Double Trouble Couple

      Зайдя в лифт, Фред нажал кнопку первого этажа. В голове роились мысли, но он не мог выцепить ни одной. Глаза его смотрели куда-то перед собой, но взгляд не фокусировался ни на чём. События уже минувшей ночи отрывками резко всплывали в его памяти. Всё в хронологическом порядке и обратно. Этот процесс причинял ему боль, заставляя вспоминать вопли, крики, чужую кровь и полученные им раны, своё бессилие, а затем торжествующие возгласы, адресованные Гарри Поттеру. Было похоже на перемотку кассеты, о существовании которых он знал исключительно благодаря отцу, издавна увлекающемуся маггловскими изобретениями. Кадр за кадром, сцена за сценой, шла перемотка того дня вперёд-назад от момента их сбора у стен Хогвартса, подбадривающих слов друг другу и до радостных криков, сливавшихся с ещё свежими в памяти стонами раненых. Снова и снова, пока кассета наконец не перемоталась в самое начало того дня. Двери лифта открылись на втором этаже. Кто-то вызвал его и хотел спуститься вниз. Увидев крупную надпись «Ранения от живых существ» обозначающую отделение, Фред, сам не отдавая себе отчёт о действиях, вышел из лифта. Когда за его спиной закрылись двери, он решился и сделал пару шагов вперёд к стойке администрации данного отделения. — Мне нужно найти вашу пациентку, Соломею Тонкс. Она ещё находится в этом отделении? — обратился он к девушке за стойкой. — Минутку, — она развернула парящий позади неё свиток — Так, так, так, Тонкс Соломея. Да, она числится у нас со 2-го мая. — Могу я… — в горле пересохло, и он прокашлялся, — Могу я её увидеть? — В моей базе говорится, что она ещё не приходила в себя. Вам следует обсудить возможность посещения с дежурным-целителем. Я позову его, подождите. Она взяла некий лимонный порошок из ящика и насыпала в одну из нескольких чаш, стоявших на полке позади неё. Меньше чем через минуту рядом с ней появился знакомый Фреду волшебник, Гиппократ Сметвик, однажды вылечивший его отца. Пока Фред рассматривал волшебника из прошлого, девушка переговорила с целителем, изъяснив желание Фреда посетить Соломею. Когда они переговорили, Сметвик подошёл к Фреду и протянул руку. — Я бы сказал, что рад встрече, но встречаться с кем-либо в стенах больницы не очень радостно. Как Ваш отец? — он говорил очень доброжелательно, как будто они оба находились на семейном ужине. Фред пожал ему руку, удивившись хорошей памяти волшебника. Всё-таки через него проходит много пациентов, тем более посетителей. «Должно быть, все врачи похожи на Гермиону» подумалось ему. Он любил Гермиону, как сестру, но всегда считал её «зубрилой не от мира сего» и частенько задавался вопросом, как в её голове умещается такое безумное количество информации. — Отец в порядке, спасибо, — в этом он был уверен, так как Джордж уже успел поведать ему про всех из семейства. — Это замечательно. Артур Уизли запомнился мне как один из самых приятных пациентов. Ни единой жалобы за всё лечение, — увидев, что Фред не очень хочет вести отвлечённые беседы, он переключился. — Касательно вашей знакомой, мы пока не можем сполна оценить её состояние. Похоже её укусил акромантул и, к сожалению, яд довольно продолжительное время находился в организме, успев нанести достаточный урон и ослабить её. Также у неё было множество других причин для волнений, сломанная рука, многочисленные ушибы и травма головы. Мы использовали противоядие незамедлительно, как только она поступила к нам, благодаря тому, что рассказали нам люди, приведшие её в больницу, так что я надеялся на более быстрое выздоровление, но судя по всему для юной девушки, перенести подобное оказалось куда тяжелее, чем я предположил. Ей всё еще требуется время, чтобы прийти в себя, мы не можем знать сколько, но продолжаем делать всё для того, чтобы сократить этот период. Вы можете навестить её, мистер Уизли, но ей нужен покой. Надеюсь на ваше благоразумие. Все эти слова поступали к Фреду лишь поверхностно. Всё, чего он сейчас хотел — это утешить самого себя. Он хотел увидеть лучик надежды во всей этой истории. Услышать, что семья Тонкс больше не понесёт потерь. Увидеть, как Сол возвращается домой. И он совсем не думал о том, что её дом уже не тот, что был когда-то и, что за последние пару месяцев он опустел ровно наполовину. Фред ничего не ответил, и дежурный-целитель отвёл его в палату в самом конце коридора, подальше от шума главного зала отделения. Когда он вошёл в комнату, почти ничего не увидел. Палата была небольшая, всего на одного и очень тёмная, потому что окна были закрыты шторами, и единственным источником света в комнате был светильник на длинной ножке в углу. Сама кровать стояла вдоль окна, отделённая от него прикроватным столиком, на котором красовались свежие цветы. «Совсем темно», подумал Фред и придвинул светильник к кровати. Это далось ему не так легко, учитывая отсутствие палочки и гипс на руке, но немного усилий и скрежета по полу, и атмосфера в комнате переменилась. Теперь свет падал на лежащую неподвижно, Сол, которая выглядела слишком бледной на фоне розовато-фиолетовых цветов. Сейчас девушка казалась куда меньше, чем обычно, настолько, что даже её больничная койка выглядела большой, хоть и была стандартного размера. Фред осмотрел комнату в поисках стула, но не нашёл и тихонько сел на край кровати. Он смотрел на Сол и не знал, что делать, поэтому тихо сказал, слегка улыбнувшись: — Может и хорошо, что ты без сознания сейчас, потому что я не знаю, что тебе сказать. Он опустил голову, посидел какое-то время, рассматривая стену, а затем снова повернулся к девушке. Его мысли начали приходить в порядок, а шок немного отступил. Смотря на нее, он думал. «Что сказать тому, кто потерял сестру? Что бы сказали Джорджу, если бы я не очнулся? Я отреагировал так, хотя Дора и Римус не были моей семьей, как отреагируешь ты? Хотя, всё изменилось за эти месяцы с вами. Думаю, что могу назвать вас родными. От этого так тяжело.» Смотря на девушку, он мысленно обращался ко всем троим — Римусу, Доре и Сол. Будто она была тем рупором, благодаря которому его слова могли достигнуть его погибших друзей. Он снова заговорил в тишине: — Я надеюсь, что ты очнёшься поскорее. Есть новости, которые ты должна услышать. Плохие новости, но и хорошие, — он подбадривал самого себя, утешаясь мыслью о том, что как только они примут все настигнувшие их потери, их ждёт новый мир, в котором не будет того страха, с которым они боролись годами. — Тебе и мне нужно поскорее прийти в себя, принять новые условия и жить дальше. Никто не хотел бы, чтобы его близкие страдали, знаешь. А ведь мы и есть чьи-то близкие.       Этот диалог с тишиной производил на него терапевтический эффект, так что в какой-то момент он почувствовал себя лучше, задышал глубоко и снова ощутил боль в теле. Это означало, что он больше не витал в своих мыслях и вернулся к реальности, готовый снова преодолевать все невзгоды, которые могла подкинуть ему жизнь. Громко выдохнув, он взял руку Сол и посмотрел на неё, сжав губы. Он бы хотел, чтобы она очнулась прямо сейчас, чтобы ощутить «хороший финал» этой истории, или так называемый «плохой хороший финал». Он смотрел на её лицо, раз за разом представляя, как она открывает свои тёплые карие глаза. Но тело девушки на телепатические просьбы Фреда не отвечало. Она лежала всё также неподвижно. Длинный, слегка вздёрнутый нос с небольшой горбинкой совершал медленные редкие вздохи, светло-каштановые волосы, не касаясь её лица, струились по подушке во все стороны, вылезая из-под многочисленных слоёв бинта, но даже в таком состоянии они выглядели аккуратнее, чем обычно. Когда взгляд Фреда коснулся её тонких губ, он отметил, что сейчас они были полупрозрачными без единого намёка на розовизну, отчего почти сливались воедино с её щеками. Он снова вспомнил тот день и их поцелуй. Улыбнувшись взыгравшим образам, сказал: — И всё-таки, что это было? — спросил он, ухмыляясь так, словно она могла ему сейчас ответить. А потом он сам подумал над своим вопросом, когда вдруг вспомнил слова целителя в кафетерии, и глаза его расширились. До сей минуты, вся та информация была перекрыта новостями о смерти его друзей, а сейчас вышла на передний план. Он посмотрел на свою левую руку, затем на левую руку Сол, потрогал свою голову рабочей рукой и замер. «Что вообще происходит? Это совпадение? Но он говорил, что даже синяки были идентичные.» Ему казалось, что он понял, что же всё-таки это было, но он не мог объяснить себе каким образом и зачем. — Что ты натворила? — сказал он ей, мотая головой из стороны в сторону. Он взялся рукой за лоб и еще долго сидел, пытаясь опровергнуть свои мысли. Бог знает, сколько он оставался в таком положении, прежде чем в палату вошёл Сметвик. — Ей пора провести пару процедур. Мистер Уизли, полагаю, в вашем отделении Вас тоже уже ищут. Вы сможете вернуться сюда завтра, если пожелаете. Фред встал и кивнул целителю. — Да, пожалуй, так и будет.       Он шёл к лифту в смешанных чувствах, а спустившись на свой этаж, ощутил скопление слёз в глазах, но у лифта встретился взглядом с Джорджем. — Как раз шёл тебя искать. Тебя там уже хотят ругать за избегание процедур. Джордж хотел отвлечь брата, как он думал, от мыслей о смерти Люпина и Тонкс. И пусть сейчас Фреда волновало другое, никто об этом знать не мог. Джордж взял брата за плечо, на что Фред отреагировал, натянув улыбку: — Всё в порядке, пойдем.       В палате Фреду и Герберту дали пару зелий с неизвестным эффектом, перебинтовали голову Фреда и зафиксировали их состояния в каком-то очередном журнале. Чарли и Джордж досидели с ними до позднего вечера, выпросив у дежурных-ведьмочек большее время для посещения. Оценив эмоциональное состояние Фреда как нормальное, ушли со спокойной душой. Объявили отбой, Герберт отключился почти сразу, видимо наговорившись вдоволь за день, а Фред лежал, смотря в потолок под тихое сопение зайчиков со стен. Он был не виноват в смертях своих друзей. Он знал это, как знал и то, кого за это винить. Оставалась лишь горечь потери, которая утихала, когда он думал о том, что они умерли вместе, сражаясь. Что, по его мнению, куда лучше, чем жить, потеряв любимого или умереть какой-нибудь глупой смертью. Даже думая о Тедди, он уверял себя, что его собственная семья окружит этого малыша любовью. Уверял, что Гарри — его крёстный, ни за что не оставит его в беде и обязательно поможет справиться с чувством пустоты от невозможности узнать своих маму и папу. А также знал, что он сам не раз порадует мальца своими дурачествами и продукцией их магазина. И пусть потерять родителей в таком возрасте тяжело, еще тяжелее терять их в осознанном возрасте. Он убедил себя, что этот мир всегда был не так уж хорош и, что Доре и Римусу сейчас наверняка лучше, чем всем остальным. А если он убедил себя в этом, то мог убедить и в том, что жалеть не о чем. В противном случае он, пожалуй, жалел бы самого себя. Отпустив горечь утраты, он думал лишь о Сол. О Сол, в нынешнем состоянии которой, он, похоже, мог винить только себя. Если она сделала что-то, что дублировало его ранения на неё, то он виноват в том, что эти ранения получил. Теперь он действительно боялся, что она может уже не очнуться, потому что с таким исходом он не смог бы смириться. Поэтому он долго не мог заснуть, пока его силы совсем не исчерпали себя.       В следующие несколько дней всё шло одинаково. В больницах всегда бесконечный «День сурка». Пробуждение, утренние процедуры, разговоры с Гербом, завтрак, посетители, обед, короткое посещение Сол (каждый раз Фред делал вид, что ему нужно время наедине, чтобы не делиться ни с кем своими мыслями по поводу странной истории, услышанной 4ого мая), ещё процедуры, прощание с посетителями (если посещал, не Джордж, умудрявшийся оставаться допоздна), ужин, отбой, почти бессонная ночь и снова подъём. На пятый день своего пребывания в больнице, он получил письмо, в котором Молли сообщала ему, что, к её великому сожалению, сегодня его никто не сможет посетить. В нём она также просила его не унывать и обещала, что дома будут ждать его любимые лакомства и пир по поводу возвращения, которое должно было состояться через пару дней, сразу после снятия гипса. Он был рад какое-то время провести в тишине, хотя конечно тишину частенько заглушал Герб, мечтающий о том, чтобы поскорее начать учёбу в Хогвартсе и желающий заранее узнать о школе как можно больше. В конце месяца ему исполнялось 11 и он уже пару раз магичил без использования палочки, поэтому был уверен, что скоро получит письмо о зачислении на первый курс. Фреду было приятно говорить с ним на столь отвлеченные темы, но после обеда, который в этот раз они провели в палате, поедая менее изысканную пищу, он как обычно направился на второй этаж. Почти подходя к концу коридора на втором этаже, он встретил Андромеду Тонкс, покидающую палату, в которую он направлялся. Она, конечно, узнала его. — Фред Уизли. Не знала, что ты тоже здесь. Я только сегодня виделась с твоей мамой. Она согласилась посидеть с Тедди, пока я навещаю Соломею. Странно, что она не рассказала о тебе. Обычно после встреч с ней я знаю все последние новости о вас. — Может, она не хотела Вас утруждать. В последнее время на Вас многое свалилось, — он ощущал себя виновным как минимум в одной из вещей, что тяготили жизнь этой женщине, а потому вёл себя максимально вежливо. — Это правда. Вероятно, так и есть. Ваша семья, как всегда, очень заботлива. Когда я получила известие, что Сол очнулась, не знала куда деть Тедди, а Молли как раз… Фред перебил её. — Подождите, Сол пришла в себя? — Да, я думала, что ты услышал об этом и пришёл её навестить. Я здесь с самого утра, как только получила сову из больницы. — Вот как, — Фред облегченно выдохнул, смотря на женщину восторженными глазами. Он ходил к Сол уже который день, но теперь не смотрел на неё, представляя, пробуждение, как делал это в первый раз. В последние дни он приходил, садился на краешек кровати, и просто сидел так какое-то время. Иногда рассказывал ей какие-то шутки, просто чтобы нарушить тишину, но боялся смотреть на неё, потому что тогда его накрывало чувство вины. Но сегодня она очнулась. — Ты хотел навестить её просто так? — Да. Я захожу к ней временами, раз уж я всё равно тут. — Тогда иди, она будет рада тебя видеть. Андромеда вежливо улыбнулась и, легонько похлопав Фреда по плечу, удалилась. А Фред стоял и собирался с мыслями. Через пару мгновений он решительно открыл дверь. Сол всё также лежала на кровати, но уже полусидя, упираясь спиной в изголовье. И теперь повязок на её голове не было. Их сняли, впрочем, как и Фреду. Шторы в комнате были раздвинуты, и солнечный свет, пробиваясь сквозь облака, заливал комнату. Приблизившись, он увидел, что девушка уже не такая бледная, как в дни до этого и её губы в этот раз были хоть немного розоватые. Он стоял в середине комнаты и смотрел на неё, пытаясь найти, что сказать. Она смотрела на него и усмехнувшись, видимо, столь длительной паузе сказала: — Привет, — у неё были будто сонные глаза, но говорила она бодрым голосом. — Привет, — он чувствовал себя неловко и не знал куда деться. — Помнится мне, обычно ты ведёшь себя иначе или всему виной моя травма головы? — У меня ведь тоже травма головы, возможно, я уже никогда не буду прежним — сказал он, шутя, чутка ободрившись. — Забавно, — она улыбнулась — не стой как вкопанный, это неловко, садись, — она похлопала гипсом по краю кровати и слегка отодвинулась к окну. — Стульев тут, к сожалению, нет. Видимо, никто не ждёт посетителей к тем, кто даже не может поддержать беседу. — Я согласен с ними, пусть лучше отдают стулья таким, как я, у меня что ни день, то семейный сбор у кровати. — Ты же знаешь, что мы волшебники, или травма головы действительно серьезная? Стулья можно раздвоить в два счёта. — Я пытался тебя утешить, но ты сама напросилась. Они просто посмотрели на тебя и решили, что тебе стул точно не пригодится. Кто такую посещать будет? Ты себя видела, бандитка однорукая? — он скорчил неодобрительную гримасу и покачал головой. — Ну, ты же посещал, бандит однорукий, — она рассмеялась. — Не отрицай, вы с мамой говорили прямо за дверью. Фреду сулил проигрыш, если бы он продолжил спорить, поэтому он перевёл тему, кинув взгляд на цветы, такие же, как те, что стояли в первый день, но букет был свежим. — Красивые цветы. Сол повернулась в сторону цветов. — Да. Это Цикламен. Мама всё-таки Блэк. Они многим странным вещам придают значение. — Например? — Ну, имена. У Блэков принято называть детей в честь созвездий. Я бы сказала, что нам повезло, что мама отошла от этой традиции, но ты знаешь, я не уверена, что это к лучшему. Меня, например, могли бы назвать Кассиопеей. Красиво звучит. Куда лучше, чем Соломея. Фред хмыкнул, не видя особой разницы, но Сол притворилась, что не заметила и продолжила: — А еще вот цветы. Цикламен здесь неспроста. Есть легенда, в которой говорится что это любимый цветок царя Соломона, а моё имя как раз производное от его имени. Поэтому это как бы, мой цветок, — она широко раскрыла, а затем закатила глаза, подкрепляя свои слова. — Мама с детства подсовывала мне его, рассказывая, что помимо прочего он защищает от тёмных сил и развеивает дурные сны. Но мне больше по душе невзрачные растения, которые открываются, ну знаешь, ищушим, а не суют свою привлекательность всем подряд, как эти, — она кивнула на цикламен.- Например, двулистник Грея. — Не представляю о чём ты. — Ещё бы! Как раз такие, как ты проходят мимо этой красоты. Для тебя, «мистер я люблю надеть на себя всё самое яркое, да побольше», как раз подходит цикламен. Нет, даже нефритовая лоза! Чтобы все шли и упирались в это безумие лицом. — Не знаю, о чём ты говоришь, я скромнейший человек на свете. От такого заявления Сол подняла брови и потеряла дар речи. А потом они оба рассмеялись. Правда, когда смех снова сменила пауза, стало неловко, что заставило Фреда вспомнить то, о чём он хотел спросить все эти дни. — Сол, — он подбирал слова, смотря в пол, чтобы сосредоточиться, а она внимательно наблюдала за ним, — я знаю, что тогда утром ты что-то сделала. Я не знаю что, как и зачем, но я вижу последствия. Ты не можешь сказать, что схожесть наших травм — это совпадение. Со мной говорил дежурный-целитель, который принял нас обоих. Он сказал, что даже синяки были одинаковые, различие было только в одном укусе, который ты получила, а я нет. Я думаю над этим даже ночами и не могу найти успокоения, так что никакой лжи, никаких игр. Расскажи мне всё, как есть. Она громко вздохнула, сделав виноватое лицо. Ей не хотелось рассказывать, потому что любая из его реакций, которые она представляла в своей голове, была негативной. Но когда она поняла, что это неизбежно, начала: — Ты прав. Я сделала кое-что тогда. Провела с тобой обряд, без твоего ведома, — слова шли тяжело, и взгляд Фреда сверлил её, заставляя нервничать, но он не перебивал, и она продолжала. — Это тёмные искусства. Прости меня, — она хотела бы остановиться на этом, но поняла, что этого недостаточно — Суть обряда состоит в том, чтобы соединить наши жизненные силы. Я сделала это, не спросив тебя, только потому что знала, что тебе это не навредит — она оправдывалась. — Это всё работа… — она решила схитрить, — работало только в одну сторону, всего на день. — Фред что-то заподозрил, но слушал внимательно. — Я буквально стала арендатором лишних жизненных сил для тебя. Если бы ты ударился тогда, то я бы разделила твою травму, и по итогу это бы уже не было так больно. — Зачем? Я что действительно тот, кто в твоих глазах, нуждается в особой помощи? Она шумно выдохнула, готовясь в очередной раз рассказать историю с Трелони. В этот раз ещё более подробно, чтобы вопросов не оставалось. Когда рассказ подошёл к концу она добавила: — Я не знала, правда это или нет. Но если бы ты был на моём месте и знал, что можешь помочь, разве бы ты не поступил также? Фред сомкнул губы, поняв, что она права. — Я поступил бы. Но я с Гриффиндора, у нас только и есть что храбрость и никакого благоразумия. — А я с Пуффендуя, у нас только и есть что забота о близких и никакого чувства меры. Фред знал, что в её словах есть правда. Он не раз видел, как пуффендуйцы в одиночку борются с кем-либо, потому что этот «кто-то» обидел их друга. Получается, что теперь он был тем самым другом. — Трелони всё же в чём-то да ошиблась. Я бы умер не в одиночестве, со мной были Перси, Рон, и Гарри с Гермионой. — Может быть, она имела ввиду, что ты будешь без Джорджа. Я знаю, вас в тот день развели в разные точки. — Вот оно тебе надо было? Ты что последний человек на земле, кто мог мне помочь, даже если Трелони и была права? — Она сказала это мне. Мне, а не кому-то другому. Что я могла? Сказать твоей семье, чтобы окружили тебя и в случае опасности подставили свои спины? Я решилась на это только потому что хотела сохранить вашу семью такой, какая она есть. Я слышала, что у меня получилось, а значит, мне не о чём жалеть. — Возможно, сохраняя мою семью, ты не смогла уберечь свою, — он остановился, поняв, что Сол может не знать, и что, возможно, сейчас он допустил большую ошибку, сказав об этом так резко. — Я ничего не могла сделать для них, Фред. Нимфадора и Люпин никогда бы мне не позволили, я уверена в этом. Не знаю, из-за чего ты волнуешься или чего не можешь принять, но всё в порядке. Она потянулась к нему и положила руку ему на плечо. Он действительно винил себя в том, что она выбрала его. Его, а не свою сестру. Глаза у него заслезились, когда она продолжила. — Ты не мог знать, и я не могла. Но даже, если бы мы знали, что бы мы сделали? Нимфадора бы также пришла поддержать Римуса. Они были сильными волшебниками, и наличие меня на той позиции не спасло бы ситуации. Им повезло умереть вместе. Нам не повезло их лишиться. Я лежала здесь несколько дней, не могла пошевелиться, но всё слышала. В один из дней ты сам сказал мне, что никто не хочет, чтобы его близкие страдали. Мы действительно и есть «близкие» для кого-то. Я не жалею о своем поступке и тебе не стоит. Я очень рада видеть тебя живым, Фред Уизли. Это стоило того. Фред улыбнулся. Он был удивлён тому, сколько силы в ней, и не понимал, как она со всем этим справляется. «Как она говорит о смерти с таким выражением лица? Будто всё это плёвое дело. В Пуффендуе вечерами учат познавать дзен?» крутилось у него в голове. — Но если хочешь поплакать, — вдруг громко произнесла она, — поплачь! Ты не раз меня на ноги ставил, когда я была наиболее подавлена, так что я готова вернуть должок. И хотя я удивлена, что ты хоть изредка можешь так раскисать, я обещаю, никому не рассказывать. Фред очнулся и воспринял её слова чуть ли не болезненно. — Раскис? Девушка, вам позвать целителя, наметились ухудшения? Кровоизлияние в мозг? Проблемы с восстановлением? — Уже лучше, мистер Уизли! Потренируйте юмор и придёте в норму, а то шутки, которые вы мне пару дней рассказывали, чуть не заставили меня прийти в себя, только чтобы прекратить ваши жалкие попытки выбить из этой стены хоть один смешок. У Фреда чуть волосы дыбом не встали от такой оценки его шуток, но когда она громко рассмеялась, он не смог больше злиться и усмехнулся, признав поражение. — В таком случае, я откланяюсь. В детской палате на первом этаже у меня есть очень благодарный десятилетний слушатель. Она улыбнулась и помахала ему рукой. Он вышел из комнаты, но не успела дверь в палату закрыться, как он врезался в сотрудника больницы, ударившись подбородком в его лоб. Из палаты послышалось: — Ау. Фред скосил глаза в сторону палаты и тут же вернулся к несчастной пациентке. Когда он зашёл, она потирала свой подбородок, но увидев его, перестала. — Ау? — Что? — Ау. Ты только что сказала «Ау». — он смотрел на неё с поднятой бровью и широко раскрытыми глазами. — Что? Нет. Это было Аууу. Я захотела повыть на луну. С Римусом поживешь и не такого нахватаешься, — говорила она нервно. — Повыть на луну. В середине дня. — А что? Луну иногда и днем видно. Фред посмотрел в окно. — Нет там никакой луны. — сказал он и ожидающе посмотрел на неё. — Она есть, просто её не видно. Фред устав спорить захотел убедиться в своей догадке, поэтому резко поднёс здоровую руку к лицу и больно укусил себя. От неожиданной боли Сол не сдержалась и выкрикнула: — Ай! Ты что дурак?! — как будто Фред укусил её, а потом, поняв свою ошибку, резко замолчала. — Ай, ты что дурак? — переспросил Фред со взглядом, будто поймал её с поличным. — Я с Пуффендуя, у нас прокачанная эмпатия. Я просто мысленно прочувствовала твою боль. И вообще, ты что дурак сам себя кусать? Фред не выдержал, подошёл к ней и, нагнувшись над кроватью, схватил её правую руку. Она хотела выдернуть её, но было поздно. Они оба смотрели на чётко видимые следы зубов на её руке, ровно такие же, как и на руке Фреда. — Всего на один день, говоришь? — спросил он, всё ещё держа её руку. Сол медленно съехала вниз по подушке, сделав самое виноватое лицо. А Фред, медленно отпустив её руку, молча вышел из комнаты.