По маршрутам другим

— Да еб вашу мать! — шипит Арсений, спотыкаясь о высокую ступеньку лестницы. Он падает быстрее, чем вообще успевает сообразить, что, собственно, происходит. Ладонь ложится на каменный порожек, и он упирается коленом в следующую ступень, но почти сразу вскакивает, не обращая внимания на боль. Кожа на руке горит, — кажется, есть небольшая ссадина, — по колену расплывается влажное пятно. Неприятно — ну, зато он не в рваных джинсах, сомнительное, но утешение. Арсений давно научился радоваться мелочам. Он пытается вспомнить, есть ли в рюкзаке влажные салфетки, но не хочет надолго задерживаться у входа. Это уже паранойя: журналисты, конечно, не дежурят сутками у дверей главного офиса, но Арс знает: стоит один раз попасться — и этого долго не забудут. Он помнит каждую подростковую тусовку, каждую пьянку, куда затаскивали его друзья, и свой первый поцелуй, попавший на первые полосы с заголовком о падшем чаде успешного бизнесмена. И плевать, что он просто поцеловался в четырнадцать. К двадцати трем он понимает и умеет куда больше — например, профессионально прятаться от камер, посещать только образцово-показательные места и светиться в компании отца, мол, растет образцово-показательный преемник. Это, правда, вызывает уже другие мнения, средневековые пережитки стереотипов про омег — мол, пора бы уже дома осесть и подарить Попову-старшему внуков, куда тебе управлять фирмой? Арсения от формулировки «подарить кому-то детей» передергивает, но он не спорит — молча пролистывает посты в соцсетях и не заходит на сайты желтых газетенок, до сих пор обсасывающих каждый шаг великого наследника великого Попова. И все почти нормально, но иногда хочется снять домик в сибирском лесу, выращивать козочек и сажать помидоры в самодельных теплицах — главное, подальше от акул пера и диванных экспертов, вечно лучше него знающих, как жить и что делать. Как ни крути, убрать влияние отца не получается совершенно. Вот и теперь Арс врывается в главный офис, прикладывая к дверям карточку — волшебный пропуск в любое помещение, включая самые секретные архивы и документы. Безграничная власть, о которой мечтают конкуренты, облизываются шпионы-перебежчики и за которую убить готовы ушлые вроде-как-эксперты. Арсений всегда носит ее с собой, у самого сердца. Во-первых, терять такое нельзя, отец с него кожу заживо снимет. Во-вторых — это вечное напоминание о том, кто он такой. Офис, обычно шумный, сейчас пустует, но выглядит все таким же сияющим. Арс проходит по паутине коридоров, заглядывая то в одну, то в другую дверь, и то и дело встречает редких сотрудников. Те сидят, уткнувшись носом в белоснежные мониторы — только бы побыстрее закончить дела и уйти на заслуженные выходные. Кому в кайф сидеть на работе в пятницу вечером? Никому. Так Арсению говорит отец — все, мол, уже разбежались, и бесконечные заместители и заместители заместителей, имеющие доступ к нужным файлам, мчат по домам на шикарных новеньких иномарках с личными водителями. Не разворачивать же уважаемых людей из-за такой мелочи. Арсения развернуть можно — и попросить приехать, причем таким тоном, что сразу ясно: вариант ответа всего один. Нужную дверь он находит не сразу, но из чистого упрямства не звонит отцу — только бы не выслушивать нотации о том, что он, такой ужасный, до сих пор не помнит расположение всех отделов и кабинетов. И плевать, что их в высокой башне — бесконечное множество, и многие работники с многолетним стажем переспрашивают друг у друга, куда конкретно идти. Плевать. Арсу проще побегать по этажам, ориентируясь на редкие указатели, трижды прокатиться на неприлично огромном лифте — серьезно, в больницах под каталки лифты меньше, — и наконец обнаружить искомое. Волшебная карточка открывает дверь легко, точно по волшебству. Если бы Арсений не был так хорошо воспитан, давно продал бы пропуск интересующимся, а на вырученные деньги уехал бы на Бали, где стал бы блогером-путешественником. Украденный пропуск заблокировали бы через пару часов, но, может, этого хватило бы, чтобы стянуть информации, достаточной для краха империи Поповых. Но — увы. Он наспех копирует нужные файлы, тут же отправляя их в защищенное хранилище данных, и отзванивается отцу: сделал. Тот наверняка максимально быстро вытащит их из облака — потому что «Все можно взломать, мой хороший, интернет небезопасен», — и сохранит куда-то еще, но это Арсения волнует чуть меньше, чем вообще никак. Главное — он выполнил просьбу, и, может, на пару дней от него отстанут. Арсений думает, что, увы, за все отцовские миллионы не может купить свободу. Нет, не то чтобы его запирают в золотой клетке, не выпуская во внешний мир. У Арса есть друзья — вообще-то, только один, но это не из-за отца вовсе, — свое жилье, относительно свободное от контроля, и возможность не работать сразу после универа. А заодно — деньги, настолько много, что о счетах можно не думать. Но взамен — сомнительное счастье светить мордашкой на конференциях, поддерживать имидж семьи и помогать по первому требованию, чем бы он ни занимался и где бы ни находился до этого. Он до сих пор не понимает, справедливый ли это обмен. Впрочем, его могли бы выдать замуж по договору как перспективного омегу, а его отец всего лишь иногда капает на мозги нотациями о том, что пора бы уже выбрать жениха и расплодиться. Так, увы, делает большинство родителей, и не важно, есть ли у них на счету миллионы долларов. Из дальнего коридора слышится нестройный гул голосов, кто-то кричит, смеется — кажется, ребята обсуждают недавний футбольный матч. Арс морщится: условия в фирме свободнее многих, и речь не только о чае и печеньках на этаже. Здесь есть даже комнаты отдыха с телевизорами и приставками, куда каждый сотрудник может прийти на перерыв и счастливо поиграть в какого-нибудь Ведьмака на экране размером со стену. Арс и сам иногда захаживает, — его здесь любят, хоть и считают неразумным ребенком, — но сейчас у него нет сил притворяться. В туалет он сворачивает машинально, надеясь, что никто не скользнет следом. Ему везет: шумная компания проходит мимо, и можно отдышаться, умыться, хоть где-то не боясь попасть в объективы камер. Арс долго смотрит на уставшее лицо в широком зеркале, небрежно умывается, не потрудившись открыть кран с горячей водой — освежает. И замирает, когда слышит в одной из кабинок надрывный кашель, а после, судя по звукам, кого-то рвет. Арс оглядывается и хочет уже уйти, — в конце концов, это не его дело, — но звук повторяется снова, кто-то тихо матерится, припоминая собачьих детей, чью-то мать и самого дьявола, и дышит так шумно и загнанно, что Арсений не может не уточнить. — У вас все в порядке? Он думает: будет неловко, если там, в кабинке, какой-то высокопоставленный начальник, и тут — получите, распишитесь, избалованный сынок генерального наблюдает, как вы блюете. У Арсения в голове — с миллион вариантов самых плохих исходов, и это, наверное, отличный повод развернуться и уйти прямо сейчас. Тошнит и тошнит — мало ли, с кем не бывает. Вряд ли таинственный обитатель туалета, кем бы он ни был, умрет в муках, если до него не доебаться. И все хорошо, но он стоит как вкопанный в ожидании ответа. — Да-да, ок. Извините, — слышится из кабинки за секунду до того, как человека, видимо, снова рвет. — Еще раз извините! Хорошая новость: там, внутри, вряд ли крупный начальник, да что там, хоть какой-нибудь начальник — голос слишком неуверенный и какой-то детский, и Арс не знает точно, откуда эта мысль, учитывая, что незнакомец почти басит. Должно быть, дело в интонации — так первоклашка показывает грустный смайлик в тетради, тот самый, что ставится вместо двойки. — Помощь нужна? Никто не отвечает. Секунда, две — Арс обещает себе, что досчитает до десяти и уйдет, тем более, компания, от которой он прятался, уже далеко, и нет смысла переживать. На восьмом счете туалетная кабинка открывается, и он видит человека в ярко-зеленой курьерской форме, склонившегося в три погибели над унитазом. Человек явно выше среднего, — чтобы поместиться, едва не сворачивается в клубок, — но вряд ли так уж старше. Он оборачивается. Молодой парень с робким намеком на щетину на подбородке, падающая на лицо челка и теплый травянистый взгляд. Арсений пытается оценить ситуацию, понять, что делать дальше, но может выдавить из себя только тупое, ничего не решающее «Привет». — И тебе, — фыркает незнакомец. — Пардон, беда настигла, где не ждали. Ну, знаешь, че только не сожрешь… — Он окидывает Арса внимательным взглядом и запинается на полуслове. — Хотя ты, наверное, не знаешь. — В смысле? — Ну, вряд ли такие, как ты, жрут чебуреки на вокзале. — Пацан фыркает и закатывает глаза. — Богатенькие. Это почти обидно. Арсений машинально кидает взгляд на зеркало, пытаясь рассмотреть, что именно привело собеседника к такому выводу. Нет, он действительно богат, хоть и не по своей воле и не благодаря собственному труду, но из чужих уст это звучит не как безоценочный факт — скорее, обвинение, будто он лично воровал последние копейки у детдомовских детишек, чтобы заработать, например, на эти джинсы. — Откуда такие выводы? Нет, серьезно, откуда? Арсений даже не в костюме с ботинками ценой в среднюю зарплату — папин подарок для важных приемов. Да, на нем хорошая брендовая одежда, но на заднице нет свисающего до колена ярлыка, а на груди не написано кричащее «D&G». Или курьеры теперь поголовно разбираются в хороших шмотках? — Ты выглядишь на девятнадцать, а уже работаешь в таком месте, и вряд ли ты приехал сюда отдавать бургеры. Думаешь, я поверю, что такие цацы берут студентов с улицы? Ага, за трудолюбие. — Мне двадцать три, — машинально отмахивается Арсений. — Это во-первых. А во-вторых, я здесь не работаю. Ну, не совсем работаю. Сложно все, короче, но не так, как ты думаешь. Он и сам не понимает, зачем продолжает диалог. Парень так и сидит, сложив локти на край унитаза, и периодически дышит часто и глубоко, будто пытаясь сдержать новые приступы рвоты, и смотрит на него, откровенно говоря, неприязненно. Это не ненависть, нет, скорее — привычное пренебрежение работяг к элите. — Надеюсь, ты тут не хуи сосешь, — пожимает плечами незнакомец, и Арс едва не давится воздухом. Грубые слова срываются с чужих уст так легко и естественно, что он почти готов включить режим сноба и закатить глаза, но лишь потому что завидует — сам привык фильтровать каждую букву, только бы не попасть в лапы ушлых журналистов. Для этого, как Арс успел убедиться, достаточно одной сторис на чужом аккаунте, где он ляпнет что-то не то — найдут, выпотрошат, ткнут носом. А каждый Арсов косяк так или иначе отражается на стоимости акций фирмы. В сущности, на стоимость акций влияет все, включая погоду за окном, положение планет и цвет носков брокера на бирже, но это уже другой вопрос. — Потрясающее предположение, — Арс выдерживает театральную паузу, — но нет. Здесь — не сосу. А что, завидно? Он и сам не понимает, что именно им движет, что заставляет не только оставаться, но и поддерживать диалог. Запоздало до него доходит одна простая вещь: этот человек понятия не имеет, кто он такой, иначе не дерзил бы так, а то и вовсе обошел бы стороной, как делают многие, боясь попасть под прицелы камер. А может, и вовсе подлизывался бы да втирался в доверие — еще один распространенный вариант. Арсений за последние годы привык ко всему, отрастил внутренний дзен и смирился, что к нему можно относиться по-разному, но искренности там почти не бывает — а этот, смотри-ка, и шутит, и язвит, но по-настоящему, а это очень, черт возьми, ценно. Пацан, видимо, чувствует себя лучше, потому что приподнимается, встает сначала на колени, а после — выпрямляется полностью, едва не задевая макушкой верхнюю перекладину кабинки. Арс едва не присвистывает: нечасто он видит людей выше себя. Тем более — людей привлекательных. Нет, он, конечно, не готов отдаться курьеру здесь и сейчас, но чисто по-человечески красоту не признать не может. А после — тот закатывает глаза и выдает то, от чего у Арса все влечение разом пропадает без права на возвращение. — Я? Альфы таким не занимаются, — говорит он, подходя к раковинам. — Хотя откуда тебе знать, да? И — подмигивает. Так нагло, что Арсений едва не захлебывается возмущением. — Какой средневековый стереотипный бред! Вас в службе доставки такому учат? — Он заводится не на шутку: вся эта чушь про альф и омег стоит у него поперек горла. — Может, еще скажешь, что хрупкие омежки должны сидеть дома и рожать детей, пока альфа добывает шкуру мамонта? Курьер смотрит на него, как на идиота, и — удивительно! — Арс действительно начинает ощущать себя таковым. Это странно даже: он думал, что уже выработал иммунитет к любым придуркам, к чужой злобе и язвительности, а сейчас теряется под чужим взглядом, как стереотипный нежно-хрустальный омега, и едва не краснеет от накативших эмоций. — Расслабься. Я просто тупо пошутил, бывает, че ты ждешь от курьера? Арс хихикает глупо. Человек, показавшийся враждебным, вновь переходит в нейтральную категорию, и за свой порыв становится почти стыдно. — Реально тупо, — кивает он из чистого упрямства. — Прости, сам понимаешь, сколько мы такой херни слышим ежедневно, глаз начинает дергаться от любой ерунды про альф и омег в одном предложении. Тот пожимает плечами и становится похожим на нашкодившего щенка — но лишь на секунду. — Не подумал, — улыбается он, доставая из-под раковины неприлично огромную сумку-холодильник, и Арс гадает, как не заметил ее раньше. — Но хуи я реально не сосу, если что… — Арсений готов убивать. — …потому что нет подходящего. Фьють-ха! — Фьють-ха? — Арс не сдерживается: иронично приподнимает бровь. — Фьють-ха, — серьезно подтверждает курьер. — Будь проще, ну. Я понимаю, что ты важный, как хуй бумажный, но нельзя же всегда так жить. «Льзя», — ядовито отзывается Арсов внутренний голос, но он благоразумно решает замолчать. Вовремя закрыть рот — тоже достижение, тем более, что Арсений ловит себя на нежелании делиться подробностями своей жизни. Не потому что боится, что незнакомец сольет информацию в желтые газетенки, просто… Понятно ведь, что, если тот узнает, с кем имеет дело, то уже не будет так легок в общении. — Закончил? — спрашивает небрежно, глядя на то, как парень небрежно умывается ледяной водой, да так, что капли стекают за воротник. Он, в сущности, не знает, зачем спрашивает, — будто не может уйти один, — но послушно дожидается, пока собеседник застегнет форменную куртку и посмотрит на него со знакомой уже смешинкой во взгляде. — Закончил. Классно, как раз хотел попросить вывести меня из этого лабиринта, — парень делает паузу, и становится ясно, что ничего хорошего дальше не будет, — а ты так на меня запал, что и сам ждешь. Прикольно. Арсений шутливо замахивается, но курьер отпрыгивает в сторону и тихо смеется. — Да пошутил я, пошутил! Но ты прикольно злишься, тявкаешь прям как чихуа-хуа. — Это не я чихуа-хуа, а ты — шпала! — парирует Арс, но все-таки открывает перед пацаном дверь. Здание, в котором минут двадцать назад еще оставались сотрудники, теперь пустует. Арсений безошибочно сворачивает в знакомый коридор, достает карточку, прикладывает к табло на электронной панели. Это почти смешно: отец столько говорит про безоговорочное равенство, мол, мы ценим каждую уборщицу так же, как и топ-менеджера, но в здании существуют лифты для важных особ. Больше пространства, мягкие диванчики по краям — для Арса загадка, зачем они нужны, если ехать до самого верха максимум секунд тридцать, но он привык не задавать лишних вопросов. — Подожди, придержи дверь! Незнакомец чуть отстает, и Арс, к своему стыду, замечает это не сразу, а когда оборачивается, тихо вздыхает. Парень выглядит бледным, пошатывается и, кажется, прихрамывает на одну ногу. — Ну чисто ходячие мертвецы, — фыркает Попов, хотя состояние незнакомца вызывает серьезные опасения. — Ты точно норм, не нужна помощь? — Если только твоя царская задница поможет мне разносить заказы, и так время потерял. — Тот на мгновение замолкает. — Хотя нет, даже в этом случае никак, у тебя нет форменной одежды. Арсений молчит, благоразумно не сообщая, что он и так не стал бы разносить чизбургеры по офисам. У него на удивление нет желания зацепить собеседника, хотя, конечно, у ребенка, выросшего с золотой ложкой в заднице, при мысли о работе курьером сам собой дергается глаз. Впрочем, вряд ли парень серьезно на него рассчитывал. — Вот черт, я как раз мечтал! — не сдерживается от усмешки он. — Того и гляди, одним из клиентов был бы тот самый альфа, и мы бы влюбились, как в первый раз… — Пиздец тебя несет, — улыбается курьер, и Арс полностью с ним согласен. — Трахаться тебе надо, чувак, не иначе. Вот это — чистая правда. Не так просто устроить личную жизнь, если твоя физиономия то и дело светится в прессе, а гиперопекающий отец стоит над душой, напоминая, как важно хранить себя для того самого и не размениваться на меньшее. Арсению кажется, что того самого можно искать всю жизнь, а гормоны шалят и требуют разрядки уже сейчас, но тот факт, что наутро о его личной жизни может узнать весь Петербург, все-таки заставляет держать себя в руках — в прямом и переносном смысле. — Меня, кстати, Антон зовут, — кивает пацан, когда они выходят из лифта, и зачем-то тянет ладонь для рукопожатия. Арс нехотя жмет чужую руку, но молчит. — А тебя? Детский сад, штаны на лямках. Почему-то кажется, что за этим последует предложение дружить и вместе лепить куличики, но Арсений заставляет себя улыбнуться. — Виктор, — говорит он, сам не понимая толком, зачем врет. Хотя все ясно, как божий день. Не хочется оставлять ни единой нити, ведущей к семье Поповых, к тому же, имя «Арсений» достаточно редкое, и Антон может все-таки сообразить, с кем имеет дело. Да и какая разница? Они расстанутся через три, две, одну — и никогда не встретятся снова. — Очень приятно, — улыбается тот даже, кажется, искренне. — Классно, что мы встретились, я бы фиг вылез отсюда. — Ну, внутрь же ты как-то попал. Они шагают по сети коридоров, Арс — чуть быстрее положенного, но то и дело заставляет себя замедлиться, чтобы не утруждать собеседника. Антон так и хромает на одну ногу, и в какой-то момент его хочется поднять на руки и тащить на себе, только бы не слышать печального натруженного пыхтения за спиной, но — увы. При мысли о том, что пацану еще работать, таскать на себе эту гребаную термосумку, проходя наверняка десятки километров, внутри почти просыпается жалость. — Меня проводили, — смущенно улыбается тот. — Противный мужик, сказал, раз уплачено, значит, я должен прям до стола ему пакеты донести. Спасибо, что сервировать не заставил свое сраное Маккомбо. Арс хмурится. Он не знает сотрудника, который мог бы так себя повести, но это и неудивительно: в здании работает больше тысячи человек. — Успешные люди не заказывают Маккомбо, — закатывает глаза он. — Можешь утешать себя тем, что встретил жалкую офисную крыску с синдромом вахтера. Антон смотрит, кажется, удивленно. — Утешать себя? Если бы я каждый раз расстраивался при встрече с долбоебами, уже поехал бы крышечкой кипятильника. — Я тебе почти завидую. Пацан смеется тихо, но ничего не говорит. На выходе из здания Арсений одновременно готов облегченно вздохнуть и непривычно сильно расстроиться. Так странно, оказывается, общаться с человеком, который понятия не имеет, кто он такой. Не то чтобы Арса знает каждая собака, но чем взрослее он становится, тем сильнее ограничивает социальные контакты: хватает отцовских приемов, где он вынужден общаться с правильными людьми и налаживать связи, а расширять окружение — чревато. Люди бывают лицемерными, падкими на деньги и чертовски неискренними — это Арсений понимает быстро, а всякий раз обжигаться, увы, не его история. Теперь он — хороший сын, и даже в Инстаграме подписан только на папиных партнеров и их успешных детей. Хороший — но невероятно одинокий. Настолько, что даже короткая встреча с дружелюбным незнакомцем грозит надолго отпечататься в памяти яркой вспышкой. — Давай, помогу, — говорит Арс, наблюдая за тем, как Антон, спотыкаясь, перешагивает через две ступеньки сразу. — Больно? — Ни капли. Пиздеж. Глупый, бессмысленный, до неприличия очевидный им обоим: у парня на лбу разве что испарина не выступает. Арсений протягивает ему ладонь, и тот с благодарностью опирается на нее, перенося вес с больной ноги. — Ты как будто каждый день на балы ходишь, — усмехается Антон, — с менуэтами. — С чего ты взял? Арсений сам себя ругает: нельзя так резко реагировать на шутливое замечание. Но малейший намек на его богатую и знаменитую жизнь заставляет защищаться прежде, чем он успевает оценить ситуацию. — Ну, есть в тебе что-то царское. Это ему крыть нечем. Антон не стесняется, кладет руку ему на плечо, осторожно приобнимая, и буквально сползает по ступенькам, а после — торопливо достает телефон и открывает, видимо, рабочее приложение, потому что тихо вздыхает и долго вглядывается в онлайн-карту. — Кажись, карета превратилась в тыкву, мне нужно в ресторан в километре отсюда, — говорит он, улыбаясь, кажется, даже грустно. — Ну… Пока тогда. — Ага, — неуклюже кивает Арсений. — Давай, Золушка. Антон разворачивается и уходит быстро, не прощаясь. Арс, которому, по идее, нужно в ту же сторону, все-таки переходит на соседнюю улицу, давая парню исчезнуть в толпе. Не хочется неловко шагать рядом да садиться в пафосное авто на глазах у парня, который работает курьером.

҂ ҂ ҂ ҂ ҂

— Ну, что я могу сказать, ситуация обострилась настолько, что это невозможно игнорировать, — глубокомысленно говорит Оксана, приподнимая бровь. Арс переводит взгляд с нее на отца и обратно на девушку, утопающую в низком кресле-мешке, и начинает уже беситься. — А кто-нибудь может конкретно сказать, в чем дело, или так и будем обсуждать непонятно что? Фраза звучит достаточно резко, чтобы отец, нахмурившись, кивнул ему, мол, нечего так общаться, но все-таки работает: Оксана достает айпад и долго копается в нем, что-то бормоча себе под нос. С того момента, как отец вытащил его скачивать файлы в офис, проходит два дня. Два дня, заполненных чтением и ленивым рисованием — Арс хотел еще встретиться с Сережей, но тот улетает куда-то в Европу на выходные, и дозвониться до него невозможно. Два дня свободы и одиночества — звучит почти невероятно, и Арсений держится за них сейчас, когда его прожигают насквозь две пары глаз. Нет, он любит Оксану — насколько вообще можно любить человека на службе у Попова-старшего, но личная ассистентка не вызывает у него яркого отторжения. Она милая, смешная и как может сглаживает углы в вечном конфликте поколений. К тому же, она трудолюбива настолько, что ей, наверное, даже снятся их семейные Инстаграмы и странички в Википедии, за которыми Окс следит, точно лучшая из онлайн-ищеек. Но сейчас и она выглядит если не злой, то как минимум озадаченной, и у Арса вдоль позвоночника бегут мурашки. — Ты знаешь этого человека? Девушка наконец протягивает ему планшет, где на фото в новости ВКонтакте — он, подающий руку какому-то пацану в ярко-зеленой куртке. Арс не сразу понимает, что именно запечатлено на фото, а когда до него доходит, он едва не кричит, уткнувшись носом в стол. — Ну очевидно, раз нас сфоткали вместе, — закатывает глаза он, но тут же себя стыдит: Оксана ничем не заслужила его негодования. — Но мы не общаемся, это курьер, которому я немного помог. — Держаться за руки у нас теперь значит немного помочь? — язвительно спрашивает отец. Арсений закатывает глаза. — А кто говорил, что давно пора замуж? Вот, пожалуйста, твой сын рядом с чудесным альфой, ты чем-то недоволен, папочка? Это в высшей степени неразумно — провоцировать конфликт, когда его и так загоняют в угол, выставляя виноватым, но Арс сдержаться не может. — А чем ваше высочество не устроили все те альфы, с которыми я вас знакомил? — Ну, во-первых, они все старше тридцати, а то и сорока лет… — тянет Арсений, заранее зная, что спорить бесполезно. Оксана, умница, машет ладонью, привлекая к себе внимание. — Сергей Александрович, вы уже в курсе дела, теперь поясню для Арсения. Этот человек, кем бы он ни был на самом деле, привлек огромное внимание, кхм, общественности. Точнее, тот факт, что вы держались за ручки и мило беседовали. — Она листает все прикрепленные кадры, демонстрируя то, о чем говорит. — Желтая пресса взорвалась. Кто-то уже нашел его инстаграм, оказалось, что он лайкнул тебе, Арсений, какое-то фото с полгода назад, и… — Как его нашли вообще? — Распознавание лиц, — коротко отвечает Окс. Ну да. Мог бы догадаться сам. — Скажи самое главное, — подначивает Попов-старший. — Скажи, куда мы докатились благодаря… вам. Арсений машинально складывает руки на груди в защитном жесте и кивает ассистентке, мол, давай, добивай. Что еще может быть хуже? — Про вас уже пишут фанфики, я видела даже фанатские видео. Всем очень уж нравится идея, что кто-то вроде нефтяного принца может влюбиться в этакую Золушку, а то, что он еще и альфа… Короче, вы попали в тренд. Знаешь, свержение привычных ролей и все дела. — Окс понижает голос. — В Тиктоке наперебой спорят, кто из вас, ну, понимаешь, снизу. Арс молчит. Ему не то чтобы нечего сказать, но такой поток информации кажется чрезмерным, и хочется с головой залезть под теплое одеяло, пить какао из стакана-непроливайки и еще год не появляться на людях. А там, глядишь, вся эта безумная история канет в лету так же быстро, как и появилась. Ну, мало ли в мире инфоповодов. — Между прочим, — вновь встревает Попов-старший, — мне уже звонили Лазаревы. Очень уж им печально, что Арсений Попов год отшивал их сына, а теперь носится с каким-то курьером. Контракт под угрозой. Ты представляешь, какие это деньги? — К гробу карман не пришьешь, — говорит Арсений, но тут же жалеет об этом: отцовские глаза наливаются кровью, и видно, что он едва сдерживается, чтобы не наорать. — Ну ладно, а делать-то что? Он знает отца достаточно хорошо, чтобы понять: раз они собрали целую комиссию и позвали Оксану, значит, уже есть какой-то план — хотя бы зачаток, хотя бы идея. И хотелось бы побыстрее перейти к рациональной части, а не подставляться под чужие истерики — за всю жизнь уже натерпелся. — Тебе вряд ли понравится, — осторожно говорит Окс. — Да кого это когда волновало? — грустно усмехается Арс. — Валяй уж. — В общем… — Она замолкает на полуслове, и Арсений успевает обдумать все варианты вплоть до немедленного убийства Антона. — Мы пришли к выводу, что выгоднее всего разыграть эту карту. — Что это значит? — Сделать вид, что у вас реально большая любовь, такая, что прям невозможно. Тогда Лазаревы отвалят и, надеюсь, не будут беситься так сильно, а рейтинг вашей семьи взлетит до небес. Люди любят, когда хоть кто-то поднимается по социальной лестнице, даже если это не они сами. А сказка про Золушку в современном мире… Запретные отношения… Только представь! Арсений представляет — и от этой перспективы ему становится плохо. Дело даже не в Антоне — он милый, веселый, и все такое, но… — Играть в отношения? Вы шутите? Он снова переводит взгляд с отца на Оксану и обратно, в глубине души ожидая, что из-за угла выскочит человек с камерой и скажет, что их снимали для шоу приколов. Или хотя бы что отец одумается и скажет, что все это — чушь собачья. Не может же он это поддерживать? — А как же выйти замуж за богатого инвестора ради слияния капиталов? — спрашивает он, поднимая глаза на Попова-старшего. У того лицо непроницаемое, точно венецианская маска. — Арсений, кого ты пытаешься обмануть? Замуж я тебя смогу выдать только посмертно, это уже и ежу понятно. Вся общественность гудит, что единственный наследник Поповых ходит неприкаянный, ну, так же не принято. А тут все чинно, благородно, история великой любви. Да я даже подыграю, скажу, что не одобрял поначалу, и вы, несчастные, скрывались по конспиративным квартирам! Арсению кажется, что мир окончательно съезжает с катушек. — Но это же бред. — Весь шоу-бизнес — это бред, — замечает Оксана. — Ты представить не можешь, на что идут знаменитости ради, как это принято называть, хайпа, и какая часть историй на самом деле — галимая подделка. Так и живем. — Но я здесь причем? Арс заранее знает ответ: он родился в семье Поповых, а это накладывает определенные обязательства, и как хороший сын он просто обязан радовать отца и работать на их общую репутацию ради их общего будущего, и вообще, он сам ни копейки не заработал, живет на всем готовом, а значит, и жить будет по чужим правилам. — Арсений, ты должен понимать, что родился в необычной семье… — начинает отец заученную наизусть речь. — Понял-принял, — резко обрывает его парень. — Ну, раз понял, а тем более — принял, то и чудненько. Голос у Попова-старшего мягкий, елейный, как всегда, когда он выжимает из Арса определенную линию поведения. Арсений уже не обманывается: знает, что его не полюбили, просто используют для достижения цели. — Я не думаю, что это надолго, — утешает Оксана. — Интернет быстро все забывает, но сейчас, увы… Она протягивает ему планшет с кричащим заголовком: «Наследник нефтяной империи в своем распутстве дошел до курьеров», и следом: «Попов-младший использует офис отца как почасовой отель». Какая мерзость. Арс кривится, и в эту секунду как никогда ненавидит судьбу, занесшую его именно в эту семью. И если его мама смогла развестись и уехать так далеко, что выпала не только из поля зрения журналистов, но еще и из жизни единственного сына, то ему пока бежать некуда. — Думаешь, что-то изменится? — Да, — до тошноты уверенно кивает девушка. — Если вы объявите об отношениях, это уже не будет, как они пишут, распутством. То есть да, кто-то да продолжит писать грязь, но большинство будет на вашей стороне. Трагичная история любви в капиталистическом обществе, ну не чудо ли? — Для пиарщика — может быть, — грустно улыбается Арс. — Думай, Арсений, думай. — Отец вновь обращает на себя внимание. — Сейчас ты не приносишь никакой пользы, а там, глядишь, станешь семьянином, — усмехается он, пальцами показывая кавычки, — а это уже хорошо. И Оксана права, народ проглотит эту сказочку за милую душу. А я решу, что в семейной жизни тебе не нужен такой уж строгий надзор, но, конечно, возьму обещание не косячить, иначе… Что там «иначе», Арс уже не слушает: угрозы отца не отличаются оригинальностью, и он уверен, что за долгие годы выучил их все назубок. А вот самостоятельность привлекает невероятно. Арсений вспоминает отцовские визиты ранним субботним утром, выдергивания с дружеских встреч с Сережей и убедительные просьбы помочь в любое время дня и ночи. К тому же, будучи в отношениях, он может не строить глазки всем богатым альфам подряд, чтобы угодить отцу и не рассорить его с партнерами. — Визиты только по звонку, — начинает перечислять он, — и не чаще раза в неделю. Выход на мероприятия еще реже, и, если Антон будет против, его мы тащить не будем. Никакой пышной свадьбы для телевизионщиков и возможность открыть свой бизнес без твоего нытья. — Наконец ты ведешь себя, как настоящий Попов. — Мужчина, кажется, действительно гордится, во всяком случае, сияет, точно чищеный пятак. — Согласен на все, кроме бизнеса, это зависит от конкретного бизнес-плана. Сам понимаешь, я не могу позволить сыну владеть кальянной или, там, подпольным казино. Арсений благополучно молчит о том, что большинство богачей в городе держат подобные заведения и им это ни капли не мешает. Знает ведь, что ему, помимо богатого отца-зануды, достался отец с настолько строгими принципами, что иногда кажется, будто на дворе до сих пор девятнадцатый век. — И ты действительно замолкаешь насчет брака с альфами древними, как дерьмо мамонта. — Не выражайся, — машинально говорит отец. — И что ты, какие браки, если у моего сына нашлась настоящая любовь? Он хлопает ресницами, якобы изображая из себя паиньку, на что Арсений только закатывает глаза. Ему ли не знать, насколько разным может быть его папа, и насколько это работает на конкретные цели. У всего есть причина — и у Попова-старшего из достойных причин есть только деньги и статус. Список, прямо скажем, невелик. «Что ты знаешь о настоящей любви», — грустно думает Арс, но, конечно, не озвучивает едкое замечание. Эта тема — должно быть, единственное, чего отец действительно не выносит. Арсению иногда становится интересно, каких размеров рана до сих пор не зажила на сердце мужчины, но в глубине души он уверен, что, как бы там ни было, он виноват сам. Не может сохранить семью тот, в чьем сердце, как в глазах у Скруджа Макдака, плещутся только доллары. — И еще кое-что, — начинает Арсений, и ему почти стыдно, что он вспоминает об этом ближе к концу импровизированных переговоров. — Если сам Антон будет против, вся игра отменяется. Если узнаю, что его шантажировали или заставляли, устрою твоей хваленой репутации такую жесть, какая вам и не снилась, никакая Оксана не разгребет. Попов-старший холодно усмехается, скалится в доступном ему подобии улыбки. — Мой акуленок выпускает зубки, как мило. — Он выдерживает театральную паузу, как всегда, когда начинает волноваться и хочет это скрыть. — Но не бойся, мы говорим о парне без образования, который разносит пиццу по двенадцать часов в день. Он помчится под венец быстрее, чем ты успеешь выговорить «Согласен». Арсений вскидывает бровь. — Не всем в мире нужны только деньги. — О, милый, — тянет отец. — Не говори таких глупостей.