – Зависит от того, будете ли вы более ценными вместе или порознь, – пожимает плечами МакКой. – Звёздный флот масштабно восстанавливается, и кораблей намного больше, чем капитанов. Зависит от того, кто в конечном итоге будет решать. Ты знаешь Нечаеву. Она бы с радостью разделила вас двоих, поскольку я вполне уверен, что она считает, что Спок – святой, способный ходить по воде, который бессмысленно тратит с нами своё время. Я слыхал, что она очень гордится новейшим научным судном Звёздного флота. Оно лучшее из лучших и всё такое, поэтому… Скажем так, я не думаю, что она хотела бы выбесить вас двоих слишком сильно, поскольку она всё ещё вам задолжала, и это было бы авантюрой. Опять же, Пайк… Все, за исключением М’Бенги, вздрагивают, а Спок опускает взгляд на свои ботинки. – … и я не буду строить предположений по этому поводу, – заключает МакКой, которому не терпится продолжить. – Есть Совет, конечно же, и Комак всё ещё не большой твой фанат, я в этом уверен. Он разделит вас просто чтобы выбесить. Теперь ты видишь всю картину. – Ага, – Джим смотрит сердито, а затем разворачивается, останавливая взгляд на Споке. – У тебя есть, что добавить к этой дискуссии? Не стесняйся вмешаться в любой момент. Спок поднимает глаза, его губы сжаты в ещё более упрямую линию, чем обычно. – Ты и в самом деле ожидаешь от меня комментария по поводу своего решения заключить со мной узы лишь для того, чтобы сохранить текущую командную структуру? Джим принимает мрачный вид. – Ты чертовски хорошо знаешь, что я не поэтому… – И ты должен прекрасно понимать, – Спок нехарактерно для себя перебивает его, в чём верный знак того, что он обращается к своему партнёру, а не к своему капитану, – что это должен быть личный разговор. – Что означает – ты собираешься отказать. Возможно, я хотел, чтобы он был публичным. Возможно, я надеялся, что общественное давление хотя бы заставит тебя подумать об этом. – Джим, – Спок вздыхает, по-настоящему вздыхает, и Джим мгновенно умолкает. Спок поворачивается, чтобы ещё раз посмотреть на снимки, а на его лице – выражение глубокой озабоченности. – Я не думаю, что ты осознаёшь масштаб этого, – ровным голосом произносит он. – Со всем уважением, я не думаю, что наш добрый доктор тоже осознаёт. М’Бенга с этим даже не спорит, соглашаясь слишком охотно. МакКой начинает подозревать, что сколько бы информации они не смогли найти и насколько бы невероятной она ни была, они едва коснулись поверхности. Сказать, что он внезапно чувствует себя крайне встревоженным, было бы преуменьшением. – Тогда давай поговорим, – говорит Джим, тихо и удивительно спокойно. – Потому что я думаю, что знаю, что именно ты собираешься сказать, но мало ли. Возможно, я удивлю тебя. Уголки рта Спока на самом деле чуть приподнимаются вверх. – Ты всегда удивляешь меня. – Боунс, – говорит Джим, когда Спок присоединяется к нему у двери, – ты можешь закрыть глаза на это ещё ненадолго, да? – Недостаточно надолго для того, чтобы у Спока выросло сердце, – ворчит МакКой. Джим дарит ему бледную улыбку, а Спок просто выходит из комнаты. – Я знаю, что ты хочешь, как лучше, – говорит Джим, – но я бы предпочёл, чтобы ты этого не делал. – Он большой мальчик, Джим. Он не нуждается в твоей защите. Джим пригвождает его взглядом. – Возможно и нет, но он всё равно её получит. С его сердцем всё в порядке. И я думаю, что ты это знаешь, – он вежливо кивает М’Бенге. – Доктор. МакКой издаёт долгий выдох, когда дверь наконец закрывается. – Я никогда, – говорит он, уронив руки на стол, – никогда не хочу вести подобный разговор снова. М’Бенга прочищает горло, расслабляет напряжённые плечи. – Ты думаешь, что капитан прав? – спрашивает он. – Коммандер откажет? МакКой откидывается на спинку стула, внезапно смертельно усталый. – Я уверен, что он попытается, – вздыхает он. – По какой-то дурацкой благородной причине. Которую он считает важной, но это не так. – Не так? – О, честное слово, если отбросить это вуду, – он машет рукой на снимки, как будто те его оскорбили, – то всё не настолько сложно. Наречённая, с которой он был связан узами, отвергла его. Следующий человек, которому он предложил узы, сделал то же самое. Как там говорится, «обжёгшись на молоке, дуют на воду»? Джиму придётся попотеть, это уж точно. М’Бенга усмехается. – Осторожно, Леонард, ты говоришь так, как будто почти что болеешь за них. МакКой прижимает пальцы к переносице. – Не знаю. Должно быть, я впадаю в маразм, – он поднимает глаза. – Спасибо за помощь, Джофф. Я действительно это ценю. М’Бенга кивает, бросает последний взгляд на снимки и уходит. МакКой пялится на экран ещё какое-то время перед тем, как его выключить. – Удачи, – бормочет он, и надеется, что звук пронесётся эхом по всему пути до жилых кают.