Нарушенный Догмат

Сны никогда не баловали Люсьена своей яркостью и насыщенностью, но, видимо, утомлённый событиями разум требовал отдыха, и в сознании его переплетались воспоминания и фантазии, не нашедшие выхода в реальном мире. Лашансу снился старый контракт с Винсентом, где ему пришлось изображать раба, а наставнику — работорговца. Снилось ощущение удара плети по спине, разорвавшего тонкую рубашку, снился горький привкус пыли на языке, когда он стоял на коленях перед данмером-жертвой, а Вальтиери — за его спиной, опустив свёрнутую плеть на его плечо. Ему снился вкус крови из разбитых губ и чувство мрачного торжества, когда с жертвой было покончено. Ему снилось то, чего никогда не было — осторожные прикосновения когтей к содранной ударом коже, короткие поцелуи — словно украдкой, звук раздираемой в когтях одежды… Люсьен хрипло выдохнул и сел на кровати, ошарашено моргая и пытаясь выровнять дыхание. Нельзя, недопустимо! Если не удастся взять под контроль собственные наивные бесплодные мечты — как он будет работать дальше? Он будет постоянно отвлекаться в попытке приструнить свои фантазии, будет тратить на это время и энергию, которые мог бы потратить на контракт! Вальтиери — идол и кумир, но эта любовь работает только в одну сторону — Лашанс это понимал, а глупое подсознание смело мечтать и на что-то надеяться. Какая нелепица! Он, Палач Братства, проживший три века, какое ему может быть дело до тайных желаний своего слишком юного ученика? Всего лишь одного из десятков прочих. Покачав головой, он поднялся, чтобы умыться, смыть с себя остатки горячечного сна, быль и небыль. Всего лишь контракт. Когда дверь отворилась и в неё проскользнула размытая тень, отдалённо пахнущая благовониями, Люсьен уже мирно сидел на кровати и читал прихваченную с собой из дома книгу по магии разрушения. — Спикер, — бархатно мурлыкнул он, откладывая учебник и поднимая взгляд. Ни следа от того растрёпанного после сна мальчишки — собранный и строгий молодой мужчина, в глазах которого нет ни следа юношеской несдержанности. — Ты был великолепен, брат мой, — Кхиори скинула хамелеон и с ногами забралась на его постель. Глаза её сияли, и сердце Люсьена наполнилось теплом и благодарностью за возможность послужить самой Длани. — Ты бы видел лица тех, кому нужно было обнаружить трупы! Одного стошнило, а второй упал в обморок, представляешь? Она звонко рассмеялась, и Люсьен невольно улыбнулся, заражаясь её весельем. Кхиори — ярко пылающая звезда на бесконечном небосклоне Братства, недостижимая и прекрасная, её имя произносят с придыханием, восторженно — говорят, она уже век в ранге Спикера. — Для меня это было большой честью, сестра, — тепло отозвался Люсьен, не сводя с неё взгляда. Время словно не коснулось её — и никак не угадать возраст, ей может быть двадцать, а может быть и сто двадцать — она прекрасна, застывшая во времени, сияющая. Кхиори взяла его руку в свои горячие ладони и подсела ближе, лучезарно улыбаясь, не сводя алых глаз с его лица. — Тебя ждёт великое будущее, дитя. Я вижу нераспустившийся ещё бутон — но кроваво-красные лепестки уже проглядывают, а ядом так и пропитан аромат, — негромко прошептала она, чуть крепче сжимая его пальцы. После этого она коротко поцеловала его в лоб и со всей непосредственностью легла на кровать, устроив голову на колене Лашанса, да так, что ему ничего не оставалось, кроме как провести пальцами по её рассыпавшимся смоляно-чёрным волосам. — Не покидай столицу. Сегодня вечером ты встретишься с одним человеком. Имперец, светлые глаза, каштановые волосы, чаще всего собранные в хвост. Его имя неизвестно, но я почти уверена, что это тот самый Серый Лис, за которым гоняется вся стража столицы. Те трое, которых ты убил — это осведомители Лиса, переметнувшиеся на сторону закона, они сливали информацию страже, и это очень подрывало авторитет самого Лиса. — Прости мне мою дерзость, Спикер, — Люсьен почувствовал, как горячая ладонь Кхиори скользнула по его бедру, и судорожно сглотнул, но с ровного тона не сбился. — Зачем нам помогать Гильдии Воров? — Это не дерзость, а любознательность, дитя, и тебе не стоит извиняться за неё, — рассмеялась та и закрыла глаза, одну ладонь положив на колено Люсьена, а вторую оставив на его бедре. — Воры — удобные союзники, благодаря им мы можем обставить свои Убежища, получить нужную информацию. В целом, долгие годы мы сохраняем взаимовыгодный нейтралитет, но сейчас Длань решила вмешаться, потому что скоро от воров потребуется много информации в обмен на оказанную уже нами — тобой, мальчик мой — услугу. Лис не знал об информаторах Легиона, и ты откроешь ему глаза на истинное положение дел, передашь доказательства, подтверждающие то, что эти трое играли на две стороны. — Почему я? — тихо спросил Люсьен, с нежностью перебирая тёмные пряди Кхиори, рисуя кончиками пальцев линию её скулы, осмелев в этой ненавязчивой ласке. Кхиори улыбалась его касаниям, и одёргивать не спешила. Люсьен, конечно, слышал об огненном темпераменте выходцев из Морровинда, об их весьма лояльном отношении к разного рода утехам, но сам, консервативный имперец, воспитанный бретонцем, и мысли не допускал о всяческих вольностях. Кажется, саму Кхиори это забавляло, и она всё так же ненавязчиво поглаживала его бедро, изредка царапая ткань короткими ногтями. — Ты мне нравишься, — просто ответила она, не открывая глаз. — Я вижу в тебе огромный потенциал, Люсьен, я чувствую, что тебе уготовано великое будущее. Я видела сны — и они были кровавы, и ты проливал эту кровь. Не думаю, что в интересах Вермины было посылать мне такие видения, так что не вижу причин не верить своим снам. Ляг, мне неудобно. Люсьен озадаченно моргнул и отдёрнул руку от волос Кхиори, послушно ложась на кровати. Она свернулась на его груди уютным огненным атронахом, облачённым в плоть, горячая и гибкая, устроила голову на его ключице, прильнула — не то согревая его, не то согреваясь сама. — Отдохни, дитя, наберись сил — вечером тебе предстоит важная встреча, и я рассчитываю, что твой обманчивый вид и твоё имперское красноречие сыграют в этой беседе немалую роль, — она погасила свечи заклинанием холода, и от резкого перепада света Люсьену показалось, что он на несколько мгновений ослеп. — Такова воля Длани. Таково моё желание. Шёпот раздался над самым ухом, а через мгновение к губам Люсьена прижались чужие горячие губы — закованное в плоть пламя прильнуло к нему, спряталось в его объятиях. Разве мог он продолжать думать о чём-то ещё?..