Паутина

В Египет она прилетела совсем разобранная и растрепанная. Уже в отеле, отмахнувшись от Юлианы и её ненавязчивых попыток поговорить, Катя вдруг осознала, что её отъезд выглядел, как бегство с места преступления. Далеко позади осталась Москва с её бушующими страстями, обидами и незавершенным разговором с Андреем. И порадоваться бы этому, но там, в Москве, осталось и её сердце. Уходить из компании без объяснений с женсоветом было невыносимо тяжело. Все-таки она считала и считает их подругами. Сказать правду им она и не думала, но и врать тоже уже устала. Нет, не смотря на то, что её отъезд ей самой напомнил бегство, она не жалела об этом. В незнакомой обстановке, где ничего не напоминало о произошедшем, было гораздо проще разобраться в себе. Она себе это пообещала. Сложный день выпил все соки из неё, и, спасибо Виноградовой, к работе они приступали с завтрашнего дня. Нет, конечно, если бы действительно что-то не терпел отлагательства, то можно было бы собрать остатки сил в кулак и переступить через дикую усталость и разбитость. Но, видимо, Юлиана поняла ее состояние и не стала лезть ни с расспросами, ни с попытками развлечь и отвлечь. Кратко проинструктировала, какие обязанности ложатся на Катю, выдала мобильный и отправила отдыхать. Но, стоило закрыть глаза, как перед мысленным взором маячило бледное лицо Андрея, который открыл папку с отчетом, а увидел инструкцию. И, тем не менее, он кинулся за ней, когда она собралась уйти. Почему? Компанию, пусть и условно, она вернула владельцам, ничего не потребовала взамен. Однако, он кинулся за ней и уходил очень неохотно, несмотря на ее предательство. Впрочем, Андрей это заслужил. Они все заслужили! Они ее ненавидят, все, почему она не может ответить тем же? Почему бы не отплатить Кире за все ее оскорбления вот так? Или вечно усмехающемуся Александру? И разве самодур Малиновский не заслужил за свою инструкцию пинка? Милко, Урядов, Андрей, надменная Маргарита Рудольфовна — они все этого заслуживают! И Павел Олегович… На имени Павла Олеговича Катерина споткнулась. Жданов-старший очень напоминал ей ее отца, которого она любила безмерно. И Павла ненавидеть было нелегко. Всегда вежлив, всегда готовый выслушать ее. Даже о делах фирмы он прежде всего спрашивал Катю, а не Андрея. Павел поверил ей, когда она единственным условием поставила свой уход взамен на возвращение фирмы к хозяевам. Нет, ненавидеть Жданова-старшего решительно не получалось. Да и его вопросы в последнем разговоре, справедливые, надо заметить, требовали ответа. Павлу Олеговичу она не ответила. А самой себе? Нельзя же все произошедшее оправдать любовью к Андрею. Жаль, что сейчас сил на самоанализ нет. Слишком хочется спать. Но впервые за эти месяцы она засыпала без мыслей об Андрее. Утро, конечно, облегчения не принесло, но бушующие эмоции улеглись, притупилась обида на весь белый свет. Теперь под беспрерывный щебет Юлианы можно было подумать обо всем. И, в первую очередь, о том, что надеть. Сейчас, в фирменном халате отеля, распущенными волосами и без очков, напротив большого зеркала она почему-то не посчитала себя страшной или нелепой. В конце концов, если разобраться, то в полутьме гостиничных номеров, когда она обнажалась перед Андреем, отвращения он к ней явно не испытывал. Кажется, даже наоборот. Да и в одежде последнее время он ее как-то по-другому воспринимал, что ли… Привык, наверное, к страшненькой любовнице, потому что у нее в карманах его миллионы. А за спиной ржал с Малиновским. Только… лучший друг говорит ей постоянно, что она страшилище, и на него Катя никогда не обижалась. Да и, если не кривить душой, на Воропаева она тоже не обижалась. А он далеко не друг, скорее, наоборот. Катя представила сейчас себя рядом с Юлианой в обычном своем виде и вдруг поморщилась. — Юлиана, мне очень неловко, но, кажется, мне совершенно нечего надеть, — Катя потупила взгляд, но Виноградова улыбнулась. — Нашла проблему! Накинь чего-нибудь, и сейчас быстренько все решим, время еще есть, — пиарщица улыбнулась по-дружески, и Катя ответила ей тем же. С трудом выбрав хоть что-то более-менее, она ринулась вслед за начальницей. Шопинг, как классическое времяпровождение большинства женщин, ее не привлекал, но делать было нечего. Выбирала в этот раз Юлиана, придирчиво перебирая одежду на стойках. Катя сама не могла сказать, нравится ли ей то, что она ей предлагала или нет. А потом решилась померить. И ей понравилось. Мысленно поставила рядом с отражением «старую» Катю. И горько улыбнулась. Хоть будь ты гением четырежды, никто такую нелепую девочку всерьез не воспримет. А ей уже двадцать пять! В новой одежде она выглядела совершенно по-иному. Невольно вспомнилась поговорка, что встречают по одежке. Вот сейчас ее и проверим… Народная мудрость оказалась, как всегда, правой. Не было привычного пренебрежения к ней, и Катя перестала искать подвохи в в улыбках и взглядах окружающих. Подумалось вдруг, что приди она такая в Зималетто, как сейчас, многих острых углов можно было бы избежать. И вовсе необязательно устраивать на голове взрыв макаронной фабрики и краситься, как попугай, как выразился Александр, когда высмеял ее неуклюжую попытку измениться. Но той, старой Кате, козырять было нечем, кроме блестящего ума и способностью к быстрым расчетам. На лбу же у нее не написано, что она гениальный финансист. И, пожалуй, ее рвение в самом начале можно было списать на желание заслужить уважение и признание. И да, уже тогда она была влюблена в Андрея. Да, именно тщеславие, пожалуй, и заставило ее пойти на первую подделку отчета. Чтобы угодить Андрею, который на тот момент просто мечтал сесть в президентское кресло, а об ответственности и не думал. А потом? Потом сама же и впряглась во все, стараясь угодить, мечтая, чтобы ее заметил и оценил ОН. И даже сомнений не возникло в том, что она что-то делает не так. А ведь могла настоять на звонке Павлу Олеговичу или позвонить сама. Но нет же. Да, пожалуй, это было ее самой первой и самой главной ошибкой. Не смогла отделить работу от личного. — Катя-Катя, мечтать нам некогда, дел у нас выше крыши! — Юлиана лучезарно улыбнулась. И Катерине пришлось окунуться в работу с головой, так, что даже подумать о чем-то ином кроме того, что она делает, времени не было. Пришлось отложить все размышления до вечера. Но за день она устала так, что думать о чем-то не хотелось. Одно она знала точно. Больше никаких рюшечек и оборочек. Ни одного презрительного взгляда за день, ни одной усмешки. Даже, казалось, брекеты ее никто не заметил. Да и мужчины смотрели на нее с интересом. Стал бы кто-нибудь смотреть на нее так, если бы она снова натянула свои старые юбки и блузки? Вряд ли. Ну, сама дура, привыкла, что все смеются и издеваются. А всего-то нужно было научиться уважать себя. Но пока это у нее получалось плохо. В эту ночь ей снился Андрей. Тот, каким она его увидела в первый день. И он ей по-прежнему нравился. Яркий, бьющий и зажигающий своей энергией всех вокруг, привыкший ко всеобщему обожанию. И она — в нелепых одежках, привычная к насмешкам и оскорблениям. Он ее тогда не заметил. Обидно? Нет, нисколько. Он ее не замечал даже тогда, когда подписал закладную. А она по-детски надеялась, что он обратит на нее внимание. Да с чего бы? Безотказная, безвольная, не имеющая понятия о самоуважении и готовая дневать и ночевать на работе. Такую и в каморке можно забыть в порыве страсти. Но разве она в этом виновата? Пожалуй, нет. Следующие дни повлекли за собой и дальнейшие размышления. И об отношении Милко к ней, и об отношении Киры. Вот тут она действительно виновата сама, в основном. Перед невестой Андрея покрывала? Покрывала. Милко презентацию испортила своим неуклюжим выходом на подиум? Сама дура. Бумаги могла бы и в гримерке оставить. И так далее, и так далее. И потихоньку ее отпускало. Только анализировать ее отношения с Андреем она боялась. Слишком глубокие раны оставила инструкция. И до сих пор было обидно. Но, как оказалось, времени на разбор у нее не осталось. Через неделю после ее отъезда позвонил Павел Олегович. — Екатерина Валерьевна, я обещал, что не буду привлекать вас к делам Зималетто, но ваше присутствие необходимо. Так вышло, что доверенность, оформленная на Андрея, не действительна из-за ошибки, — проговорил в трубку Жданов-старший. И у Кати все оборвалось. Прошлое не желало ее отпускать. И возвращаться было страшно. — Павел Олегович, я поняла, но сейчас я не в Москве, и буду через неделю. Если нет острой необходимости в моем присутствии, то я бы хотела закончить свои дела, а потом вернуться и переоформить документы. — Не хотелось бы настаивать, но вы здесь очень нужны. Без вашей подписи вся работа компании может встать, и тогда к вашему возвращению спасать будет нечего. — Я вам перезвоню через двадцать минут, — пообещала Катя и отключилась. Страшно было. Очень. До завершения конкурса оставалась неделя, и ей совсем не хотелось бросать Юлиану одну. Но, поговорив и объяснив ситуацию, Юлиана кивнула и отпустила ее, хотя и была недовольна. В Москву Катя вернулась одна, сильно изменившаяся, но относительно спокойная. Гораздо спокойнее, чем две недели назад. В Зималетто она вернулась через месяц после своего отсутствия.