Мы никогда не расцветём

Когда у Антона спрашивали, как у него дела, он всегда отвечал, что всё замечательно и нет никаких поводов для беспокойства. Отчасти это действительно было так, если, конечно, пользоваться стереотипом, что любого современного подростка должна волновать только одна вещь — школьные оценки, якобы отображающие его стремление к получению образования. Если судить так, то у Антона вообще никогда не было и не могло быть проблем. А что? Он обладал всем комплектом счастливой жизни типичного подростка: оценки — положительные, друзья — отличные, семья — крепкая. Только вот улыбка на его губах иногда была такая печальная, а взгляд — столь глубокий и пронизывающий, что хотелось сорвать с его лица бестолковую маску шута. Никто, кроме близких друзей, не замечал в его поведении ничего странного, хотя иногда Шастун поражал своей отчуждённостью, возникшей из ниоткуда. Словно реальность настолько была ему не мила, что периодически он уходил в собственный мир грёз, ограждая себя стеной из неловких улыбок и растерянного, ничего не понимающего взгляда. Когда Серёжа обеспокоенно спрашивал его, что случилось, Антон отвечал ему скромным молчанием, не в силах что-либо сказать. Именно поэтому парням захотелось сделать хоть что-то, чтобы Шастун отвлёкся от своих загонов и перестал жить внутренними переживаниями, о которых больше никто не знал. Антон не хотел делиться своими проблемами, поэтому ребята решили прибегнуть к общеизвестным методам избавления от тоски. Серёжа не придумал ничего лучше, чем попробовать заглушить неведомую грусть Антона алкоголем и громкой музыкой. Дима, конечно, поначалу был против и даже предложил свой вариант действий, но Матвиенко сказал, что дурацкие книги Позова ничем тут не помогут. «Тут — жизнь, самая настоящая, а не твои сказочки» — грубо, но честно ответил Серёжа и взял всё в свои руки. Благо, что к тому моменту ему удачно подвернулась возможность воспользоваться своими связями со «старшими» — людьми, которые были старше всего лишь на пару лет, но имели огромную власть, потому что были совершеннолетними детьми не самых последних людей в этом городе. Именно они и согласились провести Матвиенко и его друзей в ночной клуб. Антон, конечно, не смог отказаться от такого предложения, потому что, несмотря на свою отчуждённость, он всегда старался быть в кругу своих друзей. Куда они — туда и он. Вспомним столь банальную фразу, что так часто слышит любой подросток из уст своих родителей: «Если они с крыши пойдут прыгать, ты тоже пойдёшь?». Так вот. Шастун бы пошёл. Серёжа не уточнил, в какой день недели планируется грандиозное завоевание ночного клуба, так что Антон, не зная, когда ему готовится, быстро забыл об этом. Его голова, к счастью, оказалась забита чем-то более полезным, чем мыслями о танцах и выпивке: на днях должна была состояться важная контрольная по биологии, чьи результаты повлияют на итоговую оценку в этом семестре. Павел Алексеевич вообще был не особо строг в этом плане. Чтобы получить хорошую отметку по его предмету в конце года, нужно всего лишь вовремя сдавать ему все работы — лабораторные, домашние, контрольные. И если в конце учебного периода ученик вдруг вспоминает, что за ним висит какой-то должок ещё с начала сентября, Павел Алексеевич одарит его самой мягкой улыбкой в мире и выведет красивую троечку. На этот раз всё сошлось не совсем так, как хотелось бы. Когда Антон спокойно сидел на лавочке в холле, ожидая своей очереди к школьному секретарю, чтобы получить справку об обучении в одиннадцатом классе, к нему вдруг подбежал Серёжа и дружески хлопнул по плечу. — Шаст, спешу тебя обрадовать: сегодня вечером собираемся, — улыбнулся Матвиенко. Антон даже не сразу осознал, о чём идёт речь. А потом обомлел: — А в смысле… у нас же контрольная завтра, — удивлённо произнёс Шастун, всё больше и больше начиная сомневаться в этой глупой затее. — Ну и что? Боишься не встать утром? — уверенно ответил ему Серёжа, но даже его твёрдый голос не внушал Антону никакого доверия. Он знал, что Матвиенко не так уж сильно переживает за свою учёбу, так что может запросто и прогулять несколько уроков, если посчитает нужным. — Боюсь, что я не успею подготовиться, — нахмурился Шаст, уже готовый отказаться от похода в клуб только из-за своего страха не написать контрольную. Серёжа замолчал и пристально посмотрел на Антона. Его взгляд утратил всякий огонёк энтузиазма. Теперь на его лице отображалось недовольство, медленно сменявшееся напускным безразличием. — Ну и не иди, ссыкунишка, — неожиданно ответил он, так что даже Шастун ошарашенно выпучил глаза, совсем не ожидая такой реакции. — Так и скажи, что просто боишься опозориться. Что, думаешь, тебя вынесет с одного глотка? Или что к тебе подойдёт знакомиться красивая девчонка, а ты даже её обнять не сможешь? Или ты ещё на входе испугаешься и скажешь, что тебе совсем не восемнадцать? Ну и сиди дома тогда, зубри дальше свою биологию. Я с Димой пойду. Он, в отличие от некоторых, хороший друг. После этого Матвиенко ловко развернулся на пятках и направился к выходу, не дав Антону даже времени обдумать его слова. Если бы Шаст мог видеть его хитрую улыбку и засверкавшие глаза, он бы всё понял. Но Серёжа стал уходить так стремительно, что создавалось ощущение, что Шаст вот-вот потеряет свою последнюю возможность остановить его. Так что он моментально подскочил с лавочки и быстро сократил расстояние, возникшее между ним и Матвиенко. — Стой, стой, ладно, я пойду, — пролепетал Антон, схватив Серёжу за руку. — Сразу бы так, — усмехнулся Матвиенко, и Шастун понял, что тот и не особо пытался уйти. Домой Антон вернулся взволнованным. Он жутко переживал по поводу сегодняшнего вечера, потому что раньше ему никогда не доводилось посещать столь шумные и даже неприличные места. Шаст, мягко говоря, не знал, как ему стоит вести себя, что говорить и как одеваться. Он пребывал в полнейшей растерянности и не мог перестать думать о запланированном развлечении. Все мысли о контрольной работе покинули его голову, как только он принял твёрдое решение пойти вместе с друзьями, так что на одно беспокойство в его жизни стало меньше. Родители, заметив чрезмерную встревоженность своего сына, хотели застать его врасплох, когда он сидел в своей комнате и слушал музыку за компьютерным столом. — Антош, у тебя всё хорошо? — неожиданно громко спросила мама, но из-за наушников Антон её не услышал, пока она не дотронулась до его плеча. Это был отличный способ быстро и гарантированно довести до инфаркта, но Шаст, в принципе, уже привык, понимая, что таким образом его всего лишь хотят отвлечь, а не убить. — Что такое, мам? — вздохнул он. — Ты какой-то дёрганный пришёл из школы. У тебя всё нормально? Или какие-то проблемы? — заботливо, но с ноткой подозрительности поинтересовалась мама и присела на край дивана, чтобы можно было комфортно побеседовать с сыном. Антон ответил не сразу. Он понял, что родители уже начали что-то подозревать, потому что в обычное время Шаст был весьма спокоен и сдержан, а тут вдруг стал каким-то нервным. Конечно, говорить им о своих ночных планах он не собирался, ведь о таком не принято рассказывать даже самым понимающим родителям, особенно когда тебе всего семнадцать лет и ты хочешь провести ночь не в тёплой уютной кроватке. — Всё отлично, — кратко отозвался Антон, но потом решил перестраховаться и отвлечь маму от сомнительных мыслей: — Я, кстати, сегодня пятёрку получил по математике. Такая тяжёлая работа была, жесть. — Ты мой молодец, — мягко улыбнулась она, чувствуя некую гордость. Это всегда работало безотказно — стоило только похвалиться каким-то школьными успехами, как она уже вся начинала светиться и напрочь забывала о том, зачем приходила. Они ещё какое-то время пообщались, рассказывая друг другу незначительные мелочи и делясь впечатлениями о прошедших событиях. Их разговор был недолгий, но тёплый и душевный. Этого вполне хватило, чтобы мама осталась спокойна и довольна, а Антон перестал переживать по поводу того, что его родители могут обо всём узнать. — Я сегодня у Серёжи переночую, — как бы невзначай добавил Шаст и поцеловал маму в щёку. Она не нашла в его словах ни капельки лжи. Собственно, Антон действительно планировал при необходимости остаться у Матвиенко, если по какой-то причине ему не захочется возвращаться домой. — Хорошо. Только не поздно ложитесь, завтра в школу. *** Антон был во всеоружии — модный, стильный, молодёжный. Роскошная белая толстовка с чёрным принтом, узкие джинсы, кроссовки — типичный набор одежды для стильного подростка, но теперь Шаст видел в каждой своей вещи признак взрослости, словно посещение ночного клуба автоматически делало старше. Только его лицо по-прежнему сохраняло совсем юные, даже детские черты, а его подвижная мимика в целом была свойственна эмоциональному и чувствительному юнцу. Из всех нервничал только Антон. Дима был как кремень и всю дорогу сохранял каменное лицо, в то время как Серёжа, наоборот, казался чересчур активным и расслабленным, пребывая в самом настоящем предвкушении веселья. Как и обещалось, их без всяких вопросов пропустили внутрь, так что они все спокойно выдохнули, когда им удалось смешаться с толпой танцующих людей. — Ну что, Поз? Это тебе не симфонические концерты, — усмехнулся Матвиенко и по-дружески ткнул локтем рядом идущего Диму. — Я вижу, — фыркнул Поз и обиженно отвернулся, делая вид, что с интересом рассматривает лица незнакомых ему людей. Здешняя атмосфера была неповторима. Играла настолько громкая музыка, что танцующие наверняка уже не слышали ничего, кроме неразборчивого шума в ушах, что никак не мешало им наслаждаться собственными телодвижениями. Во всём помещении царил странный запах, составленный из тысячи других известных ароматов: нотки алкоголя смешивались с чьими-то приторными духами, никотином, кислым потом и непонятной сладостью. Так, наверно, могло пахнуть только в подобном месте, кишащем пьяными и «весёлыми» людьми, в чьих жилах застыл спирт. Антона даже стало подташнивать, стоило ему окунуться в этот запах, но, на удивление, к нему достаточно быстро привыкаешь — он просто становится твоей вуалью, смешивается с твоим естественным запахом и перестаёт быть чем-то чужеродным. Антон и не заметил, как Матвиенко через постоянно толкающихся незнакомцев провёл своих непросвещённых друзей к святыне сего места. — А вот и бар, присаживайтесь, господа, — засмеялся он и плюхнулся на высокий стул, свесив с него ноги. Серёжа, который божился, что никогда не бывал здесь, выглядел слишком спокойным, чтобы казаться «первопроходцем». Удивительно, что бармен ещё не обратился к нему как к любимому постоянному посетителю. В отличие от Матвиенко, Дима с Антоном чувствовали себя максимально неуверенно и зажато, причём хуже всего было Позову. Он был настолько напряжён, что не выражал ровным счётом никаких эмоций и от этого выглядел ещё более забавно. — Что будете пить? Виски? Коньяк? Водку? Девчачьи коктейли с дурацкими трубочками даже не предлагаю, они для слабаков, — улыбнулся Матвиенко, испытывая особое удовольствие от нахождения в этом месте. Здесь он чувствовал себя совсем взрослым. — А где меньше всего алкоголя? — решил заранее уточнить Антон, который вообще не разбирался в алкогольных напитках и боялся свалиться с одного стакана. — В виски, наверно, — задумчиво ответил ему Серёжа. — В разбавленном виски, — вдруг добавил молчавший до этого момента Дима, уловив в словах Матвиенко коварный замысел напоить их обоих чем-нибудь крепким. Как было на самом деле — неизвестно. Но в ответ Серёжа лишь приторно улыбнулся. Бармен оперативно поставил перед ними три стакана, наполненные виски с колой. Поз пододвинул к себе один сосуд и, наклонившись, принюхался, но резкий запах алкоголя заставил его поморщиться и даже начать сомневаться в надобности пить. Антон и вовсе не стал церемониться и сразу же сделал слишком большой глоток, почувствовав, как горячительная жидкость скользнула внутрь и начала жечь. — Надо понемногу, Шаст, — тяжко вздохнул Матвиенко, увидев, как Антон глупо пытается справиться с непоправимым ощущением жжения. Дальше стало намного проще. Шастун воспользовался советом Серёжи и стал пить маленькими глотками, стараясь делать перерывы между ними. Ему не хватало только какой-нибудь закуски, чтобы временами перебивать у себя во рту весьма своеобразный вкус виски, который преобладал над сладостью колы. А так… его даже всё устраивало. Ему нравилась громкая музыка, которая задавала определённый ритм на танцполе. Вкус алкоголя оказался не таким уж плохим, как он думал раньше, а некая похоть, что выражалась в полураздетых девушках и интимных танцах, даже была приятна, хоть и смущала неопытного Шастуна. Он потихоньку допивал виски с колой и наслаждался необычной атмосферой, пока его тело наливалось свинцовой мягкостью. Отдельно стоило сказать про Диму. Алкоголь пошёл ему на пользу: он развеселился и почувствовал некую свободу в своих действиях, хотя выпил совсем немного. Через некоторое время он уже расслабленно улыбался, и Антон стал беспокоиться, что в таком состоянии даже сдержанный и серьёзный Поз может заработать себе неприятности. Но он по-прежнему сидел рядом с ним за барной стойкой и тихо-мирно довольствовался обстановкой. Первым исчез Матвиенко. Причём он пропал из виду так незаметно и быстро, что Шастун стал испуганно оглядываться по сторонам, пока не заметил Серёжу, уверенно флиртующего с какой-то брюнеткой. Она прижималась к нему пышной грудью и властно сжимала его волосы, завязанные в хвостик, и Матвиенко таял в её объятиях, околдованный змеиным взглядом. Антон покраснел, увидев это, и поспешил отвернуться. Следом исчез Дима. Буквально несколько секунд назад он ещё сидел здесь, но теперь на его стуле никого не было. Стакан, оставленный им, был до дна опустошён. Шастун ужаснулся. Он боялся оставаться в одиночестве, без компании друзей, потому что пьяные незнакомые люди, окружавшие его, не внушали доверия. На самом деле Позов просто ушёл в уборную и даже предупредил об этом Антона, который в этот момент искал Серёжу и был так увлечён этим, что ничего не услышал. Шаст решил никуда не уходить, чтобы не потеряться. Он думал, что они все вместе пойдут домой после того, как хорошенько повеселятся здесь. Но веселье, получаемое им, было довольно странным, потому что он не пользовался всеми предоставленными возможностями (например, танцами с шикарными девушками). Вместо того чтобы отлично проводить время, Антон заказал себе ещё разбавленного виски и понемногу пил его, копаясь в телефоне. Ему было не так уж грустно, как могло показаться на первый взгляд. Горячительная жидкость приятно скрашивала его пребывание в клубе. Когда прошло уже приличное количество времени с пропажи Димы, Шаст всерьёз забеспокоился о нём, хотя в его организме уже было столько алкоголя, что он не мог думать о чём-то так сосредоточенно. Поняв, что перед глазами всё начинает расплываться, Антон поднял голову, тщетно пытаясь отыскать знакомую физиономию с очками на носу. Но вместо этого он совершенно неожиданно столкнулся с самым невыносимым на свете взглядом голубых глаз, что были похожи на цветок нежной незабудки. Антон подумал, что ему померещилось. Теперь он во всей красе осознал смысл выражения «допился до чёртиков». Залпом опустошив остатки виски, Шастун, покачиваясь, поднялся со стула и последовал куда-то в толпу, не имея никакой определённой цели для этого. Он просто шёл вперёд, но в его пьяной голове сложилась целая последовательность дальнейших действий. Прежде всего он хотел найти Матвиенко, чьё примерное местонахождение было ему известно. На полпути он вдруг почувствовал, как чья-то рука сжала его плечо, причём так сильно, что даже сквозь призму пьяных ощущений Шаст смог различить силу надавливания. — Антон, — прозвучал до боли знакомый голос, который было слышно даже сквозь выкрики других людей. — Ты что тут делаешь? Шастун не побоялся с вызовом в глазах обернуться. — Арсений Сергеевич, — выпалил он, не зная, как ответить на поставленный учителем вопрос так, чтобы это не звучало глупо. — Я завтра буду на ваших уроках. Честно. Несмотря на всю комичность ситуации, Арсений Сергеевич не смеялся. Более того, он даже не улыбнулся, когда Шастун так тупо и необдуманно ответил ему. Он прекрасно видел, в каком состоянии пребывал его ученик, и был совсем не рад этому, хотя никогда не испытывал желания воспитывать кого-либо. — Ты в курсе, сколько времени? И что тебя здесь вообще быть не должно? — продолжал напирать Попов, так что Антон каждой клеточкой своего тела стал чувствовать его недовольство. — В курсе, — ответил ему Шастун, поджав губы. Он еле держался на ногах, но ему не на что было опереться. — А твои родители, я так понимаю, ничего не знают о твоих ночных развлечениях? — не успокаивался Арсений, которого почему-то стал коробить тот неопровержимый факт, что Шастун, неприметный и тихий мальчик, далеко не самый плохой ученик в классе, пустился во все тяжкие. Это прозвучало даже чуточку обидно. Антон испугался, что Попов может рассказать обо всём его родителям, но больше всего его волновало то, что он каким-либо образом мог испортить о себе впечатление в глазах его любимого учителя. — Ну Арсений Сергеевич, не ругайтесь, — промямлил Шастун. — Я же вас люблю. Сказав это, Антон лишь на мгновение потерял равновесие и начал падать вперёд, прямо в руки к Арсению, который ловко поймал его в свои объятия и спас от столкновения с полом. То, в чём Шаст не мог признаться столько времени, вылетело из него так легко и просто, что он сам удивился, потому что у него никогда не было столько храбрости, как сейчас. Алкоголь, пробравшийся в его сознание, творил необъяснимые чудеса, но Антону это даже нравилось, хотя он не отдавал себе никакого отчёта во всём произошедшем. В этот момент Антон почувствовал необъяснимую лёгкость в груди — он словно вырвал собственное сердце, но на самом деле ему просто позволили скинуть со своей души непосильный груз. Арсений, конечно, не поверил его словам. Он ещё не подозревал, какая именно вещь заставит его поверить в эту «глупость». — Понял, — кратко выдохнул Арс и сильнее обхватил несопротивляющегося Шастуна, что вмиг расслабился в тёплых, но сильных объятиях, о которых он только мог мечтать. — Пойдём отсюда. Они поплелись к выходу. Антон беспрестанно бормотал что-то про своих драгоценных друзей, не догадываясь о том, что Дима с Серёжей были сейчас относительно вместе: Матвиенко прижимал к холодной стене грязного туалета безотказную молодую особу, пока в соседней кабинке беззаботно посапывал заснувший Поз. Попову было всё равно на то, что именно Шастун пытался ему сказать. Он просто хотел вернуть мальчишку домой в целости и сохранности, уберечь его от неприятных последствий сегодняшней ночи. При этом Арсению потребовалось приложить некоторые усилия, чтобы затолкать Антона в такси. Он сел к нему на заднее сидение, побоявшись оставить одного. — Не надо к родителям, Арсений Сергеевич, — вдруг захныкал Шаст, положив руку на колено учителя. — Если хотите, я вас даже отблагодарю. Попов вопросительно изогнул бровь и увидел в глазах Антона странный блеск, от которого ему самому стало страшно. Он назвал таксисту адрес своего дома. Услышав это, Шастун почему-то не успокоился. Видимо, он принял молчание Арсения Сергеевича за согласие. Рука Антона медленно поднялась и недвусмысленно остановилась на бедре Попова, чуть сжав его. Просторные спортивные штаны смотрелись бы на преподавателе сейчас куда лучше, чем модные джинсы, но и они весьма хорошо подчёркивали его стройные ноги. Антон потихоньку терял голову — от духоты в машине, от алкоголя в крови, от вида подвыпившего Арсения Сергеевича. — Антон, - грозно и с нажимом произнёс Попов, надеясь утихомирить Шастуна без применения физической силы. — Успокойся. Шаст ничего не ответил ему, но на его губах играла лёгкая улыбка, которую почему-то хотелось назвать сладкой. Сначала Арсению показалось, что он действительно успокоился, потому что его рука куда-то соскользнула. Но потом Антон вдруг обхватил худое запястье Попова и поднёс к своим губам, чтобы окропить его дорожкой невесомых поцелуев. Арс хотел отдёрнуть руку, но вместо этого — затаил дыхание. Антону было мало. Поцелуями он прошёлся по ребру ладони, пока не остановился на основании мизинца. Он окунул его во влажное и горячее нутро своей ротовой полости, разом заглатывая во всю длину. Арсению стало щекотно от прикосновения шершавого языка, но его больше волновали ритмичные движения губ Шастуна, который словно знал, что ему делать и как двигать ртом, чтобы Попову стало плохо от одного только его вида. — Они грязные, Антон, — с напускной суровостью произнёс Арсений Сергеевич. — Сейчас будут чистые, — ответил ему Шаст. Антон до безумия хотел захватить губами безымянный палец, который было не очень удобно заглатывать из-за разницы в длине с мизинцем, но взбудораженного Шастуна это не очень волновало. Он уже прикоснулся к подушечке пальца, но Арсений Сергеевич вовремя заметил, как его лицо резко побледнело, и попросил остановить машину. Попов буквально вытолкал Антона на улицу и дошёл с ним до ближайших кустов, где мальчишку начало тошнить. Максимум помощи, которую мог предложить ему Арс, — это подержать капюшон толстовки, пока Шастун прочищал свой желудок. Но со стороны даже это выглядело весьма мило. Антону резко полегчало, хотя до этого времени он даже не чувствовал, что ему было плохо. Уже в машине Арс с ухмылкой спросил у него: — Успокоился? Шастун стыдливо кивнул и закрыл глаза. Его голова медленно опустилась на плечо Арсения Сергеевича, так что большую часть дороги Антон мирно дремал и вообще не проявлял никакой активности. Когда машина подъехала к нужному дому, Шаст послушно проснулся и вышел наружу. Его немного мотало из стороны в сторону, но в целом он выглядел приемлемо, если не считать немного испачкавшейся толстовки и потрёпанной причёски. Без всякого сопротивления он поднялся до чужой квартиры, позволил стянуть с себя обувь и преспокойно лёг на кровать, на которой ему в приказном тоне сказали располагаться. Почти самостоятельно Антон снял с себя толстовку и медленно проследил, как Арсений Сергеевич заботливо унёс её в стирку. Шаст лежал на кровати и боялся лишний раз шелохнуться, всеми способами делая вид, что его присутствие никому не способно помешать. Он чувствовал себя очень неловко, но ничего не мог поделать с этим. У него даже не находилось слов для оправдания. — Сейчас принесу тебе воды, — с тяжёлым вздохом произнёс Арсений и ушёл на кухню, по пути пытаясь привести свои мысли в порядок. Когда он вернулся со стаканом воды, Антон уже спал, причём так крепко, что Арс без всякого беспокойства присел на край кровати, чтобы осмотреть спящего. Сейчас в нём больше преобладало элементарное волнение за состояние подростка, чем чувство эстета, наблюдающего за красотой спящего человека. Сон наложил на лицо Антона черты прекрасного, что отражались в дрожащих длинных ресницах и дёргающихся веках. Его рот был приоткрыт, а на губах висела ниточка слюны. На подушке уже образовалось мокрое пятнышко, поверх которого расположился одинокий влажный лепесток. Арсений Сергеевич молча встал с кровати, выключил свет и вышел из комнаты.