Нарушенный Догмат

— Спишь, малой? Задание тебе, — Рашиди, старый редгард в ранге Палача, толкнул Люсьена в плечо — действительно, тот задремал над книгой, уткнувшись носом в схематичный рисунок охранной руны. — Ох, прости, брат, не спал ночью, — он потёр виски, отбрасывая с лица выпавшие из хвоста пряди. Он и правда вернулся в Убежище только под утро, взбудораженный успешно выполненным контрактом и ощущающий в себе прилив сил, способный, кажется, горы свернуть. Но в процессе изучения нового заклинания это ощущение как-то незаметно испарилось, сменившись сонливостью и навалившейся усталостью. — А от кого? От Винсента? И сколько бы Люсьен ни прятал в почти равнодушном тоне затаённое восхищение наставником, всё равно оно прорывалось в блеске карих глаз, в строгом развороте плеч, в дрогнувших уголках губ, тронутых не родившейся улыбкой. Рашиди добродушно усмехнулся и покачал головой — кто в семнадцать не боготворит своих наставников? — Бери выше. От Кхиори, — усмехаясь в седую бороду, Рашиди передал ему письмо и вышел из комнаты. Люсьен озадаченно взглянул на адресованное ему послание, торопливо отложил книгу и развернул пергамент, жадно выхватывая взглядом слова, написанные изящнейшим почерком — буквы ладные, гибкие, стройные — как сама Спикер. «Моё дорогое дитя, Длани требуется твоя помощь в выполнении одного чрезвычайно важного задания. Эльфийские Сады, пансион Лютера Брода — я буду ждать тебя там в морндас, семнадцатого, после восьми вечера». Сердце Люсьена быстро забилось — он только-только получил повышение до Ассасина и подумать не мог, что ему доведётся выполнить задание от самой Длани! Медлить не стоит — и он быстро собрался, опоясался мечом, закрепил поперёк груди метательные ножи и скрыл их под тёмной курткой. Подхватив яблоко из чаши на столе, Лашанс покинул Убежище, безмятежно улыбаясь новому дню — и новому заданию. За всю свою десятилетнюю жизнь в Братстве, Люсьен видел Кхиори трижды — когда решалась его судьба, оставить ли семилетнее дитя в Семье, когда она навещала Винсента, передавая ему задание, в результате выполнения которого ему пришлось превратиться в девицу, и когда она повысила в ранге Гаэлиана, сделав его своим Душителем. Он помнил её стремительной гибкой тенью, помнил мягкую улыбку и лукавый взгляд алых глаз. Нет никаких сомнений, что он узнает её в пансионе Брода! Но почему-то он нервничал, подходя к нужному дому в Эльфийских Садах… Он, безусловно, сильно изменился с их последней случайной встречи: вытянулся, возмужал, из порывистого мальчишки превратился в молодого мужчину. Кхиори же не изменилась совсем. Она приветливо махнула ему рукой, едва завидев на пороге пансиона — яркая и звонкая, но совершенно неприметная среди разношёрстных посетителей. — Здравствуй, дитя, — приветливо произнесла она, протянула горячую ладонь, погладила его по щеке и тепло улыбнулась. — Каким дивным мужчиной ты становишься! Подумать только, ещё вчера, кажется, я вела тебя за руку к Слышащему, и ты был чуть выше моего колена! Люсьен, даже в свои семнадцать будучи выше Кхиори почти на голову, не смог сдержать улыбки, мимолётно прижавшись щекой к её ладони. — Неправда, сестра, я был сильно выше твоего колена, — рассмеялся он и, повинуясь порыву, коснулся поцелуем её пальцев. — Хорошо-хорошо, не стану спорить, — согласилась Кхиори, наклоняясь к нему ближе. Могло показаться, что это просто свидание — и внимание возможного стороннего наблюдателя, не задерживаясь, проскальзывало мимо этой парочки. — Не дёргайся, пусть они думают, что мы воркуем. Люсьен опустил взгляд, чувствуя, как губы сестры скользнули по его скуле, как её ладонь легла на его предплечье — горячая даже сквозь одежду и скрытую под тканью броню. Мысли вспорхнули роем вспугнутых резким движением мотыльков, заметались в голове хаотично, и скольких усилий Люсьену стоило призвать их к порядку! В последний раз такое количество воли ему потребовалось, чтобы скрыть лихорадочный румянец от Винсента, когда они выполняли контракт на званом ужине и танцевали вместе. Но с Винсентом сложнее — он слышит пульс, всегда знает, когда сердце его ученика предательски начинает сбиваться с размеренного ритма. — Отправляйся сей же час в Портовый район, дитя, — жарко шепнула она, опуская ресницы — трюк работает, и даже случайные взгляды, брошенные на них, стыдливо отводятся. — Убей троих бродяг — Баниуса Бурса, Пелиуса Погга и Файну Грязный-Рот. Убей их, и усади их тела на ступенях дома Дарелота, после чего возвратись сюда, в пансион. Сними у Брода комнату в подвале и повесь на дверную ручку ленту — так я буду знать, что ты вернулся, и утром навещу тебя. Всё понятно? Люсьен раздумывал несколько мгновений, жар в крови от такой откровенной близости Спикера сменился холодным расчётом — и он уже прикидывал мысленно, как прятать тела до того момента, как он усадит их на пороге нужного дома. Жажда убивать — только она могла быть сильнее иных желаний, какими бы яркими они ни казались в моменты слабости и уязвимой чувственности. Братья уже шутили про нежный возраст влюблённых поэтов, но Люсьен неизменно отвечал на такие шутки взглядом, способным заморозить даже Красную Гору в момент её извержения. Он много читал с самого раннего детства, и прекрасно понимал, как работает его тело — знал о буйстве гормонов, и о том, что они мешают мыслить ясно. Он сознательно загонял себя в подобные ситуации, чтобы усмирить собственную горячую кровь, чтобы стальной волей погасить пламя в сердце — хотя бы, пока не будет выполнен контракт. Со всем остальным справится холодная ванна — или случайный любовник, которого можно убить после. — Да, Спикер, я всё понял, — он повернул голову, не отказал себе в удовольствии прижаться поцелуем к её горячей щеке. — Они умрут сегодня же во славу Ситиса. Кхиори хихикнула, томно взмахнула ресницами и отвела взгляд. Несмотря на румянец, подкрасивший скулы Люсьена, взгляд его был спокойным и ровным, в нём читалась уверенность в собственных силах — не самоуверенность безрассудной юности, а осознание собственных сил и возможностей. Взгляд истинного сына Ситиса — жаждущего и готового убивать во славу Его. — Удачи, дитя. Да пребудет с тобой благословение Матери Ночи. Мысленно допуская то, что позже поучит по ушам за наглость, Люсьен с нежностью погладил Кхиори по щеке и поднялся, выскальзывая за дверь в вожделенную вечернюю свежесть. Целых три убийства, пусть и бродяг! И не думать о горячих пальцах и мягких губах Спикера, не думать!