Желание быть безумным

Утром Рус не особо помнил, как попал обратно в больницу. Зато на душе было как-то очень легко и спокойно. Тамби обещал прийти, как только начнут пускать. Во сколько это должно было произойти — никто не знал. А пока Рустам решил пройтись по коридору. Он осторожно открыл дверь и выглянул в казавшееся бесконечным тускло освещённое пространство. Там было тихо и пусто — Рус выскользнул из палаты. Однако далеко он не ушёл, остановился у первой же больничной кушетки и, с облегчением выдыхая, улыбнулся. Тамби спал у его палаты. Видимо, он не так и не ушёл из больницы после вчерашнего, и просидел тут полночи. Более милого зрелища Рус давно не видел. Он сел рядом с другом и поцеловал его в шею, Тамби шарахнулся в сторону и проснулся. — Доброе утро, — улыбнулся он, вспомнив, где находиться. — Добг’ое. Чего так пугаешься-то? — Тамби пожал плечами и придвинулся обратно к другу, влюблённо улыбаясь. — Тамби, слушай… Так мы теперь вместе? — Вместе, получается, — он робко взял руку Рустама в свою и погладил. Возникла неловкая пауза, во время которой оба подняли глаза и глупо усмехнулись, не зная, что сказать. — Ну чего ты? — чуть слышно и неуверенно спросил Рус. — Я? Ничего… А ты? — Нет… Тоже ничего, — Рептилоид слегка смущённо поцеловал Тамби в висок и тут же отстранился, — Можно же? Ты не пг’отив?.. — Конечно, нет, — они снова помолчали. — Ты обещал сказать, что с тобой, — напомнил Рус через некоторое время, — Это честно очень важно. — Это очень сложно объяснить, — слова явно были сказаны только чтобы попытаться замять историю, но на Рустама это мало подействовало. — Попытайся, — Саидахмедов несколько раз прикоснулся губами к щеке Тамби и погладил его по ноге. — Хорошо, попробую, — в лёгком замешательстве посмотрев на друга, сказал он. Для него явно было непривычно, что кто-то оказывает ему столько внимания, — Рус, я не хочу, чтобы ты чувствовал вину за это, но… Тебе нужна была очень дорогая операция, и мне пришлось влезть в долги. Я должен много денег серьёзным людям, а денег нет… — Тамби мгновенно помрачнел и волнение от прикосновений друга смешалось с какими-то тяжёлыми, тревожными мыслями, — Но это мои проблемы, — тут же поспешил добавить Масаев, — Тебе не нужно об этом думать. — Издеваешься?! Тамби, все твои пг’облемы — и мои тоже. Тем более, если они появились из-за меня. Мы всё г’ешим, я обещаю. И… Спасибо тебе. Я бы здесь не сидел, если бы не ты, — Рустам наконец добрался до губ Тамби и, целуя, снова положил руку ему на живот, вспоминая, что было в доме на дне рождения. Он закрыл глаза, снова почувствовав под ладонью мягкую тёплую футболку и запах духов — кстати, тех же самых. Вдруг, Масаев дёрнулся в сторону. Рептилоид непонимающе посмотрел на него. — Стой. Не надо так, ладно? — хмурясь ещё сильнее сказал Тамби. В его глазах смоталось нечто вроде «ты точно не виноват, просто мне бы хотелось это прекратить». — Почему? Что такого? — удивился Рус, — Я же так уже делал… — Тогда, в доме, я терпел, потому что не хотел, чтобы ты ушёл. А сейчас… В общем, мне очень стыдно за себя. Стыдно, что я такой… Ну, ты понимаешь. И я не хочу заставлять тебя до себя дотрагиваться, потому что знаю, что это противно, — Тамби весь сжался от напряжения, замолк, уставился в пол. Рустам улыбался. — Мы постепенно это испг’авим, — сказал он, закидывая руку на плечи парню, — А сейчас я пг’осто скажу, что мне очень нг’авится, как ты выглядишь. И мне очень пг’иятно гладить тебя, обнимать, тг’огать. Я только этого и хочу. Постаг’айся успокоится, ладно? — Рустам смотрел на парня с глубоким очарованием и нежностью, хотя ему и было грустно от того, что с тем происходит нечто странное, — Неужели ты себе настолько не нг’авишься? — негромко и бережно спросил он, поправив выбившуюся на лоб прядку волос, — Ты же пг’екрасен… — Я себя ненавижу, Рус. — А меня любишь? — Конечно. — Тогда пг’идётся себя тоже полюбить, — Рептилоид вымученно вздохнул, — Ладно, пойдём ко мне. Ты же сможешь ещё со мной побыть? — Пока не выгонят — буду тут сидеть, — улыбнулся Тамби. Они зашли в палату. На белых стенах и белой простыни больничной койки играл прекрасный, золотой рассвет, и чистый, опьяняющий воздух тёплой осени заполнял комнату, врываясь сквозь открытое окно. Тамби закрыл дверь и вдруг остановился, глубоко и с упоением вдохнул лёгкий запах сухой травы и листьев. — Нет, это всё как-то неправильно… Как будто я не рад, что ты теперь со мной, — сказал он в полголоса и вдруг стремительно прижал Рустама к стенке, слегка притянул его за плечо, заставляя наклониться, и мокро, чувственно, долго целовал его, крепко сжимая пальцы на талии. У Тамби оказался очень мягкий и гибкий язык, ловко исследовавший сначала только губы Рустама, а потом слегка забрался на нёбо, от чего во рту появилось ощущение приятной заполнености, ловко забрался под язык Саидахмедова, сплетаясь с ним, и, уже в конце, только слегка прикоснулся к его губам своими невесомой бабочкой. — Рус, прости, что ничего толком не сказал про вчера, меня просто последний месяц добил совсем. Я не в себе, ты сам видишь. Я безумно счастлив, что ты признался, — сказал Масаев, когда поцелуй закончился. — Ты ещё и извиняешься, — усмехнулся Рептилоид, — Ты мне жизнь спас, алё! — Тамби не знал, что ответить, поэтому Рус решил прервать паузу сам, — Алё, говорю, телефон возьмите! — как всегда во время стёба имитируя акцент, сказал он. — Да, слушаю! — подхватил Масаев. — Меня щас такой кавказец засосал, ва-а-ай! Стою кайфую конкг’етно! — оба засмеялись — Рус негромко, Тамби заливисто и очень искренне, как только он умел. Как же Рустам любил этот по-детски громкий смех… Они полдня провели вместе, а потом Рустам почувствовал слабость и Тамби заставил его лечь в кровать. Уже засыпая, Рептилоид позвал друга, который сидел рядом, запустив пальцы в тёплые тёмные волосы Саидахмедова. — Тамби, слушай… Я вчера часы убрал в тумбочку… Достань, пожалуйста, — Масаев улыбнулся милому сонному голосу и непроизвольно смыкавшимся векам. — Сейчас, — он наклонился к тумбочке и за хвост вытянул из ящика серебряную ящерку. — Поможешь застегнуть… как тогда? — улыбнулся Рустам. — Конечно, — Тамби осторожно взял красивую жилистую руку, застегнул на ней браслет и поцеловал её. — Положи к себе на колено, — попросил Рептилоид, — хочу тебя лапать уже официально, — Масаев послушно опустил ладонь к себе на ногу и глупо, счастливо заулыбался. Кисть слегка погладила колено, а потом замерла: Рустам наконец уснул. *** Не то, чтобы всё шло идеально. Нет, естественно, они не могли друг от друга оторваться и каждый раз при встрече выглядели такими счастливыми, какими бывают люди, которые всегда знали что-то очень важное, но молчали, а теперь наконец-то решились об этом сказать. Двоим буквально головы сносило друг от друга. Но Рус стал со временем замечать две важных вещи: во-первых, Тамби не был просто грустным. Это было похоже на начальную стадию самой настоящей депрессии, а как ему помочь вариантов не было никаких. Во-вторых, Масаев до сих пор запрещал к себе прикасаться. Он был не против, когда его обнимали, но если рука Руса оказывалась даже просто на плече или ноге, её тут же просили убрать. Со стороны Тамби всё было немного лучше: несмотря на то, что замеченное Рустамом было правдой, он был счастлив, что теперь его горькая, измученная улыбка никогда не оставалась незамеченной. Он и сам не знал, что делать, но забота Саидахмедова давала силы и причины жить дальше. Через неделю, в день выписки, Рус проснулся от горячего трепетного поцелуя на своих губах. Да уж, с каждым разом он всё больше понимал, что целовался Тамби офигенно… Он улыбнулся и, ещё не открывая глаза, положил руку на щёку Тамби, слегка погладил большим пальцем. — Доброе утро, — в ответ на голос парня тёмные пушистые ресницы разомкнулись. — Доброе утг’о, — Масаев стоял над ним в прекрасной белой толстовке оверсайз, с букетом белых роз. — А у нас сегодня пг’аздник какой-то? — спросил Рептилоид, осматривая друга. — Ну, во-первых, тебя выписывают, а во-вторых — я разве не могу просто так подарить тебе цветы? — Блять, Тамби! — Саидахмедов встал и обнял его, — Ты слишком охуенный, так не бывает… Скоро они уже ехали домой к Русу. Тамби постоянно хмурился и был как будто глубоко в себе, в уничтожавших его изнутри мыслях. Рустам ничего не спрашивал — это было бы бесполезно, да и отвлекать его от руля не хотелось. — Эй, пг’иятель, — тепло прозвучало фирменное обращение. Тамби обернулся, — Всё будет офигенно, понял? — Что?..- Масаев не сразу осознал смысл сказанного, — А, да… Да, конечно, Рус. Всё будет хорошо, — снова увидев страдающее лицо, Рептилоид и сам поник. Дальше ехали молча. Наконец, они остановились во дворе у знакомой многоэтажки. Из машины никто не выходил, оба только выдохнули и замерли. — Поднимешься ко мне? — с опаской спросил Саидахмедов. — Извини, но мне нужно домой. Я приеду вечером, хорошо? — Да… как скажешь. Можно… можно поцеловать хотя бы? — Рус… — голос был виноватым и извиняющимся. — Но ты же сам утг’ом… — Это было зря. Ты не подумай, просто я не в настроении сейчас. — Ну хоть обнять, — Рептилоид посмотрел снизу вверх, как бы выпрашивая. Тамби тяжело выдохнул и натянул на губы усталую улыбку. — Иди ко мне, — Рустам перегнулся через ручник и крепко обнял парня, погладил его по спине. — Сегодня вечером мы будем много говог’ить, — как бы сразу намекая, о чём именно, прошептал Саидахмедов, и, не дожидаясь ответа, вышел из авто. Дома было хорошо. Но внутри всё лезло одно на другое, как при болезни, жутком отравлении, и, к тому же, дико загромождало пылавшую жаром голову. Ждать вечера было невыносимо. Да и когда вечер настал легче не было, потому что время шло, а Тамби до сих пор не приходил. На звонки тоже не отвечал. Не выдержав больше, Рус поехал к Тамби сам. Скоро он уже поднимался по ступенькам знакомого подъезда. Он дёрнул за ручку двери и та, на удивление, поддалась. Рустам вошёл в квартиру. На кухне горел свет, и он сразу скользнул туда. Тамби сидел за столом, склонив голову, и негромко всхлипывал. Рептилоид подбежал к нему. — Тамби! Что ты? Что случилось? — Масаев поднял голову. Его лицо было в пятнах, глаза покраснели. Он нервно кусал губы, чтобы сдержать новые слёзы. — Рус, извини, что ты меня таким видишь… Парни же не должны плакать, да? — Что ты несёшь?! Если тебе плохо, плакать — это ног’мально! — Рептилоид подвинул к его стулу другой, сел напротив и крепко-крепко обнял, укладывая его голову себе на плечо, стал чувственно гладить по спине, — Я обещал тебе длинный г’азговор? Вот он и начинается, — негромко сказал он, целуя волосы парня, — Только сначала ты успокоишься. Сег’дце надг’ывается на тебя смотг’еть! Ну тише, тише, ч-ш-ш-шии… Солнышко, ну что с тобой? — Я сейчас перестану, извини. Я не хочу тебя задерживать и заставлять на мои сопли смотреть, правда… — Тамби, не надо так, ладно? Я буду сидеть здесь, сколько понадобиться. Если ты всю ночь пг’оплачешь, значит, я буду обнимать и успокаивать тебя всю ночь. Я с тобой. Всегда. Потому что я тебя люблю. А сейчас попытайся объяснить, что случилось. — Ты уверен, что хочешь это выслушивать? — Да ты задолбал, естественно, блять, я хочу! Конечно! — почти вскрикивая от переполнявшей боли и переживаний за самого важного человека в мире, сказал Рустам и, слегка отстранившись, губами собрал дорожку от слезы на щеке парня. Тот, жмурясь и нервно вдыхая, вдруг взорвался и начал срывающимся голосом говорить обо всём, что, видимо, так долго его мучало. — Да просто… Рус, я устал! Я больше не могу, мне так фигово было, когда мне сказали, что ты в коме, я думал, что рядом лягу и сдохну. Теперь с тобой, вроде, всё хорошо, но эти деньги… Я не знаю, где сейчас найду миллион, а там два огромных вышибалы со стволами, им меня по стенке размазать — на раз-два. И ещё, знаешь… Я безумно счастлив, что ты со мной, но я ведь понимаю, что это ненадолго. Это до первого раза, максимум. Из-за этого я и не хотел, чтобы ты ко мне прикасался. Потому что нельзя любить человека, который из-за жира и на человека не похож… — Тамби! — Рустам почти отскочил в сторону и недоумевающе посмотрел на парня. Он знал, что у Масаева проблемы с принятием себя, но таких слов в его адрес он не мог допустить, — Ты совсем, что ли?! Ещё г’аз такое скажешь, и мы точно не будем вместе, ясно? — Саидахмедов медленно выдохнул, подавляя вспышку гнева не столько на парня — он прекрасно понимал, в каком тот состоянии — сколько на сами услышанные им слова. — Нет, ну, а что? Не так, что ли, Рус? Я правда, я… чего только к пробовал, не помогает! — Рептилоид снова обнял его. — Конечно, не так, солнышко. Ты пг’екг’асен. Я могу на тебя бесконечно пялиться, г’азглядывать… — Рустам поцеловал его несколько раз в горячий от слёз и усталости лоб, — Деньги мы найдём, я тебе обещаю. И винить себя за то, что тебе плохо, — глупо. Я же всегда помогу. А сейчас насчёт твоих загонов по поводу внешности… Ты же понимаешь, что нас всех пытаются изменить под какие-то стг’анные каноны, но кг’асота — это абсолютная сочетаемость всех чег’т внешности, а таких комбинаций тысячи. И ты выглядишь гаг’монично, то есть ты очень кг’асивый… — разговор был действительно долгий. Они просидели вместе до глубокой ночи, но для Рустама в итоге не могло быть лучшей награды, чем та, которую он получил: Тамби стал существенно спокойнее, после многократных переспрашиваемы вроде: «Тебе точно не противно на меня смотреть, дотрагиваться?», Масаев, наконец, сдался. — Хорошо, я тебя честно услышал, — сказал он, — Ты даже не представляешь, насколько для меня важно всё, что ты сказал, — Рустам с облегчением выдохнул. — Слушай, Тамби, я не заставляю тебя мгновенно себя менять. Естественно, это невозможно. Но я хочу, чтобы ты дег’жал мои слова в голове, ладно? И хоть немножко, хотя бы чуть-чуть начал себя любить. — Конечно. Я обещаю. — Тогда сейчас попытайся г’асслабиться и дышать поглубже. Возвг’ащаемся к начальной стадии, — Рустам ещё сильнее придвинулся к другу, поднял край толстовки и стал нежно гладить Тамби, долго целовал его. Масаев сначала едва сдерживался, чтобы снова не заплакать от стыда, но затем начал глубоко дышать по совету Саидахмедова и успокоился. — Ну вот, видишь? Я всё ещё не хочу тебя бг’осить, — улыбнулся Рустам. Тамби слегка виновато кивнул. — Как ты меня назвал, когда пришёл? — спросил он, уже с некоторым интересом наблюдая за действиями парня. Если уж быть совсем честным, ему нравилось. — Солнышко — усмехнулся Саидахмедов, — Ты такой же милый, тёплый и нужный. А вообще, — сказал он, опуская край толстовки и последний раз проводя рукой — Уже ночь, так что солнышку надо идти спать. Я же знаю, как ты устал. Кстати… — он слегка замялся, не зная, стоит ли об этом сейчас спрашивать, — Пустишь к себе? Я лезть не буду, обещаю. — Нет, блин, отправлю тебя в три ночи домой, после того, как ты тут восстанавливал мою психику и заодно убивал свою. Пойдём, а то ты тоже уже засыпаешь. Лежать рядом под тёплым одеялом в свете серебристой луны и просто засыпать, не думая ни о чём, оказалось крайне романтично и упоительно. Уснули они быстро, Тамби устроился на плече у Рустама, а тот не мог оторваться от ощущения мягкой копны на собственной коже. Под утро Рустама поднял телефон. Он схватил дребезжащую коробку и моментально выбежал из комнаты, чтобы не разбудить своего парня. В комнату он вернулся через десять минут, слегка потерянный, но улыбающийся. Тамби услышал звук открывшейся двери и проснулся. — Солнышко, тут такое дело… — Рустам слегка откашлялся, как бы пытаясь отсрочить новость, — с деньгами всё г’ешилось.