Узы из прошлого

Все эти годы она жила с огромной дырой в душе и яростным гневом в голове. Бурным потоком эмоции ненависти проедали светлые мысли, оставляя всё меньше места для альтруистического света веры. Её действия радикальны, слова остры, а голова защищена от бредовых слов людей, которые не хотели ее победы, приносящей свободу. Любому лидеру с кардинальным мировоззрением всегда будут противостоять пацифисты на словах. Только цель была вовсе не в противостоянии с людьми. Они должны были стать ее главными союзниками, понимавшие мотивы их лидера и сами когда-то униженные теми, кто живёт лишь наблюдениями за нижним миром. Поэтому древняя разрушенная цивилизация стала отличными товарищами. Не понаслышке знали, как могут быть беспощадны Боги. Только потом на ее сторону станут некоторые из семи королевств. А давний друг и дорогой сердцу человек, забеспокоившись за ее жизнь и здравый смысл, станет ей противником. Отсюда начинается время безумства и большая расплата. Но несмотря на тёмные произрастания, поселившиеся насквозь в здравом рассудке, смогла спасти тех, кто все эти годы так преданно следовал за ней попятам. А от ее присутствия в этом мире, где оставила огромный след на давнем промежутке времени, превратилось в пыль, поселившаяся в памяти тех немногих долгожителей, что так любили и ненавидели. Боги не могут оставаться в живых, это невозможно. Потому она исчезла из этого мира с хитрой, гордой, самонадеянной ухмылкой, зная лазейки тартара, куда падала ее душа. Столько времени на размышление. А также важные знания, благодаря которым можно уничтожить всё, что пожелаешь. Не так просто уничтожить самих себя, Лжецы на райском острове в небе.

***

Остаётся совсем немного времени до главного праздника года. Жители всего города наконец расслабятся и получат удовольствие. Все так кропотливо работали над приготовлениями, чтобы наконец посвятить время себе и семье в пятнадцать дней пирушки. Всё вокруг цвело и пахло. Во всех уголках города были развешены прекрасные цветы. На дверях весели красочные венки. Всё это великолепно вписывалось в свежесть весенних дней, пришедших совсем недавно. Нельзя сказать, что Террвин как-то почувствовала изменение в климате, но кое-что заметила. Например, ветряные потоки стали более нежными и задорными. Они вскользь проходили по оголённой коже, одаривая волной приятных мурашек, умудрялись кружиться вокруг людей, пускаясь вдогонку за друг дружкой. Кажется, слышен их беззаботный, игривый смешок. У некоторых эти сорванцы сбрасывали головные уборы ради забавы, видя позади себя растерянного жителя Монда. Колокольчики звонко разносили голоса воздушных потоков, передавая каждому жителю города о приходе весеннего праздника. В душе каждого человека трепетало воодушевление и радость. Все ждали завтрашнего дня, чтобы наконец насладиться обществом дорогих людей. На улицах Монда царила лёгкий, едва уловимый трепет, сочившийся из каждого цветка, живого существа, влекомые предпраздничным настроением. Но всё же оставалось немного работёнки, которую ужасно хотелось поскорее закончить. -… Нет же, немного левее и выше, — девушка тяжело вздыхает, укоризненно наблюдая за тщетными попытками повесить правильно цветочную гирлянду. — Ты ничего не смыслишь в прекрасном. Верно, в этом разбираются только истинные аристократы, — Эола гордо задрала голову, откидывая назад прядь цвета морской пены. Террвин и так еле-еле могла стоять на носочке, выпрямляясь во весь возможный рост. С трудом удавалось сохранять равновесие на верхушке ненадёжной стремянки. — Ну так повесь: ты выше и тебе ведь лучше знать, — за всю эту неделю обе не могли найти общий язык. Две стороны не хотели уступать хоть кому-то. Так вот горделивый характер. — Я руковожу процессом, что и должен делать человек благородных кровей. А если не будешь слушаться, то это верх невежества. Обещаю, что обязательно отомщу в таком случае, — Эмбер говорила, что у неё странное общение и всё это лишь напускной фарс. Как бы Террвин была не придирчива к собеседнику и товарищу по работе, но этот рыцарь никак не вписывался в её рамки понимания. Сложна не только в коммуникабельности, а также не стремилась пойти на уступки, только в редких исключениях и только в случае скаута, с которой имела необычно дружескую связь. — Ты хоть блокнот заведи со списком. А то похоже все мои грешки подзабыла — списочек-то большой. — Хорошая идея. Но я помню всё: от сказанной не так моей фамилии до пролитого вина, — у неё была хорошая память, особенно на неприятные моменты в её сторону. — Да там пару капель упало. — Это сути не меняет, Террвин, — Эола скрестила руки на груди, прожигая смеренным, спокойным взглядом спину путешественницы. В конце короткой беседы послышался только усталый вздох. Не было никакого желания спорить со стеной, которая «обязательно припомнит». Ясно ведь, что это лишь слова и её своеобразные шутки, которые Террвин, бывало, не различала с реальными угрозами. Всё это время, с момента знакомства с рыцарем Морская Пена, не раз можно было поймать осуждающие взгляды, отнюдь направленные не в сторону путешественницы. Не раз видела, какие грубости кидают в сторону девушки, одаривая всегда неприятной колкостью. В фиолетово-жёлтых глазах, казалось, на миг пробегала обида и оскорблённость, но потом на замену приходила обыденная гордость и самоуважение, выстраивая вокруг её личности неприступные баррикады, не пропускающие к её душе непростительные грубости. С самого раннего детства аристократов учили правильному поведению в высшем обществе, строго следили за каждым движением и словом детей. Суровый контроль превращает детей в педантов и снобов, умеющих достойно держаться в обществе при любом обстоятельстве. Возможно немного Террвин всё же соболезновала её прошлому и такому отношению мирных жителей Монда к ней. Но не исключала, что может совсем чуть-чуть Эола сама была виновата. Потому что она раздражала местами и её тоже, но Террвин пыталась закрывать на это глаза, переводя её придирчивый нрав в какую-нибудь более очевидную шутку. Наконец повесив гирлянду так, как того сама хотела рыцарь Морская Пена, начала развешивать колокольчики, покрытые золотистым блеском. Но вот и вовремя подоспела Эмбер, ушедшая десять минут назад за едой. — А вот и я! Наконец вы можете сделать перерыв и вкусно поесть! — скаут радостно подняла руки, показывая еду. Сегодня она светилась куда ярче, понимая, что уже завтра будет праздник, который ждала с мучительным нетерпением, всё время рассказывая о Луди Гарпастум Эоле, но чаще всего Террвин. В первые дни это слушать было интересно, но дальше походило на навязывание, какую-то пропаганду. Эмбер такая Эмбер. За такой взрывной характер никто не имел право даже коситься в её сторону, потому что она дарила благоговение, за что путешественница ей была премного благодарна. — Так, всего было понемногу, поэтому выбирайте, что вы хотите: куриный шашлычок с грибами, рыбный шашлычок, редисовые шарики, — Эола тут же выбрала куриный шашлычок, ссылаясь на то, что это полезно и вкусно. Террвин, не отрываясь от работы, оценивающе кинула взгляд на блюда. Но тут же краем глаза кого-то заметила, решившая не отвлекаться на вроде как знакомые элементы одежды, продолжила думать, что бы она лучше съела. Как вдруг подул довольно сильный ветер, быстро блуждающий, совсем не приглашённый. Порывом подбирал лежащие на каменной плитке украшения, но не трогающий уже украшающие стены цветы. Но смог с большой силой качнуть стремянку, словно это была его главная цель. Террвин качнуло сильно, и, не успевшая сообразить за что бы зацепиться, потеряла равновесие вовсе. А слабые ветерки пробегали мимо, чтобы, не дай бог, не попасть под девушку, хихикая. Кажется, время замедлилось, а сердце тут же пустилось в бешенный пляс, доносясь где-то в горле мощными импульсами. В голове похолодело, мысли исчезли, только бой барабанов в висках. Рыжие пряди закрыли глаза, поэтому Террвин не заметила, как девушки отреагировали, пытаясь успеть. Девушка даже прикрыла глаза от мимолётного испуга и паники, которая пустилась по всему телу, не давая пошевелить даже пальцем. Через секунду почувствовала давление в ногах и спине. Но вот по какой-то причине не было ни адской боли, которую она себе представляла, ни твёрдого приземления. Только под коленями и в правом плече что-то сжимало: крепко и надёжно. Террвин сразу же подумала, что девушки успели поймать ее, скорее всего Эола, так как единственная, кто бы смог ее удержать и так крепко. Но затем рядом, но не прям над ухом, услышала обеспокоенные голоса обеих, а потом уже и спасителя. — Ого, какая приятная неожиданность, я, конечно, знал, что девушки готовы падать мне в руки, но не буквально же, — Террвин убрала с лица рыжие пряди, потерявшись совсем в пространстве и не улавливая суть происходящего. Но вскоре растерянный взгляд сменился на удивлённый вперемешку с саркастическими нотками. Было большой неожиданностью встретить капитана кавалерии в такой вот момент. Свои остроумные колкости оставил при себе, и это немного сняло напряжение после несостоявшегося падения на каменную поверхность. — Никогда не думала, что мужчины будут носить меня на руках, — она предала своему голосу немного возмущения, на что Кейа только усмехнулся, осознавая, что следовало ждать такого ответа. — А теперь позвольте избавиться от ваших объятий. — Хм, как странно… Я не слышу слов благодарностей. — Вот окажусь в вертикальном положении, а потом хоть расцелую в знак благодарности, — Кейа тут же аккуратно опустил. — Давайте всё же без фанатизма. Пару приятных слов, думаю, достаточно, — на это Террвин лишь гордо усмехнулась, поправляя подол сарафана, отлично подходящего для весенних лёгких деньков. В такую свежесть и благоговение хотелось одеть что-то простое и отправиться на прогулку, с восхищением наблюдая за дивной, многогранной природой. — Забавно, — видимо капитан хотел что-то ответить, но девушки тоже подали голос, напоминая об их присутствии. — Террвин! Сэр Кейа, здравствуйте, — Эмбер осмотрела её и как надо поздоровалась с уважительным человеком Ордо Фавониус. Бывало Кейа казался ей странным, сам себе на уме, но она считалась с ним по статусу и видела все его заслуги, помогающие жителям Монда. Всё же он капитан кавалерии. Эола подошла следом за скаутом, решившая тоже узнать о состоянии Террвин лично, только сухо бросила приветствие Кейе, а тот только приветливо, в его манере, улыбнулся. — Если вы пришли проверить нашу работу, то в этом нет необходимости. Всё выполнено идеально, потому что я всем руководила, — всё же Террвин немного привыкла к ее стилю общения, это даже выглядело немного забавным. Она саркастично преподносит себя, но это вовсе не ее надуманное эго. — О нет, я совсем не за этим пришёл, — затем он повернул голову назад, заострив внимание на угле дома. Дружелюбная улыбка озарила его лицо. — Ну же, смелее. Не бойся, она сегодня не такая злая и, вроде как, не собирается отпускать преступников, ха-ха, — путешественница непонимающе проморгалась, а затем поняла, кого так описал капитан. Вечное кидание колкостей в друг друга было обычным, даже за эту неделю, когда встреча с ним была не раз. Понимала, что без надзора ее не оставят, а роль некой связующей ей вовсе не нравилось. Не нравится, но надо терпеть. Ей тоже было выгодно схватить за руку того поджигателя. Уж слишком много вопросов, непоняток, мысли с которыми становились бездонной ямой, с кипой черных очерков. Террвин перевела внимание на то, куда был направлен весь интерес Кейи. Как из-за угла сначала показалась ярко-рыжая макушка, переливающаяся немного золотистым. А потом и половина головы. Большие испуганные глаза смущённо смотрели на мужчину, прикрываясь стеной, словно это было одеяло, защищающее ночью от страшных, уродливых монстров. — Ну же, Отто, — рыцарь уже начал подталкивать мальчика в спину, но тот упирался пятками всеми силами. — Сам же упрашивал увидеть её, — он ответил что-то Кейе неразборчиво и тихо. Террвин непонимающе смотрела на эту картину, вспоминая, где же могла видеть эту знакомую рыжую макушку. Прям как у нее. А потом все же поняла и вспомнила деревню в лесу. И тот всепоглощающий жар, не имеющий чувства насыщения и жалости. Уничтожал все на своём пути: многолетние, полные жизни дубы, зелёную влажную траву, живых людей. Помнит, что увидела в обугленных стенах дома Отто. Помнила, кто это натворил. Но отпустила его самолично, испугавшись новых смертей от его чёрной разрушительной магии. Он в упор стоял тогда с капитаном кавалерии, хищно улыбаясь, пылающий страстью показать невероятную силу смертоносной стихии. Террвин сама подошла к ребёнку и присела перед ним на колено, пока тот воротил нос, не замечая ее. А когда наконец заметил, то бежать было поздно. — Я тебя помню… Отто, — на ее лице появилась приветливая улыбка, искренне милая. Ребёнок немного расслабился, но всё так же смущённый не смотрел в ее сторону. — Этот рыцарь в повязке сказал, что ты хотел меня увидеть, — офицер Ордо Фавониус подтолкнул мальчишку, на что тот с чувством предательства зыркнул на мужчину. Потом, все же взяв себя в руки, полез в кармашек, настойчиво ища нужную вещь. Дрожащие детские руки бережно держали какой-то маленький предмет, сделанный из дерева. Он был нежно прикрыт ладошками, точно защищённый от внешнего мира. Словно держал нечто живое и хрупкое, боясь причинять какой-либо вред вещи, дорогой сердцу. Отто протягивает руки и медленно раскрывает ладошки, всё также аккуратно заботясь о подарке. Террвин внимательно всмотрелась в деревяшку, но потом поняла, что она имеет сложную фигуру, кропотливо выструженная детскими руками. Фигурка напоминала птичку крапивник, которую не составляло огромного труда вырезать, особенно ребёнку, из-за своих округлых форм и не таких многочисленных деталей. — Вот, это тебе, — наконец подал голос мальчик, — это крапивник. Она означает мудрость и… не важно. Хочу, чтобы это было у тебя как оберег. Она помогает от всяких несчастий. Ты же вроде как путешественница… Это то, что нужно, — Отто всё никак не мог посмотреть в сторону своей спасительницы. Он сжимал конец тонкой кофты, собираясь ещё что-то сказать. — Это благодарность за… сама знаешь, — у него не было ни малейшего желания вспоминать прошлое, дарившее ужасающие черные картины, вперемешку с больным, душераздирающим криком родных, делающих всё, чтобы спасти своё дитя, даже остаться углями. Возможно лучше увидеть в шестилетнем возрасте, чем когда уже всё осознаешь. Но Террвин не была психологом, и все эти размышления показались ей лицемерными. В любом возрасте терять родных ужасно, этого мальчик никогда не забудет. А мстить подавно не имеет смысла. Ещё одна причина отыскать того психопата, не церемонясь с ним вовсе. Террвин берёт птичку двумя пальцами осторожно, не дай бог повредить такие старания. Кладёт ее в верхний кармашек у сердца белой рубашки, рядом с лямкой от сарафана. — Вот, теперь он точно защитит меня от всяких бед, — мальчик кивнул и захотел уже поскорее уйти отсюда из-за смущения, но неожиданно для него и для путешественницы, она его завлекает в крепкие объятия. Как никто другой понимала, каково терять родителей в таком раннем возрасте, но смирилась и продолжила двигаться дальше, храня яркие воспоминания о них. С теплотой, но совсем не с грустью, вспоминала важных людей. Не нужно грустить над умершими. — Спасибо, Отто, — Террвин помедлила, размышляя о своей задумке. Как никто понимала, насколько важна отстраненность от проблем, решить которые сможет только время и сила воли, взятая в кулак. — Послушай, Отто, не хочешь пойти завтра на ярмарку в честь Луди Гарпастум? — мальчик удивлённо уставился на девушку и сдержанно кивнул. — Я ещё никогда не праздновал Луди Гарпастум. А хотелось, но никак не выходило у… — Отто сжался и начал активнее мять край кофты, — я буду рад. — В этом мы с тобой похожи. Я тоже первый раз буду праздновать Луди Гарпастум. Вместе тогда будем удивляться и радоваться, — она взлохматила его рыжие длинные волосы и напоследок задорно улыбнулась.

***

Видела ли Террвин истину в словах многочисленных продавцов — она не знала. Но с раннего детства чувствовала ложь в других. Были люди, которые врали отлично и профессионально, занимавшиеся этим всю жизнь, жили этим, обманывая других. Истинных лжецов было мало. В слова тех можно было поверить без всяких сомнений, даже если будут утверждать, что относятся к Богам Селестии. Бред и абсурд, но хорошо покрытый тонкой плёнкой золотой правды. Только это золотое напыление. Проведёшь один раз железной губкой и увидишь обычную, ничем не примечательную медь. Террвин это видела во многих. Видела в Кейе, пока тот пытался допросить её, в продавцах. Можно было избежать её намётанного глаза и природного радара, только если что-то не договаривать или переводить тему. Но ей, бывало, трудно догадаться об этом, когда начинал о чём-то лепетать кое-кто. Её предчувствие подводило. Это не могло не тревожить. Оно помогало ей в многочисленных путешествиях. Так она ещё жива. И сейчас, смотря на великое множество побрякушек, видела в глазах и слышала в голосе красивую ложь, но совсем не такую цельную. Она шла от прилавка к прилавку. — Почему не купить ту фигурку? Она мне нравится, — Террвин не перестала всматриваться в птичек, лисичек и всякую другую неживую живность. — Ты сам сказал, что хочешь птичку из берёзы. Вот я и ищу тебе из берёзы, а не из какого-то там дуба. — Но дуб тоже хорош. Он твёрдый, плотный и очень красивый при резьбе из-за своей текстуры. Особенно ценится мореный дуб — это дуб, который пролежал долгое время в воде и… — Террвин закатила глаза, но в голове подметила, насколько хорошо мальчик разбирается в своём ремесле. Скорее всего всему его научил отец. Древесина кругом в его родном поселении. Конечно, Отто хотел похвастаться своими знаниями, которые были новы для путешественницы, поэтому немного слушала, о чём рассказывал так увлечённо ребёнок. — Ты уж определись, что именно хочешь, — мальчик призадумался, внимательно разглядывая игрушки. А потом пожал плечами. — Я хотел берёзу, но теперь хочу ясень, а может… яблоню, — было ясно, что он сам не знал, чего так желал. Это доставило Террвин дискомфорт. Сама она засматривалась на книжный стеллаж, привлекающий её с самого начала, как только той стоило войти в район лавок. — Вот что, ты пока разберись, чего хочешь. Ну там посмотри всё, подметь что-то для себя… А потом позовёшь меня. Я буду вон там, — она показала жестом в сторону книжной лавки. — Договорились? — Отто только кивнул, и путешественница радостно отошла немного от него, дабы погрузиться в литературу. Улицы весело гудели и ломились от большого количества радостных людей. Там весело резвятся дети на конкурсах и пляшут вокруг многочисленных бардов, активно танцующих и напевающих свои песни. Террвин с трудом удавалось протиснуться сквозь большую группу друзей, не замечающих никого, кроме шуток друг друга и заинтересовавшего их товара. Пройдя немного в пустое пространство, где можно наконец было вздохнуть, с неба чуть бы не врезается в неё планерист, оказавшийся над многочисленными людьми по своей неопытности. Резвые, шаловливые ветерки в такт сопровождали веселящихся, проскальзывая под одежду. Праздничная атмосфера угоняла все тревоги и печали, накопившиеся за этот год. Всё внимание было приковано к ожидаемому подбору чтива, но вот угол периферического зрения зацепило нечто неясное. Оно светилось голубоватым светом, а в середине шарообразного, размытого у краёв света, проглядывался еле заметный белый силуэт. Очертания его были не очень ясны. Свет этого нечто был неярким из-за светлого времени суток, но можно было заметить, как оно мерцало. Мерцало в такт словам, которые были не слышны, но ощущались. Сославшись на иллюзии разума, Террвин лишь махнула головой и направилась дальше по своему важному делу. Выбрать увлекательное чтиво — дело непростое, но довольно занимательное. Множество романов из самых разных стран. Больше всего рекомендовали из Инадзумы, ссылаясь на интересные сюжеты и наклонность дивной культуры страны Электро Архонта. Хотелось немного больше узнать про Инадзуму, кроме факта, что она закрыта от посторонних. Но внимание упало на книгу из Ли Юэ. Сказка, но название такое… странно-взбудораживающее. Где-то Террвин слышала об этом. Не смогла побороть желание купить именно её. Если бы она могла, то купила ещё одну, но Отто ждал фигурку, которую Террвин с её доброй волей пообещала. Ему куда важнее маленькая радость, чем ей возможный непонравившийся сюжет. Любила изысканные сюжеты, придирчива к персонажам и смыслу. В книгах можно было больше узнать о менталитете народа и их обычаях. Террвин кладёт книгу в наплечную сумку, ища попутно Отто, который, кажется, совсем не выбрал ничего. Он стоял возле прилавка, на котором раннее путешественница заострила внимание из-за светлячка. От этой мысли в душе неожиданно поселился удушающий дискомфорт, от которого невозможно вздохнуть полной грудью. Боль начала разливаться по всему телу, забивая голову только собой, царапая стенки защиты. Это была вовсе не физическая боль. Многолетняя, безумная, такая адская боль, перемешанная со смирением. Чувствуются леденящие слёзы мольбы. Оно больше не просит о помощи, а только смотрит пустыми стеклянными глазами на свою решётку. Но она слышит этот непонятный шёпот, похожий на писк комара. Оно могло говорить.