Honeymoon

Драко Малфой стоял, облокотившись на обеденный стол. Предмет мебели был выполнен из красного дерева, боковые секции его были украшены изразцами с незамысловатыми узорами. Внутренние грани ножек сужались от начала до конца и закручивались ближе к полу. Стол отлично вписывался в общий антураж комнаты, выполненной в стиле «Ампир». На столе, в куче бумаг, стояла квадратная золотая пепельница, расписанная цветами и украшенная драгоценными камнями. Малфой старательно стряхивал в неё пепел от сигареты в курительном мундштуке, который держал в левой руке. Блондин был облачён в белую рубашку, верхние пуговицы которой были расстёгнуты, шёлковый камербанд, плотно прилегающий к его тонкой талии, и однобортный чёрный пиджак. Пуговицы на пиджаке были застёгнуты, стрелки на свободных брюках отглажены, чёрные лаковые ботинки на шнурках были отчищены до блеска. Волосы аккуратно уложены, а его поза неподвижна, он только качал рукой от своего рта к пепельнице. Малфой был живой мечтой перфекциониста. Под потолком висела люстра с огромным количеством маленьких хрустальных подвесок в несколько рядов и таких же имитированных оплавленных свеч в рожках. Люстра давала немного жёлто-оранжевого приглушённого света. На тёмно-бордовом бархатном диване с большими каретными стяжками и золотыми пуговицами сидел Теодор Нотт. Жёлтый костюмный жилет на белой рубашке обтягивал торс шатена, такого же цвета пиджак был полностью расстёгнут, жёлтая бабочка на вороте съехала чуть в бок. Штаны свободного кроя были немного подвёрнуты, из-под брюк виднелись белые носки, обут он был в молочно-жёлтые лаковые ботинки на шнуровке. Нотт, всем своим видом, создавал удивительный контраст с тёмным антуражем комнаты. На подлокотнике дивана стояло маленькое блюдце с тремя белыми дорожками и скрученной, в тонкую трубочку, купюрой. Тео сидел, сложив пальцы домиком, отбивая ими ритм друг по другу, немного сгорбив спину, и внимательно наблюдал за Гермионой Грейнджер. Юноша, то правую ногу укладывал на левую, то левую на правую. Потом глубоко вздохнул, зажмурившись, и элегантно зажав одну ноздрю, опустился лицом к блюду. Гермиона стояла в облегающем тёмно-зелёном, скроенном по диагонали вечернем платье без спинки, с завязками на шее. На тонкой шее висело ожерелье из зелёных сапфиров, на руке браслет из таких же камней, а на голове был скручен небрежный пучок, из которого выбивались кудряшки. На ногах красовались чёрные туфли на высоком каблуке. В руках она держала бокал с золотой каймой и вязкой багровой жидкостью внутри. Грейнджер стояла спиной к Нотту, боком к Малфою и смотрела на себя в зеркало с позолоченной рамой. Драко докурил сигарету и, сложив руки перед собой, продолжил неподвижно стоять. Теодор начал очень быстро трясти ногой и шмыгать носом, он бегал глазами по помещению и как будто что-то искал. Нарушал тишину только нос Нотта и сдавленные стоны, доносящиеся с пола. Ковра не было, только круговой рисунок на паркете, в середине которого, на боку, подтянув ноги до груди, лежала голая девушка. На некоторых участках её тела сквозили свежие кровоподтёки. Кажется, никто в комнате не замечал девушку на полу. Гермиона продолжала внимательно разглядывать себя в зеркало и иногда отпивать из бокала. В отражении она видела Нотта на диване и Малфоя у стола. Тео грациозно вытянул ногу в блестящем ботинке вперёд, чуть-чуть не дотянувшись до лица девушки и накинул на левую ногу правую. Он, вдруг, расплылся в широкой улыбке и принялся активно жестикулировать кистями руками. — Я родился таким хилым и уродливым…врачи говорили, что я и суток не проживу, — быстро и отрывисто начал говорить Тео. Oн начал смеяться, но потом быстро опомнился и опять принялся трогать пальцами нос. — И вот, мне сто пятнадцать! Малфой поднял на него затуманенный взгляд. Его серые глаза впились в силуэт Нотта, но он, кажется, этого не замечал. Гермиона просто наблюдала за кудрявым шатеном в зеркало и чего-то ждала. — Мы поняли, что ты самый старый из нас, — всё так же не двигаясь, протянул Драко. — Я предпочитаю, не самый старый, а самый опытный. В один миг Теодор встрепенулся, подскочил, и встал на колени рядом с девушкой на полу. Схватив её за плечи, и развернув к себе, вдавливая в холодный пол, он не давал ей возможности вырваться. — Тихо, — прошептал плачущей девушке на ухо Нотт и прикусил её за мочку, проводя тыльной стороной ладони по её мокрой скуле. Грейнджер повела бровью. Малфой усмехнулся. Он не отводил заинтересованного взгляда от неё, а она от отражения Теодора и девушки в зеркале. Когда Нотту наскучило просто трогать и пугать бедняжку, он немного наклонился к ней, в одну секунду повёл носом, открыл неправдоподобно большой рот с двумя аккуратными клыками, и вонзил их в шею девушке. Одной рукой он зажал ей рот, другой, всё ещё удерживал её за плечи. Грейнджер безразлично отвернулась и подошла к столу, где Драко продолжал стоять как истукан, смотря, то на жизнедеятельность на полу, то на Грейнджер. Девушка открыла ящик, потянув за резную ручку, достала оттуда золотой портсигар и сигарету. Малфой выхватил из кармана брюк зажигалку и помог Гермионе подкурить. — Вы слишком опошляете этот процесс, — выпуская дым изо рта, заметила Гермиона, вставая рядом с Малфоей, опираясь на стол. — Прошу заметить, не я, а Теодор. С пола доносилось не то чавканье, не то рычание. Видны были лишь тёмные кудри Нотта, которые сотрясались над шеей девушки. — Я предпочитаю не издеваться над людьми перед их смертью. Весь этот скулёж ужасно портит аппетит. Грейнджер вскинула брови и с улыбкой вопросительно посмотрела на своего собеседника. — Хорошо, — усмехнулся Драко. — Я предпочитаю не издеваться над женщинами. — Так мы вам и поверили, — Нотт уже лежал на диване. Кожа и белая рубашка были испачканы алой кровью. Он с особым наслаждением облизывал длинные бледные пальцы и улыбался. — Шёл бы ты к дьяволу, Нотт. Теодор в ответ похлопал длинными ресницами и состроил жалостливую гримасу. — Знаешь, милочка, если бы не сумасбродство Малфоя, я бы никогда в жизни не остановился. Кусал бы и кусал. Чувствовал, как твоя нежная мягкая кожа плавится под моими клыками, как тёплая кровь переполняет меня. А ты молила бы меня, как грешница, не останавливаться. Скажи, я же делаю это вполне терпимо, даже не больно! — Нотт прикрыл глаза от наслаждения. За целый год жизни в поместье Теодора в самом центре Британии, Грейнджер не привыкла к его столь откровенным речам. Она привыкла только к невероятной болтливости. Гермиона знала, кажется, всё о его долгой жизни. Да и Нотт был не особо скрытным человеком. «Увлечённости» своего самого близкого друга он доверился сразу. Может, конечно, это было следствием того, что Теодор был намерен позавтракать девушкой, однако, Малфой с драматическими возмущёнными восклицаниями отлепил друга от Грейнджер, аргументируя это тем, что он никогда не видел такой "прекрасной девственной красоты". Тео не особо сопротивлялся, только проворчал что-то том, что надо начинать пить кровь девственниц, хотя бы ради того, что это роскошно звучит, и успокоился. Ему было жутко скучно. Он был рад любым изменениям в жизни. И сейчас Теодор болтал без умолку. — Очень долгая жизнь имеет свои недостатки. Эмоции притупляются, ничего не интересно. — Это у тебя эмоции притупляются? — засмеялся Драко, — Да ты самый страстный, пылкий и эмфатический человек из нас всех. Нотт широко, без зубов, так, что у него появились ямочки на щеках, улыбнулся и слегка дрожащей рукой заправил воображаемую прядку волос за ухо. — Спасибо голландским врачам. Прописали отличные лекарства от депрессии. Прописан Теодору был обычный кокаин, который он начинал употреблять каждый раз, когда нервничал, иногда когда скучал. А нервничал и скучал юноша часто. *** На улице стояла чистая августовская ночь. Только что прекратился дождь, мерцали звёзды, свежий воздух обволакивал тела двух молодых людей. Драко с Гермионой шли по тропинке, тянувшейся сначала вдоль реки, потом вдоль замшелой каменной стены, ограждавшей старый бассейн, и наконец сворачивавшей в дубовую рощу. Поместье Нотта было невероятных размеров. По нему можно было гулять часами и найти сколько угодно уединённых мест. Летняя прохлада казалась благословением. Миновав узкую железную калитку и пройдя мимо рододендронов, окаймлявших низкую изгородь, они оказались у большого неработающего фонтана, представляющего собой две обнаженные бронзовые фигуры мужчины и женщины, держащиеся за руки и танцующие над водой. Вокруг них были расположены четыре статуи детей, как бы выходящих из воды. Поверх белой рубашки Драко красовался тёмно-красный джемпер крупной вязки. Узкие чёрные брюки были идеально, как и всегда, выглажены. Дорогие оксфорды, в тон брюкам, шагали по дорожке, вымощенной камнем. Белоснежные волосы, обычно прямые и причёсанные, вились из-за сырости на улице. На Гермионе была белая шёлковая блуза с глухим воротником и серебристо-серая юбка из тонкого, мягкого бархата. По дороге она отстукивала белыми туфельками на небольшом каблуке. Малфой сел на край чаши фонтана и поманил за собой Гермиону. Она легла головой на бёдра блондина и подогнула ноги под себя. Драко начал поглаживать кудрявую голову Гермионы. — Прости Теодора за сегодняшний вертеп, — нарушил тишину юноша. — Ты каждый раз просишь за него прощения, как в первый раз. Я не злюсь ни на тебя, ни на него. Никогда особенно не злилась. — Я знаю. Просто каждый раз хочется попросить прощения. Гермиона развернулась лицом к небу и протянул руку к щекам Малфоя. — Теодор хороший, — она улыбнулась и в глазах заиграли зелёные искорки, — Он хороший человек и друг. Просто иногда очень... — Импульсивен, — помог Драко. — Или уязвим. Под импульсивностью подразумевалась самовлюблённость, склонность к садомазохизму, безнравственность и обожание вульгарного кровопролития. К уязвимости можно было отнести доверчивость, сентиментальность, лиричность и излишнюю эмоциональность. Когда все эти чувства смешивались воедино, получался совершенно непонятный для окружающих, нервный, чуточку истеричный, манерный, но при этом добрый человек. Сейчас он тихо посапывал на своей постели под белым атласным покрывалом, вдыхал аромат чистых простыней. Рядом с ним на деревянной тумбе лежал роман Вирджинии Вулф «Волны». Смотря на шатена, можно было подумать, что он самый обычный человек, не терзавший четыре часа назад женщину на полу. Перед сном в голове Тео вертелась только одна: «Джинни бы не одобрила»¹. — Гермиона, ты-прекрасная женщина. — Повторил он в сотый раз, — улыбнулась девушка. Грейнджер поднялась с колен юноши и сидя, крепко прижалась лицом к его груди, чувствуя острые ключицы, сквозь несколько слоёв одежды. *** — А я знаю, что вы вчера обжимались у фонтана... — поигрывая бровями, кокетливо сказал Тео. — А я вот не знал, что тебе по прежнему пятнадцать, — передразнил друга Малфой, имитируя его голос. Драко стоял за спиной Гермионы и аккуратно зашнуровывал ей белый корсет с кружевной отделкой, а напротив них маячил Теодор. —...А потом наверное трахались в библиотеке, — не слушая друга продолжил Нотт. Он поймал недовольный взгляд из-за спины девушки. — Ну это же классика, — пожал плечами Тео. Драко так сильно потянул за ленту в шнуровке корсета, что Гермиона вздрогнула. *** Трое молодых людей сидели за огромным обеденным столом. Он выглядел почти как стол в кабинете, только менее пафосный. Стол был в три раза больше и длиннее, а выполнен из вишнёвого дерева. В середине, на кружевной салфетке, стояла старинная ваза из настоящего мейсенского фарфора с пышным букетом живых цветов: белые лилии и орхидеи, сиреневые гладиолусы, буплерум и рускус. Теодор восседал во главе стола и отбивал пальцами какой-то ритм, качая при это носом туфли. Он был в белой накрахмаленной рубашке с подвёрнутыми рукавами, тёмных брюках и ботинках. Рядом с его рукой стояла чашка горячего кофе. Закончив колотить пальцами по столешнице, Тео достал из кармана брюк маленькую колбочку с пробкой, откупорил её и вылил красную густую жидкость в свой горячий напиток, кинул туда же один кубик сахара. Потом взял с блюдца бронзовую чайную ложечку, быстро всё перемешал и стукнув ею по ободку чашки, отложил в сторону. Получив в руки газету и попивая свой «Коретто», в котором вместо бренди была кровь, начал одним глазом наблюдать за сладкой парочкой, которая мило щебетала на другом конце стола. ­­­ Гермиона сидела в белом длинном, идущим по фигуре до талии, батистовом платье с перламутровыми пуговицами и корсетом, который был затянут ранним утром Малфоем. На ногах у неё были белые балетки. Девушка медленно поедала омлет и пила персиковый чай, в который, как и в зелёный чай Малфоя, была добавлена кровь. Драко сидел очень близко к девушке и постукивал чайной ложкой по яйцу в бронзовой рюмке с тонкой ножкой. Блондин был облачён во вчерашний чёрный костюм, только вместо камербанда на его талии был костюмный жилет и отсутствовал пиджак. — Если ты хочешь помучать Теодора, то можешь попросить его помочь подобрать тебе туалет на вечер, — завтракая яйцом в смятку предложил Драко. — Это не Теодора помучить, а меня. Нотт на другом конце стола изогнул бровь и чуть выглянул из-за газеты, ожидая объяснений. — Что же я, такой плохой друг? — Очень хороший друг, милый мой Тео, просто ближе к вечеру ты будешь... — Гермиона замолчала и провела костяшкой большого пальца по левому крылу носа. — ...Очень весел. А я в следствие этого появлюсь на приёме либо полуголой, либо разодетой как шут. Драко улыбнулся, а Тео скорчил угрожающе брезгливую гримасу, вскинул брови, тряхнул газетой и откинулся на спинку своего стула. *** На улице светало. Последние гости разошлись. Солнце поднималось над горизонтом, окрашивая облака и небо в розовый, оранжевый и фиолетово-перламутровый оттенок. Птички тихо щебетали, дул прохладный утренний ветерок. Среди всей этой природной умиротворённости слышался людской приглушённый голос, а потом смех. Нотт и Малфой с Грейнджер в обнимку сидели на берегу маленького пруда в окружении камышей и полевых цветов, в воде плавали кувшинки и квакали лягушки. Юноши были одеты в строгие чёрные костюмы-тройки. Пиджак Драко был расстёгнут, а пиджак Тео лежал рядом с ними на траве. Гермиона рядом с ними восседала в муаровом приталенном платье в пол с глубоким вырезом цвета увядающей розы. Обувь на ней была в тон платья. Красивые розовые мюли. Драко держал в руке бутылку красного вина «Pétrus». Его плечи содрогались от беззвучного смеха, глаза были приоткрыты, а рот расплылся в широкой улыбке. В отличие от своего друга, Тео и Гермиона, по обе стороны от него, заливались смехом чуть ли не до слёз. Их тёмные кудряшки, одни длинные и шелковистые, другие короткие и жёсткие, мерцали перед его бледно-серыми глазами. От одних веяло целомудренностью, любовью, алиссумой, шампанским и оливковым маслом для рук. От другой макушки тянулся запах беспечности, сладострастия, каких-то пряностей, брусники и резкий запах свежей крови.