Повелитель моря Том 2

Поскольку доктор настоял-таки на осмотре фра Хуана и изъявил желание подготовить больную к обратному пути, Анри пообещал оставить ему в помощь пару солдат и, кивнув мальчишке, вышел. Пехотинцы, утомлённые полуденным жаром, кто сидя, кто стоя, подпирали стены церкви, стараясь спрятаться в её короткой тени от палящих лучей. Появление Эль Альмиранте вызвало всеобщее оживление. Видя изнывавших от жажды людей, Анри заколебался в правильности принятого решения первым делом посетить деревню. Взглянул на бледное небо, словно выцветшее от яркого света, представил себе изнурительный путь по пустынному каменистому плато, задумался: «Пожалуй, колдун может и подождать, а вот сеньора Паула заслужила получить добрую весть о судьбе сына. Да и стоит ли идти к майя большим отрядом? Не лучше ли будет вначале узнать у энкомьендеро настрой индейцев?» — и приказал Хуанито вести на энкомьенду. Осознавая, что на решение большее внимание оказало предвкушение сиесты и свежей воды, чем чувство долга, Анри выбрал двух пехотинцев и, отправив их к доктору, рявкнул остальным: — За мной! — и, не дожидаясь, пока отряд построятся в колонну, зашагал за мальчишкой, рванувшим в сторону видневшейся вдали полосы леса. Под широкими кронами сейб скрывалась старая бревенчатая дорога. Через двести пасо от неё отделилась едва заметная тропа. Анри поймал Хуанито за плечо: — Деревня там? —Да, сеньор, — мальчонка замер. На его лице появилось замешательство: — Сеньор передумал и хочет идти к майя? Анри утёр залитое потом лицо и, окинув взглядом отряд, растянувшийся по дороге, выдохнул: — Нет, Хуанито. Но тебе не обязательно идти с нами дальше. Можешь вернуться. Мальчик бросил быстрый взгляд в сторону деревни. На миг глазёнки его блеснули, но он тут же потупился и, перемежая испанский и майя, испросил разрешения повидаться с родными. Его слова всколыхнули душу Эль Альмиранте. Из памяти, сменяя друг друга, стали выплывать лица братьев, отца и матери, но внезапная идея вытеснила их. Анри провёл по лицу рукой, словно стирая воспоминания, и кивнул: — Хорошо, но в деревню ты пойдёшь с ним, — и указал на Хуана. Старый охотник, следивший за разговором, заметно напрягся. — Ты осмотришься, найдёшь местного касика, предупредишь его о нашем приходе и вернёшься ко мне. — Да, сеньор, — обронил майя, слегка подтолкнул мальчишку. — Пошли, — и первым шагнул на тропу. Вскоре дорога вышла из леса. Пересекая тропинку, ведущую к акведуку, влилась в распахнутые деревянные ворота, встроенные в невысокий частокол и, разрезав пополам ухоженный сад, упёрлась в крыльцо большого каменного дома. Шум, создаваемый тремя десятками вооружённых людей, привлёк внимание обитателей дома, и его двери распахнулись, прежде чем Анри успел взяться за кольцо. На пороге появился сухопарый мужчина преклонного возраста в крестьянской рубахе и штанах, но из добротной ткани, окрашенной в кампешевый синий цвет. Он неторопливо пригладил рукой взлохмаченные остатки седых волос, обвёл глазами отряд и остановился на Анри: — Неужто Святая Дева наконец-то услышала наши молитвы и заставила мир вспомнить о нас? — старик осенил себя крестным знамением. — Вы из Саламанки или Белисе? — Насколько мне известно, Саламанка уже не существует. Мы прибыли из Белисе за сеньорой Паулой, которая, как я понимаю, нашла здесь приют. Старик удручённо кивнул: — Мне жаль, что к нам вас привело несчастье, постигшее семейство Сегуро, но всё же я рад приветствовать вас на своей энкомьенде Белла Лорена. Меня зовут Хосе Антонио Эспиноса. Я провожу вас к нашей гостье, сеньор… Анри представился и поинтересовался: — Могу ли я рассчитывать на то, что вы приютите нас на ночь, сеньор Хосе, или нам надо искать иное место для ночлега? — Не волнуйтесь, сеньор Верн, мы с дочерью позаботимся о вас. А пока вы будете беседовать с сеньорой, ваши люди могут утолить жажду и помыться. За амбаром есть большой каменный колодец, который наполняется акведуком, так что в воде нет недостатка. А вам я дам попить в доме. Сеньор Хосе завёл Анри в гостевую и вынес полную чашу чистой воды, а потом повёл в одну из дальних комнат. У окна пятеро женщин в простых синих платьях и платках склонились над шитьём. Звук открываемой двери заставил их поднять головы и устремить взгляды на вошедших. Анри увидел скорбные, потускневшие лица. Мысль, что он слишком долго шёл, больно кольнула укором. Сеньору Паулу было не узнать: вместо красивой жизнерадостной женщины с искрящимися счастьем большими глазами на него смотрела бесцветная старуха с потухшим взглядом… Сеньора тоже не сразу вспомнила Анри. Словно пробравшись из забытья, она резко вскрикнула, вскочила, роняя шитьё и, молитвенно сложив руки, кинулась к нему: — Сеньор Андрэ! Ради всех святых, — подняла на него глаза, полные слёз, и, превозмогая рыдания, прошептала: — прошу вас, скажите, мой муж жив? Сердце Анри защемило. Слова комом застряли в горле. Покачав головой, он выдавил из себя сухое: — Нет. Сеньора Паула закрыла лицо руками и тихо заплакала. Жалость накрыла Анри с головой. Ему захотелось поддержать её, крепко сжав сотрясавшиеся плечи, но вместо этого он лишь тяжело вздохнул и сказал как можно мягче: — Я принёс вам не только плохие вести, но и добрые. Ваш муж пал, защищая дом, но ваш сын цел и невредим. Он дожидается вас в губернаторском дворце. — Алехандро жив? — сеньора Паула отняла руки от лица и неверяще посмотрела на Анри. — Да. Ваш кухарь спрятал его во время нападения в корзине с овощами, а на следующий день доставил в … — речь Анри прервал громкий вскрик. — Мой сын жив! — сеньора Паула молитвенно сложила руки и пала на колени, вознося благодарность Богородице. Чьи-то всхлипывания заставили Анри скользнуть взглядом по служанкам: на скорбных лицах застыли напряжение и затаённая в душе надежда. Они жадно всматривались в него, словно хотели проникнуть в мысли и узнать участь своих мужей. Лишь немолодая грузная женщина сидела с закрытыми глазами. Схватившись за сердце и прикрыв рот рукой, она приглушённо всхлипывала. Сеньора Паула, закончив молитву, поднялась с колен и бросила быстрый взгляд на сдерживавшую рыдания женщину: — Что же ты плачешь, Мария, если твой муж жив? — та, не в силах вымолвить ни слова, закивала, несколько раз осенила себя крестным знамением и закрыла лицо руками, однако всхлипывать перестала. Сеньора Паула осушила слёзы краем платка. Руки её дрожали, но, когда она снова взглянула на Анри, лицо её уже было спокойным, а глаза ожили: — Кто-то ещё выжил? — Да. Мальчишка. Кажется, ваш пеон назвал его Самуэлем. Ему удалось добраться до моей каменоломни и позвать на помощь, но, к сожалению, слишком поздно. Когда мои люди пришли на асьенду, они нашли лишь трупы и пепелище. Сеньора Паула тяжело вздохнула, подавляя рвавшееся наружу горе. Вновь вытерла навернувшиеся слёзы и обвела глазами служанок: — Господь послал нам тяжкое испытание, но раз мы живы, мы обязаны восстановить наш дом в память о наших мужьях! Вы слышите меня? — Да, сеньора, — вразнобой ответили служки. Кое-кто разразился громкими рыданиями. — Вы можете рассчитывать на мою помощь, сеньора. Ваш муж был мне надёжным партнёром, и я не оставлю вас в беде, — от слов Анри глаза сеньоры Паулы вновь наполнились слезами. Она опустила голову, но спустя мгновение одарила Эль Альмиранте благодарственным взглядом и сказала, прижав руки к груди: — Пусть Господь вознаградит вас за вашу доброту! Пока будет существовать семья Сегуро, вы всегда будете самым желанным и дорогим гостем! — на щеках сеньоры появился лёгкий румянец, а в голосе уверенность. — Как скоро вы планируете отправиться в обратный путь? — На рассвете. — Мы будем готовы, — кивнула сеньора Паула и повернулась к служанкам: — Мария! Иди, найди Луису, расскажи ей, что Самуэль жив, и воздайте вместе хвалу Небесам, ибо Господь был милостив к вам обоим! Не успела Мария покинуть комнату, как туда ввалился молодой индеец, одетый так же, как и хозяин дома. Одарив всех белозубой улыбкой, майя выдал на хорошем кастильском: — Вот вы где! Звонкий задорный голос всколыхнул повисшую в комнате понурость. Сеньор Хосе пошевелился, словно сбрасывая оцепенение, и Анри осознал, что совсем забыл о его присутствии. — Это мой зять Сантьяго, — пояснил энкомьендеро и с наигранным недовольством буркнул: — Ну, чего тебе? — Я в деревне был. Хосефа послала меня за рыбой… — Хосефа — это моя дочь, —- пояснил старик Анри и строго сдвинул кустистые брови: — Ну и?.. — Ну, когда я уже шёл обратно, за мной увязался пришлый майя. Он твердил, что у нас дома ждёт испанский альмиранте, с которым ему срочно надо поговорить, — отвечая, парень с нескрываемым любопытством рассматривал гостя. — Я уж думал, что парень бредит, а вы, оказывается, и вправду тут. Анри с не меньшим интересом изучал индейца. Тот не был высок, но ладен, широк в плечах, жилист и явно обладал весёлым покладистым нравом. «Видать, выбора у дочери сеньора Хосе не было, раз она взяла себе в мужья майя», — от этой мысли в памяти всплыли слова касика мятежного племени: «Одна из них нашла себе мужа». — Думаю, я знаю, зачем он меня ищет. Где он? — Там, — неопределённо махнул рукой Сантьяго. — Ждёт у дома. Уже в дверях Анри резко остановился и посмотрел на сеньору Паулу: — Думаю, речь пойдёт об одной из ваших служек, сеньора, потому ваше присутствие не менее важно, чем моё. Вы готовы принять участие в разговоре? — Да, — кивнула сеньора Паула и грустно добавила: — Из сурового испытания, посланного нашей семье Господом, я усвоила одну истину: решения нельзя откладывать, ибо другое время для них может не наступить… Индеец робко топтался у порога под пристальным присмотром Верзилы. На фоне кабо молодой, жилистый, крепко сбитый майя казался мелким, но стоило ему поднял голову, чтобы взглянуть на выходивших из дома испанцев, стало понятно, что на самом деле он довольно высок. Остановив взгляд на Анри, парень откинул с плеча за спину чёрную косу с вплетёнными буро-серыми перьями, оправил белые тканые штаны, раздвинул ноги, впечатывая их в землю с такой силой, словно хотел раздавить сандалии из хенекена, и, ударив себя ладонью по широкой голой груди, гордо произнёс на ломаном испанском: — Я пришёл забрать свой женщина. Касик говорить, что ты дашь мне мой женщина, потому что я католик. Падре назвали меня Давид. — И это всё, что сказал тебе касик? — нахмурился Анри. Недавние слёзы сеньоры Паулы всё ещё жгли душу, и напыщенность индейца пробудила в нём гнев. — Нет, — мотнул головой майя. — Он сказать, что ты дать слово просить падре сделать нам обряд. — Неужели вы могли пообещать такое, сеньор Андрэ? — едва слышно произнесла сеньора Паула. Анри повернулся к ней, но она отвела взгляд и столь крепко зажала в руке юбку, что побелели костяшки пальцев. — Касик сказал мне, что одна из женщин нашла себе мужа среди его людей. И да, я пообещал ему приложить усилия к тому, чтобы церковь благословила их брак, — сеньора Паула резко вскинула голову, но не успела произнести и слова, как Анри жестом остановил её, затем смерил взглядом индейца и вновь обернулся к сеньоре: — Но я также сказал, что вначале поговорю с обеими, чтобы убедиться, что женщина дала согласие без принуждения. — Я не принуждать женщина! — воскликнул Давид и вскинул вверх руки, выражая возмущение. — А ну, потише, ты… — Верзила занёс кулак над головой майя. — Грегорио! — окрикнул Анри. Кабо опустил руку, продолжая сердито буравить индейца глазами. Давид притих, но ответил Верзиле не менее острым взглядом. — Вы знаете, кто это был, сеньора? — голос Анри был спокоен, но желваки выдали, каких усилий ему это стоило. Сеньора Паула кивнула. Её большие тёмные глаза заблестели, наполняясь влагой. — Всё произошло так быстро. Я помню лишь цепкие руки, схватившие меня. Потом долгий изнурительный путь… Я даже не знаю, как долго мы шли. Но я выбилась из сил и тогда они взгромоздили меня, словно тюк, на одного из наших волов. Потом был дождь… А потом… Я очнулась в большой комнате. Сквозь дыру в крыше пробивался свет. Я лежала на глиняном полу, прикрытая циновкой, а рядом были все мои служки… А ещё старухи… — сеньора Паула закрыла лицо руками. — Это было так унизительно, сеньор Андрэ! Наши платья были изодраны в клочья. Старухи срывали с нас остатки одежды и смеялись беззубыми ртами, словно демоницы. Они рассматривали меня, как диковинное животное и так сильно тыкали пальцами, как будто хотели проткнуть кожу и посмотреть, потечёт ли кровь! — сеньора Паула убрала с лица руки и посмотрела на Анри. Её взгляд был страшен. — А потом пришли индейские женщины. Они принесли нам еду и новую одежду. Они сказали, что мужчины решают нашу судьбу, — глухой, бесцветный голос сеньоры вдруг набрал силу: — А потом пришёл этот, — она указала на Давида. — Он сказал, что мужчины хотят сделать нас рабынями, но ему позволили выбрать одну в жёны. Он возжелал Луису. Он не дал ей времени на раздумья. Она плакала, но согласилась, и он ушёл, — сеньора Паула опять опустила голову, помолчала, собираясь с силами, и продолжила: — Целый день к нам никто не приходил. Лишь следующим утром появились две женщины, принесли еду и воду и сказали, что вечером поведут нас купаться, а потом подготовят Луису к обряду. Но вечером у Хуаниты началась лихорадка, и вместо Луисы увели её. И опять к нам никто не приходил ни днём, ни ночью. Но когда снова рассвело, появился старик, который сказал, что нас всех доставят в крепость к падре, а потом придёт испанский альмиранте, чтобы вернуть домой… — Так ты дать мне Луиса, испанский альмиранте? — угрюмо спросил майя, когда сеньора замолчала. — Нет! — крикнула сеньора Паула, вновь зажав руки в кулаки. Индеец насупился, зло зыркая то на сеньору, то на Анри. — Прежде, чем дать тебе ответ, я должен поговорить с Луисой, — сдерживая раздражение, сказал Эль Альмиранте. — Я пойти с тобой говорить! — крикнул Давид, явив решимость последовать за испанцем хоть на край света. — Нет, ты будешь ждать здесь! — строго отрезал Анри и, не обращая внимание на выкрики перешедшего на майя индейца, повернулся к сеньоре Пауле: — Где Луиса? Сеньора устало пожала плечами: — Не знаю. Она помогала Хусефе на скотном дворе. — Я отведу вас туда, сеньор, — предложил старый энкомьендеро, до сих пор молча слушавший перепалку. — Я должен быть там, — настаивал Давид, вновь перейдя на испанский. — Скажи этому испанцу, что я хочу слышать слова моей женщины, — добавил он на майя, обращаясь к Сантьяго. Скажи испанцу, что я не верю ему! — Зато твой касик мне верит, — так же на майя ответил Анри вместо Сантьяго. Давид опустил голову и, помолчав, сказал опять на испанском: — Он, — индеец указал на Сантьяго, — тоже католик и майя. Я поверить ему, если ты взять его с собой. — Хорошо, — кивнул Анри и, приказав Верзиле присматривать за Давидом, обратился к энкомьендеро: — ведите нас, сеньор. Скотный двор встретил процессию рыданиями. Две женщины стояли, обнявшись, пред распахнутыми дверями хлева и плакали навзрыд. Ещё одна, прислонившись к дощатой стене, наблюдала за плачущими, нервно сминая край синего платка, слегка съехавшего с головы. Услышав шаги, женщины повернули головы. В одной из плачущих Анри сразу узнал Марию и понял, что вторая — Луиса. Её лицо было смутно знакомым. В памяти всплыла гостиная дома Сегуро, сам хозяин, сидящий напротив и молодая улыбчивая служанка, подавшая гордость сеньора Эухенио — орухо[1] собственного производства. Воспоминания прервала Луиса. Вскрикнув, она кинулась к ногам Анри и, сцепив у груди руки, громко затарахтела. Несколько опешив, Эль Альмиранте не сразу уловил смысл в потоке слов. Поняв, что женщина благодарит его за спасение сына, рывком поднял её, слегка встряхнул и, воспользовавшись наступившей тишиной, сказал строго, пытаясь подавить смущение: — Не меня благодари, Луиса, а сеньора Эухенио. За то, что вовремя отослал мальчишку с асьенды. И Господа, за то, что держал над ним свою длань, пока тот брёл ночью к моей каменоломне. Когда после короткой молитвы вновь воцарилась тишина, Анри приступил к расспросам: — Ты знаешь индейца по имени Давид? Благостное выражение на лице Луисы сменилось отвращением. Отшатнувшись, она несколько раз быстро перекрестилась, кинула быстрый взгляд на сеньору Паулу и тихо ответила, опустив голову: — Да, сеньор. Это тот, что хотел взять меня в жёны, — и тут же с плачем опять бросилась в ноги Анри: — Сеньор, не позвольте этому проклятому индейцу забрать меня! Обилие слёз, вылитое на него менее, чем за час, переполнило в душе Анри чашу сострадания. Интуитивное желание защититься от поглощения чужим горем и остановить этот солёный поток заставило его рявкнуть: — Встань! — враз замолчав, женщина поднялась и стала утирать рукавами лицо. — А теперь отвечай мне кратко: ты давала Давиду своё согласие на брак? Лусия тяжело вздохнула: — Да, сеньор. — Он принудил тебя? На мгновение задумавшись, Луиса вновь взглянула на свою хозяйку и ещё раз вздохнула: — Нет, сеньор. — А сейчас, как я понимаю, ты передумала? — Анри испытующе посмотрел на служанку. Та кивнула и виновато промямлила: — Да, сеньор. — Хорошо, — голос Анри стал мягче. — Я не позволю Давиду увести тебя, но я должен объяснить ему твой отказ. И так, я хочу знать, почему ты вначале согласилась, а потом передумала. На лице Луисы появилась растерянность. Выдавив из себя очередное: «Да, сеньор», она опустила голову и, собираясь с мыслями, поправила платок, несколько раз нервно одёрнула платье и тяжело вздохнула. Затем, подняла голову, обвела присутствующих глазами раненой собаки и, остановилась на Анри: — Надеюсь, Господь и Пречистая Дева простят меня за малодушие, — выдала виноватым тоном, перекрестилась и вдруг резко сорвалась на крик: — Я не верила, что нас спасут! Но я не хотела умирать! И не хотела быть волчицей[2] в их лупанаре! — Луиса закрыла лицо руками и несколько раз всхлипнула. В повисшей тишине было слышно, как глубоко она дышит. Успокоившись, женщина продолжила говорить, не поднимая глаз: — Знайте, сеньор: я никогда не была замужем. Мой сын Самуэль ублюдок[3]. Когда мой соблазнитель отказался дать нашему ребёнку своё имя и суд признал его правоту, презрение всей Баэсы обрушилось на мою голову. Отец назвал меня позором семьи и выгнал из дома, как только я разрешилась от бремени. Я скиталась с младенцем на руках по всей Хаэне, пока сеньора Сегуро не сжалилась над нами и не взяла к себе в услужение. Когда дела в мастерской сеньора Эухенио стали плохи и он решил попытать счастья в Новой Испании, я отправилась с ними. Я помню, как сеньор Эухенио, впервые вступив на землю своей асьенды, сказал, что эти дикие леса подобны библейскому Голиафу, но он станет Давидом и победит их… — голос Луисы был тихим и наполненным скорбью. Вытерев краем платка набежавшие слёзы, она в упор посмотрела на Анри: — Когда индейцы гнали нас вместе со скотом, не давая передохнуть, я падала. И всегда рядом был этот… человек, назвавшийся Давидом. Он поднимал меня, нёс, если я не могла идти… Он был добр ко мне. Может ли кто осудить меня за то, что, выбирая между: стать рабыней индейцев или женой одного из них, я выбрала второе? К тому же его имя напомнило мне слова моего сеньора, и я решила, что это знамение… — Только Господу дано право судить нас, — сухо сказал Анри и перекрестился. — Я же пришёл не осуждать, а понять, чего ты хочешь сейчас. — Сейчас я хочу увидеть сына, — немедля ответила Луиса. — Понимаю, — кивнул Анри и повернулся к Сантьяго: — Ты всё слышал? — тот кивнул. — Тогда иди и скажи Давиду, что брака не будет. — Хорошо, сеньор. Я поговорю с Давидом, — майя развернулся, чтобы уйти, но тут Луиса остановила его: — Погоди! — зардевшись и опустив глаза, словно сама смутилась внезапному порыву, она ухватила края платка и крепко зажала в кулачках. — Скажи Давиду, что я не гоню его насовсем. Но мне надо время. На асьенде не осталось мужчин. Если он всё ещё хочет стать моим мужем, пусть приходит туда. Если, конечно, моя сеньора позволит… — Луиса посмотрела на сеньору Паулу. От неожиданности глаза сеньоры округлились, рот приоткрылся, но она быстро овладела собой и нахмурилась: — Я не позволю убийце моего мужа осквернять землю, политую его кровью! Если ты решишь стать женой варвара, я не буду удерживать тебя. Ты сможешь уйти с ним в джунгли, когда захочешь! — Иди, — вывел Анри из оцепенения Сантьяго и, когда тот покинул двор, заговорил с сеньорой Паулой: — Ваш гнев понятен, но в том, что асьенде понадобятся крепкие руки, Луиса права. Возможно, время приглушит боль потери, и вы измените своё решение. К тому же маловероятно, что индеец захочет жить вдали от своего народа. Но кто знает замыслы божьи?.. Сеньора Паула ничего не ответила, лишь поджала губы и отвернулась, пряча выступившие слёзы. — Сеньор, раз с делами покончено, может, желаете смыть дорожную грязь и перекусить? Полагаю, путь был неблизок и тяжёл, и вы и ваши люди наверняка нуждаетесь в отдыхе. Мы с дочерью готовы предоставить вам всё необходимое. А вы же потом поведаете нам о тех препятствиях, которые вам пришлось преодолеть, добираясь сюда. Пять лет назад мой сын сгинул, отправившись в Саламанку, — голос старого энкомьендеро, уверенно звучавший в начале речи, к концу задрожал. Старик тряхнул поредевшей седой шевелюрой и указал на молодую женщину, молча следившую за разговором, прислонясь к стене хлева: — Это Хосефа, моя дочь. Молодая женщина подошла ближе и оценивающе оглядела Анри. — А это сеньор Андрэ, торговец из того самого Белисе, о котором говорила сеньора Паула, — представил гостя старик. — Надеюсь, он заберёт с собой и тебя и Хосе-Луиса. — Ты что задумал?.. — Хосефина попыталась протестовать, но отец грубо оборвал её: — Цыц! — и, заметив непонимание на лице Анри, пояснил: — оставим на вечер разговоры и просьбы, а сейчас время отдыха. ---------- [1] Орухо (Orujo — «выжимки») — традиционная виноградная испанская водка. По классификации алкогольных напитков орухо относится к бренди, но обладает рядом характерных особенностей, одна из которых — отсутствие единого стандарта крепости. В колониях из-за запрета выращивать виноград делалось из местных фруктов. [2] Волчицами (от лат. lupa), испанцы со времён оккупации римлянами называли проституток. Соответственно, публичный дом назывался «лупанар». [3] Ублюдок — дословный перевод с испанского «bastardo», т.е. ребёнок, рождённый вне брака.