Желание быть безумным

Темнота слегка расступилась и вокруг снова посветлело. Кажется, пронесло. Вероятно, ударился об руль, но не так сильно — даже подушки безопасности нет. Дорога перед ним пуста: вероятно, нарушитель успел уехать, пока Рус был в отключке. Первым делом он решает проверить, что с машиной. Выйдя из неё, Рептилоид осматривает капот — вроде, ничего серьёзного. Сбито зеркало, лежащее рядом на дороге, и фильтр слегка помялся. Значит, можно ехать дальше. Только теперь надо быть поосторожнее… Рустам возвращается за руль, слегка выдавливает педаль газа, мягко трогается. До дома не должно быть больше пяти — десяти километров. Однако, он, кажется, заехал дальше, чем планировал. Сначала Рус не замечал чего-то странного и первые минут двадцать был спокоен. Потом он вдруг понял, что дорога не меняется уже слишком долго. Он остановился и вышел. На дороге всё так же лежало оторванное зеркало: авто не сдвинулось с места ни на метр. Рус тихо выругался. Как такое могло произойти? Он ведь ехал почти полчаса с приличной скоростью — не мог же он просто взять и свихнуться? Вдруг, в кармане брюк завибрировал телефон. Он поднял трубку. — Да! Тамби? Что-то случилось? — Рус, я должен был сказать тебе, но ты уехал. Не хотел предупреждать по телефону, но, похоже, вариантов у меня нет. Дело в том, что я очень серьёзно болен. Давно. Врачи сказали, что сегодня мой последний день. Я хотел провести его с тобой, а теперь уже не успеваю… — Что?! — но вызов закончился и Рус не успел ничего толком понять. Нужно было срочно ехать обратно. Он снова сел в машину и надавил на газ, но без особенных успехов. Через пятнадцать минут Рус опять остановился и увидел сквозь лобовое стекло старое доброе зеркало. Он глубоко вздохнул. На секунду он даже смирился с происходящим, как вдруг ему снова позвонили. — Рус, у меня осталось всего полчаса. Я хотел попрощаться с тобой, раз ты не можешь приехать. Я бы хотел услышать от тебя кое-что… Это могло бы решить наши проблемы, — Рептилоид, кажется, прекрасно понимал, что он должен был сказать, но всё происходящее повергло его в оцепенение, он не мог говорить и двигаться. Оставалось только застыть с телефоном в руках, не в силах издать ни звука. — Рус?.. Так ты ответишь? — скоро после этих слов зазвучали короткие гудки. Рустам был в бешенстве на себя. Что с ним случилось? Почему он не смог сказать?! От жуткой досады он выдавил педаль газа в пол, уже не заботясь о том, сдвинется ли с места. Что теперь нужно сделать? Как исправить то, что он натворил? Как, в конце концов, выехать с этой ебаной дороги?! — Блять! — заорал Рус от безысходности, а затем, чувствуя, как эмоции постепенно спускаются с точки кипения повторил снова, — Сука! Блять! — и, глубоко вздохнув, постарался успокоиться. Не останавливаясь, но достал телефон и набрал номер Тамби. Единственное, что он мог сделать, — позвонить и постараться всё исправить. — Я должен сказать кое-что, начал он, как только ему ответили, — Тамби, я должен… Я обязан сказать, что я тебя люблю. Вот. Вот, я говог’ю это, слышишь?! Я тебя люблю! — Слышу, Рус. Я тебя тоже. А теперь — пока, — трубку снова положили, а Саидахмедов не успел ничего понять, потому что перед ним вдруг оказался забор знакомого дома и он ударил по тормозам. *** Прошёл месяц. Что происходило в течение этого времени Рус не мог вспомнить, как ни пытался. То есть, не метафорически, а совершенно реально — как будто он спал, а когда проснулся, как-то сразу знал, что прошёл ровно месяц. Последнее, что он смог восстановить в памяти, был побелевший Тамби на дощатом полу проклятого дома, и пульс, который Рус так и не смог нащупать… Глупая какая-то смерть. Стремительная и нелогичная. Но, главное, приносившая Саидахмедову столько страданий, что ему, казалось, должны были существенно скостить срок в чистилище. Он зашёл домой в свою опустевшую комнату. В ней больше не появлялся знакомый чуть-чуть глухой и мягкий голос, шутивший обо всём на свете. И от этого нападала какая-то жгучая тоска, выливавшаяся изнутри Рептилоида негромкими редкими матами. На столе лежала книга. Книга его стихов. Он не помнил, как издал её, не помнил как и что писал — но писал, вероятно, много, от накрывавшего с головой горя. Помнил только как вчера забрал готовый образец из типографии. Он подержал книгу в руках и тут же положил обратно. Не хотелось читать. Потом Рус сел у зеркала и негромко включил магнитофон, который — чёрт знает зачем — он держал у себя уже добрых лет десять и никак не мог выбросить. Он стал рассматривать себя. В целом, он себе нравился, только чересчур осунувшееся лицо и изнурённые глаза портили общую картину, выдавая отпечаток, оставшийся после всего пережитого. Он посмотрел на запястье — там неизменно тикали серебряные часы, постоянно напоминая о Тамби. Вдруг, музыка на радио резко закончилась и по комнате разлился какой-то до боли знакомый голос, разом согревший холодный воздух пространства. — Рус, ну давай уже, просыпайся! Хватит тут лежать, я же знаю, что ты меня слышишь! — умоляюще вещали на безграничных волнах с лёгким шуршанием и помехами, — Чёртова ты ящерица, я тут, открывай глаза! — часы на руке Руса затикали так громко, как будто в комнате появились куранты. Ящерка неожиданно ожила и забегала вокруг запястья, а потом вдруг остановилась, зыркнула на Рустама и укусила его, неистово сжимая серебряные зубки, впившиеся в кожу, так, что Саидахмедов зажмурился от боли… *** Он открыл глаза и осмотрелся. Он лежал в какой-то маленькой светлой комнате, в белой одежде. Из его предплечья вился тонкий проводок, соединявший вену с капельницей. На другом конце комнаты кто-то сидел на стуле сгорбившись, сжавшись, весь опустившийся и поникший. — Тамби? — Рус хотел позвать погромче, но голос его не слушался. Получился какой-то еле различимый шёпот, — сидевший напротив вскочил, обернулся, и в одно мгновение оказался у кровати, нажал на кнопку вызова врача. Его лицо было одним из самых измученных лиц, которые Саидахмедов когда-либо видел. Обескровленные губы, синяки под глазами — впалыми и сонно-мутными, прядка серых волос среди тёмной капны… — Тамби, а что случилось? Я в больнице? — спросил Рустам, пытаясь понять, что здесь происходит. — Ты разбился на машине… Ты три недели был в коме. Тебе делали несколько сложных операций, и, хотя всегда говорили, что случай не самый опасный, я уже слабо верил, что ты очнёшься… Блять, Рус, как ты меня напугал! Ты самый настоящий мудак! Куда ты смотрел вообще?! — Ну сейчас же всё хог’ошо, — слабо улыбнулся парень своей фирменной усмешкой, — Так, подожди… Ты живой?! — вдруг закричал Рус, резко поднимаясь кровати. — Ты, вроде, не головой ударился, — усмехнулся Масаев, — Ну да, как видишь, живой. — Вот же сука… — прошептал Саидахмедов, вдруг начиная осознавать, что всё увиденное им было игрой подсознания. Однако кома оказалась-таки полезной штукой, поскольку одну важную вещь он усвоил прекрасно. — Тамби, я так скучал… — Рептилоид обнял друга, крепко прижимаясь к нему, а потом сполз ему головой на колени, — Слушай, я должен тебе сказать кое-что очень важное, — начал он, но тут на пороге появился врач. — О, проснулись? Ну, с возвращением вас! — улыбнулся доктор, проверяя показание приборов, к которым был подключён Рус. — А когда выпишут? — спросил Тамби. — Ну, переломы уже успели срастись, так что через неделю, думаю… — А сегодня никак? — спросил Рус. — Да вы что? Вы только из комы вышли! — Ну дяденька доктор, ну я по дг’узьям соскучился! — отшутился Рептилоид, сильнее прижимаясь к Масаеву. — Ну вы же не хотите потом ещё на две недели у нас остаться? — Не хочу, — вздохнул Рус. — Ну вот и хорошо. Вам сейчас нужен покой, а друзей можно завтра попросить прийти, правильно? А мы лучше пойдём, — кивая Тамби, заключил врач. — Уже? — спросил Рустам, протягивая руки к Тамби, когда тот поднялся и пошёл к двери. — Рус, я вернусь завтра и буду рядом, обещаю. Отдыхай, хорошо? — Да, пг’авильно… Скоро он остался один в палате. Боже, Тамби был жив… Рустам теперь точно знал, как ужасно было бы его потерять. Нужно было всё сказать как можно быстрее, сказать завтра же. Только почему он выглядел таким изнурённым? Понятно, он, наверно, немного переживал, но не до такой же степени… Впрочем, это предстояло узнать завтра, а теперь веки постепенно тяжелили, закрываясь и подгружая в темноту… Парень проснулся от попавшего в глаза яркого света. Он попытался отвернуться, помотал головой и очнулся. Перед ним стояли Тамби, Нурлан и Лёха. У последнего в зубах был фонарик. — Ну вот, а вы говорили, бесполезно через заборы лазить! — усмехнулся Щербаков, — Мы это, красть тебя пришли! — Да, мы подумали, что не отметить твоё выздоровление намного опаснее для психики, чем провести час в каком-нибудь баре, — подхватил Нур, — отстёгивай свои проводки, идём тусить! — У-у-у-у — закричал Рус, вставая с кровати, — Охуенно, мужики! Только одежда… — Да мы принесли, — Тамби протянул Русу пакет, внутри которого оказались чёрные футболка и джинсы. Берцы стояли у кровати, как будто всё это время дожидались своего часа. Рептилоид оделся, поправил часы, покрутив их на запястье, и вслед за остальными спрыгнул в окно с первого этажа невысокой, как оказалось, больницы. У входа стояла машина Сабурова, куда все и забрались, чтобы поскорее сбежать с места преступления. Скоро вся шумная компания уже заходила в ночной клуб. Ночь предстояла весёлая и каждый был по-своему в предвкушении. *** Четверо сидели за столиком и были уже порядком подшофе. — А помните рубрику «свисты фляги»? — вдруг засмеялся Лёха, — Рус, больше ничего не расскажешь? — Да, кстати, — поддержал Сабуров, — Это был угар. Наверняка же есть что-то, что для съёмки не подходит, но нам можешь рассказать. — Есть, конечно! — Рустам принял игру с энтузиазмом и в очередной раз за вечер влюблённо посмотрел на Тамби. Тот, правда, ничуть не изменился с начала вечера и выглядел всё таким же уставшим, замученным. Он планировал развеселить друга историями, но сначала нужно было выяснить, что с ним, — Только виски кончился… Нур, сходишь? — Щас всё будет, — Сабуров ушёл и оставалось слить Лёху, но тот — как почувствовал — внезапно вспомнил, что ему нужно позвонить жене, и тоже быстро исчез. Они, наконец, остались вдвоём. Рус подсел к Тамби, погладил его по спине и обнял за плечи. — Ты в пог’ядке, пг’иятель? — улыбаясь, с нежностью спросил Рептилоид. — Я?.. Да, всё хорошо, Рус. Так… ерунда. — А мне кажется, что-то важное, — Тамби, наконец, повернулся к Рустаму и посмотрел на него, — Мы можем обсудить потом, если хочешь, но я должен тебе кое-что сказать. — Я слушаю, — ответил Масаев. «Так вот как это должно было случиться, — подумал Саидахмедов, — легко, без нервов, без страха. Просто в момент чувства самого огромного счастья». — Скажи честно, ты достаточно тг’езвый, чтобы не забыть, что я сказал, и завтг’а обсудить это? — Да, Рус, я вообще почти не пил. — Тогда… — Рептилоид выдохнул, чувствуя, как из груди пропадает тяжёлый камень, — Тамби, я тебя очень сильно и давно люблю, — он смотрел на друга и светло улыбался. Ему не хотелось убежать и спрятаться, он не чувствовал стыд. Он почему-то знал, что всё сделал, как надо. Тамби, казалось, очень хотел что-то ответить, но не мог. На его глазах навернулись слёзы, а губы дрожали. Потом он несколько раз нервно кивнул, и Рустам, больше не в силах себя сдерживать, взял его за виски, зарываясь пальцами в роскошные тёмные локоны, погладил большими пальцами мягкие щёки и нежно, чувственно поцеловал его. Тамби подался вперёд, увлечённо отвечая на поцелуй, и крепко сжал плечи Рустама, будто боясь, что тот уйдёт от него. Наконец, Саидахмедов оторвался от долгого сладкого поцелуя, тяжело дыша, и лёгкими прикосновениями прошёл от краешка губ до щеки, успокаивающе поглаживая друга по голове. Они обнялись и потом уже долго не могли оторваться друг от друга. — Тамби, что случилось? Сейчас-то можешь сказать? — спросил Рус, когда оба немного пришли в себя и оправились от накрывавших эмоций. — Я обещаю, что мы завтра поговорим об этом, ладно? А теперь надо палиться поменьше, а то вон Нур уже идёт. Да и Лёха… Сабуров с Щербаковым подошли к столику. — Короче, облом, — грустно сказал последний, — Мне через час надо быть дома. Поэтому одна история, пара бокалов и я ухожу. — Ну давайте ускоримся тогда! — Нурлан поставил на стол бутылку виски, — Рус, начинай. — В общем, это было на Камеди Баттле в нашем последнем сезоне, — Рустам решил вспомнить что-то максимально милое, — Нам выходить через минуту, я его ищу за кулисами — просто нигде нет. Всё, исчез Тамби. Я ношусь как бешеный, не знаю, что делать, подхожу к выходу с площадки, а он там стоит и почти плачет. Спг’ашиваю, что случилось, а он, оказывается, думал, что мы пг’опустили выступление! — все засмеялись, Рустам погладил Тамби по плечу и снова ему улыбнулся.