Повелитель моря Том 2

«Вода с неба» падала до рассвета. Однако в это утро Анри пробудили не солнечные лучи, а пинок локтя. Накануне отряд так измотало перетаскивание баркасов через, казалось, бесчисленные пасо мелководья, что лагерь решили не ставить. Как только на глинистом правом берегу заметили небольшой клочок суши, свободный от низкорослого кустарника, дотащили туда баркасы и спали прямо в них. Оставив на каждом по одному часовому вслушиваться в темноту сквозь шорох дождя, остальные устроились между банками, натянув над воткнутыми в уключины шестами парус. Анри так и спал на корме, скрючившись между кабо и кормчим, пока локоть Арици Ларринаги не уткнулся в его в спину. Моментально проснувшись, Анри зевнул и кряхтя потянулся. Это пробудило Верзилу. Кабо сел и громогласно приказал всем вставать. Сонные люди, потягиваясь и зевая, стали выбираться из баркаса. Тумана не было. Приподнявшееся над горизонтом солнце переливалось оттенками золотого и оранжевого, отражаясь в крупных каплях на ярко-зелёных листьях кустарника. Правобережные заросли кустарника обрамляли тропические джунгли, забравшиеся в кустарник отдельными островками. Кусты покрывали лишь небольшую кромку левого берега, за которой возвышался хвойный лес. Внезапно ухо Анри уловило странные звуки, напоминающие кудахтанье. Он прислушался, пытаясь высмотреть в зарослях их источник. Совершенно бесшумно приблизился Хуан, в полном соответствии со своим племенным именем. Приложив палец к губам, он указал куда-то в гущу кустов и прошептал: — Павлин[1], сеньор, — вынул кинжал и, пригнувшись, прыгнул в кусты, словно ягуар. Раздался резкий крик, хлопанье крыльев, и спустя мгновение майя уже стоял перед Анри, держа за ноги тушу крупной чёрно-коричневой птицы и большим веерообразным хвостом: — Тут много павлинов, сеньор! Они лёгкая добыча! Нам не нужно больше голодать. Привлечённые вознёй солдаты и матросы, поужинавшие лишь подмоченными сухарями, с воодушевлением приняли слова индейца. Анри планировал как можно скорее отправиться дальше, дабы наверстать потерянное на мелководье время, но за ночь воды заметно прибыло и впереди поблёскивала рябь, предвещавшая не только более глубокие, но и быстротекущие воды. Стало ясно, что ускориться не получится, ибо гребцам придётся преодолевать течение с большим усилием, чем раньше, а для этого им понадобятся силы, которых сухари не особо прибавят. От мыслей о еде в животе Анри заурчало и, к всеобщему удовлетворению, он согласился задержаться ещё на часок-другой, не менее остальных предвкушая сытность рисового супа с павлиньим мясом. Едва баркасы оказались на воде, как помощник навигатора прокричал восемь часов. Река лежала почти ровной лентой и, насколько видел глаз, казалась вполне проходимой. Обозрев окрестности, Анри уверился, что третье чтение новены ничто не нарушит, и погрузился в молитвы. Спустя час он закончил круг, потянулся и осмотрелся. Хвойный лес давно уже уступил место джунглям, время от времени отступавшим от воды и передававшим берега кустарнику. Река мутной зелёной лентой, виляя то на север, то на юг, уходила дальше на запад, пока спустя тысячу пасо, сделав петлю, не потянула экспедицию стремительно на юг, изредка змеясь с запада на восток и то расширяясь, то опять сужаясь. Спустя ещё тысячу пасо русло стало глубже, вода приобрела голубоватый оттенок и стала прозрачной. Продолжая то сужаться, то расширяться, «дорога ица» всё увереннее уходила на юг. Через пол-лиги река вновь заметно обмелела, а её воды стали мутными и грязно-жёлтыми. К счастью, сезон дождей уже немного поднял уровень воды и мест, где снова пришлось перетаскивать баркасы, оказалось на порядок меньше. После очередной смены на вёслах вышли на довольно широкий и полноводный участок. Анри, помогавший своим людям тащить через пороги тяжёлый баркас, блаженно вытянул уставшие ноги и расслабился. Лёгкий ветерок слегка шевелил поля шляпы, а ритмичные команды кормчего и мерные удары вёсел о воду навевали дремоту. Незаметно для себя он уснул. Крик матроса, помогавшего Густафу делать замеры, заставил его вздрогнуть. — Альмиранте, смотрите, там колесо! — кричал Диего, указывая рукой на нечто большое далеко впереди на правом берегу. Анри добрался на нос баркаса и взял у навигатора зрительную трубу. «Кажется, нашли!», — погладила душу надежда. Впереди, на расстоянии не более четырёх сотен пасо, в небольшом просвете джунглей медленно вращалось водочерпальное колесо. — Арица, веди баркас к колесу! — крикнул Анри и, приложившись к окуляру зрительной трубы, всмотрелся в берег, надеясь заметить и другие признаки испанского присутствия, но кроме невысокого каменного акведука, уходящего в джунгли, ничего больше не увидел. Высадившись на утоптанном глинистом берегу, отряд бросился к большому деревянному колесу, корытообразными лопастями наполнявшему деревянный жёлоб, отводивший воду к каменному акведуку в два человеческих роста. Акведук уходил в глубь леса, а рядом с ним тянулась хорошо заметная тропа. Прежде чем отправиться по тропе, Анри приказал вытащить на берег баркасы и скорее сам себя, чем теньенте Аларкона, спросил, стоит ли оставлять на берегу матросов и караул. Неожиданно вопрос Эль Альмиранте вызвал всеобщий спор. Даже кормчие высказались. Удивлённый такой бурной реакцией, Арни принял соломоново решение: теньенте Аларкону, настаивавшему на разделении отряда, было велено разбить лагерь и ждать. Вместе с ним остались поддержавшие его мнение кабо Айяла и шесть пехотинцев. Остальных солдат кабо Ромеро выстроил цепочкой и повёл вслед за Эль Альмиранте, доктором и навигатором по тропе. Хуан по праву проводника вызвался идти впереди. Лес вдруг кончился, и взорам испанцев открылось уходящее вдаль каменистое плато, в центре которого величественно возвышалась самая настоящая крепость. Рисунок 7 Миссионерская церковь Сан-Эстеван-дель-Рей, возводилась с 1629 по 1641 г. Даёт представление о францисканских миссиях XVI–XVII веков.https://c.radikal.ru/c11/2010/4c/d5b508db89f2.jpg *** Лишь к утру дон Себастьян забылся в тревожном сне. Кроме терзаний о несостоятельности его умозаключений, заведших расследование в тупик, заснуть команданте не давали взрывы могучего храпа капитана Гонсалеса, которому, пока «Победоносец» в ходе ремонта был вновь разгружен и уложен набок, пришлось вернуться в комнату, снятую им неделю назад для себя и двух старших офицеров. Звук шагов, скрип половиц и приглушённые голоса пробудили аристократа, но из полудрёмы его окончательно вывел колокольный звон, призывавший прихожан к литургии третьего часа[2]. Дон Себастьян сел в постели и протёр глаза. — Доброго утра, команданте! — весело приветствовал его идальго де Бризуэла, принимая от прислуживавшего ему бисоньо перевязь. Гранд поморщился и провёл рукой по лицу, словно хотел стереть с него досаду. — И вам, теньенте. Надеюсь, день будет приятнее прошедшей ночи, — и дал знак Лоренсо, ожидавшему сигнала хозяина с ночной вазой наготове. — А это уже от вас зависит, дон Себастьян. Я вот собираюсь в лупанар сеньоры Эсперансы. Говорят, она для защитников города не только в бане на все мужские дни этой недели цену снизила, а сегодня как раз четверг, — идальго де Бризуэла, блеснув глазами, разгладил усы. — Не желаете присоединиться, команданте? — Благодарю за предложение, теньенте. Звучит заманчиво, но я вынужден отказаться. Надеюсь, я завершу своё неотложное дело до субботы и успею воспользоваться любезностью сеньоры Эсперансы. — Кстати, о делах: вас за дверью уже более часа посыльный ждёт. Со мной говорить отказался, — де Бризуэла прикрепил к перевязи шпагу и насадил шляпу. — И всё же советую вам прислушаться к моим словам, дон Себастьян. Дела делами, но, думаю, гораздо приятнее провести следующую ночь с хорошенькой банщицей сеньоры Эсперансы, чем кормить блох и слушать храп нашего капитана. Лично я не намерен сегодня вечером возвращаться, — и идальго, откланявшись, удалился. — Что за посыльный? — поинтересовался аристократ у слуги, когда идальго де Брисуэла покинул комнату вместе с бисоньо. — Мальчонка какой-то. Твердит, что ему поручено говорить только с вашим превосходительством и ни с кем другим. Но я не рискнул будить вас, сеньор. — Ладно, оденешь меня и позовёшь его, когда за тёплой водой пойдёшь, — подставляя слуге ногу под второй чулок, буркнул дон Себастьян. Посыльным оказался мальчишка из дома Фернандесов. Робея, он протянул гранду письмо и сообщил, что его сеньор приказал без ответа не возвращаться. В послании размашистым почерком идальго Фернандеса по всем правилам эпистолярного жанра сообщалось, что тот желает как можно скорее обсудить новый след в расследовании и в форме, не допускавшей отказа, предлагалось через посыльного сообщить, что для аристократа предпочтительнее — позавтракать с семейством идальго или пообедать. Полагая, что завтрак он проспал, дон Себастьян изъявил желание пообедать, наделил мальчишку мараведи за терпеливость и, подставив лицо под бритву в умелых руках Лоренсо, предался размышлениям. Клятвенные заверения идальго Рокафулла о его непричастности к доносу сомнений не вызывали, но вот предположение, что пасквиль для отстранения конкурента в борьбе за энкомьенду мог быть написан не плебеем, а дворянином, в голове не укладывалось: уже само желание дворянина стать энкомьендеро вызывало, по меньшей мере, недоумение. Душу дона Себастьяна захватила печаль: его умозаключения упёрлись в преграду непонимания. Если представить себе, что донос написал идальго Рокафулл, ослеплённый желанием мести, разгорячённый алкоголем и подстёгнутый случайно услышанными восхвалениями ненавистного соперника, гранд ещё мог, то марающий бумагу ради энкомьенды таинственный сеньор Родриго никак не вырисовывался. Не дворянское это дело — хозяйство вести, над счётными книгами корпеть и дебеты с кредитами сводить. Именно этими мыслями два часа спустя аристократ, брезгливо поморщившись, и поделился с Фернандо. — Может, у племянничка нашего алькальда в предках англичане есть? — пожал плечами великан. — У них, я слыхал, не зазорно среди дворян даже торговлей заниматься. — Чему удивляться, если они дворянские титулы пиратам раздают, — буркнул дон Себастьян. — Однако не о них разговор. Меня сейчас гораздо больше интересует сеньор Родриго. Видимо, придётся ещё раз заглянуть к севильянцу и порасспрашивать. — А потом что? — нахмурился идальго Фернандес. — Вызовете его на дуэль и будете ждать признаний? Думаю, слава матона[3] даже с вашим пренебрежительным отношениям к местной знати, слишком скандальна для вашего благородного имени. Лучше предоставьте это дело мне. Дон Себастьян несколько мгновений изучающе всматривался в лицо Фернандо. Переведя взгляд на едва заметно шевелившийся занавеси, прикрывавшие открытое окно, вздохнул: — Полагаю, вы правы, сеньор Франсиско. Мне даже нечего предъявить тому неуловимому идальго. Не могу же я обвинять его в том, что он пил в ту злосчастную ночь вместе с капитаном Рокафуллом? — аристократ вновь повернулся к Фернандо: — А как вы намерены найти, заслужить доверие и разговорить нашего подозреваемого? Великан откинулся на спинку дивана, заставив мебель жалобно заскрипеть: — Сразу видно, что вы не любитель выпить в компании друзей, команданте! — большие карие глаза гиганта задорно блеснули. — Алкоголь делает людей не только говорливее, но и доверчивее, особенно когда за него не надо платить. А план у меня уже созрел: помните, теньенте Вега упомянул о неком идальго, которого ему капитан Рокафулл забыл представить? — дон Себастьян кивнул и Фернандо, довольно погладив бородку, продолжил: — Я нутром чую, что это и был сеньор Родриго! А раз так, я позову идальго Вега в таверну «У севильянца», тем более что у Сандро закончилось мексиканское. После двух-трёх кувшинов напомню ему о коварном сеньоре, забывшем представиться, но не погнушавшемся пить за его счёт. Можете мне поверить на слово, дон Себастьян, что после моих упрёков сеньор Маркос не покинет трактир, пока не заметит обидчика и не заставит рассчитаться за былую щедрость! Гранд недоверчиво покачал головой, и это задело великана: — Вы зря сомневаетесь в моих способностях, команданте! Я готов биться с вами об заклад, что к завтрашнему вечеру буду не только лично знаком с племянником алькальда, но и заставлю его во всех подробностях изложить желания, кривды и способы мести обидчикам. — Ну что же, поскольку у меня нет других решений, мне придётся довериться вам, идальго. Но с одним условием. — Каким? — нахмурился великан. — Ежели вам удастся добиться от сеньора Родриго признания в содеянном, прежде чем что-либо предпринять, вы обсудите это со мной, — дон Себастьян пронзил Фернандо взглядом. — Можете на меня положиться, команданте, — заверил бригадьер и, посчитав обсуждение законченным, предложил гостю скоротать время до трапезы партией-другой в шахматы. *** Анри впервые увидел миссию-крепость, но сомнений в том, что это именно та миссия францисканцев, которую он искал, не возникло. Руины некогда могучей кирпичной стены, окружавшей этот своего рода аванпост миссионеров, свидетельствовали не только о его древности, но и о пережитых им тяжёлых временах. Представшее глазам путников сооружение казалось грубо вытесанным огромным топором сказочного великана из цельной скалы, без единого отверстия. Но, по мере приближения, стало видно, что стены этой своеобразной крепости сложены из обычных каменных блоков, а в самом верху можно было разглядеть два оконных проёма. По двум башням, возвышавшимся над западным торцом здания, в одной из которых угадывался колокол, Анри понял, что перед ним церковь. Несколько удивлённый тем, что акведук не заходит на территорию миссии, а тянется дальше, исчезая в лесу с противоположной стороны плато, всё же решил не следовать дальше по тропе, а повёл отряд к церкви. Ещё издали он увидел двух полуголых смуглых ребятишек, игравших камешками перед входом. Увлечённые забавой, мальчишки не сразу заметили солдат. Видимо, долетевшее до них бряцание оружия заставило их обернуться. Некоторое время дети с открытыми ртами смотрели на отряд, а затем, встрепенувшись, кинулись ко входу. Оставив пехотинцев дожидаться во дворе, Анри толкнул слегка перекошенную и потрескавшуюся дверь. Атриум встретил его и сеньора Антонио полумраком и сыростью. Луч света, пробивавшийся сквозь узкое оконце над входом, падал на каменную чашу и отражался в воде бликами. Сняв шляпы, мужчины смочили пальцы и, устремив взгляды на далёкий алтарь, выхваченный из темноты масляными плошками, осенили себя крестными знамениями. Когда глаза привыкли к полумраку, Анри разглядел по правой стороне небольшую дверь. — Похоже, кроме нас тут никого нет, — осматриваясь, удивлённо произнёс доктор. Его голос, отразившись неожиданно громким эхом, заставил Анри вздрогнуть. — Интересно, куда же делись мальчишки? — почти прошептал Антонио, так же поражённый столь сильным звуком. — А вот сейчас и узнаем, — вполголоса ответил Анри и шагнул в сторону боковой двери. Словно ожидая этого, она вдруг распахнулась, и в проёме нарисовалась худощавая фигура в францисканском хабите. Скользнув взглядом по пришельцам, монах приблизился к Анри. На его молодом, явно индейском лице заиграла счастливая улыбка: — Вы ведь и есть тот испанский альмиранте, который должен забрать сеньор, доставленных майя? — спросил он на чистом кастильском. Анри кивнул. — Хвала Небесам! — францисканец перекрестился. — Прошу вас, сеньоры, следуйте за мной, я отведу вас к нашему гвардиану, фра Хуану, — и, не дожидаясь ответа, развернулся и, быстрым шагом вернувшись к дверце, нырнул в узкий тёмный проход. Устремившись за монахом, Анри миновал лестницу на колокольню и оказался в коротком коридоре. Небольшой оконный проём рассеял сумрак, и взору открылись ещё три двери — одна прямо и две по сторонам коридора. Не останавливаясь, францисканец толкнул ту, что преграждала ему путь вперёд, и слегка придержал её, пропуская посетителей в следующий, более длинный коридор, заканчивавшийся винтовой лестницей. Свет проникал в узкие, похожие на бойницы отверстия. Заметив два прохода, ведущие куда-то вглубь этого могучего сооружения, Анри, не зная, куда идти, замешкался и, скользнув взглядом по ближайшей бойнице, чуть не присвистнул от удивления: толщина наружной стены миссии не уступала крепостной. В голове успела промелькнуть мысль о том, что индейцы, должно быть, слишком сильно сопротивлялись спасению своих душ, но монах снова занял место проводника и направился к винтовой лестнице. Стёртые каменные ступени вывели на крытый балкон. Поверх балюстрады Анри увидел большое каменистое плато, упиравшееся в стену леса, но осмотреть окрестности не успел. Францисканец уже исчез в распахнутой настежь двери, и Антонио нетерпеливо дёрнул друга за рукав. В сумраке небольшой комнаты свет, пробившийся через бойницу, выхватывал полусидевшего в постели человека. — Простите, что не могу приветствовать вас должным образом, сеньоры, но я несказанно рад вашему визиту, — проскрипел фра Хуан. — Вот уже скоро двадцать лет, как в Сан-Мигель-Арканхель не ступала нога испанского солдата, — удивительно живые глаза на иссохшем старческом лице просияли. — Без сомнения, вы проделали долгий и трудный путь, но всё же я прошу уделить мне часть вашего драгоценнейшего времени для утоления моего любопытства, — гвардиан повернулся к застывшему у входа молодому монаху: — Брат Агустин, усадите наших гостей. Монах почтительно склонил голову и, глядя в угол комнаты, заговорил на майя. Только сейчас Анри заметил притаившихся там двух мальчишек. Получив указания, дети выскользнули из кельи, а брат Агустин, увидев, что фра Хуан слегка накренился в постели, кинулся к нему, осторожно поправил и стал заботливо ровнять подушки под его спиной. — Возможно, я могу помочь вам, падре. Я лекарь, — выступил вперёд Антонио. Фра Хуан слегка махнул рукой и одарил доктора усмешкой: — Благодарю вас, сын мой, но не недуг одолевает меня, а старость. Господь даровал мне очень долгую жизнь, однако час истёк и тело одряхлело. Единственное, что сейчас печалит меня — это судьба миссии. Так что прошу вас, представьтесь и поведайте, почему о нас забыли в Саламанке. Анри непонимающе переглянулся с Антонио, снял шляпу и, отвесив фра Хуану почтительный поклон, заговорил: — Доктора зовут Антонио Фелипе Эрнандес Торрес, падре. А я всего лишь торговец из Белисе Андрес Анри Руис Верн, за своё участие в войне против англичан получивший прозвище Эль Альмиранте. — Из Белисе? — старец от удивления даже приподнялся на своём ложе. — Да, падре, из Белисе. Это город на берегу Гондурасского залива, разделённый Ревущим потоком, истекающим из реки, что и привела нас сюда. Гвардиан откинулся на подушки и горестно вздохнул: — Мы так долго отрезаны от мира, что не знаем о новом городе, а вы, сеньоры, полагаю, не слыхали о Саламанке. Антонио опустил голову. Лицо его стало жёстким, шея напряглась, а руки сжались в кулаки, сминая шляпу: — Я слышал о таком городе. Думаю, его в сорок восьмом погубила чёрная рвота, которая именно оттуда пошла гулять по всему Юкатану. Я был управляющим доктором госпиталя Сан-Сервандо в Мериде, когда туда добрались беженцы из Саламанки. На мгновение повисла тягостная тишина, которую прервала молитва фра Хуана. К нему присоединился брат Агустин. Осенив себя крестным знамением, старец устремил свой потухший взор на Анри: — И кто же теперь управляет этой провинцией? — Граф Альменара. Это по его поручению я должен был найти и вернуть домой похищенных женщин. Я уверен, что губернатор позаботится о вас, когда я доложу ему обо всём. Фра Хуан кивнул, но слова, уже готовые слететь с его губ, так и не прозвучали: в комнату ввалились мальчишки, тащившие грубо сколоченные табуреты. Дождавшись, когда дети поставили свои ноши возле гостей, гвардиан взмахнул костлявой рукой: — Присаживайтесь, сеньоры. Прежде чем я отправлю вас за женщинами, я бы хотел услышать всё о вашем городе и о том, почему майя похитили испанок. Усевшись, Анри глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, и начал рассказ о Белисе. Когда он перешёл к перечислению событий, заставивших его отправиться в джунгли, лицом фра Хуана овладевала скорбь. По завершению изложения гвардиан вновь перекрестился. — Майя доставили сюда женщин ещё в понедельник. Одна из них была больна, потому мы оставили её в миссии на попечение брата Томаса. Она ещё слаба, но быстро идёт на поправку. Остальных отправили на энкомьенду Белла Лорена, что примерно в трёхстах пасо отсюда. Энкомьендеро сеньор Хосе и его дочь хорошо позаботились о бедняжках. Они примут и вас, если вы решите передохнуть. Сколько у вас людей? — Здесь со мной тридцать солдат, остальные ждут у реки. Если на энкомьенде смогут приютить мой отряд на ночь, то в обратный путь мы отправимся на рассвете. Однако, — Анри нахмурился, — майя обещали привести сюда не только женщин. — Так и есть! — воскликнул брат Агустин. — Вместе с сеньорами майя передали ещё и старого еретика. Сказав, что он пленник альмиранте, потребовали поместить его под стражу. Фра Хуан распорядился отправить нечестивца в деревню под присмотр моего племени. — Глаза монаха сверкнули. — Хвала Господу, что вы, наконец-то, избавите нас от него! Этот вероотступник своими речами взбаламутил всё племя! Фра Адриану пришлось отправиться туда, чтобы пресечь распространение ереси! От возмущения лицо молодого францисканца покрылось пятнами, заметными даже в полутьме комнаты. — Здесь поблизости есть деревня майя или вы отправили колдуна в обратно в Нахо-Баалам? — сухо спросил Анри, восприняв негодование брата Агустина как упрёк. — Конечно есть! — буркнул монах. — Правда, сейчас она лишь жалкая тень от того поселения, что было ещё десять лет назад. Увы, поля стали бесплодными, и племя ушло искать новое место. Но не все. Кстати, там вас дожидается ещё один майя, прибывший с еретиком. Он уверяет, что вы обещали отдать ему в жёны сеньориту Луису. Сама же сеньорита и слышать ничего не хочет о замужестве, только плачет. — Я разберусь, — пообещал Анри, поднимаясь. — Где мне искать эту деревню и энкомьенду? Фра Хуан поднятием руки остановил рвение брата Агустина и ответил сам: — Они сразу за лесом, Хуанито, — старец ткнул пальцем в сторону старшего мальчонки, сидевшего у косяка двери, — укажет вам дорогу. А сейчас подойдите ко мне, сеньоры, чтобы я мог благословить вас. ----------- [1] Испанцы называли индеек (на исп. pavo) павлинами (на исп. pavo real), полагая, что находятся в Индии. По этой же причине привезённые Колумбом в Европу птицы в русском и французском языках назвали индейкой, т.е. «из Индии» (d'Inde)- dinde. [2] Литургия третьего часа проводится в 9 утра. [3] Матон (на исп. matón) — аналог французского «бретёр» — задира, забияка, скандалист. Так называли опытных фехтовальщиков, «профессиональных» дуэлянтов, готовых драться на дуэли ради самого поединка, используя даже самый ничтожный повод или намеренно провоцируя соперника.