Сломанные Часы

Стоило лучам жаркого летнего солнца коснуться вялых полупрозрачных век юноши, как тело его инстинктивно глупо скривилось, словно он был животным, лениво пытающимся скрыться от раздражителя. Пролежав так ещё немного, уже далеко не находясь в спящем состоянии, бард раскрыл глаза. Комната таверны, в которую его заселили среди ночи, была не из роскошных: старый деревянный пол, в некоторых местах погрызенный жуками, каменные стены и какая-то грустная система отопления, обвивающая их. Впрочем, она сейчас не использовалась. Всё это обычно вызывало бы отвращение, но былые воспоминания не позволяли злиться. Это место и впрямь было для него родным. Наконец сбросив с себя одеяло, Минос сонливо потянулся, и хотел начать одеваться, но, посмотрев на пол, содрогнулся от ужаса: мокрая одежда валялась в единой куче, прямо посреди комнаты, ещё и грязные сапоги там же. Неужели он правда оставил всё в таком виде вчера? С тяжёлым сердцем, и глубоким желанием наслать на прошлого себя порчу, Псантходис всё же встал с кровати, и кинул грязную одежду в корзину для белья. Сделать это было проще простого, что вызывало лишь больше отвращения к бывшему себе. Быстро подобрав подходящую одежду из гардероба в Комнате Времени, Минос направился на первый этаж, хоть и понимал, что вряд ли найдёт там кого-то сейчас – проснулся он удивительно рано, даже завтрак ещё наверняка не подали. Старый корсет, что он нашёл, сидел непривычно, будто стал свободнее. Может он просто плохо затянул? Нужно будет попросить Пасифаю помочь ему с этим. Хотя, пожалуй стоит её сначала найти. Может она и вовсе не живёт здесь больше; вышла замуж за кого-то или вроде того. Хотя судя по запаху с кухни, она всё ещё тут, старикан Гелиос ни за что бы не смог приготовить что-то, не спалив кухню. От этих мыслей Минос сдавленно хихикнул. На пару секунд он будто бы забыл о плачевности состояния, в котором он находится, позволив себе пожить воспоминаниями об этой семье. — Харон тебя дери, Минос!, — вдруг раздался голос пухлого мужчинки, — Сколько лет, сколько зим! Ты когда заехать успел? Как поживаешь? Не пил с тех пор? Мало того, что Гелиос засыпал лишь недавно проснувшегося бедолагу вопросами, так он ещё и крепко обнял его, стоило Миносу только ступить на пол первого этажа. На удивление, это не вызвало отвращения, лишь незначительную боль ожога, с которой тот уже свыкся. Неловко постучав старого друга по спине, бард кривовато улыбнулся. Он правда был рад видеть Гелиоса, хоть и не мог в полной мере этого выразить. — Как раз этой ночью. Был сильный дождь, может вы не узнали, — Договорить он толком и не смог, проворный дедуля его резко перебил. — Никаких “Вы”, юноша, ты же мне почти как сын, — Наконец отпустив его, Гелиос состроил деловитое лицо, однако быстро вернулся в норму, — Идём, накормим тебя. Где плащ–то кстати оставил? Неужели пропил? Минос, мы ведь договаривались! — Нет-нет, ничего такого! — Заверил Минос, — Просто забыл его кое–где. Как и сумку, в которой были деньги, — Последнюю часть предложения он фактически промямлил, было стыдно признавать ,что он вновь явился сюда совсем на мели, и не сможет толком оплатить проживание. — Меньшего от тебя и не ожидал! Какой же чёрной кошке ты так насолил? Хотя, думаю это наше зеркало тебе мстит, — Громкий смех раздался по полупустой таверне. — Ну же, в тот раз я честно отработал его стоимость! — Госпожа фортуна деньги не пересчитывает, Минос. Этим мы, люди, занимаемся, — Гелиос вновь хохотнул и хлопнул барда по спине, — Ну не переживай, если ты на пару дней, то, так уж и быть, можешь бесплатно остаться, ну а если же намереваешься гостить дольше, то изволь отрабатывать свой ночлег. — Спасибо вам, — Минос осёкся, быстро себя поправив, — тебе. Не знаю, что бы делал без тебя, Гелиос. Бард улыбнулся мужчине, хлопнув его в ответ, искренне надеясь, что не ударил слишком сильно. Проблемы с коммуникацией, как и с физическим контактом у него были всегда, поэтому в подобных вещах Псантходис был крайне неопытен. Тем не менее, Гелиос не жаловался, так что наверное всё в порядке. — И что у нас на завтрак сегодня? — С кухни доносился прелестный запах чего-то жаренного, смешиваемый с ароматом пекущегося хлеба. С тех пор, как Пасифая научилась готовить, на постоялый двор стало ходить куда больше людей. — На завтрак у нас тяжёлый труд, юноша! Иди и помоги моей доченьки на кухне, пока сюда не пришла толпа голодных пьяниц с бодуна, тут вчера такое было, хорошо ты только сегодня заехал. Минос лишь тяжело вздохнул, отправившись на кухню. Пить он перестал уже давным–давно, но Гелиос кажется никогда не прекратит ему напоминать о тёмном периоде жизни барда. На кухню он вошёл почти беззвучно, издав лишь тихий стук каблука. Пасифая, трудившаяся над сковородкой, в которой шкварчал гиганстский кангломират дюжины или более яиц, даже не заметила его, глубоко погружённая в мысли. Лишь когда бард напрямую обратился к своей старой подруге, спросив нужна ли той помощь, она подскочила на месте, глаза округлились и на пару секунд она будто застыла от страха. — Минос! — выдохнула наконец Пасифая. Кажется само по себе нахождение барда на постоялом дворе мало удивило девочку, зато присутствие на кухне испугало так, что сердце её ушло глубоко в пятки, — Постучался бы хоть! — Двери–то нет, — Пожал плечами Минос, отойдя чуть дальше от Пасифаи. — Ты чего тут делаешь? — Твой отец сказал мне помочь. — Нет, я не об этом. А хотя неважно, у меня много работы, а готовку я тебе ни за что не доверю! — Вообще–то с ножом я обращаюсь хорошо, мог бы овощи порезать, — хмыкнул он в ответ. — В прошлый раз ты превратил картошку в квадратные обрубки! — Вообще–то, это были кубики, а не квадраты. Хотя должен признать, я срезал слегка больше, чем нужно, пока её чистил. — Знаешь, умник, иди–ка лучше подмети в зале! Минос сдавленно посмеялся. Он так соскучился по этой малявке! За тот год, что они прожили вместе, она, пожалуй, стала для него одним из самых близких людей, хоть он и не доверял ей никаких секретов. Бард в принципе редко говорил о себе, зато в свои двадцать находил весьма забавными и интересными рассказы Пасифаи о любви, книгах, что она прочла, да о чём угодно! Просто нравилось, когда с ним говорили. Девочка тоже расхохоталась, они с отцом были очень эмоциональными, солнечными и радостными. Коротко попрощавшись с Пасифаей, которая вернулась к готовке, Минос взял метлу и направился в главный зал. Уборкой заниматься он не любил, но выбора не было, кушать–то хотелось, да и заняться больше нечем, приходилось мести пыль, тихо напевая себе разные песенки под нос. Постепенно на первом этаже начали собираться посетители, многих из которых Минос уже знал. Завсегдатаи заведения, пришедшие прямиком из деревни перед своей рабочей сменой, радостно с ним здоровались, в глазах клиентов бард имел очень хорошую репутацию, нажитую за год работы здесь. Он и позабыть успел, насколько люди его жаловали, ни в какое сравнение не идёт с тем, как к нему относятся во многих других заведениях. На душе словно становилось теплее, невольно он начинал мягко, совсем незаметно улыбаться, продолжая подметать пол, выметая пыль и грязь за дверь. Скоро Пасифая закончила работу над завтраком. Всё здание пропиталось запахом жареных яиц и свежего хлеба. Даже самые сонные ребята наконец–то вылезли на первый этаж, дабы насладиться такой вкуснятиной. Минос исключением не был: закончив работу, он уселся за стол, который ему накрыла Пасифая, собиравшаяся присоединиться к трапезе с ним чуть позже, когда уберëтся на кухне. На тарелке каждого красовалась глазунья, два кусочка хлеба и нарезанные свежие овощи с рынка. Где ещё можно увидеть подобный завтрак, если не дома? В обычных забегаловках и барах такого не подают. Вежливо дождавшись Пасифаи, одетой в милое платье с повязанным спереди фартуком, что села напротив, поставив тарелочку и для себя, бард наконец взял нож и вилку, и смог вкусить этой еды. Как всегда прекрасно, пусть и слегка подгорело, кажется из-за того, что Псантходис отвлёк её во время готовки. Минос даже позволил себе позабыть об этикете за столом ради этой трапезы. Не думая о таких вещах, как положение его локтей относительно стола, скорости потребления пищи и подобного. Он буквально уплетал за обе щеки, лишь сейчас поняв, как же он был голоден до этого. Пасифая хихикала, каждый раз, когда он довольно улыбался, проглатывая её еду. — Ты сегодня улыбчивый, — подметила девушка. — Да? Просто соскучился по вам, вот и всё, думаю это не надолго. Девочка лишь фыркнула, кажется Минос не совсем правильно воспринял её слова, что, в общем–то, мало его заботило. На душе было спокойно, хотя в голове буйствовал ураган мыслей, сливающихся воедино, назойливых и громких. Его вещи сейчас у людей, с которыми он не хотел бы встречаться, нет ни денег, ни малейшего понятия, что делать со своей жизнью теперь. Он полностью составил свои планы на последние месяцы лета вокруг путешествий с Алруной и Артемидой, вот только эта идея накрылась медным тазом. С другой стороны, Псантходиса мучили мысли об этом месте. После того, как он покинул этот постоялый двор четыре года назад, бард старался не возвращаться, чтобы не доставлять неудобств Гелиосу, он и так наворотил многого пока жил здесь. Однако сейчас, сидя за этим столом, он вдруг понял, как сильно скучал. По бежевым стенам, тёмному деревянному полу, что тихо поскрипывал, когда на него наступали, а особенно по Гелиосу и Пасифае. Здесь он был словно дома. Что уж там, кажется такого уюта и тепла он не чувствовал даже на своей родине, в замке, где родился и провёл четырнадцать лет. Поток мыслей резко прервал лёгкий удар по плечу. Минос резко развернулся, уже собираясь вытащить нож, но понял, что оставил его в комнате. Тем не менее, кинжал бы ему и не понадобился. Перед ним стоял старый приятель: невысокий, но сильный мужчина, с большим шрамом на губе — частый посетитель этого заведения. — Рад тебя снова видеть, бард! — Произнёс он своим сиплым, низким голосом, — Зажжём сегодня? Тебя угощаю! — Мужчина подмигнул. — Привет, Диодор, — Минос улыбнулся, — Можешь рассчитывать на шоу сегодня, но выпивака не нужна, хотя от чаевых не откажусь, — Минос пожал плечами, коротко ухмыльнувшись. Мужчина махнул на барда рукой и ушёл по своим делам. Кажется новые правила жизни Псантходиса его не очень–то устраивали. Что поделать, некоторые люди так любят выпивку, что начинают думать, что без неё любое удовольствие в тягость. Он и сам прекрасно это знает. И возвращаться к такой жизни не очень–то хотелось бы. Пасифая издала тихий смешок, забирая пустую тарелку у Миноса из под носа. — Хватит паясничать, о Великий бард, Лорд всего хмельного и пьянящего. Вставай и за работу! — Ты и сама знаешь, что я пил только дорогое вино. — Поверь, я знаю о тебе пьяном куда больше, чем ты знаешь о себе трезвом, Минос. Так что не начинай. Минос закатил глаза, но послушно встал из–за стола, попытавшись забрать у Пасифаи тарелки, что она собрала с опустевших столов, однако девочка ловко увернулась. — С тарелками я тебе тоже не доверяю. Иди лучше помоги отцу со стиркой, потом хорошо бы вновь прибраться в прихожей и гостинной, о, и ещё привести в порядок освободившиеся комнаты. И если успеешь, то сможешь выступить сегодня! — Не забывайся, малявка! — Угу, — Пасифая продолжила собирать тарелки, больше не обращая на него внимания. Лишь сейчас Псантходис заметил, как тихо стало в зале. Все разошлись по своим делам, а он остался один, наедине со своей работой. Ну, сделать ему предстоит немало, так что стоит начать сейчас. Постояв пару секунд на месте, Минос отряхнул одежду, хоть и сам не понял зачем, заново закатал рукава, поправил корсет, пытаясь понять, с чего ему вообще начать. Он так давно не делал ничего по хозяйству, что чувствовал некую тревогу от осознания того, что вновь будет этим заниматься. Что ему сказали? Помочь Гелиосу со стиркой. Ну, это несложно, нужно лишь найти старика, собрать грязные вещи, отнести их в прачечную и всё постирать. Проще простого! Если, конечно, постельное бельё стирают не сегодня. Этим занимаются всего раз в неделю, так что шанс не очень–то велик. На втором этаже захлопнулась дверь, что находилась ближе всего к лестнице. Из комнаты вышел Гелиос, державший перед собой большую корзину, до краёв набитую белым постельным бельём и грязной одеждой. Прелестно. Конечно же он заселился сюда именно в тот день, на который выпала стирка белья. Замечательная демонстрация его невезения. Минос горестно вздохнул, направившись в сторону толстячка. Ничего не поделаешь, если он не будет помогать по хозяйству, то не сможет здесь бесплатно жить. — Давай я! — Сказал Минос, обхватив корзину руками, — Это всё что нужно постирать или есть ещё? — Что, Пасифая снова свалила на тебя бельё?, — Гелос беспечно отдал свою ношу в руки юноше, низко и коротко посмеявшись, — Нужно собрать бельё с третьего этажа. Ты иди и начинай стирку, я донесу остальное позже! Бард коротко кивнул, спустился по лестнице и, преодолев кухню, попал в прачечную. Место весьма грустное: несмотря на летнюю жару, здесь почему–то всегда стоял холод, пахло плесенью, растущей в уголках комнаты, а света, что исходил лишь из одной лампы, висящей в середине комнаты, было недостаточно. Долго здесь находиться не любил никто, поэтому, при возможности, и Пасифая, и Гелиос пытались спихнуть работу прачки на Миноса, который, по их мнению, наиболее легко переносил подобную атмосферу. И, наверное, они правы в своих умозаключениях. Тихий и скрытный странник из других земель, славящихся своей негостеприимностью, точно сможет пережить гнёт этого помещения пару часов, однако есть одна загвоздка: холод. Тело барда его не переносило, он предпочёл бы быть сваренным заживо, чем сидеть в этой комнате подолгу! Но выбора нет. Пройдя вглубь прачечной, Псантходис опустил корзину на пол, наполнил водой большое корыто, добавив туда травяную смесь для стирки и принялся за работу. Раз за разом погружая руки в ледяную жидкость, он чувствовал, как немеют пальцы, рубашка, конечно же, тоже намокла, а волосы пришлось убрать в неаккуратный хвост, чтобы они не мешались. Так прошло полчаса, за ними ещё половина, пару раз заходил Гелиос, приносил больше белья и уносил чистое. Воду не единожды пришлось сменить, вновь налить туда смесь, продолжая повторять одинаковые движения, потирая ткань о саму себя, пытаясь избавиться от пятен, вывести запах. Утомительная работа. Оставалось лишь одна корзина, хотя начинало казаться, что Минос застрял в этой удушающей тишине, прерываемой лишь всплесками воды, навечно. Не помогало и то, что последние пару минут было ещё холоднее, чем прежде. Из носа, при каждом выдохе, клубами выходил пар. — Зачем ты опять пришла? — Вполголоса проговорил бард, опасаясь, что его кто–то услышит. — Опять попытаешься меня убить? — Это нечестно! Как ты постоянно находишь меня? — На своей спине он почувствовал мертвецки–холодные, костлявые женские руки, Лилит, вальяжно опираясь о него, висела в воздухе. — Ты постоянно забываешь об одной особенности живых тел: чувствительность к изменению температуры вокруг нас. Я всегда чувствую, когда ты приходишь поиздеваться надо мной. — Поиздеваться? Я? Я никогда такого не делала! — Её шёлковый голос стал наигранно обиженным. — В прошлый раз ты чуть не убила меня своими иллюзиями! — Не выдержав поведения своей давней знакомой, Минос закричал, резко повернувшись к ней и замахнувшись рукой. Большие и яркие белые глаза встретили его каким–то грустным взглядом, на который наверное способен только мертвец. Она была так близко к его лицу, что казалось, она вот–вот сможет проникнуть внутрь его черепной коробки. — Проехали. Сил на тебя злиться нет. — Бард лишь вернулся к стирке. — Ты что, стираешь бельё в перчатках? — Лилит подлетела к корыту, внимательно наблюдая за его руками. Минос лишь кивнул головой, буркнув невнятное – “ага”. Однако встретившись с непонимающим взглядом призрака, решил, что стоит пояснить своё поведение. — Кто знает, когда меня захочет навестить и прикончить стрёмная мёртвая девка? Лилит надулась — Следи за языком, Псантходис, я между прочим гораздо старше и умнее тебя! — Стрёмная мёртвая бабка. Тебе так больше нравится, Лилит? Стараясь на выходить из себя, Минос продолжал выстирывать вещи, хотелось уже поскорее покончить со всем этим и приняться за другую работу, желательно без сопровождения мертвеца. — Слушай, в прошлый раз я, возможно, слегка переборщила, — Лилит перевернулась на спину, её длинные волосы провалились в пол, — к тому же я думаю, что ошиблась в своих выводах. Предсказание было верным, однако крайне маловероятным, понимаешь? У тебя ведь тоже такие бывают, да? — Какое мне дело до твоих провидений? Оставь меня в покое. — Ну почему ты такой грубиян? Неужели ты до сих пор обижен? — Ты чуть меня не прикончила! Сколько раз мне ещё повторять!? — Нервы вновь его подвели, Минос швырнул наволочку, что была у него в руках, в воду, попытавшись схватить Лилит. Конечно же, его ладонь лишь проскочила сквозь нематериальное очертание оболочки Лилит. — Забавно слышать это от убийцы, не думаешь, Минос? — Лилит усмехнулась, кажется ей правда нравилось смотреть как он злиться. — Заткнись! — он схватился мокрыми перчатками за волосы, пытаясь справиться со своей агрессией, — Заткнись, Харон тебя дери! — Минос, ты в порядке!? — плеча барда вдруг коснулась тёплая, вполне живая девичья рука. Подняв свой взгляд, он увидел рядом с собой Пасифаю. Её глаза были округлыми и большими, как серебряк. В них читалось такое глубокое, болезненное переживание, необъятный страх, с каким она никогда не смотрела на Псантходиса прежде. Минос лишь стряхнул её руку с плеча, отвернувшись. Он не хотел видеть её такой сейчас, так же сильно, как и не хотел, чтобы она видела его. Слабого, злого и напуганного. Он хотел бы оставаться сильным человеком в её глазах. — Я почти закончил. Не волнуйся. — Подавленным, холодным голосом проговорил он. — Может мне заварить кофе? Ты кажется устал… — Не могла бы ты приготовить для меня чашечку горячего чая, пожалуйста? — Через силу он повернулся лицом к Пасифае, изобразив улыбку. Пасифая удивлённо уставилась на него, страх покинул её очи, оставив лишь недоумение. Кажется ей впервые пришлось наблюдать, как Минос отказался от кофе, предпочтя чай. Тем не менее, собравшись со своими мыслями, она кивнула головой и спешно удалилась из комнаты, вновь оставив барда совсем одного в холодном, тёмном помещении. Лилит тоже ушла. Она не любит показываться лишним людям, кажется даже боится этого, с какой–то стороны. Ему это лишь на руку, она слишком много знает о нём. Знает прошлое, будущее, мысли и слабые места, будто она всегда наблюдает, не сводя своих белых глаз. Это пугало Миноса. Она его пугала. Девушка, знающая всё наперёд, само олицетворение Рока, бестелесная, неуязвимая. Она заставляла сердце Миноса биться чаще, каждый раз, когда появлялась в его жизни. Она явно это знает, пользуясь положением сил в их дуэте. К своему сожалению, Псантходис никогда не понимал, чего она от него хочет, да и сейчас толком не понял. Каждое её появление оставляло послевкусие бессмысленности… Может, она и впрямь просто издевается над ним? Оставив эти мысли, бард вынул из воды наволочку, что так и не достирал, бросил её к остальному чистому белью, и наконец встал с пола. Со стиркой было покончено. Мокрое бельё он вынес Гелиосу, что развешивал его на сушку на заднем дворе. Солнце светило с небес, озаряя землю своим теплом. Мокрая после работы одежда Миноса, противно налипшая к телу, постепенно начинала высыхать. Бард стоял посреди двора, наслаждаясь теплом, пытаясь успокоить себя. После визита Лилит мысли всë никак не могли прийти в норму. Однако, возможность чувствовать свет, попадающий на него, сохнуть под солнцем – пожалуй лучшее, что случалось с ним за последнее время. Обычно Минос не может чувствовать этого тепла, живя в тëмном холоде. Почему сегодня это не так? Неужели жизнь наконец сжалилась над ним? Лëгкий ветер колыхал его волосы и на секунду ему показалось, что он играет для него. Простую тихую мелодию. Показалось, будто он слышит ласковые звуки флейты, доносимые ветром. Ему так хотелось застыть в этом моменте. Под тëплым солнцем, слушая звуки флейты леса. Чувствуя лëгкий аромат чая, доносящийся с кухни. Должно быть Пасифая уже заждалась. Последний раз взглянув на Гелиоса, сражающегося с бельëм, что так и норовило улететь или ударить его по лицу, Минос легко ухмыльнулся. Направляясь ко входу на постоялый двор, бард вынул руки из карманов и отряхнул. Перчатки засветились, начав отдавать холод, покалывая пальцы, что и так сводило от мороза. Всего через пару секунд они были идеально сухими. Холод отступил. Всë же, как бы сильно Минос не проклинал свои силы и всë, что с ними связано, он и правда жить без них не может. “Магония” сейчас была почти пуста. Люди, приходящие из деревни на завтрак, уже на работе, а многие путники, измотанные приключениями, что часто остаются здесь, либо ещё спят, либо заняты делами вне таверны. В зале сидела лишь пара человек. Пасифая ждала за столом, помешивая чашку чая. Вторая стояла напротив неë, там, где судя по всему, должен был сесть Минос. — Тебе лучше? — первым же делом поинтересовалась Пасифая. Эта бедолага знала, на что был способен Минос, оттого сильно переживала, когда видела его в нездравьи. — Да. Спасибо за чай, — Минос сел напротив девочки, положив одну руку на чашку. — Ты так и не ответил, почему вернулся. То–есть, я рада тебя видеть, но всё равно переживаю. Сама не знаю почему… — Я просто был неподалëку, вот и решил заскочить, — Минос сделал один глоток. Чай был, скажем так, не самый лучший. Горький, слишком крепкий и недостаточно сладкий. Кажется, делая его, Пасифая отталкивалась от вкусов Миноса в кофе, с чем сильно прогадала. В чае ему нравятся совсем другие качества. — Без своей сумки и плаща, остановившись здесь поздней ночью в ливень? — Ага, — Минос пожал плечами, сделав ещë глоток. Пасифая громко вздохнула. — Что значит "ага"? Я ведь уже не глупый ребëнок и прекрасно понимаю, когда ты что-то пытаешься скрыть! Где твои вещи? Что ты делаешь в этой части континента? И… Ещë и пахнешь странно! Минос нахмурился от удивления. Приподняв одну бровь, он быстро понюхал свою одежду. Ничего необычного. А вчера они не виделись. Может четыре года назад он использовал духи? Или он пахнет так плохо, что уже сам этого не чувствует? — Да я не о том! Ты хорошо пахнешь. Цветами, каких у нас не растëт. Цветами? Минос непонимающе уткнулся взглядом в стол. С чего бы ему пахнуть цветами "каких здесь не растëт? ". Может ли быть, что от него так пахнет из-за Алруны? Он сам никогда не замечал, чтобы у неë был какой-то особенно выделяющийся запах, но Пасифая с самого детства лучше остальных чувствует ароматы. Хотя это кажется глупым. С чего бы запаху этой малявки оседать на теле Миноса? — Я много где бывал, да и дома у меня нет. Думаю это просто запах природы, ничего такого. Некоторое время они сидели в тишине. Кажется запах барда не давал покоя Пасифае, что слегка смущало и раздражало Миноса. Такое внимание было в новинку. Минуты шли, его собеседница всë ещë не вымолвила и слова, от чего Минос, не имевший причин следить за происходящим, погрузился глубоко в мысли. — Мне жаль, что твой шрам так и не зажил. Минос, не готовый к продолжению разговора, подскочил, смотря на девочку удивлëнными глазами. — А?! А… Ну, — Он легко дотронулся до шрама на своëм подбородке, — Не переживай о нëм. — Иногда я думаю о том вечере, когда ты защитил меня… Не могу отделаться от мысли, что именно я виновата в том, что он изуродовал тебя так. "Изуродовал" – странное слово в этой ситуации. — Не думаю, что шрамы уродливы. — Минос потëр своë запястье. — Без него ты выглядел лучше, — пробормотала Пасифая, — А с ним ты будто опасный преступник! Минос усмехнулся. Неужели в еë голове именно шрамы делают его "опасным преступником?" В тот день Минос без зазрения совести сломал другому человеку нос, сделав из его лица кровавую кашу, но Пасифая всë равно считает, что именно шрам его уродует? — Да ну… — продолжение мысли он в своей голове не нашëл. Пасифая, конечно же, не знает о всëм том, что сделал Минос. А за тот случай считает его кем-то вроде своего героя… — Пасифая! — на втором этаже вдруг раздался низкий голос Гелиоса, — Помоги своему старику! Пасифая раздражëнно взглянула в сторону отца, тяжело вздохнула и встала из–за стола. Кажется она даже не успела допить чай. — Я пойду… — звучала она довольно грустно. Провожая еë взглядом, Минос не мог отделаться от мыслей об этом шраме. Пасифая верит, что Псантходис – хороший человек. Что он – мученик, непонятый музыкант и поэт, одинокий путешественник. Ей всегда нравилось слушать те редкие рассказы о путешествиях, что он позволял ей услышать. Она восхищалась балладами, что он писал. В еë глазах Минос был героем, не заслуживающим боли и шрамов. Такая наивная, глупая девочка. Этот шрам она считает единственным минусом барда. Той небольшой деталью в нём, которую можно назвать уродливой. Его собственное мнение о себе сильно отличалось. Эти шрамы – лишь следы от заслуженных наказаний. Наказаний за глупость и непослушание, за необдуманные действия, импульсивность. Шрамы полученные за его внутреннее уродство. Его тело мучается за проступки души. Он всегда считал, что заслужил всю эту боль. Пожалуй он заслужил даже больше. Пустым взглядом он смотрел в стол, в горле будто встал ком. Утопая в чувстве вины, он сначала даже не заметил, что кто-то юркнул под стол, начав тереться об его ноги. "Мяу" – вдруг услышал он. Псантходис вновь вздрогнул. Этого он точно не ожидал. — Тео? — Минос посмотрел под стол, увидев небольшого чëрного кота, который тëрся об него головой. — Мяу! — Кот будто ответил на своë имя. "Разве это не странно?" – подумал Минос. Теомор, по крайне мере раньше, терпеть не мог его, как и многие другие животные. Этот кошак никогда не подпускал барда близко к себе, а сейчас сидит себе прямо у его ног, будто ничего этого не было. — Ты, наверное, хочешь есть, да? — Минос опустил руку под стол, позволив Тео обнюхать еë, абсолютно уверенный в том, что после этого кот сбежит, наконец поняв, с кем связался. Хорошенько обнюхав длинные, тонкие пальцы, облачëнные в перчатки, господин Мор уткнулся в его ладонь, явно показывая, что хочет, чтобы его погладили. Глаза Миноса округлились. Такого он точно не ожидал, даже не знал толком, как обращаться с кошками. "Может они завели другого кота? Более глупого? " – думал он, вернув руку на стол. Однако, кот, недовольный поведением глупого человека, громко мяукнул и быстро запрыгнул на стол. Смотря на барда своими широко распахнутыми янтарными глазами, Теомор неспокойно махал хвостом, будто недовольным тем, что до сих пор не получил того, зачем пришёл. Реагируя на странное поведение кота, Минос аккуратно поднёс к нему руку, медленно проведя кончиками пальцев по голове Тео. Кот довольно поддался его действиям, поведя головой навстречу. — Чего же ты от меня хочешь, Мор…— Прошептал Минос, продолжая неуверенно гладить довольно зажмурившегося кота. Здесь и сейчас происходило что–то выходящее далеко за рамки обыденности жизни барда. Животные его ненавидят. По крайней мере с тех пор, как он приехал на первый континент, подпортив свою карму. Фауна этого мира тонко чувствует человеческую энергию. Животные знают кому можно доверять, а кому нет. Так почему сейчас Теомор не пытался сбежать? Почему не шипел, как происходило раньше? Может ли быть, что Миносу всё же удалось немного улучшить свою карму? Кажется он и правда делал чуть больше добрых поступков, чем обычно, к тому же, у чёрных кошек наверняка стандарты ниже. Всё же, если верить суевериям людей — эти малыши и сами словно тяжело провинившиеся перед судьбой преступники, несущие на себе тяжкое бремя грешности. Даже жаль, что глупые поверья и правда сделали этих ни в чём не повинных кошек ”разносчиками неудач”. — Минос! — Голос Пасифаи раздался со второго этажа, — Не мог бы ты помочь? Минос мягко улыбнулся, вдруг чётко осознав одну простую истину — он и ни секунды не сможет отдохнуть в этом доме. От этого на душе почему–то стало теплее. Пожалуй, ему просто нравится чувствовать себя полезным. — Иду! — Бард встал из-за стола, последний раз почесав Мора, и направился на второй этаж. В подобной мелкой занятости проходил весь его день. То дров нужно наколоть, то сходить на рынок, вымыть не очень хрупкие предметы. Казалось, что Гелиос специально готовил для него все эти задачки покорно ожидая, когда Псантходис наконец вернётся “домой”. Вечером, как и всегда, Минос дал концерт для постояльцев, развлекая пьянчуг за их чаевые. После выступления он вымылся и принялся за свои обязанности Избранного Времени, ныне заключавшиеся в переводе дневников его Дракона с последующем выделением важных моментов для будущих Избранных. Даже забавно, что сейчас он выполнял обязанности, чаще присущие Хранителям. Всё же возня с бумагами, сбором данных, их записью и передачей потомкам —дело далеко не правой руки, коей считаются избранные, а секретаря. В конце концов, Минос уснул за столом, пока переводил излишне подробные записи Дракона Времени о его любимом музыкальном инструменте, коим, конечно же, оказалась скрипка. Следующий день, чего и стоило ожидать, оказался настолько же не примечательным и обыденным, как и предыдущий. Минос помогал по дому, работал официантом, уборщиком, прачкой, да кем угодно, лишь бы не сидеть на месте. Излишнее свободное время его напрягало. Что–то казалось ему неправильным, на сердце было тревожно, словно скоро должно произойти что–то плохое, однако проведения молчали, Время в его теле совсем не откликалось, потому Бард предпочитал считать, что снова волнуется по пустякам. Вечерняя смена отличилась разве что тем, что в толпе Минос случайно столкнулся взглядом с тем, кто оставил ему шрам. Выглядел мужчина не очень: косой нос, на котором был видимый шрам, следы от рассечения брови в нескольких местах, немного вспухшая верхняя губа. Смотреть на него было больно. Выступление пришлось закончить раньше, он слишком давил на Миноса. Работа сегодня совсем не давалась, как и сон. Сделав пару записей в собственном дневнике, Псантходис провёл бессонную ночь пялясь в стену, моля богов о возможности уснуть. Чудо не случилось. Третий день своего пребывания в таверне Минос начал около пяти утра. Быстро умывшись, он вновь надел свой более парадный наряд: Рубашка с объёмными кружевными рукавами, корсет, узкие брюки и чуть более опрятные туфли, в которых он не ходит на улице. Гелиос упоминал, что сегодня будет важный вечер для их гостиницы, придёт какая–то важная шишка, поэтому нужно одеться нарядно и вести себя прилично. Сложно быть не должно, одна беда: Миноса попросили вначале вечера встречать посетителей. С первого взгляда не проблема, если бы не одно “но”: прямо над входом в таверну была несущая балка, прикреплённая примерно на уровне лба Миноса. Служила она, кажется, для разграничения прихожей и основного зала, хотя бард привык считать её ужасающим устройством, что станет причиной его гибели в один хороший день. Возможно ему стоит попросить поменяться с Пасифаей ролями, всё же ей должно быть легче. Подготовления к вечеру прошли хорошо: Свободные комнаты отдраили до блеска, столы хорошенько протёрли, подпёрли шатающийся, даже скатертями накрыли, чтобы было не так заметно, что на них играли в ножички. Пол, ясное дело, помыли (и не один раз), а все полочки протёрли от пыли. Обычную стирку пришлось отложить на следующий день, как и многие другие дневные дела, но Гелиос говорил, что оно того стоит. Назначенное время было всё ближе и ближе, Пасифая и её отец ушли на кухню, чтобы подготовить торжественный ужин, а Минос ушёл к себе, дабы привести и себя в порядок. Достав из своей Временно́й Комнаты небольшое настольное зеркало и пудру, бард сел за стол. Расчесав волосы, он убрал их в высокий хвост, оставив лишь передние пряди, которые временно заколол заколками за ушами (к его счастью, у Пасифаи была большая часть вещей, что нужна была ему сейчас). Открыв пудру, Минос взял пуховку, набрав на неё немного пигмента с маленьких разноцветных шариков, разнящихся от почти белых, до насыщенно бирюзовых, и начал аккуратно вбивать её себе в лицо, пытаясь скрыть следы многолетнего недосыпа. — Ого, и к чему вся эта шумиха?, — В его голове вдруг раздался призрачный голос. Минос подскочил, всего секунду назад он не чувствовал чьего–либо присутствия в комнате. Его пальцы тут же окоченели, в зеркале он увидел белоглазую девушку с длинными, почти седыми волосами. Она носила длинную тёмно–зелёную юбку и укороченный верх, который выглядел так, словно раньше формировал с юбкой единое платье. — Я поработала над своим появлением, ты ведь жаловался, что чувствовал меня, а так совсем не весело! — Лилит подлетела поближе — Харон тебя дери, Лилит, я не это имел ввиду! — Минос резко ударил руками по столу, заставив зеркало и пудреницу подпрыгнуть. На стол слетело много пудры с пуховки. — Ты мне не ответил, — Лилит, как и всегда, нагло проигнорировала недовольство Миноса. — Не твоего ума дело, — бард продолжил монотонно вбивать пигмент в кожу, выравнивая тон. — Между прочим, я пришла извиниться, так что не будь такой занозой! — Если ты пришла за этим, то извиняйся и проваливай. — Не уйду, пока не скажешь, что у вас тут происходит, — Впервые на мёртвом лице Лилит проступила какая–то слабая, игривая улыбка. Минос тяжело вздохнул. Говорить с этой чёртовой старухой идиоткой — себе дороже. Лилит — яркий пример настоящего энергетического вампира, что бесстыдно выжимает из тебя все соки, а потом невинно улыбается, будто ничего и не произошло. Пожалуй, чем раньше она уйдёт, тем лучше. — Сегодня сюда придёт губернатор какого–то поселения. Для Гелиоса это важно, поэтому мы пытаемся подготовиться к вечеру. Лилит молчала. Какое–то время наблюдая за тем, как Минос мучается со своим шрамом, пытаясь его как–то замазать. Не слышать её голоса было приятно, хотя такая резкая смена настроения настораживала, немного тревожа. — Ты ведь знаешь, что не должен быть сейчас здесь, да? — Голос Лилит вдруг стал монотонным, почти неслышимым, напряжённым. Кажется именно так он звучал, когда она не пыталась строить из себя не пойми что. Псантходис застыл, не находя в себе силы ответить. — За этим я и пришла. Я знаю, что ты знаешь. Просто пытаешься отрицать очевидное. — Лилит вновь замолчала, будто ожидая от Миноса ответа, но не дождавшись, продолжила, — Должна признать, в своих видениях и расчётах, составленных по ним, я допустила пару крупных ошибок, приняв тебя за Катализатор. Я боялась, что ты можешь навредить Жизни, однако сейчас понимаю, что в одиночку, или вдвоём лишь с той девочкой, она находится в ещё большей опасности. — Что ты имеешь ввиду? — Думаю, я виновата в том, что ты сейчас находишься здесь. Я задала неправильный курс истории, Минос. Мы могли бы вернуть время вспять. — Ты и сама знаешь, что я этого не умею, — Перебил Минос, — На этом всё? Минос и бровью не повёл. Подобное стечение обстоятельств, совсем его не удивляло. Тем не менее, кажется Лилит ждала чего–то большего. Агрессии, облегчения, прощения, но точно не полного отсутствия реакции. Какое–то время она продолжала виновато жаться сзади него, но кажется ей быстро надоело. — Я думаю, что тебе идёт этот шрам, Минос, — С этими словами она вновь куда–то исчезла (хотя, юноша подозревал, что она просто стала для него невидимой). Впрочем, он был уверен, что она не пыталась над ним поиздеваться. Может и правда не стоит пытаться его закрасить? Ещё немного повозившись с волосами и лицом, он всё же решил оставить шрам видимым. Не стоит его стесняться. Бард наконец спустился на первый этаж, захватив свою гитару. Гости, наслышанные о визите губернатора, начали потихоньку подходить, хотя гвоздя программы пока что не было на месте. Встречей гостей всё же занялась Пасифая, а Минос сел на своё излюбленное место у камина, что было выделено для него в этой гостинице с учётом непереносимости холода телом барда. Убеждаясь в правильном звучании каждой из струн, он играл незамысловатые мелодии, удивительно сильно понравившиеся гостям. Многие даже замолкли, слушая грустную песнь гитары. “Неужто сегодня в заведение пришли люди более приличные, чем обычно?”— подумал Минос. Может это какие–то друзья или специальные гости губернатора? Было бы неудивительно. Целый час люди медленно подтягивались в таверну, большую часть из них Минос никогда не видел, многие были богато одеты, ухожены. Неужели этот губернатор был такой большой шишкой? Долго думать об этом не пришлось. Стоило только этой мысли зародиться в голове Миноса, как в дверь вошёл высокий, по меркам Первого Континента, толстый мужчина в белом фраке с золотыми эполетами на плечах. Все в таверне замолчали, кажется, опасаясь его, хотя Минос сразу отметил для себя, что негативной ауры у мужчины не было. Пасифая, встретив губернатора, быстро скрылась на кухне, чуть позеленев, после того, как мужчина поцеловал её руку. Гелиос был видимо напряжён, когда он сел за стол, Псантходис видел в его глазах страх, руки потряхивало. Смотреть на это было больно, поэтому, Минос решил немного помочь. Встав со стула, Минос подошёл к губернатору. — Господин Губернатор, — Убрав одну руку за спину, Минос учтиво поклонился, — Разрешите ли вы мне, скромному барду, возыметь честь обслуживания вашего стола этим вечером? — Лёгкая улыбка не сходила с лица Псантходиса. Он хотел, чтобы для Гелиоса этот вечер прошёл хорошо, а значит, нужно было завлечь губернатора. — Ох, — губернатор окатил Миноса каким–то непонятным взглядом, — Должен признать, для бырда вы весьма покладисты. Разрешаю. Минос коротко кивнул головой. К счастью, ему не впервой быть официантом, подобная работа сваливалась на него почти каждый день раньше, а единственным отличием стал статус гостя. — Что вы желаете отведать сегодня? Молодая Госпожа Пасифая, которую вам довелось видеть чуть ранее, сегодня сильно постаралась на кухне. По моему скромному мнению, у неё особенно хорошо вышла телячья вырезка, — Намеренно начав с самого дорого, выделив особенными комплиментами, Минос пытался незаметно содрать с губернатора как можно больше денег, — Хотя так же на вечер была запечена курица, приготовлены салаты. Может вы бы хотели пасту к выбранному вами мясу? К тому же, вы наверняка знаете, что эта таверна славится выбором вкуснейшей выпивки. Мой личный фаворит: вино из одуванчиков, оно обладает приятным вкусом, чем–то похожим на мёд, хотя так же могу выделить сливочный ликёр и полусладкое красное вино. — Вы меня заинтриговали, — губернатор резко перевёл взгляд на Гелиоса, — Мне нравится ваш Бард, Гелиос, где вы его нашли? — Гелиос не ответил. — Что же, в таком случае, я буду вырезку телёнка и пасту. Очень надеюсь, что вы добавляете в неё томатный соус. А на счёт напитков, что ж, я ранее не пробовал одуванчикового вина, так что, не могли бы вы принести бутылочку? — Конечно, будет сделано! Быстрой, грациозной походкой, держа спину ровно, а голову высоко, Псантходис ушёл на кухню. Пасифая как раз заканчивала приготовление еды, выглядела она взволнованно. Подойдя ближе к ней, Минос аккуратно потрепал её волосы. — Наш особый гость хочет вырезку с пастой, просил сделать её с томатным соусом, сможешь? Я пока развлеку их выпивкой и музыкой. — Соусом… Да, такое я могу! Будет готово через десять минут. Минос кивнул головой, тут же продолжив свои хлопоты, спустившись в винный погреб. Найдя хорошо выдержанную бутылку вина, он прихватил с кухни штопор и бокалы, поспешно вернувшись в зал. Пока его не было, Гелиос кажется немного расслабился, между ним и губернатором началась беседа, которую Минос, честно говоря, интересной не нашёл. Кажется они говорили о расширении “Магонии” и открытии нового филиала в поселении, принадлежавшем губернатору. И хоть Псантходис задался парой вопросов по поводу того, какую выгоду от этой сделки получит сам губернатор, в разговор решил не лезть, всё же это дела Гелиоса, а его дело – создать настрой. Поставив бокалы на стол, Минос легко открыл бутылку, взялся за её конец и аккуратно разлил вино по бокалам. Даже удивительно, что его алкоголический стаж сегодня пригодился. Разнеся все заказы по залу, Минос вернулся на своё место, мирно играя музыку, наблюдая за разговором Гелиоса с губернатором. Кажется всё шло гладко, оба мужчины уже были глубоко подшофе, отчего разговор клеился успешнее. Наконец, они пожали руки, чокнулись бокалами и подписали какие–то бумаги. Было приятно видеть, что Гелиос смог добиться своей цели. Поболтав ещё пару минут, губернатор вдруг окликнул Миноса. — Бард, может расскажешь нам какую–нибудь историю? Мой дорогой Гелиос сказал, что ты в этом мастер! Пару секунд Минос ошалело смотрел на губернатора. Историю? Даже не балладу? Давненько такого не было. Обычно люди наоборот пытаются всеми правдами и неправдами избежать такого рода развлечений, а тут вот что. — Что ж, если вы желаете, я мог бы рассказать вам древнюю легенду о сотворении нашего мира, — он встал с кресла, поставив рядом с ним гитару, петь он сейчас явно не сможет. — Валяй, бард, — Сделав ещё один глоток вина, губернатор отклонился на спинку стула. — Дамы и Господа, — Минос вышел на середину зала, — Скажите, можете ли вы себе представить, что когда–то мира, в привычном нам понимании, не существовало? Скажу даже больше, когда–то в бескрайнем пространстве негативной материи обитало всего одно существо. Столь маленькое и незначительное, что сама материя не чувствовала его. Однако, оно обладало разумом, имело потребности, желания и чувства. Оно — маленькое облако ослепительно белой энергии, звало себя Надеждой. Надеждой на светлое будущее, на то, что возможно в этом тёмном и пустом мире оно не одиноко, что есть кто–то ещё, кто смог бы его понять и услышать. Этого надежда желал больше всего, хотел быть услышанным, хотел иметь друга, который смог бы больше, чем мог он сам. В тот момент, родилось Время — лишь ещё один маленький сгусток света, почти равный по размерам надежде. Он не умел мечтать, зато он был умён, чувствовал и понимал куда больше, чем Надежда. С появления Времени что–то переменилось в пустоте вокруг них, словно существование в нём стало сложнее, протяжнее, словно в сердце самого Надежды что–то переменилось. Однако боль его никуда не делась, а одиночество словно обострилось. Эта чёрная пустошь была для него невыносима и тогда в ней родилось ещё два огонька — Пространство и Пустота — два неразлучных брата. Их рождение ознаменовалось кончиной необъятной негативной материи. Весь мир вокруг Драконов, коими решили себя называть сгустки энергии, переменился. Их больше не окружала густая материя, в которой невозможно было двигаться, наоборот, впервые за свою бесконечную жизнь Надежда смог сдвинуться с места, исследовал округу, хотя казалось, что порою он натыкался на странные объекты, которые не мог видеть. Рассказывая людям историю рождения Драконов, Минос то и дело ходил кругами, драматично жестикулируя. Люди молчали, терпеливо выслушивая его рассказ, известный, от силы, сотне людей на всей Маджере. — Тогда родился Свет, служивший светочем знаний, даровавший своим друзьям возможность видеть то, что происходило вокруг них. Хотя увиденное совсем их не обрадовало: Голые бесконечные серые скалы и ничего более. Весь мир состоял исключительно из них. Не было ничего, что привыкли видеть наши глаза. Один лишь взгляд на то, что родилось от неопытных рук Пространства и Пустоты, заставил сердце Надежды ныть от отчаяния. То, что предстало перед ним, никак не вязалось с фантазией о прекрасном мире. Боль и грусть, которые он испытал в тот день, сложно было описать. И тогда, словно отвечая на его разочарование, горы покрылись травой, сгладились, стали мягкими холмами. Отовсюду начали расти деревья, появлялись реки, озёра и моря. В тот день родилась Жизнь. Тогда Надежда понял: Он самый сильный и самый слабый из всех Драконов. Его возможности безграничны, однако он может создавать лишь то, чего поистине желает его сердце. Не было другой возможности контролировать его силы. А всё, чего он хотел — видеть, как зарождается и процветает мир. Как течёт вода, колышется трава. Он был влюблён в творение Жизни, хотел сделать всё, что было в его силах, чтобы оно цвело и становилось лучше. Постепенно, из его желаний родились Кровь и Дыхание, олицетворяющие одиночество и стайный дух. Сердце и Разум, отвечавшие за эмоции и мышление существ. И наконец, Ярость и Рок — необузданные силы, способные лишь на уничтожение, несущие смерть и раздор. Те, кого боятся все, однако чьё рождение было неизбежно. И всё это он делал ради жизни. Жизни, зародившийся на земле, жизни, которой ещё предстояло увидеть свет и конечно же, его Жизни. Некоторое время Минос молчал, позволяя людям переварить информацию, уловить его намёк, не так хорошо читаемый на словах. — Легенда гласит, что тот мир был оставлен Драконами, когда они перестали быть ему нужны. В погоне за счастьем, они продолжали создавать новые миры покидая их, начиная всё снова, и вот, они остановились на нас. Говорят, что они и по сей день существуют где–то в нашем мире, присматривают за нашей планетой и нами. Не просто же так шпили и статуи в их честь всё ещё стоят, в некоторых магазинах всё ещё можно найти подвески с их символикой, возможно услышать их голос и зов, если хорошенько прислушаться к своему сердцу. Знаете, по сей день, я нередко слышу от людей, что живут на этих землях, что они чувствуют какое–то странное влечение. Влечение шпилей. Влечение Богов. И каждый раз, я отвечаю им лишь одно: “Может быть там тебя ожидает судьба, Странник.” Однако нельзя забывать маленького правила: “Если ты желаешь видеть бога, ты должен отдать ему всего себя.” Минос поклонился. Рассказ был окончен. Люди молчали, кажется пытаясь переварить своими пьяными головами, что они только что услышали. — И впрямь интересный рассказ, бард, — Сказал губернатор, — Мне раньше не приходилось слышать подобных историй. А эта страсть в твоём голосе, в твоих движениях. Неподдельная, будто ты и сам глубоко убеждён в правдивости существования этих странных “богов”. — губернатор усмехнулся. — Одного не могу понять, не прими это как грубость, твой рассказ был прекрасен, однако я ещё ни разу не видел столь элегантного, сдержанного барда. Мне всегда казалось, что такие как ты склонны любить выпивку, всё же вы выступает в кабаках, тавернах, как можно не любить пить, если ты всегда окружён спиртным? — Вы приглашаете меня выпить? — Только если ты хочешь, Бард. — Я польщён, Господин Губернатор, однако я завязал. — Неужели Гелиос тебе не позволяет? Это было бы ужасно жестоко, — губернатор вдруг странно посмотрел на Гелиоса, — Если он так обходится со своими работниками, то должен признать, что контракт придётся разорвать. — Нет-нет, всё не так! — Минос громко выдохнул, — Если хотите, я выпью с вами, но только за ваш счёт, — Псантходис сел за стол вместе с губернатором и Гелиосом, довольно улыбнувшись. — Так–то лучше!