Желание быть безумным

«Don’t stop the feeling!» — слышна кислотная музыка метров за десять до дома Рустама, который он снял в пригороде на тридцатилетие. Не то чтобы большая цифра, но вроде как круглая, да и возможность есть — почему не порадовать себя и друзей? Уже все пришли и веселятся, уже успело стемнеть, а Тамби нет. Хотя он и предупредил, что опоздает минут на сорок, и полчаса просил прощения за это, Русу всё равно как-то нехорошо. Ещё и спина болит от пола, на котором он провёл всю ночь. Хотя, стоит сказать, что энергия все так же бьёт через край и вчерашняя вспышка разгорелась не на шутку, но всё это под каким-то сероватым налётом. Он смотрит в одну точку — точнее, на болтающих Нурлана с Лёхой. Слов не слышит, одни неясные звуки, и только потом понимает — это кровь пульсирует в висках от навязчивого чувства страха, что с Тамби что-то случилось. Он смотрит и смотрит на полупьяных друзей, а на его плече вдруг возникает рука, от которой он нервно дёргается и проливает немного шампанского, налитого в стакан почти час назад и не тронутого ни на каплю. — Рус, поздравляю! Ты знаешь, как я к тебе отношусь и что ты для меня… — Тамби, ты в пог’ядке?! — взволновано перебивает Рептилоид, инстинктивно осматривая друга. — Да, конечно… А что могло случиться? — Да не знаю… — Рустам вдруг сам осознал всю глупость своих переживаний и тут же улыбнулся, — Пойдём-ка со мной. Парень залпом выпивает весь бокал и тащит Тамби к небольшой возвышенности у стены дома, которая служила чем-то вроде сцены. Настаёт момент икс. Всё тело сводят судороги от бесконечно сильного волнения. Да, Рус решил, что признаваться — так признаваться. А его друг, кажется, всё ещё не понимает, во что его втянули. Но, как всегда, улыбается, мол, «всё хорошо». И плевать, что Саидахмедов в курсе, как дорого стоит такая улыбка, и насколько она отличается от той, которая появляется на лице Масаева, когда действительно «всё хорошо». Но сейчас Рус её не видит. Опять Тамби улыбается горько и невидимо, и ему кажется, что с кем он не будь рядом — её никогда не заметят. — Г’ебят, мне нужна минуточка внимания, — провозглашает Рус, и все слегка притихают. Он убавляет звук на колонке и несколько раз кашлянет, — Дело в том, что вот этот вот человек — он положил руку на плечо стоявшего рядом, — Человечище, можно сказать, уже давно для меня очень особенный. Он сам это знает, да и вы все, думаю, тоже знаете. И я хотел бы сейчас пг’изнаться, что он для меня не просто дг’уг, а… — Рептилоид вдруг неожиданно для себя осёкся, замолчал, помрачнел, и чуть заметно покачал головой, — А самый лучший и самый близкий, — выдыхает он, чтобы просто не съехать на середине фразы, — Тамби, спасибо тебе! — Рус обнимает его, а внутри всё как будто разом умирает от неисполненной мечты. Что дальше-то? Он ведь всё, всё к чертям испортил! И он чувствует, как, только успев оторваться от друга, принимает на плечи несносный груз, и тело становиться тяжёлым, и таскать его просто нет сил. Следующие минут двадцать он просто шатается от одного к другому, нависая над гостями, как призрак, и вообще мало соображает. Внутри клокочет необъяснимый страх и хочется забиться в угол, убежать, спрятаться, исчезнуть — хоть что нибудь. Его страдания кончились совершенно неожиданно, но удачно. Всё та же тёплая рука легла на плечо и самый важный голос позвал его. — Рус, слушай, как-то все ходят по отдельности… Давай во что-нибудь поиграем? — наивное и дурацкое предложение, однако оно слегка оживляет парня и тот соглашается. Кажется, это неплохая возможность повеселиться. — Так, уважаемые артисты шапито, просьба подойти к хозяину цирка! — выкрикивает Тамби с явной издёвкой, когда песня на секунду стихает перед тем, как смениться другой. — Это ко мне, что ли, надо подойти, Тамби? — усмехается Нур, приближаясь к ребятам. — Да, мой господин! — подхватывает Масаев, максимально пафосно отвешивая поклон Сабурову, — Бери меня, бери меня полностью! — Да, ну, блять, не хочу я. Иди нахуй, раб! — парирует казах. — Тогда извольте выбрать из других плебеев, — накидывает Тамби, указывая на подошедших Щербакова, Чапаряна, Деткова и Макара. Он успевает украдкой посмотреть на Рептилоида, на лице которого появляется наконец едва заметная улыбка. — Так, ну этот только пизду лижет, у этого одна рука устанет и он дрочить прекратит, этот огромный какой-то, убьёт нахуй… Армянина беру, короче. Заверните там… — договорив, Нурлан заливается смехом, который тут же подхватывает Тамби, а за ним и остальные. Даже Рустам громко выдыхает носом и заметнее улыбается. — Короче, ребят, есть предложение поиграть в бутылочку. На кого покажет, тот выполняет желание крутившего. Кто отказывается, пьёт. Играем? — А хули, играем, конечно! — отвечает Лёха, — Только я не понял, когда нужно выполнять задание и что такое бутылочка… — Бля, Лёх, завались, а? Ты и не поймёшь, я обещаю! — угорает Серёжа, пока все садятся у камина в круг, а Тамби ищет на столе пустую бутылку. — Так, ну, первый, я думаю, Рус, — говорит Нурлан, передавая бутылку Саидахмедову, — Ещё раз с днём рождения, брат, — тот выглядит буквально истерзанным, уставшим, напуганным до жути, но бутылку берёт, пока никто не заметил. Горлышко делает несколько кругов и показывает на Илью. — Та-а-к, ну и как мне унижаться? — спрашивает Макар, глядя на Руса. — Раскрути стул на трах, — он выдаёт первое, что пришло в голову, но это, кажется, работает: все смеются, а Илья подгребает к себе ближайшую табуретку, недвусмысленно глядя на неё и начиная накидывать самые пошлые и отвратительные комплименты, от чего все буквально валяются по полу. *** Рус много пьёт. Ни разу не выполнил желание, и в голове уже очень-очень мутно. Кажется, он с первого раза и не встанет на ноги. Нурлан уже рассказывал о своей родословной на китайском, Артур молча выбивал деньги у Деткова, сам Детков танцевал лезгинку, а Тамби рассказывал о назначении тренажёров в женском фитнес-центре. Но Русу становится весело только на секунду, только в моменте, а затем снова накрывает страх и уныние. Наконец, отсиживаться становиться невозможным. Боевое дуло бутылки предательски смотрит на него с лёгкой руки Сабурова и тот готов его осадить искромётным запросом. Все уже порядком бухие, поэтому ожидать можно чего угодно. Кажется, Рус и ожидал чего угодно, но не этого. — Так, ну все в курсе, что вы с Тамби ебётесь перед съёмками, так что признавайся ему в любви при всех! — выдаёт Нур, — Только давай там, это, чтобы красива, брррат! — Рептилоид чувствует, как горлу подступает ком. Он не может это сделать. Вообще никак. Только не здесь и не сейчас, не при таких обстоятельствах. Он чувствует себя зажатым в клетку, прутья которой неумолимо быстро ползут на него. Кажется, что на него сейчас обвалиться потолок, и выхода никакого нет. На глазах слегка проступают слёзы. В этот момент Тамби незаметно для всех протягивает руку за спину Руса и начинает настойчиво, но нежно гладить её, сжимать плечи, невесомо похлопывать. — Сейчас всё будет, дыши поглубже, — успевает шепнуть он и обращается уже ко всем, — Ребят, Рус перебрал немного, щас он прочистится и придёт, — с этими словами Масаев встаёт, увлекая за собой Рептилоида, и тащит его в сторону отделённой от общего пространства комнаты. Они заходят внутрь и дверь за ними плотно закрывается. Тамби усаживает друга в кресло и включает свет. — Рус, прости, я помочь хотел, тебя успокоить как-то… Дурацкая идея с этой игрой… — Саидахмедову трудно соображать, но он понимает одно — опять Тамби заметил абсолютно всё, опять ничего не спросил, а взял и постарался помочь. Вот так просто, без всех этих лишних слов. Невероятно. Сложно было выразить, как Рустам ценил это в нём. Рус нервно дышит, не в силах прийти в себя. Паническая атака накладывается на избыток алкоголя, порождая жуткий эффект. Он забивается поглубже в кресло и сначала тихо всхлипывает, а потом начинает плакать навзрыд, и ему кажется, что его сейчас прикончит нависшая над ним уродливая тень. Только бы спрятаться от неё любой ценой. — Господи, Рус, да что с тобой? — Тамби напуганно смотрит на него, подходя ближе, — Так, сиди тут, я сейчас воды принесу. Тебе надо успокоиться. Масаев уходит, но Рустам этого не замечает. Он находиться в мире сковывающих его призраков, и он измучен, он изнемождён ими, он отбивается, размахивая руками во все стороны и слабо, истошно крича. Время движется каким-то рывками и больно стреляет в голове, заставляя её кружиться. Сердце колотиться, и шея нервно дёргается во все стороны. Когда Тамби возвращается, первая волна подходит к концу, и наступает подавленность. Слёзы своевольно текут из глаз, лицо белое и безжизненное, нет сил даже открыть глаза. Он только чувствует возникшее рядом тепло, чувствует, как его осторожно стучат по плечу, чтобы привести в чувства, и вкладывают в руки стакан с водой, помогая поднести к губам. Это позволяет немного прийти в себя. Глаза скоро открываются и он сам держит воду. Несколько минут всё идёт неплохо, но затем дрожащие руки на мгновение ослабевают и стакан летит на пол. Рус хочет встать и убрать, но его останавливает ласковый, обеспокоенный голос. — Сиди, пожалуйста, я всё уберу. Только не переживай, ладно? — Рептилоид слабо кивает и на время погружается в полудрём. *** — Ай, сука! — вдруг слышит Рустам сквозь пелену и мгновенно просыпается. Стёкол больше нет, зато у Тамби раскроено пол ладони. Не очень глубоко, но рана длинная и из неё бьёт кровь. Похоже, порезался. Один взгляд на это мгновенно пробуждает парня, он вскакивает, подлетает к другу, как будто с ним ничего и не было. — Тамби, подожди, я сейчас… Сейчас найду бинты… Хотя нет, к чёг’ту, это долго… — он стягивает с себя футболку и перевязывает руку Масаева прежде, чем тот успевает что-нибудь сказать. — Рус, да там порез-то ерундовый, выглядит страшнее… Не нужно было, правда. — Да как не нужно?! А если гр’язь попадёт? Вообще сейчас в больницу поедем, ясно?! — заметив, что на него смотрят, как на полоумного, Рустам слегка успокаивается, — Прости, испугался за тебя. Очень больно? — Да нет, конечно. Почти не больно. А вот ты меня правда напугал. — Да я-то что, это так, это бывает… Нет, Тамби, а вдг’уг ты просто от шока не чувствуешь глубину пог’еза? Тебе точно не больно?! — Рустам прижимает порезанную руку сначала к губам, а потом к груди и смотрит в глаза другу. Он мало соображает, поэтому вдруг выдаёт то, чего никак не ожидал от себя: — Тамби, я… Я тебя очень люблю. Не как друга.