Мёртвый анархист

      Холодный ветер с дождем усиливался с какой секундой, заливал мелкими каплями глаза, обжигал гортань при каждом вздохе.

Почему осенью настолько мерзкая погода?

      Превозмогая разбушевавшуюся стихию и желание повернуть назад, Саша, укутанная в шарф и длинный кожаный плащ, нехотя достала руку из кармана. В кулаке она сжимала изрядно помятый и измокший клочок бумаги- билет на концерт «Шутов». Зачем она идёт туда? Из-за Миши. Девушка давно его не видела, очень давно.       Отношения Саши с Горшком изначально не были какими-то особенно близкими. Они были близки ровно в той же степени, что и двое пьянчуг, которые, видя друг друга в первый и последний раз в жизни, под градусом, готовы держаться за руки и вопить что они- лучшие друзья навек. По крайней мере, так к этому, по мнению Саши, относился Миша. Если в какой-то момент Шура и начала питать надежды, что стала кем-то особенным для этого чертёнка, то сейчас она осознавала, что является не более чем очередной его «хорошей знакомой». И правда, она ведь не выделилась ничем, кроме чудаковатых рассказов о будущем. Он говорил что верит, но было ли это правдой? Может, Миша просто посчитал этот бред последствиями шока после инцидента на 9ом и хотел поддержать? Девушке это было совершенно непонятно. Во всяком случае, он видел айпад- неоспоримый факт межвременных путешествий.       Все ещё удерживая в одной руке билет, трепыхающийся, словно флаг на ветру, Саша достала из все того же кармана пачку с сигаретами, к которым успела пристраститься за последние месяцы. Страшно подумать: вот уже пол года она пребывает в прошлом, вот уже как пол года знакома лично со своим кумиром детства и вот уже как чертовых пол года она не знает, что ей делать, кроме как подрабатывать в магазинчике с «отменно вкусным пивом», в который когда-то привёл ее Горшок.       Повернувшись спиной к нарастающему с каждой секундой ливню, девушка наскоро закурила, удивляясь, что вообще смогла подпалить сигарету. Затянулась.       Едкий дым, ставший уже по-своему родным, наполнил легкие, слегка расслабил. Этого было достаточно.       Натянув на голову шарф в тщетной надежде не промочить и без того напрочь вымокшие волосы, шатенка побрела по знакомым питерским улочкам в сторону клуба.

Надеюсь, что эту бумажку-промакашку примут

      Отряхнув глянцевый билет от крупных капель и окинув его в последний раз взглядом, Саша протянула его охраннику, стоявшему у входа в небольшое футуристичное серое здание, напоминавшее скорее заброшку, чем клуб. Мужчина, взяв бумажку, одобрительно кивнул и открыл массивную железную дверь, находящуюся за его спиной. Странно, что на улице совсем не было людей, хотя концерт должен был вот-вот начаться.       Очутившись в темном узком коридоре, практически наугад, девушка нашла вход в помещение, представляющееся собой место, где можно оставить какие- нибудь личные вещи. Раздевалкой это назвать можно было лишь с огромным трудом, поскольку в комнатке помимо расставленных вдоль стен полок ничего не было. Кинув плащ поверх чей-то одежды, девушка спешно покинула помещение. Приглушенные звуки, доносившиеся с лестницы, ведущей в сам клуб, говорили о том, что выступление уже началось.       В зале было до одури душно и тесно. Народ уже был разогрет и требовал ещё больше жару. Находясь у самой лестницы, в самом отдаленном краю от сцены, Саша, тяжело вздохнув, начала медленно, но уверенно пробираться через взмокшие то ли от пота, то ли от бушевавшего вне стен здания дождя тела, мерцающие в свете неоновых ламп под потолком.       Добравшись практически до самой сцены, под общие пляски, девушка помахала Горшеневу рукой, но, как и следовало ожидать, осталась незамеченной.       Князь и Горшок во всю горланили «Камнем по голове» — только что вышедшую песню, которую все уже знали наизусть по пиратским дискам, непонятно как успевшим распространиться по Петербургу за считаные дни. Вроде бы все как обычно, но парни, несмотря на слаженное исполнение, держались определённо отрешенно друг от друга.       Изначально немного опечаленная отсутствием внимания со стороны одного из солистов, Саша, тем не менее, быстро влилась в общую тусовку. Все следующие песни она пела чуть ли не громче солирующего на куплетах Князя, Мишу же перекричать все никак не удавалось.       Вот музыка стихла, Горшок брякнул что-то в духе «Мы не прощаемся» и на удивление быстро скрылся за дверью, располагающейся подле сцены.       Саша, все ещё намеревавшаяся наконец-то нормально пообщаться с Горшеневым, приложив некоторые усилия, смогла через пару минут добраться сквозь все ещё бушующую толпу до злополучной дверки. Открыв ее, она оказалась в очередном коридоре, которыми, судя по всему, было испещрено все здание клуба. Прислушалась. Было тихо, поэтому решение продвигаться вперёд было принято незамедлительно. Лишь только девушка хотела сделать первый шаг в освещённый тусклым светом перегоревших местами ламп коридор, как кто-то с некоторой силой сжал ее плечо. Инстинктивно взвизгнув, Саша резко обернулась, чуть не столкнувшись лбом с стоящим позади неё недовольным Князем. Андрей, уставший и взмокший не меньше, чем его обожаемые фанаты, недовольно окинул взглядом непрошеную гостью.       — Журналюга что ли?       — Нет… я к Мише, -девушка спешно подняла руки в примирительном жесте, — мы друзья, хотела с ним поговорить.       — Что тут у вас?       В и без того тесный коридор вошёл ещё один человек, судя по голосу- Балу. Парень, пригладив рукой волосы, поравнялся с Князем, после чего с некоторым удивлением уставился на раскрасневшуюся от волнения Сашу, которая все еще стояла с приподнятыми руками.       — А ты чего здесь делаешь? — Шурик чуть приподнял бровь. В общем и целом его интонация была более доброжелательной, чем у Андрея.       — Она, говорит, к Мишке пришла.       Балу пожал плечами, после чего прошёл чуть дальше по коридору. Уже держась за ручку одной из дверей, гримерки, он, махнув рукой, бросил:       — Так пусть заходит, она его и не в таком состоянии видела.       Саша напряглась.

О каком «таком» состоянии он говорит?

      Высвободившись от рук недовольного Князя, под пристальным взглядом солиста, девушка чуть ли не бегом направилась к двери, в которой секунду назад скрылся басист.       Небольшая гримерка, ещё более тусклая, чем коридор, была наполнена сизой дымкой и ароматами неплохого пива. Миша хуйню не пьёт.       Пробежавшись взглядом по комнате, Саша увидела сначала Балу, стоявшего рядом со столом, уставленным пластиковыми стаканчиками, бутылками и нехитрыми закусками, а потом и Мишу, развалившегося на потертом диване который, стоит отметить, был явно лучше того, который стоял у девушки в гостиной. Будем честны, любой диван был лучше того, что стоял у неё в гостиной. Абсолютно любой.       Миша курил, будто бы не замечая, как гримерка наполняется людьми. На него это было не похоже. Молчаливый какой-то и недовольный, уставший. Парень в очередной раз затянулся, сигарета в его руках практически целиком истлела, хотя взял он ее совсем недавно.       Саша неуклюже, чуть не свернув стоящий рядом с дверью обогреватель, подошла к дивану, на котором развалился Горшенев.       Говорить в присутствии других ребят из группы было как-то совсем неудобно, но особого выбора не было.       Услышав приближающиеся шаги, непохожие на походку друзей, Миша лениво откинул голову назад. Перед его глазами, вверх тормашками, стояла Шура. Парень резко повернулся и, перекинувшись через подлокотник дивана, с раздражением выдохнул в лицо девушке струю сизого дыма.

Совсем злой. Ведёт себя так, будто бы мы никогда близко не общались даже. Будто бы я бегаю за ним всюду и докучаю.

      — Чего надо?       Саша, обескураженная таким тёплым приемом, замотала головой в поисках поддержки в виде участливого взгляда Балу, да хоть Князя. Вместо этого она увидела, как двое ребят тихо покидают гримерку. Подобный поступок с их стороны был настолько же хорош, насколько и плох.       — Просто хотела сказать, что вы прекрасно выступили, — девушка, вновь повернувшись к Горшку, сложила руки за спиной, после небольшой паузы робко добавила, — и ещё я давненько тебя не видела. Боялась, что что-то могло произойти.       — Сколько раз можно повторять, — Миша практически шипел, — бояться тебе стоит лишь за себя. Со мной никакой херни в моем же доме не происходит, по крайней мере, пока не происходило.       Девушка осеклась. Уж что она и успела хорошенько разглядеть в Михаиле, так это то, что он был человеком весьма учтивым и добрым. «За больное» он задеть никогда не стремился, напротив, старательно избегал подобных тем. Но только не сегодня. Почему именно сейчас ей нужно было наведаться на встречу с ним? Зачем? Можно просто повернуться и уйти, обосновав такой поступок обидевшей ее грубостью, но девушка все ещё растерянно стояла перед недовольным лицом Горшка. Она не очень понимала, как следует поступить.       — Миш, ну правда ведь давно не общались, — эти слова, сказанные абсолютно спокойным тоном, дались Саше с неимоверным трудом, — может расскажешь, что у тебя и как? Как Анфиса поживает?       — Может мне, блять, все о своей личной жизни тебе рассказать? Прям как обычно. Может тебе будет интересно услышать где и как я жену свою трахаю? Что-то ещё? Давай, задавай вопросы, ты ведь так это любишь, в самом деле. А, точно, ты ведь и так наверное все давно знаешь. Е-мае, все не привыкну, что когда- нибудь вся моя жизнь станет общественным достоянием. Что какие- нибудь…       Пламенная речь, наполненная помимо мата ещё и нелицеприятными темами и фактами, о которых Саше знать вовсе не хотелось, буквально обжигала, уничтожала.       Карие глаза девушки заблестели, предвещая первые слезинки на раскрасневшихся от несправедливого наезда щеках. Сжав кулаки и шмыгнув носом, собрав все самообладание в одну ничтожную кучку, Шура дослушала слова Миши.

И что ответить? Что я, блять, тебе отвечу?

      Шаг назад. Взгляд чуть покрасневших глаз скользнул по руке панка, в которой он держал все ещё чуть дымившуюся сигарету. От кисти и до сгиба локтя. После по потемневшей от пота футболке «Ramones», к левой руке. Вены на ней были какими-то странными, шли чуть фиолетовыми, красными дорожками. Украшали картину следы от уколов. Неужели она ничего не изменила? Пока все идёт так, как и было изначально.       Саша потёрла влажные ладони, подняла глаза на лицо Горшка, который, явно проследив за ее блуждающим взглядом, сидел с максимально злобным видом. С видом человека, личную жизнь которого пытается ворошить каждый встречный.       — Зачем, — девушка удивилась насколько жалко это прозвучало, — я ведь… я говорила, что это плохо кончится.       — Лучше бы ты ничего не говорила, — после этих слов Горшок обессилено рухнул на подлокотник, свесив руки к вздувшемуся желтушному линолеуму, коим был выстлан весь пол гримерки.       В комнате воцарилось гнетущая тишина, прерываемая тяжелым дыханием Горшенева, стуком дождя по окну да скрипом половиц за дверью, — лучше бы ты вообще здесь не появлялась.       Не в силах сдерживать слёзы, Саша отошла от дивана ещё на несколько шагов и лишь столкнувшись спиной с холодной гладью стены, она остановилась. Ей не нужно было отвечать что- либо на его слова, а ему- продолжать говорить.

Что ты чувствуешь, зная что через 16 лет умрешь?

      Одно дело планировать свою смерть до 40, другое — знать точную дату. Одно дело думать, что так до самой кончины будешь жить как пожелаешь, не иметь особо четкого плана, а другое- знать, что планы будут, а ты их выполнить не успеешь. Тяжело осознавать, что можешь все изменить, но не хочешь. Не хочешь, потому что жизнь свою ты меняешь не для самого себя, а для какого-то мужика из будущего у которого как раз есть и дружная семья, и серьёзные планы на дальнейшую деятельность. Менять свою жизнь ради человека, о котором тебе рассказала малознакомая беспринципная девушка. Абсурд. Но Мише было страшно, вдруг это не выдумки, вдруг так и случится.       Злоба в его глазах угасла, исподлобья на Сашу сейчас смотрели темные, потухшие глаза.       — Мне тяжело, Шур. Я не знаю, чему верить. Кому верить… в самом деле, — он махнул рукой куда-то в сторону, после чего снова обмяк на диване.

Что же я натворила…?

      Дождь рассыпался мелкой дробью на запотевших стёклах. Холодный свет от окна разливался по комнате в которой, по разные стороны, сидели двое нескончаемо одиноких в душе людей. И они не могли друг другу помочь. Никак не могли.       Саша смотрела перед собой, она хотела все бросить: все свои идеи, убеждения, мечты. Она не могла их реализовать, она не могла изменить прошлое. Ей нужно было вернуться, вернуться назад, в чертов 2019.       Миша внезапно зашевелился. Лицо его выглядело помято, грим стерся, а волосы были взъерошены. Пошатываясь, парень медленно, необычайно плавно, соскользнул с дивана и направился к столу. Взяв стоящее на самой середине деревянной развалюхи пиво, Горшок сделал несколько огромных, жадных глотков.       Саша, все ещё тихо сидя у стены, смотрела на человека перед собой и чувствовала тоску. Словно ее здесь нет, словно она смотрит фильм или проходит игру с огромным количеством мнимых выборов. Что бы она ни сказала, что бы ни сделала- ситуация либо не изменится, либо изменится настолько незначительно, что об этом даже стыдно говорить.       Выпив все содержимое стеклянной темной бутылки, Горшенев посмотрел наконец на Сашу, на причину столь внезапно появившихся у него тревог. Ему не хотелось с ней лишний раз пересекаться, ведь один ее вид, такой изначально лощеный, а сейчас безобразно потрёпанный напоминал ему о том, о чем он не хотел вспоминать, но к чему безудержно хотел вернуться. Анфиса когда-то была такой как она, он когда-то был таким. Даже чертова Саша когда-то была другой, а сейчас она — тень себя настоящей. Цветок, увядающий в условиях, в которых он по своей природе не должен жить. К тому же, шатенка была тем человеком, который дал ему самую паршивую почву для размышлений на тему жизни и смерти. Пропади эта дурочка пропадом.       Не зная что он творит, Миша, пошатываясь то ли от алкоголя, то ли от усталости, то ли от всего вместе, направился в сторону непрошеной гостьи, все ещё скрывавшейся за обогревателем.       Сердце девушки сжалось, когда внушительных размеров парень, недавно весьма агрессивно настроенный, двинулся на неё. В глазах Горшка читалось то смятение, сменявшееся уверенностью, то другие, неописуемые эмоции.       Саша тихонько пискнула, как только парень резко опустился на колени рядом с ней. Холодные, дрожащие руки коснулись каштановых взъерошенных волос, нежно очертили овал лица, плавно, чуть неуклюже спустились к шее, надавили на плечи, буквально вжимая в холодную стену. Шёпот одними губами:       — Ты мне доверяешь?