Нарушенный Догмат

— А в Фёстхолде лучше! — капризно надула тонкие губки альтмерская девчушка лет двенадцати — должно быть, именно она станет следующей жертвой. — Лутфе! — поддакнула её маленькая сестрёнка, во все глаза рассматривая столицу Сиродила — а вот это — жертва сегодняшняя. Люсьен уже несколько часов бродил за дочерью Окато и его внучками, но ничего, кроме растущего раздражения от их звонких голосов, он не получил — четверо телохранителей, зоркая стража, две няньки. Сложно. Но никто и не говорил, что будет просто, верно? Люсьен прокрутил на пальце оба кольца хамелеона — второе понадобится, когда он заполучит девчонку, свернуть её хрупкую лебяжью шейку будет делом двух секунд, а вот скрыть тело поможет кольцо. — Пить хотю! — назойливый тонкий голосок прозвучал совсем рядом с Люсьеном, который старался врасти спиной в парапет канала. А что, если?.. Схватив девчонку на руки, он нырнул вместе с ней в канал, где длинные скользкие стебли кувшинок не замедлили обвить его по рукам и ногам. Младшая внучка Окато трепыхалась в его руках, душераздирающе визжала, пока он не свернул ей шею, после цепляя на её маленькую ручку кольцо хамелеона. Великовато для детских пальчиков, но если стиснуть их в кулаке до хруста и быстро тащить за собой лёгкое, почти невесомое тело — должно получиться. Над головой просвистела стрела, затем другая: ну конечно же, по волнению водной глади легко понять, где он скрывается. Проклятье! Очередная выпущенная стражей стрела с противным хрустом треснувшей кости засела у него в лопатке, как раз тогда, когда он нащупал задвижку люка канализации. — Ловите убийцу! — Я его вижу, я попал, попал! — Но не убил же, чего разорался? — За ним? — Что, прямо в доспехах?.. — Нет, млять, купальные костюмы натяните! Это, мать вашу, внучка верховного канцлера! — Бегом, бегом, утырки! Грохот опущенного люка, треск обломленного древка стрелы, смявшиеся в его ладони детские пальцы — и блаженная тишина. Только будто издалека доносятся крики стражи: «Упустили, дармоеды» и надрывный женский плач. Отряхнувшись и поморщившись от боли, Люсьен направился в переплетение канализационных ходов, переложив девчоночью ладонь в левую руку, а правой вытягивая меч. Вот крысам точно не достанется такая сочная добыча, как внучка канцлера и молодой аппетитный ассасин. К тому же, канализационные люки разбросаны по всему городу и удобно будет приподнимать их, чтобы выкинуть оттуда меленькую детскую ручку или ножку… — …в канализацию? Серьёзно? — Кхиори расхохоталась, но потом демонстративно зажала нос. — Ничего не говори, я правдивость твоих слов за версту слышу. Раздевайся — и в ванную… это кровь? Обернись, мой мальчик, я взгляну. Рана выглядела плохо: воспалилась, покраснела, из неё сочился гной. Если бы стражники смазывали свои стрелы ядом, нашёл бы Люсьен свою смерть в каком-нибудь из канализационных тупиков, а так он просто едва держался на ногах, почти по пояс испачканный в крови внучки Окато. — Откуда в таком маленьком тельце, — хрипло произнёс он, тяжело опираясь ладонью о стену, — столько крови? Кхиори нахмурилась, её пальцы цепко стиснули локоть Лашанса, и она потащила его в ванную комнату, в центре которой стояла стальная бадья, наполненная холодной водой. Она прижала ладонь к блестящему боку бадьи, и металл под её прикосновением начал нагреваться, согревая и воду внутри. Люсьен опасно покачнулся, ухватился пальцами за дверной косяк. — Иди ко мне, дитя, — Кхиори поймала его за пояс, принялась расстёгивать пропитавшуюся кровью броню, развязывать ремешки, но быстро тяжелеющее тело Люсьена не оставило ей выбора: выдернув кинжал из ножен на его бедре, она попросту срезала броню, опуская его затем в воду. Она что-то говорила ему, о чём-то спрашивала — но он не отвечал, моргая неосмысленно и упрямо поджимая губы, чтобы не выдать себя болезненным стоном. — Мой стойкий мальчик, расскажи, как кричала сестричка твоей жертвы? Вспомни, как горевала её мать? Девчонка умерла сразу или она страдала? Говори со мной, дитя. Говори. — Она так громко визжала, — прошелестел Люсьен, пытаясь сесть ровнее, чтобы Кхиори могла вырезать из него засевший наконечник стрелы. — Я свернул ей шею, пока мы падали в канал. Все эти мамки, няньки, сколько можно было ждать? А я… я знал, что там открытый люк. Я смотрел карту канализации. — Вот так, теперь не дёргайся, — Кхиори зубами вытащила пробку из фиала с зельем исцеления, выплюнула её и обильно полила кровоточащую рану, зажимая её затем светящейся искрами лечения ладонью. –Меня беспокоит то, что Гаэлиан не выходит на связь, мы должны были встретиться в Торговом районе после заката, но он не пришёл. — Какова его задача на завтра? — Люсьен явно почувствовал себя лучше и принялся отмываться от въедливых запахов канализации, от своей и чужой крови, смывая усталость и ноющую боль в мышцах. Сейчас бы снова на тот берег в Портовом районе, да в прохладную невесомую воду и смотреть, как тают в бескрайнем чёрном небе сахарные крупинки звёзд, растворяясь в нём, как в крепко сваренном кофе. — Он должен отвлечь телохранителей семейства, потому что после сегодняшнего происшествия их будет ещё больше, — Кхиори поднялась с бортика бадьи и ненадолго ушла в комнату, вернувшись с бутыльком лаймового ароматического масла. Пара капель в воду — и по ванной поплыл терпкий свежий аромат. — Ты будешь страховать меня, чтобы я могла выкрасть девчонку, прикрывать мой отход, если это понадобится. Гаэлиан, кажется, собирался устроить поджог, но я не уверена. — Мы справимся, — уверенно произнёс Люсьен, отмыв, наконец, волосы и с трудом поднимаясь на ноги — слабость всё ещё растекалась по его телу, кружила голову, путала мысли. — Нас хранит сам Отец Ужаса, нас бережёт любовь Нечестивой Матроны. Их благословения проведут нас верным путём. Скрестив руки на груди, Кхиори с полуулыбкой окинула его взглядом. Хорош же он сейчас — бледный до синевы от слабости и боли, под тонкой кожей ярко выделялись вены, с их последней встречи на нём прибавилось шрамов, а теперь и этот, на лопатке, украсит его тело. — Идём спать, проповедник. Моё сердце наполняется радостью, когда я слышу такие слова, но видит Ситис, эту ночь я планировала провести иначе! — она бросила в Люсьена полотенцем и вышла, закрывая за собой дверь.