С детьми на руках

Драко сам не заметил, как часы протикали сорок минут. Самые безопасные и спокойные с возрождения Темного Лорда. Дети прикорнули, пристроившись на его коленях, и теперь пускали слюни на когда-то идеальные брюки, сейчас больше напоминающие экземпляр для показа мод бездомных. Суетившиеся эльфы, мечтающие во время затишья накормить всех до лопнувшего живота, сунули отбивающемуся Драко чашку какао, о которую он грел руки, почти не отхлебывая. К Уизли кто-то постоянно подходил, хмурился, поддерживающе сжимал локти, давал указания. Малфоя, к его удивлению, особо не замечали, лишь иногда он ловил чьи-то поднятые брови или недоуменный взгляд, но никто так и не задал прямого вопроса. Драко прикрыл отяжелевшие веки. Спать не хотелось, но тело будто выдохлось, имея силы только на мерное приподнимание грудной клетки. Малфой отвел голову в сторону и на секунду лениво приоткрыл глаза, тут же распахивая их и скидывая бездеятельное марево. В дверях, ведущих в Большой зал, маячила голова Поттера, а остальная часть его геройского тела была скрыта мантией-невидимкой. Он стоял в тени, вне внимания других, с легкой улыбкой и еще больше растрепанными волосами, как будто несколько минут планомерно выдирал их. С одухотворенным лицом. Такое Драко видел на картинах — люди шли на казнь, мысленно простившись со всем и со всеми. Малфой тихо позвал Гермиону, сидящую рядом и опустившую голову на плечо Рона. Он взглядом указал на спящих детей, которых Грейнджер осторожно переложила себе на колени, не задав ни одного вопроса и заткнув начавшего было Уизли. Драко встал, не выпуская из поля зрения макушку Поттера, и направился к нему, сопровождаемый тревожным взглядом Гермионы, которая одними губами прошептала «удачи». Грейнджер тоже заметила Гарри и его состояние, но они с Роном за эти семь лет сказали Поттеру все, что могли, и может быть только у Драко был шанс переубедить Гарри в чем бы то ни было. Поттер при приближении Малфоя успел полностью накинуть мантию, но Драко на память ухватил его, заталкивая еще дальше в тень и стягивая невидимую ткань. — У тебя лицо как у сдохшего книззла. Только попробуй сказать, что решил сдаться Темному Лорду. Гарри неловко повел плечом, из-за слишком близкого расстояния смотря на Малфоя сверху вниз. — Ты не понимаешь… Есть кое-что, из-за чего он не может умереть, и пока жив я — он бессмертен. — Я не знаю, что за секрет у Темного Лорда, только вот ты тоже не понимаешь. Сейчас никто не знает, что его нельзя убить, но этого до сих пор никто не сделал! Все боятся, он слишком силен, и после твоей смерти это не изменится. Ты единственная надежда, символ сопротивления, мальчик-который-к-чертям-собачим-выжил. Драко слишком повысил голос и испуганно оглянулся, проверяя, не обнаружили ли их. — Подумай о наших детях, которые существуют. Ты смог выжить и победить, давай, найди эту возможность сейчас. Драко скользил глазами по лицу Поттера, надеясь увидеть, как смягчается упрямая складочка на лбу и возле напряженных губ, но Гарри смотрел так, словно Драко все это время беззвучно открывал рот. — Прости, другого выхода нет. Не знаю, — Гарри поднял голову, не желая показывать Малфою проскользнувшие боль и слезы бессилия, — как тогда все получилось, но боюсь, что дети… Гарри не договорил, судорожно проведя по волосам, и слитным движением скрылся под мантией. — Выживи, — шепот из неоткуда. — Не умирай, чертов ты придурок, — себе под нос пробормотал Драко, откидываясь затылком к холодной стене. На первом курсе Малфой искренне хотел дружить, потом — искренне ненавидел тем детским страстным чувством, о котором со смехом вспоминают в тридцать. На пятом году все было слишком неопределенно, но задевать по старой привычке врага все еще приятно — это успокаивало и дарило стабильность. Задание Лорда оказалось внезапным и невыполнимым с самого начала, Малфою впервые стало плевать на Поттера, но тот упрямо лез сам, порой огребая. Смерть Дамблдора не стала заслугой — сомнительной для всех нормальных людей — Драко, и Темный Лорд показал, что бывает, когда он недоволен. Где-то после третьего круциатуса Малфой поймал себя на мысли, что желает Поттеру удачи и побыстрее. А сегодня на Драко вывалились готовые дети, называющие его и Гарри отцами. И когда Малфой принял этот факт — даже счел его вполне приемлемым! — чертов придурок собрался подохнуть. Мальчики должны будут исчезнуть, а Драко может сделать лишь абсолютное ничего. Пришлось возвращаться на насиженное место. Гермиона вперилась в него внимательным взглядом, будто желая вбить гвоздь, но Малфой покачал головой, избегая смотреть на нее. И какого черта он чувствует себя виноватым перед грязнокровкой? Ну не отговорил Поттера — как будто сам по себе Поттер значит для Драко больше медной запонки. Малфой гордо вскинул голову и по-царски опустился на кусок вышарканного пледа, подгибая под себя ноги. Ему почти удалось сформировать на лице идеальную, как чай английской королевы, презрительную маску, как завозились дети. Скорпиус смешно нахмурился и взъерошил поттеровским жестом волосы, а потом, заметив Драко, переполз к нему под руку. Северус оглядывал зал заспанными глазами. — А где папа? — Он скоро придет, — ласково ответила Гермиона. — Кстати да, где Гарри? — прошептал Рон на ухо своей девушке. Та скорбно опустила голову. — Полагаю, он ушел к Воландеморту. — Что?! — закричал Рон, но тут же вымученно улыбнулся испугавшимся детям и тихо продолжил, — Какого черта мы его не остановили? Давно? Уизли посмотрел на выход в вестибюль, готовый тут же побежать на поиски Гарри. — Гарри знает, что делает. — Гермиона, ты в своем уме? Наш друг собирается убиться на радость змеемордому, а мы просто должны… — Довериться ему, — твердо продолжила Гермиона, сжимая пальцы своего парня, — я думаю, Гарри увидел в воспоминаниях Снейпа то, что заставило его так поступить, а нам остается ждать и надеяться. Рон сжал зубы и через силу кивнул, едва сдерживая дрожь. Сбоку на них смотрел Малфой, опустив голову на бок, и Уизли едва сдержал резкие слова — они же вроде закончили вражду. На самом деле Драко вполуха слушал громкий шепот спора, большей частью сознания напитываясь шелком волос Скорпиуса, который он пропускал через пальцы. Сердце ныло и чесалось. Дети сияли поттеровскими чертами. Было нечего делать. Прошло уже больше отведенного часа, никто не нападал, от Поттера было ни ножек с рожками, ни новостей, а измучившиеся дети начинали капризничать. Неизвестность тянула жилы, заплетая из них французскую косу, страх за семью больно кусал внутренности. А в следующую секунду по Хогвартсу ураганом пронесся высокий с шипящими нотками голос. Драко наложил на детей полог тишины, с незнакомой грустью слушая ликующее «Гарри Поттер мертв». Темный Лорд предлагал выйти из замка и склониться перед ним, признать его победу, и Драко без удивления наблюдал, как все воинствующе хватаются за палочки. Стояла тишина, будто людей погрузили на дно океана и забыли там. Осознание смерти — долгий, страшный процесс, мысль должна втечь в кровь, распространиться с ней по органам, добраться до сердца. Драко крепко прижал к себе детей, целуя в макушки, и почти считал оставшиеся секунды. Но те все еще оставались осязаемыми кожано-костяными комками, отсидевшими отцу все колени. Маги успели подняться и медленно направиться к выходу, сжимая палочки и руки близких. Среди первых Малфой различил рыжую голову Уизли и поднялся тоже, сам не зная зачем — смотреть на мертвого Поттера было тошно, а в замке ближайшие минуты было безопаснее всего, но все же… хотелось какого-то движения. Дети без возражения шли рядом, Драко держал их за ладошки и с минуты на минуту ждал, когда те обратятся в пар. Впереди, в широком пройме, где больше не было свергнутых дверей, высилась фигура полувеликана с очкастым мальчишкой на руках в окружении Пожирателей смерти и их Повелителя. Малфой слышал громкий крик Грейнджер, половины Уизли, даже, кажется Макгонагалл, и боялся представлять, что чувствуют эти люди, если даже его сердце кололи шипы. — Папа, — его дернул за руку бледный Северус, — кто там? Драко дернулся, как пришибленный дверью, — дети все еще были рядом, они видели человека на руках Хагрида, но пока не понимали, кто он. Малфой моргнул. Мальчики не от Поттера? Почему они еще здесь? Дети смотрели на него испытующими взглядами, пугаясь боли, которую источали все вокруг. А Драко просто не знал, что ответить. Знай он, что сыновья не исчезнут, он не повел бы их сюда, а теперь не находил слов. — Видите? Гарри Поттер мертв! Малфой пропустил патетическую речь Темного Лорда и совсем на заметил, как Поттера бросили к ногам Воландеморта, как треснувшую игрушку. — Папа? Там папа?! Скорпиус побежал к выходу из замка, легко просачиваясь мимо взрослых. Драко в последний момент ухватил Северуса за плечо, не позволяя ему последовать за братом. — Все в порядке, папа Гарри жив, — наскоро проговорил Малфой сыну, даже не надеясь его убедить, и всунул едва осознающей реальность Грейнджер. — Держи его. Вместо Гермионы кивнул Рон, притягивая к себе вырывающегося ребенка. — Ты чего, приятель? Это все еще игра, твои родители скоро придут за тобой. Мальчик молча плакал, закусив внутреннюю сторону щеки. Малфой поспешил к выходу, слетая со ступенек, на которых также сгрудились люди, взглядом выхватывая вороную вихрастую макушку. Скорпиус, громко рыдая, сел на траву рядом с телом Поттера. — Па-апа, — на одной ноте скулил мальчик, тря зеленые глаза прямо в ярде от Воландеморта. У Драко сердце ухнуло в пятки — ребенок был слишком похож на отца, и удивленный зрелищем Темный Лорд пристально разглядывал Скорпиуса. — Мальчик, Гарри Поттер твой отец? Тот кивнул, и по защитникам Хогвартса рябью пронесся гул неверия вперемешку со счастьем. А Драко кинулся к сыну, рывком поднимая с земли и заталкивая за спину. — Мой Лорд, прошу прощения, это мой троюродный брат, у него проблемы с психикой. В голове шумело, как будто в ней начался ураган и шторм одновременно. Драко впервые сказал Воландеморту что-то кроме «да, мой Лорд», «нет, мой Лорд» и «простите, мой Лорд», и это прозвучало даже не как блеяние ягненка на закланье. Малфой никогда не был смелым или мужественным, в сложной ситуации он всегда сбегал, называя это тактическим отступлением, и совсем не имел в генах никакого героизма. Но сейчас он впервые понимал Лили Эванс, без палочки вставшую между сыном и Воландемортом. Родительская любовь… инстинкт… и не важно, сколько ты знаешь своих детей. Драко понятия не имел, известно Темного Лорду, что он провел день рядом с Поттером, или еще нет, и если в первом случае его шанс выжить равнялся минус единице, то во втором он был едва ли больше нуля. Воландеморт ожидаемо не верил, намекающе поглаживая бузинную палочку. На его плечах убивающим шарфом свилась Нагайна. — Ты же не врешь своему Повелителю, Драко? Этот ребенок, так похожий на Поттера, твой родственник? — Со стороны Блэков, мой Лорд. Малфой понадеялся, что Скорпиус с натяжкой, но сойдет за черноволосых Блэков, да и с материнской стороны у него было достаточно родственников. Но стоит Воландмерту окунуться в его мысли… Или он мог просто убить мальчика ради перестраховки — один раз он уже проиграл из-за младенца. — Нарцисса, ты согласна со своим сыном? — Да, мой Лорд. Это отпрыск моей троюродной сестры Лиры. Драко, помнящий свою родословную лучше английского алфавита, знал, что никакой Лиры не существует и в помине, но Темный Лорд вряд ли был так осведомлен. Малфой тихонько выдохнул, ориентируясь по четкому уверенному голосу и находя сначала мать, а затем отца. Они стояли рядом — руки соприкасались пальцами, с сероватыми от пыли и пепла волосами, изможденные, но еще не потерявшие малфоевской стати. Оба с теплом и волнением смотрели на сына, но Драко побоялся улыбнуться им в ответ. — Кажется, я помню Лиру… Предательница крови, вышедшая замуж за магла. Ей стоило бы помнить, чем Лорд Воландеморт карает отступничество. Драко похолодел. То ли Темный Лорд спутал выдуманную Лиру с Андромедой, то ли просто искал повод, чтобы убить слишком подозрительного ребенка. — Драко, отойди. Это было именно тем, чего Малфой боялся, сбегая со ступенек школы. Воландеморт слишком много проигрывал из-за Гарри Поттера, чтобы не убить любого, кто заикнется о родстве с ним. Но еще хуже было то, что Драко не мог сдвинуться с места. Он стоял между Пожирателями смерти и защитниками Хогвартса, не принадлежа ни тем, ни другим, и все так же закрывал собой плачущего ребенка. И Малфой с усталой обреченностью чувствовал, что пробил его последний час — то, чего он так успешно избегал последние два года. Но его смерть — самопожертвование — дарует Скорпиусу ту же защиту, что когда-то получил Поттер от своей матери. — Нет, — Драко сам удивился, как звонко прозвучал его голос, хотя язык пересох и не поддавался командам мозга. Лишь бы Темный Лорд не вспомнил об аналогичной ситуации почти семнадцать лет назад, лишь бы… Малфой на мгновение прикрыл глаза, издалека слыша «ох» своей матери. Люциус, бледный, как пар, сжал жену за локоть, не давая кинуться к сыну. — Драко? Темный Лорд на всю мощь еще не атрофировавшихся эмоций удивился глупости поступка подростка, которого он помнил трусом. Он дарил мальчишке второй шанс — невиданная щедрость. — Нет! — Когда мы пойдем домой? — охрипший от слез голос чуть успокоившегося ребенка резанул Драко. — Скоро. Стой спокойно за мной, что бы не случилось. Воландеморт взметнул палочку, нацеливая ее на Драко. Если мальчишка так хочет… — Повелитель! — Беллатриса сделала два шага в сторону обожаемого хозяина, — Позвольте это сделать мне. Малфой едва не заскрежетал зубами. Если его убьет сумасшедшая тетка, Скорпиуса ничего не защитит от Лорда. Все будет напрасно? Люциус крепко стиснул Нарциссу в объятиях, не позволяя вырваться. У них не было ни одной палочки на двоих, они стояли слишком далеко от сына — плотные ряды Пожирателей сомкнулись, и их убили бы раньше, чем они успели бы пройти и половину пути до Драко. — Авада Кедавра!